Кому на МФ жить хорошо

Капитан Мухамадиев вышел перед строем и выдал короткую, стройную, зычную тираду, состоящую из нескольких сочных матов.

Каких – то обще обиходных слов он не применил, как – то обошел -ся без них, но всем стало ясно, что от нас требуется немедленная посадка в кузова машин, во время движения вставать, перемещать- ся по борту машины, а также выглядывать из – под тентов, запреще- но.

Последний произнесённый им звук все поняли однозначно, как команду выполнять изложенный им приказ, и бегом кинулись к машинам.

Вся процедура потребовала времени не более трех минут!

На подлёте к машинам нас остановила громкая команда полковника:

– Отставить выполнение! Капитан, ко мне!

Такого Шкумата мы ещё никогда не видели.

Не совладав с собой, он начал отчитывать капитана на глазах у нас, его подчинённых.

– Это что такое было с Вашей стороны? Это Вы называете приказом? Я привёз Вам взрослых людей, почти инженеров, будущих офицеров Советской Армии, чтобы они научились командовать людьми, а Вы кроме матов не знаете ни одного рус -ского слова?! Я запрещаю Вам пользоваться ненормативным языком при общении со студентами, потому что они дети мои!

– Повторить команду! И если Вы снова будете материться, то я Вас накажу!

На капитана было больно смотреть!

Нет, не потому, что его отругал полковник у всех на глазах и не потому, что пригрозил наказанием, армия есть армия…

Больно было смотреть, как капитан из огромного словаря русского языка пытался выудить и подобрать необходимые ему три десятка слов, чтобы связанно и без нецензурщины отдать команду на посадку по машинам и отправку этих машин.

Приказ свой Мухамадиев формулировал около пятнадцати минут.

Шкумат дал нему вторую попытку.

Вторая попытка была не на много успешнее.

После третьей полковник сжалился, скорее всего над нами, и разрешил выполнение отданного приказа.

Десять дней жизни, проведённых с нами в полевых условиях для капитана, были самыми молчаливыми в жизни, я так думаю. Он старался отдалиться от контакта с нами, чтобы не ввязываться в разговор или чтобы не отвечать на наши вопросы.

На самом же деле десять дней полевых занятий были самыми интересными в нашей военной практике.

Мы отрабатывали норматив по развёртыванию потока сборки и снаряжения ракет.

Надо было разгрузить с машин всё имущество этой технологической цепочки, установить палатку, в которой в послед -ствии и ведётся весь этот технологический цикл. При этом необхо -димо этот поток обеспечить электроэнергией, теплом, сжатым воздухом, стало быть нужно развернуть, подключить и запустить в работу приданное соответствующее оборудование.

Собрать и запустить будущую конвейерную линию сборки и подготовки к запуску ракет, а потом организовать приёмку с раке -товозов контейнеры с ракетами, извлечь оттуда изделия и, распо – ложив на конвейере, произвести все необходимые процедуры по подготовке ракеты к запуску. После доведения до готовности к пуску двух изделий, норматив считался выполненным. По окончанию работ всё приводилось в исходное транспортное состояние.

По этому моменту засчитывалось время.

Первый раз мы обучались всю рабочую смену, но на третий день уже вложились в норматив времени, и, с каждым разом улучшали его показатели, пока наш наблюдатель, очень довольный нашей работой, не объявил нам, что мы вкладываемся в норматив «Классности» и нам полагаются соответствующие знаки, которые называются знак «Офицерской классности», и тот, кто попадёт на службу в Армию, может его носить наравне с «Поплавком» – знач -ком окончания института, причём значок «офицерской классности» носится на кители даже выше гражданского «Поплавка».

Десять полевых дней пролетели незаметно. Мы многому научились, даже несли постовую службу в костюме химзащиты.

В самом деле, здесь же мы откормились, а когда вернулись в расположение части, то до окончания наших сборов остались считанные дни.

Нам очень хотелось, чтобы нам вручили значки, которые мы заработали своим трудом, но нам заявили, что значков в наличие нет, поэтому ничего вручать не будут.

На этом бы всё и закончилось, если бы среди нас не присут -ствовал всё знающий и пронырливый Грицаев Юрий. Он разузнал, что в механических мастерских полка стоит давно токарный станок, который очень нужен части, но запустить его в работу никто не может. Разговор его состоялся с главным инженером полка.

– Ни будь мы будущие инженеры – механики, если мы не сумеем заставить работать токарный станок! Только одно условие: мы запускаем станок в работу, а Вы обеспечиваете нас знаками классности.

– Договорились, но запускать станок будет три человека, а остальные за что получат?

Тогда Юра пошел искать дальше выход и нашёл в лице зам. командира по тылу. С ним договорился, что все остальные поднимут и укрепят завалившейся забор вокруг материального склада.

Договор есть договор.

Через два дня токарный станок работал, как ему полагалось по паспорту и забор стоял как новый! Обещанные значки мы получили и уезжали из части гордые тем, что никто до нас со сборов не привозил столь ценного трофея, но то, что мы его фактически получили за отремонтированные забор и станок, об этом никому мы не рассказывали. Зато, вернувшись в Томск, мы исполнили традиционный ритуал возвращения студентов из военных лагерей.

Зайдя в свою любимую комнату № 314, мы немало удивились, так как она оказалась полностью занятой перенесёнными в неё на время ремонта рабочей комнаты, кульманами. Это тяжеленые чугунные станины с укреплёнными на них чертёжными досками.

– Короче, распределяем обязанности так: я иду искать винище, а вы освобождаете комнату и заносите кровати.

Так решил Микола, ему никто не возразил. Тем более было ещё довольно раннее утро. И найти этот продукт в Томске в это время было не реальным.

Николай взял свой знаменитый на всю общагу портфель.

В сравнении с высоченным Миколой портфель смотрелся нормальным, но стоило его взять в руки, скажем мне, и тут же бросался в глаза его неимоверный размер. В его утробе легко пряталось двадцать четыре пол – литровых бутылки! А в пустые промежутки между бутылками Микола ещё умудрялся наталкивать всевозможной закуски.

Мы освобождаем комнату от кульманов, а в это время к нам на этаж поднимается декан факультета Водопьянов Анатолий Васильевич.

Виталик Юхин от неожиданности резко дёрнул в сторону кульман и углом чертёжной доски въехал мне под правый глаз.

Удар был не сильным. Но точным! В этом месте густятся мелкие кровеносные капилляры. Углом доски как раз их и повредили. Под глазом даже кровь не выступила, а синева стала постепенно разливаться.

Декан поговорил с нами о прошедших сборах, спросил, как мы устраиваемся в общаге, получили ли постельное бельё…, но явно хочет сказать что – то другое.

– А где у вас Калдыров? Почему его нет?

– Да он, Анатолий Васильевич, пошел в магазин. А то у нас нет ничего покушать.

– Вот, кстати, о магазине… Предупреждаю! Чтобы гулянки никакой не было! А то имеют манеру маршировать по улицам. Ясно?!

И ушел.

– Нет! Ну надо же так, возмутился Батя. А что это он подска -зывает? Я бы не додумался маршировать, а теперь… Ну разве можно традицию нарушать?

В это время вваливается ошалелый Калдыров.

Вообще – то мы первыми должны были ошалеть, поскольку у него в одной руке раздутый, до безобразных размеров, его знаменитый портфель, а во второй руке как дрова навалены бутылки с вином он их придерживает подбородком, чтобы не рассыпать. Ну, прямо эквилибрист на канате, какой – то!

Даже ещё не разгрузившись о говорит:

– Представляете! Вхожу в общагу и в дверях нос к носу с деканом сталкиваюсь! Он мне говорит:

– Калдыров! Да разве можно столько пить!

А я ему, и чего только не скажешь от неожиданности, говорю:

– Да это не на одного, мы вдвоём пить будем!

– Почему вдвоём, с кем вдвоём? Ума не приложу!

– Микола! Да ты что, в самом деле не понял, что сказал декану? – перебил Колькины рассуждения Батя.

– Тут же козе понятно, что ты Борисёнка подставил! Даже Водопьянов знает, что вы с Серёгой – не разлей вода. Всюду вместе и прокалываетесь вместе. – Да, Батя, пожалуй, ты прав! А что теперь делать? Ну не догонять же декана с объяснением, что не на двоих, а на всю комнату купил, хотя в его понятиях даже для комнаты это много!

– Да ладно, мужики, сегодня будет праздник, а завтра разберёмся, резюмировал Юхин.

К этому времени в общаге уже чувствовался подъём градуса праздничного настроения в прямом и переносном смысле: стоял громкий гул голосов и музыки, пробирающийся в нашу комнату вместе с запахами еды, готовой к её поглощению. И мы решили не отставать.

Уже через час всем захотелось организовать танцы, но победило предложение командира взвода Цхай Кости.

Он и просто по жизни был у нас авторитетом, а ещё и формальным лидером: комсомольский секретарь в учебной группе и командир учебного взвода на военной кафедре.

Грешно ослушаться своего командира, только что вернувшись с учебных сборов.

Получив команду на построение, вся общага вывалила на улицу, построились повзводно у входа в общежитие и по команде, развернувшись направо, двинулись студенты – курсанты по Вершинина, вдоль общаг, бравурно распевая свою маршевую песню на мелодию марша «Прощание славянки»:

Отгремела последняя сессия,

Нам в поход собираться пора.

Что ж ты, милая, слёзы повесила

Провожая меня в лагеря?

Не плачь, не горюй,

Напрасно слёз не лей!

А лучше обними, да поцелуй

Когда вернёмся с лагерей.

Ведь не зря изучали мы тактику.

Может завтра в смертельном бою

Вспомним нашу солдатскую практику,

Защищая Отчизну свою…

Обойдя таким образом все общаги студгородка, мы прибыли назад в своё общежитие, где всех ожидал ещё незавершённый стол, му -зыка, гремящая в холле первого этажа и масса девушек, собрав -шихся на эту музыку, чтобы потанцевать.

Веселье закончилось далеко за полночь, а на утро нас ожидало сообщение, что всех нас ожидает декан у себя в кабинете.

Делать нечего. Случилось то, что должно было случиться.

Мы всем своим учебным взводом явились к декану. И всё бы ничего, только у меня от неудачного соприкосновения с чертёжной докой под глазом расплылся синяк.

– Ну, молодцы, ничего не скажешь! Всё сделали, что я вам запрещал: пьянку, бардак в общежитии, танцы до утра, марширо -вание по улице, драку. Что теперь прикажете делать с вами?

Слово взял на правах командира Цхай.

– Анатолий Васильевич! Бардака не было. Немного отметили возвращение из лагерей и окончание военной кафедры. Танцы, правда, затянулись, но ведь ни у кого сессии нет и вступительные экзамены уже закончились давно.

– Конечно! Не было бардака! А бланш под глазом мне говорит об обратном. – Так это я получил чертёжной доской, когда вытаскивали кульманы из комнаты, Вы же сами видели, у Вас на глазах это произошло.

– Что видел? Как кульманы вытаскивали, да, видел! А как глаз подбили не видел.

Снова слово взял Цхай.

– Анатолий Васильевич! Я слово комсомольское даю, что драки никакой не было, а синяк под глазом на самом деле от удара углом чертёжной доски. Так что мы безгрешные.

– Да? Так может быть, вы скажете, и не маршировали по Вершинина?

И тут сказал Батя свою коронную фразу, которая разредила всю обстановку.

– А зачем Вы нам подсказали что надо делать? Мы бы сами не догадались!

После этого не выдержал более быть серьёзным даже декан. Он начал смеяться, приговаривая сквозь раскаты смеха:

– А ведь и правда! Я сам сказал, чтобы не додумались маршировать по улице, как все. Ваша взяла, закончим на этом наш разговор. Вам теперь необходимо усиленно готовиться к сдаче Госэкзамена по «Военной подготовке», а там, если завалит кто экзамен, уже шутки не помогут!

– А на будущее буду иметь в виду, что своей неосторожной фразой можно подсказать неправильные действия, за которые впоследствии невозможно будет спросить.

Глава 13

Муза дальних странствий.

Обучаясь не первый год в своём, давно уже ставшим родным, институте, мы прекрасно знали, что у нашего ВУЗа «союзное»

распределение.

Это означало, что на его выпускников, и на нас в том числе, приходят заявки со всей огромной страны, тогда ещё зовущейся СССР, и, окончив в нём учёбу, можно поехать, в соответствии с полученным распределением, на предприятия, расположенные в разных точках страны от Калининграда до Курильских островов и от Кушки до Норильска. Был бы только оттуда запрос на твою специальность.

А уж на специальность «Технология машиностроения» заявки шли отовсюду и даже совершенно не обязательно с машиностро -ительных предприятий.

Хотя и от них недостатка не было!

Такая же потребность была и в нас ещё студентах для прохождения производственной практики.

Вся страна знала, что студентов Томского политеха, приехав -ших на практику нет никакой необходимости обучать работе на станках. Их достаточно сразу распределить по рабочим местам, закрепить наставника, чтобы быстрее освоился, и сразу можно спрашивать отдачу в виде продукции, начиная с первой рабочей смены.

Но мы стали замечать, что чем старше мы становимся по годам учёбы, тем меньше интересных для поездки на практику мест становится.

Так Москва, Горький, Ленинград, Рига, Свердловск, Омск и даже соседний Новосибирск стали заменяться всё больше пред -приятиями Бийска, Рубцовска, Юрги и самого Томска.

Нас это, естественно, огорчало. Когда же ещё, если не молодыми, если не студентами, поездить по своей стране, посмотреть города и предприятия для собственного развития и удовлетворения интереса первооткрывателя? Однако от нас самих здесь мало что зависело.

И вот в середине осеннего семестра третьего курса приходит

из деканата информация, что одну из групп по окончании учебного года на летнюю практику пошлют в Минск на автозавод!

Спустя несколько дней эта информация нашла своё подтверждение из уст самого декана. Он перед нами произнёс пламенную речь на эту тему и объявил, что поедет, естественно, лучшая группа, а именно та, которая не будет иметь по результатам зимней и летней сессии «завалов»!

При прочих равных условиях будет отдано предпочтение тем, кто много и плодотворно занимается общественной работой.

И тут оказалось, что большинство ребят из нашей группы к своим двадцати годам нигде кроме Томска и родного места жи -тельства, откуда прибыли на учёбу, больше не были!

Заинтересованность у всех возникла не шуточная!

Если учесть, что такие же студенты были и в остальных группах, то соревнование завязалось вполне серьёзное.

Могу сказать про свою группу.

Все следили друг за другом в течении семестра и подстёгивали, если вдруг намечалось отставание по выполнению проекта, чтобы всем выйти без «хвостов» к зачётной неделе.

В зачётную неделю тут же гнали не получившего своевре -менно зачёта на консультации для пересдачи.

Во время экзаменов ни один из сдавших не уходил домой, а находился под дверьми аудитории, и это неимоверно стимулиро -вало каждого. Но экзамен есть экзамен и бывали сложные ситуа –ции, в таких случаях наше присутствие переламывало «ход истории».

Идёт экзамен по «Теории резания металлов».

Предмет очень сложный, сплошная высшая математика в приложении к техническому процессу отделения стружки от основного массива металла. Читает этот предмет, и, соответствен- но, принимает экзамен, единственный в азиатской части страны доктор технических наук в этой области научных знаний, Полетика Михаил Фёдорович.

Предмет на столько сложный, что списать и сдать его просто невозможно, нужно хотя бы немного уметь объяснить то, что умуд- рился списать. А уж по этому объяснению профессору становится абсолютно понятно: разбираешься ты в его предмете или нет. Поэтому никто ставку на списывание не делал, все старались разо – браться в предмете обучения.

Да и сама манера приёма экзамена бала совершенно ориги -нальна и неповторима.

Подготовившись к ответу, студент подходил к столу экзаменатора, присаживался на стул и …молчал.

Молчал при этом и экзаменатор. Преодолевая затянувшуюся паузу экзаменуемый неуверенно спрашивал:

– Отвечать можно?

– Я этого уже дано жду от Вас! – слышался ответ.

Начинался ответ на первый вопрос. При этом студент рассказывал, а профессор рисовал у себя на листке какие – то геометрические фигуры, совершенно не связанные с услышанным.

Высказав всё, что только читал или слышал по указанному вопросу, студент замолкал, как всегда ожидая дополнительных или наводящих вопросов. Но они не следовали.

Помолчав ещё некоторое время, студент позволял себе спросить:

– Можно переходить ко второму вопросу?

– Пожалуйста!

Точно так же шёл ответ на второй и последующие вопросы билета. Закончив отвечать, экзаменуемый говорил, что ответ закончил.

Совершенно без всяких эмоций Полетика молча брал в руки

зачётную книжку и отдавал в руки студенту.

Это самое страшное, что могло произойти! Это означало «неуд» и пересдачу экзамена!

Любую другую оценку профессор проставлял в зачётную книжку, совершенно молча, и без эмоций и отдавал её в руки студенту.

И лишь только после этого тебе становилось известно на сколько оценены твои знания.

Вот в такие условия мы пришли на свой экзамен.

Михаил Фёдорович нас всех рассадил, собрав зачётки и зафикси -ровав для себя выданные каждому на руки билеты.

В это время его вызывают на совещание на кафедру.

Он сказал, что через полчаса вернётся и начнёт приём экзамена!

Все готовились по – честному, но потом, не выдержав, всё – таки сверили свои знания с тем, что написано в лекциях.

Вполне удовлетворившись увиденным стали спокойно дожидаться экзаменатора, но почему – то тревогу у всех вызывала неуверен -ность в готовности Грицкова Сергея.

У него спросили, как обстоят дела?

Он всем показал большой палец, спокойно восседая за партой, что всех успокоило. Пришел с заседания кафедры Полетика и начал опрос.

Третьим отвечать он вызвал Сергея. Тот подошёл к столу и сказал:

– А я не готов!

Мы не ожидали такой реакции от вечно уравновешенного профессора.

Он взорвался как тротиловая шашка!

Его взрыв чуть не убил наповал Грицкова, который убегая от страшного гнева преподавателя, потерял дверь и упёрся носом в угол. Не имея возможности выскользнуть в коридор, он начал оседать на ватных ногах и только в этот момент он услышал крик Полетики:

– Пошёл вон! Дурак! За полчаса даже списать не сумел! Ты у меня никогда третий курс не закончишь!..

От этого двоечник подпрыгнул как – то несуразно и выпал в дверь, ведущую в коридор. Именно выпал, поскольку не сумел перетащить ноги через порог и растянулся во весь свой рост в коридоре.

Мы тут же среагировали на эту ситуацию. Извинились перед профессором и попросились выйти на минуту.

Этой минуты нам хватило, чтобы поймать антигероя и, зажав его в углу, заставить идти извиняться перед профессором, а также просить разрешения на завтрашнюю пересдачу.

Мы вернулись в аудиторию, следом с нерешительным стуком вошел изгнанный.

Он попытался всё сделать, что мы от него потребовали, но препо -даватель с ним говорить не хотел, и только когда услышал нашу просьбу, то понял, что вернулся тот не сам, а по нашему настоя -тельному требованию. Выгнав Грицкова, он нам сказал:

– Пусть завтра к десяти приходит ко мне в профессорский кабинет на пересдачу.

Трудно представить, что за одну ночь этот предмет можно выучить хотя бы на тройку, но факт получения тройки нашим одногруппником был зафиксирован в его зачётной книжке и в ведомости сдачи экзамена. Скорее всего это была не его, а наша тройка! В таком ритме прошёл осенний семестр и сессия, в таком же ритме прошли и весенний семестр со своей сессией.

После её окончания мы готовы были выслушать от декана распре – деление по предприятиям на летнюю производственную практику.

В самом деле, декан вновь удовлетворил в первую очередь запросы местных предприятий, затем соседних регионов и дошло время до «главного блюда».

Своё обещание деканат выполнил и, признав по итогам всего учебного года лучшей группой факультета именно нашу, объявил о прохождении нами практики на МАЗе.

Но с другой стороны деканату было вполне известно, что мы добились такого результата только исключительной своей сплоченностью и умением коллективно добиваться всего, даже положительных оценок и, отмечая в целом наши успехи, тем не менее того же Грицкова в Минск на практику не отправили. Кроме того, выбыло часть наших ребят, которые отказались сами ехать в такую даль по семейным обстоятельствам.

В итоге наша группа составила костяк отбывающих в Минск. Взамен наших, не поехавших добавили ребят из другой группы и, вообще, довели наш состав до тридцати человек. Назначили нам руководителя практики от института из числа аспирантов и вот такой развесёлой компанией мы отбыли на фирменном поезде «Томич» в сторону столицы нашей Родины.

Даже представить невозможно постороннему человеку на сколько интересно было начинать путешествие на этом поезде, только что прочитав фантастическую повесть Виктора Колупаева «Фирменный поезд «Фомич», где все приключения героев связаны именно с этим поездом, а прототипом этого поезда является имен – но наш, на котором нам предстоит, как и героям повести, ехать трое суток.

Нет, конечно, ничего сверхъестественного и фантастического с нами не случилось, но само столь длительное путешествие для большинства оказалось в новинку. За время поездки мы выяснили, что из тридцати человек только трое, когда – то бывали в Москве,

да и то проездом.

Столицу никто из нас не видел, да и когда ещё доведётся случай её увидеть. Не известно!

Решением нашего коллектива мы обратились к руководителю практики с просьбой сделать остановку в Москве на трое суток.

Его согласие мы получили сразу. Думаю, что он имел предвари -тельное согласие на то деканата, ведь нас отправили в Минск в ка -честве поощрения. Да и ехали мы без брони, так что билеты требо -валось закомпостировать в Москве на дальнейший проезд. В ходе этой процедуры мы и приобрели для себя эти искомые три дня.

Эх! Хорошо быть молодым и беззаботным!

Руководитель даже не поинтересовался, где мы будем жить эти дни, просто предупредил какого числа и во сколько по времени нам необходимо собраться на перроне Белорусского вокзала.

А жить – то нигде мы и не собирались!

Все, почему – то, считали, что все эти дни мы преспокойненько прогуляем пешком по столице.

Правда, так считали не все.

Те, кто был против нашей остановки в Москве, а таких набралось трое человек, остались на вокзале и встали в очередь на получение койка – места в комнате отдыха проезжающих транзитных пассажиров.

Небольшими группами близких друзей мы тут же рассосались по необъятному городу. Но куда бы мы не прошли, сразу мысль у всех оказывалась одинаковой: посмотреть исторические места, знакомые по описаниям, картинкам и фотографиям.

А конкретно: Кремль, Красная площадь, мавзолей, ГУМ, Арбат, манеж, Большой театр…

Издалека это всё казалось разделёнными большими расстоя -ниями, а на деле это оказалась историческая часть Москвы, и, куда бы мы не шли, везде встречали группки наших друзей, чему были несказанно рады и с огромным удовольствием коллективно фото –графировались. Потом расходились вновь каждый в свою сторону, и, как не странно, вновь сходились и вновь фотографировались. Теперь уже на новом месте.

Так прошел день.

К вечеру оказалось, что, не смотря на всю нашу молодость, мы чертовски устали и тихо «про себя», завидовали тем, кто остался в ожидании спального места.

– Что мы бродим? Поехали домой!

– Домой?

– Ну да! Я имею в виду Белорусский вокзал. Там, по – всякому, найдётся место, где можно прилечь поспать.

Идея понравилась всем, тем более, что от центра до Белорус -ского вокзала на метро рукой подать.

Сказано – сделано!

Приезжаем на вокзал. Там наших уже битком, но ещё больше чужих, которым довелось провести эту ночь на вокзале.

Обойдя на два раза всё здание вокзала, заглянув во все укромные уголки, мы нашли много наших ребят, спящих в альковах, между колонн, под стойкой буфета, просто сидя на ступеньках внутри здания.

Постелью всем служила подстеленная газета.

Выйдя на перрон, мы увидели ту же картину: на всех лавках и уличных диванах спящие люди, среди которых были и наши.

Но места, чтобы прилечь не было никакого.

Мы прошли на парадную сторону вокзала.

Отделённые от здания привокзальной площадью в сторону Ленинского проспекта тянулись длинные аллеи с плотно стоящими скамьями. На них сидели не очень тесно люди, среди которых попадались и знакомые фигуры томичей.