Кому на МФ жить хорошо

Не выгонять же Виталькиного друга в конце концов на улицу только из – за того, что он не механик, да и привыкли мы к нему как – то, к Виталькиному другу… Так у нас повелось с тех пор. Как только начинается весенняя

сессия к нам приезжает Кузютин.

Не всегда с пустыми руками.

Однажды он привез с собой, ни больше ни меньше, четыре пол – литровых флакона со спиртом. Спирт он на работе использует в больших количествах. Вот сумел сэкономить, чтобы порадовать друзей.

Но самое интересное в этой истории то, что спирт он упаковал во флаконы из – под лака для волос «Прелесть», загнал туда спирт под давлением, закатал по заводскому, вставив туда работающий распылитель и в самолёте, как ручную кладь, провёз.

Мы говорим ему:

– Да ты с ума сошёл! Ну поездом, ещё туда – сюда, а самолётом… а ну как взорвался бы баллончик? Ты знаешь, что аэрозольные упаковки воздушным транспортом перевозить запре – щено из – за опасности взрыва. Ты что, правил не читал? Я – то это отлично знаю, часто летаю, каждые полгода.

– Нет. А я, вообще, впервые полетел самолётом.

– Ну ладно! Всё хорошо, что хорошо кончается!

– А пить – то его как наливать? Всё закупорено.

– Так, а зачем ему распылитель дан? Через него и будем наливать.

– Ну ведь всё содержимое распылится…

– Ошибаешься! Я в распылителе отверстие рассверлил. Будет

не разбрызгивать, а наливать.

– В самом деле «кран» работал безотказно и его «Прелесть» нам очень сгодилась, когда был сдан последний экзамен. За три лета мы привязались к Кузютину. Он к нам, по – видимому, тоже потому, что дважды он наведывался к нам в гости и зимой, просто так, не на сессию, а как раз наоборот, когда у нас ещё было свободно со временем. Да и что ему не наведаться: сел на самолёт, сорок минут и в Томске. Погостил два выходных дня, а потом обратно на самолёт и дома! Да и затраты на полёт смешные – шесть рублей в одну сторону!

И вот настало наше последнее студенческое лето. У нас впереди уже защита дипломов, а у Кузютина переход на последний курс. Нам сейчас не до гостей, а их, кстати, всё нет и нет.

Дипломы мы завершили, прошла защита, мы разъезжаемся кто куда по стране к избранному месту работы и дальнейшей жизни…

Вадим так и не появился! Бывает такое, что товарищи тянутся друг за другом пока ря – дом, а когда все уехали, а ты один остаешься, то желание доучи -ваться может пропасть. И человек так же как все заканчивает свою учебу не доучившись.

Вечером, вспомнив о Кузютине, Батя говорит Юхину:

–Виталька! А что –то твой друг этот раз не приехал на сессию.

– Какой это мой друг?

– Как это какой? – Кузютин!

– С чего это ты взял, что это мой друг?

– Не знаю. Я так считал.

– И я тоже так считал!

– И я!

– Я тоже!

– Да с чего это? Я всегда считал, что это ваш чей –то друг, вот и молчал…

– А мы думали, что он твой друг и не хотели тебя обижать. Он же когда к нам впервые пришел он с тобой разговаривал, что, вроде рад, что тебя нашёл…

– Ну нет же! Я его вообще в тот раз впервые увидел!

– Ну Кузютин, ну даёт, сукин сын! Пришёл в незнакомую комнату и стал всем другом! Молодец! Жаль, что его нет, вот поржали бы вместе!

      С того момента прошло пять лет. Я, работая на заводе, был призван на действительную воинскую службу старшим лейтенантом. Чтобы новый офицер быстрее вошел в курс дела, втянулся в воинскую службу, лучше знал свои обязан –ности и Устав Вооруженных Сил молодых офицеров из числа так называемых «пиджаков» из всего военного округа направили на две недели на сборы.

Сборы нам устроили на базе военного училища города Новосибирска, а расположено оно территориально в академ -городке.

Мы все там собрались хотя и молодые, хотя и «пиджаки», но офицеры, а посему нас никто на казарменном положении не держал, так что после окончания учебного дня мы могли свободно гулять и заниматься любыми личными делами.

Однажды, гуляя по городу я столкнулся с Кузютиным.

– Вадим, ты? Он так сильно изменился, я вынужден был уточнить личность.

–Да, я! О! Серёга! Здорово! А ты как это в офицерской форме, да ещё здесь?

Передо мной стоял пожилой, седой мужчина с потухшим взглядом.

Высокая его фигура и раньше не была статной, а тут вообще, согну -лась в спине и теперь голова у него смотрелась висящей отдельно от туловища.

– Я – то призван на службу. Только первые месяцы служу. Вот из Сургута направили на сборы. Обучают. А ты!? Куда ты пропал, почему не приехал на сессию, закончил ты институт?

– Институт я закончил. В этом году, защитился, наконец – то! А

не приехал, когда вы заканчивали, да по той же причине, что и доучился вот только…

Призвали меня в тот год в Армию. Обучили на военного водителя и отправили в Ташкентский военный округ. Там посадили на санитарную машину и выдали задание на два года сразу. Начало его рассказа меня сразу насторожило. В эти годы шли воен – ные действия в Афганистане и наши войска там погрязли в парти – занской войне с местными душманами. Калечилось и погибало наших пацанов много… Вадим продолжал:

– Сажусь я на санитарную машину и еду на территорию Афгана. Еду там целый день, иногда два, до назначенного пункта моей командировки. На месте мне в будку грузят наших погибших парней, и я еду обратно. В госпитале меня разгружают, я день отдыхаю и новая поездка… Так два года. Сколько раз попадал под обстрел, под обвалы в горах… и не перечесть. Перед «дембелем» у меня всё – таки «крышу снесло». Полежал в госпитале, а тут и службе конец.

На гражданке отдохнул немного, вроде здоровье восстановил. Ещё хорошо, что по «съехавшей крыше» документы дальше военкомата никуда не пошли. Поэтому институт закончил, работаю на прежнем месте, платят неплохо, сильно не перегружаюсь на работе, но деньги имеются. Мог бы машину купить, да права у меня только военные, а, чтобы гражданские сделать, надо в военкомат идти. А я опасаюсь, вдруг напишут, что я «дурак», всего лишусь. Да ещё хотел туда всё – таки сходить, чтобы добиться признать меня ветераном Афганистана. А то приписан был к Ташкенту, а эта часть официально не воевала. Как ты думаешь, Серёга, смогу я этого добиться.

– Трудно ответить. Остаётся только надеется. Может быть когда там война закончится.

– А что скоро она закончится?

– Кто её знает. Я ведь тоже туда имею возможность угодить… Но всё равно, когда – ни будь закончится.

– Ну, всего тебе доброго, Вадим!

– И тебе того же!

Больше с Кузютиным нас судьба не сводила.

Глава 12

Месяц в сапогах.

Пожалуй, никому не будет в новинку прочитать устоявшейся штамп: «три года учёбы промелькнули как одно мгновение».

Шаблон, от которого никуда не уйдёшь, тем более, что это правда!

В самом деле они пролетели на столько быстро, что можно было бы так заявить, а ещё, что никто ничего не успел заметить…

Но последнее было бы огромной неправдой.

За эти годы произошло событий больше чем за предыдущие семнадцать. А главное, что за это время ты научился учиться! Да, да! Как это ни парадоксально звучит, но это именно так.

Первый курс – втягивающий.

Надо учиться без пригляда родителей, вовремя успевать, всё сдавать, что задают. Новый режим жизни учёбы вообще. Хотя предметы в большей степени общеобразовательные.

Второй курс.

Примерно половина общеобразовательных предметов заменяется профилирующими, появляется новая и очень серьёзная дисцип -лина – «Военная подготовка».

Это она называется коротко, а занятий по плану целый день каждую неделю. И предметов там уйма!

А потом в экзаменационную сессию включается экзамен по «Военной подготовке». Экзамен как бы один и оценка тоже одна. А предметов, которых приходится сдавать три – четыре.

Каждый оценивается отдельно, а в зачётку ставится самая минимальная полученная оценка.

Третий курс.

Подразумевается, что знаний у студентов уже достаточно, чтобы начать выполнять большие самостоятельные работы.

В это время появляются первые проекты по «Теории машин и механизмов» и по «Деталям машин».

Работы интересные, впервые ты сам видишь наглядно плоды твоего обучения, и понимаешь, чтобы их получать и дальше по жизни, работать придётся ещё больше.

А предметы уже идут все серьёзные, профилирующие студента на будущую профессию.

Спрос за их знание идет, соответственно, такой же серьёзный. Но сейчас ты уже находишься в статусе старшекурсника. Тебя знают все твои преподаватели и подсказывают, что пора бы уже заняться и научной работой.

И вот, наконец, четвёртый курс.

Наступило самое время гордиться, что ты «настоящий старшекурсник», потому что далее будет совершенно некогда, далее тебя будут величать «дипломник».

По утрам три пары занятий: две лекции и семинар, или два семинара и лекция.

Четвёртая и пятая пары свободны, а вот шестая, седьмая и восьмая пары идут лабораторные работы в станочных мастерских.

Тот, кто ещё не занялся самостоятельной научной работой, всё рано проводит опыты, работая с конкретным аспирантом, а кто с прошлого года сам занялся исследованиями, тот в рамках своей работы тоже экспериментирует.

Оба семестра уже привычная домашняя нагрузка в виде трёх проектов, которые приходится выполнять в имеющееся «окно» в виде двух пар и по ночам.

Завершается учебный год вынесенным из весенней сессии на май Госэкзаменом по иностранному языку, затем сессия обычным порядком из пяти экзаменов, производственная практика в течении месяца на заводе.

После защиты отчётов по прохождению практики поездка на военные сборы в воинскую часть на месяц.

Эта поездка является преддверием Госэкзамена по «Военной подготовке».

Там, в военных лагерях, мы примем Присягу Родине и в купе со всем багажом знаний уже полученным при обучении на военной кафедре, будем вполне готовы получить звание лейтенанта.

На военные сборы студентов политеха отправляли в разные места: в Казахстанские степи, в Приморский край, Забайкалье, Бурятию, Прибалтику, Молдавию.

В год нашей поездки сборы были запланированы в Даурии и в Бурятии.

Наше учебное студенческое подразделение оказалось в Кяхте, это самый юг Бурятии.

Собрали нас всех на военной кафедре, и начальник учебного

цикла объявил, какое подразделение куда едет. Назначил время сбора на вокзале Томск I.

Ехали, получается, все в одну сторону. Поэтому сели утром на электричку и через два часа прибыли на вокзал станции Тайга. Там протолкались часа три дожидаясь своего поезда. Это был забытый Богом и министром путей сообщения поезд

Челябинск – Чита.

В середине восьмидесятых годов состав состоял из вагонов послевоенной постройки: мрачные, отделанные крашенной фанерой с врезанными в стены зеркалами.

Грязные, никогда не мытые, а зачастую просто разбитые стёкла вагонов, между стёкол столько пыли, что можно огород разводить. Фанерные же, облезлые полы на огромных заклёпках, деревянные лавки – лежанки в виде жёлоба, чтобы с них не свалиться и плоские высоко под потолком третьи полки для багажа.

Поскольку багажа у нас с собой не было вовсе, а мест для всех не хватало, то третьи полки тоже заняли под лежание.

Но, если в купе эти полки не были ничем обременены, то боковые были на треть заняты, проходящими вдоль вагонов труб отопления.

Спать на этих «боковушках» было не реально.

В любой момент, во сне спящий имел возможность свалиться прямо на пол. Поэтому наши парни, кому выпало такое счастье, ехать на этих боковушках, на ночь пристёгивались к трубе поясным ремнём.

Ничем выдающемся наша поездка отмечена не была, за исключением того, что питьевая вода в вагоне закончилась ещё в начале пути, а ехать нам предстояло полтора суток. До столицы Советской Бурятии Улан – Удэ. Ранним утром, выскочив на станции Улан – Удэ мы узнали, что здесь нас ожидает пересадка на международный поезд либо Москва – Пекин, либо поезд Москва – Улан – Батор и около двенадцати часов ехать к Монгольской границе до станции Наушки. А дальше всё, вылазь, СССР закончился!

Прослушав инструктаж, где и в котором часу нам всем надлежит собраться, мы побежали искать место, где можно утолить жажду.

Совсем недалеко от вокзала располагался парк, куда мы и устремились.

Здесь мы сразу обнаружили пивную, в которой имелось пиво.

Взяв по кружке, мы все сразу этим пивом поперхнулись на первом же глотке.

На вкус оно было жутко горьким, хотя называлось «Бархотным».

Доводилось мне пробовать «Бархотное» пиво, произведенное в городе Копашево Томской области, так оно было на столько сладким, что ему мог позавидовать любой детский напиток типа лимонада. Пиво не понравилось, поскольку жажду оно совершенно не утоляло, а напротив, пить после него хотелось ещё больше.

А здесь… По полости рта растеклась горечь не до конца перебродившего и не выдержанного пива.

Отплевавшись от такого напитка, мы пошли по городу искать лимонад или минералку.

Вот чем Улан – Удэ оказался похож на Томск: ни там, ни там летом найти чего – ни будь попить было невозможно.

Нашли обычную колонку для разбора воды.

Прильнули к ней все! Но вода оказалась под стать пиву: тёплая и со вкусом ржавчины.

Страдая от жажды и голода, потому что еда в столовой по вкусу оказалась близка к пиву и воде из колонки, мы пробродили весь жаркий день по городу. Город оказался совсем маленьким, а самые большие достопримечательности в городе были: старинное здание театра оперы и балета и памятник В.И. Ленину в виде огромной головы на высоком постаменте.

В сумерки мы подошли поближе к вокзалу и обнаружили рядом протекающую главную реку Бурятии Селенгу.

Даже не сговариваясь, мы все вместе подошли к берегу, молча разделись и окунулись в воду.

Это был наиболее приятный момент за весь прошедший день!

Быстро смыв с себя пыль, пот и усталость мы оделись и пришли на вокзал.

Вскоре подошел наш поезд.

Рассевшись по местам, мы тут же уснули и не заметили, как настало утро, а вместе с ним и мы прибыли к месту прохождения сборов.

По – солдатски, на бортовых машинах, нас доставили в часть.

Это оказался мотопехотный полк танковой дивизии.

Сразу же при входе на территорию нас встретила большая каменная стена красиво оформленная, состоящая из двух половин.

На первой крупными красивыми буквами была нанесена надпись, гласящая о том, что в данной части с такого – то по такой – то год служил политруком Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев.

Ничего себе! Мы, стало быть, теперь с Брежневым однополчане!

А вторая половина не менее красочно и доходчиво демонстрировала боевой путь части, проходящей от Закарпатья до Сталинграда и обратно до Венгрии, а другой путь от Даурии по Манчжурии и обратно в Бурятию.

Полк располагался на Советско – Монгольской границе в городке Кяхта.

Сразу после переодевания в военную форму с нами взялся беседовать особист части. Он нам пояснил, что сложность нахождения здесь заключается в том, что в Монголии отсутствует охраняемая граница с Китаем, поэтому фактически мы находимся на границе с Китаем, с которым на тот исторический момент у нашей страны были крайне напряжённые отношения. А по сему: все передвижения вне полкового городка только строем в присутс -твии офицера, строем и никак иначе! Это обезопасит нас и от воз -можных конфликтов с местным населением, которое состоит из людей, которые сидели, или сейчас сидят, или будут обязательно сидеть в скорости. Здесь контингент живёт из числа потомков воинов Колчака, а в Даурии, куда поехала вторая часть наших ребят, вообще ещё проживает любовница Колчака!

Поэтому здесь всегда было не самое приветливое отношение к людям в военной и милицейской форме.

Рассказал он нам и про китайского диверсанта, пересекшего нашу границу без денег, без документов, а задержали его всего через неделю, когда он пытался сесть на теплоход в Сочи.

После беседы особиста мы обратили внимание на то, что граница проходит в виде ограждения из колючей проволоки по вершинам холмов и сопок, причём с уклоном в нашу сторону. А самое высокое место сопок находится на чужой территории. И если туда подойти, то вся картина у подножия сопок видна как на столе. И на этом столе располагалась сама танковая дивизия со своими полками.

Так что всю нашу технику и весь личный состав реально пере -считать по пальцам! Это нас сильно озадачило и придало дополни -тельно ответственности.

Само же место было таким, что кадровые военные про него говорили: «Здесь июнь – ещё не лето, а июль – уже не лето!»

Что происходило с погодой в июне мы не знаем, потому что прибы- ли в часть в середине июля. А на счёт июля пришлось согласиться.

Раннее утро, развод личного состава.

Солнце полыхает такое, что устоять в строю сложно.

Прожаривает так, что у некоторых ребят уши, которые солдатская пилотка не закрывает, обгорели до хрящиков, постоянно кровоточили, и им пришлось обращаться за помощью к врачам. И когда стоишь в шесть утра на разводе под таким солнцем, то трудно даже представить, что ночью, всего три часа назад, когда

наши ребята стояли в наряде, то не могли согреться даже в шине –ли, потому что ночью был заморозок до минус пяти градусов. и вся трава покрывалась белым инеем. Так что, когда на неё наступали ногами, то она ломалась как стеклянная!

Все дни, проводимые в части, были не интересными и одно -образными: подъём, развод, теоретические занятия, строевая и спортивная подготовка.

Дважды мы покидали часть для проведения стрелковых заня – тий и на тактические занятия. Это дало лишний раз убедиться на сколько неожиданный, непредсказуемый климат в этой местности.

Вывели нас на тактические занятия.

Маршрут пролегал на другую сторону сопки, у подножия которой находилась часть. Рассчитано занятие на весь день. Прихватив с собой сухой паёк и питьевую воду, жарким утром мы отправились вверх на сопку.

Поднявшись к вершине, мы видели с противоположной стороны сопки тучи, чему обрадовались, ведь было очень жарко.

А зря обрадовались… Несколько спустившись вниз, мы попали в осеннее состояние при -роды: шел мелкий холодный дождь, температура было не выше десяти градусов. Места, где можно было бы присесть и отдохнуть не было, всё было промокшим насквозь.

Проведя в таких условиях весь день на тактических занятиях, мы отправились в обратный путь уже ближе к ужину. Перевалив на «свою» сторону сопки, мы вновь оказались в разгаре

лета!

Здесь была полнейшая сушь, жаркий сухой воздух по ощущениям аж плавился, трава, поникшая от засухи, громадные сосны и те смотрелись какими – то вялыми. Пока спускались вниз, наша форма успела просохнуть от дождя и промокнуть от пота! Те, кто весь день находился на территории части и изнемогал

от жары, нам не поверили, что мы весь день, в отличие от них, мокли и мёрзли.

Второй раз точно так же мы съездили на стрельбище.

Располагалось оно не далеко. Достаточно было оказаться по другую сторону сопки, только уже иной.

Зато картина была аналогичная.

Проведя весь день на стрельбище, мы промокли и промерзли до такой степени, что зуб на зуб не попадал.

Где уж там поразить мишень, если всего трясёт как в пляске Святого Витта.

Когда подошла моя очередь выполнять упражнение «№1» с пистолетом я с огневого рубежа произвёл три выстрела:

Стрельнул первый раз… Впечатление, что мишень дёрнулась, но пробоины не увидел.

Стрельнул второй раз… Впечатление такое же, но и такой же эффект.

Когда выстрелил третьим выстрелом, то моя мишень упала, оказавшись срезанной по реечке, на которую была установлена мишень.

При ближайшем рассмотрении мы увидели, что двумя первыми выстрелами я с двух сторон слегка задевал реечку, а третий выстрел угодил практически в её серединку и перебил нетолстую палочку, но ни один выстрел в саму мишень не угодил.

Инструктор по стрельбе оценил положительно мою «кучность» стрельбы и проставил зачёт. На сей раз нас возили на занятия на машинах, на них же возвраща – ли обратно в часть. Мы не успели просохнуть по дороге, но успели простудиться на кузове бортовой машины.

Вернулись промокшие и замёрзшие! Доказывать больше никому не пришлось, что «за углом» всех ожидает совершенно

другая погода!

От напряжённой программы сборов, не привычного режима жизни и, главное, рациона питания, мы все здорово сдали физически. И чему тут удивляться?

Такое происходит с каждым молодым военнослужащим. Но у бойцов, призванных на действительную службу было впереди. Ещё два года службы. А уж за два года организм привыкал к каше с брюквой и к окончанию двух лет мальчишка – призывник становил – ся крепким, возмужавшим, набравшим вес и физическую форму молодым мужчиной.

Нам такого объёма времени никто не предоставлял.

Всего за один календарный месяц мы должны были пройти курс от «молодого бойца» до готовности получения офицерского звания.

Поэтому, присев вечером с нами в курилке, привезший нас началь – ник цикла военной кафедры, полковник Шкумат нам доверительно поведал:

– На следующей неделе у нас по плану обучения работа в полевых условиях.

– Десять дней будем находиться в палаточном лагере. Там будем работать. Там будем жить, там будем сами готовить еду. Там отъедитесь!

– А какая разница, товарищ полковник, там или здесь? Всё равно из этих же продуктов будем готовить.

– Есть разница! Там никто тырить домой эти продукты не будет. Поэтому ни только на всех хватит, ещё выливать лишнее придётся!

– «Свежо придание, да верится с трудом!», подумали мы, но возражать не стали. Тем более, что ждать оставалось всего два дня.

В понедельник по утверждённому плану после утреннего развода и завтрака нам выдали индивидуальные шинели. Раньше в наряде пользовались только «дежурными» шинелями. Получили личное оружие и строем выдвинулись к месту дислокации машин – в автопарк полка.

Надо пояснить, что полковник с нашей военной кафедры был по статусу наблюдателем. А командовали нами офицеры местные.

Командир роты Мухамадиев, капитан, невысокого роста с громогласным голосом, разговаривал с нами и с остатками своих солдат, кто не выехал на учения, только матами. Эти маты звучали совершенно необычно. Они произносились с сильным нацио -нальным акцентом и кроме матов у него на было даже связующих слов. А к тому же он произносил свою речь с бешенной скоростью, под стать армейском пулемету!

Когда он утром приходил в казарму, где ночевали мы в одном кубрике, а его собственные штатные солдаты в другом, то картина ежедневно повторялась как в «Дне сурка».

Мы были уже на ногах, провели утреннюю зарядку и закончи -ли утренний моцион, состоящий из посещения туалета и умывания.

Его же бойцы находились в постелях.

Капитан Мухамадиев залетал в казарму, тут же начинался страшный крик, в котором иногда узнавались некоторые знакомые всем маты, а чаще, вообще, просто неразборчивый, не членораз -дельный крик. Но как ни странно, всем нам был понятен смысл его истерики: он пришёл пожелать доброго утра своим солдатам. При этом добром пожелании в солдат, лежащих в своих кроватях,

летели сапоги, табуретки, летели смачные пинки сапогом снизу по панцирной сетке, разбрасывалась форма солдат по кубрику. Бойцы вылетали из казармы на улицу в одних трусах, босые, и, убегая от своего командира, сразу совершая и зарядку, и пробежку, и, убежав и спрятавшись в туалете, справляли там свою утреннюю нужду, по пути перекуривая.

При этом обиженных на капитана не было. Некоторые, кто «пой -мал» на себя летящую табуретку или получил хорошего пинка снизу почёсывали ушибленные места. Они бурчали в адрес своего командира такие же «родные слова», что сами от него только что прослушали. А в основном стоял при этом дикий «ржач».

Такая картина длилась минут пять.

Мы получали от неё истинное наслаждение, потому что уже знали заранее ход событий, совершенно спокойно, как будто ниче -го с утра не было, в образе добродушного отца, любящего своих детей, проводил командир утренний осмотр: внимательно всех оглядывал, делал замечания по внешнему виду, выслушивал просьбы и так далее, но состав речи при этом у него не менялся, менялись только интонации.

Второй приставленный к нам офицер был старший лейтенант из «пиджаков», как называют в армии офицеров, добровольно, после окончания ВУЗа, решившего идти на кадровую службу в армию. Он был никакой… Ни выправки, ни голоса, ни знаний, ни умений. Единственное, чем он запомнился – он был выпускником нашего института, химико – технологического факультета.

Так вот в полевых работах они нами должны были командо -вать, но судьба распорядилась несколько иначе.

Полковник Шкумат дает указание капитану: – Командуйте погрузку в машины. Будем выдвигаться к месту полевого лагеря!

А сам отошел в сторону, он же наблюдатель.