Маскарон. Роман

Монах в надвинутом капюшоне, снова оказавшийся в поле зрения, указал на Аню рукой. «В ее жилах течет высокая кровь», – хрипло произнес он. – «Поэтому ее надо непременно сжечь».

Неожиданно прямо перед нею появился Серж Дюмон в изысканном костюме от парижского кутюрье, и изящным движением поцеловав кончики пальцев Ани, произнес, обращаясь к толпе: «Оставим светский треп! Мне претит ваша компания»! И тотчас же толпа исчезла. Серж тоже куда-то испарился, остался только джинсовый молодой человек из архива. Он достал из своей черной спортивной сумки очки и начал медленно надевать их.

«Чего вы хотите?» – хотела спросить Аня, но в этот момент проснулась.

После сомнительного отдыха, испорченного дурацким и неприятным сном, Аня решила воспользоваться тем, что жара к вечеру спала и все-таки, прогуляться по старому Бамбергу.

Сегодняшняя прогулка была уже третьей по счету, и каждый раз она шла другим маршрутом. Единообразия она не любила: оно наводило на нее тоску, и старинные исторические кварталы нравились ей еще и тем, что в паутине узких и кривых улочек всегда можно было пройти из точки А в точку Б по крайней мере тремя-четырьмя разными путями. Ей требовались новые, свежие впечатления, или, как она говорила, «смена картинки». Вот и на этот раз она пошла не так, как вчера и позавчера. Но, хотя и другой дорогой, чем в предыдущие дни, вышла Аня все равно к Собору.

С высоты холма, на котором стоит Собор, все три части Старого города были видны, как на ладони: Верхний город, Остров, расположившийся между рукавами реки Регниц, и кварталы за рекой. Живописно рассыпанные черепичные крыши домов, башни церквей и старинные фонтаны придавали городу почти сказочный вид.

Во Вторую Мировую Бамбергу повезло – его почти не бомбили, и весь отлично сохранившийся исторический центр был теперь включен в список Всемирного Наследия ЮНЕСКО.

Все дороги ведут в Рим. Да-да, именно так! Бамберг прозвали Северным, или Франконским Римом не только потому что он, как и Рим, расположился на семи холмах, но, главным образом, потому что он был одним из главных центров католичества к северу от Альп. Епископство основал здесь еще в 1007 году император Генрих II Святой, которого, как считается, изображает конная статуя в Соборе, известная как «Бамбергский всадник». И на протяжении восьмисот лет после этого судьба города была неразрывно соединена с епископством. Ему Бамберг обязан экономическим и культурным расцветом в эпоху барокко. Но с ним же связаны и трагические события охоты на ведьм.

Стоя на небольшой площади перед Собором, Аня смотрела на город. Старые городские кварталы завораживали ее. Для нее они всегда таили в себе непередаваемую магию, от них словно веяло тайной. А порой они одаривали ее неожиданными и удивительными открытиями, которые не поддавались легкому истолкованию, но оставляли след в ее душе. Такое случилось и здесь, в Бамберге.

Аня имела обыкновение во время прогулок снимать городские виды на телефон. Конечно, так делают многие, но она любила снимать что-нибудь не совсем обычное, не привлекавшее внимания большинства, но чем-то очаровавшее ее – старую подворотню, стену, увитую плющем, решетку ограды. В Бамберге она не изменила своей привычке. Эти снимки она отправляла Максу. Обычно он, просмотрев эти фото, присылал краткие, нередко ироничные, замечания. Но позавчера от него, вместо традиционного комментария, уснащенного прибаутками, пришел совершенно неожиданный пост, исполненный изумления.

На снимке, который вызвал такую необычайную реакцию, был запечатлен маскарон4, разместившийся над одним из окон живописного старинного дома в Верхнем городе. На фасаде того дома их было три: все на первом этаже. Лица, изображенные на них – одно мужское и два женских – были на редкость выразительными, и что особенно очаровало Аню, все они были разными. И она сфотографировала их. Тот маскарон, что изумил Макса, изображал одно из женских лиц.

«Не понял, – удивленно писал Макс. – С каких это пор ты стала позировать скульпторам? И когда ты успела?! Анюша, что это значит? Ведь это же твое лицо!»

В первый момент она не поняла, о чем речь. Однако, взглянув на фото еще раз, она была поражена. Скульптор запечатлел лицо привлекательной молодой женщины с удивительным мастерством: оно выглядело, как живое. И в его чертах просматривалось явное сходство с лицом самой Ани. Нет, это не было ее лицо, но все-таки их черты были на редкость схожи, и Макс, посмотревший на снимок «незамыленным» глазом, это сразу заметил.

Ошеломленную, ее захватил вихрь всевозможных догадок и предположений. Сердце забилось учащенно, и она ясно ощутила ауру тайны. Что это могло значить? Как это нужно было понимать? Она решила, как только удастся выкроить на это время, обязательно разузнать о доме все, что возможно. Но одно уже можно было сказать с уверенностью: это необычное открытие утвердило ее в решимости продолжать поиски.

Еще раз окинув взглядом город, медленно растворявшийся в наступающих сумерках, Аня направилась в отель.

Она шла по узкой улочке, обдумывая планы на завтрашний день: главное, нужно зайти в архив, встретиться с фрау Вайгель и узнать, что слышно насчет допуска. Естественным было бы, конечно, просто позвонить ей по телефону, но Ане казалось, что это неучтиво, и что это может повредить установившемуся между ними контакту. Может быть, допуск будет получен скоро, и завтра или послезавтра она уже сможет начать работать с судебными отчетами инквизиции? Хотя в это ей мало верилось: слишком уж медленно все делается в Германии, а в Баварии тем более. «Ну, ничего, – думала она, – подождем, зато»…

Неожиданно подал голос Анин телефон: кто-то звонил ей. Она резко остановилась и выхватила аппарат из сумочки. И в этот момент прямо у нее под носом – в каких-нибудь тридцати сантиметрах перед ней – на брустчатку с глухим звуком шмякнулся наполненный чем-то тяжелым большой полиэтиленовый пакет. От удара о камни он расплющился, и стало видно, что он плотно набит песком.

Аня остолбенела, сердце нырнуло куда-то в район живота. Во рту пересохло.

Телефон продолжал звонить. Она вдруг поняла, что этот телефонный звонок спас ей жизнь: услышав его, она резко остановилась. Если бы не это, она сделала бы очередной шаг вперед, и пакет упал бы точно ей на голову. «Боже, я была на волосок от смерти», – подумала она, – «а мой спаситель»…

– Макс! – закричала она в аппарат, – Макс! Максичек! Мой хороший.

– Алло! Анюша! Что случилось?!

– Макс! Я…

Аня почувствовала, что ей трудно говорить: язык не слушался ее.

Глава 2

ДОПУСК К КОШМАРУ

За считанные секунды произошло очень много, и в голове завертелся вихрь сумбурных мыслей: «Как и откуда упал пакет? Могло это быть случайным или это было преднамеренно? Ведь еще чуть-чуть, и он бы меня убил! Кому это может быть нужно и зачем»? Ответов на эти вопросы не было, и потому Аня испытала совершеннейшую растерянность, так что какое-то время не могла ничего сказать. Но все-таки ей удалось волевым усилием взять себя в руки и ответить Максу – пусть и не вполне спокойно, но членораздельно и внятно.

– Макс, – произнесла она, – я в порядке. Не волнуйся.

– Слава Богу, – ответил он с облегчением, – Что там у тебя происходит? Ты где?

– Я на улице.

– Ты одна?

Аня поняла, что этот вопрос, вопреки обыкновению, был продиктован совсем не ревностью. Она огляделась: улочка была совершенно безлюдной, и не считая ее самой, на ней не было ни души.

– Да. То есть…

– Что «то есть»? Объясни толком!

– То есть, наверное, не совсем одна, – ответила Аня, подумав о том, что кто-то же скинул ей на голову этот…

Она ткнула в пакет носком кроссовки – пакет был плотным и наверняка тяжеленным. Кто-то же втащил его – куда? На крышу? Или его сбросили из окна? Она оглядела старый четырехэтажный дом, возле которого стояла. Часть окон была темной, но в большинстве горел свет, и все они были закрыты, а на некоторых были уже опущены роллеты. Обычный дом. Законопослушные бюргеры спокойно отдыхают. Но из какого-то из этих идиллических окошек ей на голову кинули пакет с песком, и только чудом она осталась жива.

– Что значит «не совсем»? Кончай говорить загадками! Кто там с тобой еще?

– Со мной – никого.

– Я не понимаю. Ты можешь, наконец, объяснить по-человечески? Что ты там делаешь?

– Я просто гуляла по городу.

– Палы-ёлы! – сорвался Макс на крик. – Да что произошло?!

– Произошло то, что в тот момент, когда ты мне позвонил, на меня сбросили пакет с песком.

– Пакет с песком? – переспросил Макс в крайнем изумлении.

– Да, тяжелый. И если б я не остановилась, чтобы вынуть телефон, он приземлился бы точно мне на голову.

– Блин! Ты серьезно?!

– Серьезнее некуда.

– Откуда? – спросил Макс внезапно охрипшим голосом.

– Что откуда?

– Откуда сбросили?

– Из дома, мимо которого я проходила. Больше неоткуда.

– А где ты сейчас?

– Я возле него и стою.

– Линяй оттуда по-быстрому! – заорал Макс. – Слышишь?! Давай оттуда!

Аня испуганно взглянула на дом. Что же она, в самом деле, стоит здесь, как идиотка? Надо бежать отсюда!

– Алло! – продолжал кричать Макс. – Ты что делаешь?! Ты почему там стоишь?! Говорю тебе: линяй оттуда!

– Все-все, – успокоила его Аня, – Я оттуда ухожу, и она быстрым шагом пошла по улочке прочь.

– Выйди на какую-нибудь людную улицу, – продолжал инструктировать Макс, – и дуй скорее в отель! Он далеко?

– Нет, Макс – это рядом, в десяти минутах, если идти быстро.

– Это в каком-нибудь закоулке?

– Что «это»?

– Отель!

– Нет, он в людном месте. Не беспокойся.

– И вот еще что, Анюша. Шокер при тебе?

Аня опустила руку в сумочку и нащупала пластиковый корпус. «Тейзер» на месте, убойная игрушка.

– Да, Макс, и он заряжен, – ответила Аня, предупреждая неотвратимый следующий вопрос. – Хотя какой прок от шокера, если тебе на голову кидают пакеты с песком?

– Анюша, не дури! Что если на тебя нападут в толпе?

– Толпы тут не наблюдается, – ответила Аня.

– Покажи картинку. Ты что, опять кружишь по переулкам?!

– Почему «опять»? – не поняла Аня.

– Потому что манера у тебя такая! – отозвался Макс. – Любишь ты не прямым и удобным путем ходить, а зигзаги и петли выписывать.

– Люблю, – признала она, – что есть, то есть. Вот и чуть не довыписывалась…

– Стоп! Но, это значит, за тобой следили все время! Кому ты понадобилась? Ты там никаких дров не наломала?

– Ничего я не наломала, – ответила Аня, подумав, что Макс прав: за ней следили. Она вспомнила взгляд, который почувствовала на себе в кафетерии и того джинсового молодого человека в очках. «Да, – раздумывала она, – следили. С самого начала или нет»? С уверенностью ответить на этот вопрос она не могла, но ей казалось, что, во всяком случае, не с момента ее приезда в Бамберг.

– …понимаешь?

Аня вынырнула из своих размышлений, и ей стало ясно, что Макс что-то говорил, а она его не слушала и потеряла нить разговора. Поэтому она ничего не ответила, надеясь отмолчаться. Но отмолчаться не удалось, так как Макс повторил:

– Ты понимаешь?!

– Да, я понимаю, – ответила она, надеясь, что Макс не будет дальше развивать эту, неизвестно какую тему, а заговорит о чем-нибудь другом.

Но ее надежды не оправдались.

– Что ты понимаешь? – раздраженно переспросил он.

– Все понимаю.

– Нет, ты меня просто изведешь! Ты опять не слушала! Снова в «глубоком погружении»?

– Ага.

Макс тяжело вздохнул.

– Короче, повторяю вопрос: ты, как всегда, ходила все время разными маршрутами?

– Да, – призналась Аня.

– То есть, вчера и позавчера ты этим таким-растаким переулком не ходила?

– Нет.

– Так откуда же они знали, что ты им пойдешь? Или у них эти пакеты с песком заготовлены везде, и мужики стоят наготове, поставив эти хреновы пакеты на подоконники, так чтобы по первому свистку… И у них же тогда должна быть система оповещения. Но это ладно, это не проблема. Ты мне вот что скажи: у них эти мужики с пакетами натыканы по всему Бамбергу, так что ли?

– Не знаю, – смутилась Аня. – «В самом деле, странно. Надо подумать». Но подумать было некогда, потому что Макс непрерывно говорил.

– Прикинь, – продолжал он, – у них, надо понимать, какой-то наблюдатель висит над городом неизвестно на чем и поддерживает связь с этими кидальщиками пакетов. И вот он видит, причем, уже в темноте, что ты направилась в такой-то Teufelgasse5, в котором в данный момент безлюдно и передает кидальщику в этом переулке что-то вроде: «Объект идет к тебе. Товьсь»! И тот скидывает пакет. Так, что ли?

Аня представила себе воочию эту картинку, и у нее возникло ощущение ее абсурдности.

– Бред, да? – произнес Макс. – Ну, а как еще?

– Черт его знает! – признала Аня. – Действительно, как-то непонятно.

Аня задумалась было над этим, но Макс вновь сбил ее мысли.

– Алло! Анюша! Ты уже возле отеля? – с тревогой спросил он.

– Уже подхожу.

К этому времени она вышла на оживленную улицу и, почувствовав невольное облегчение, ступила на финишную прямую.

– Поторопись!

– А можно без инструкций? – произнесла Аня с раздражением.

– Не сердись, пожалуйста, – без всякой обиды отозвался Макс. – Я волнуюсь.

– Извини, – сказала Аня примирительно. – Я уже вижу отель, – добавила она, быстрым шагом продвигаясь к цели.

И уже через пять минут она входила в холл.

– Все, Макс, – сообщила она, оказавшись в своем номере, – я пришла.

– Ты в номере?

– Да. Вот, смотри! – Аня обвела телефоном пространство вокруг себя. – Видишь? Я запираюсь изнутри.

– Хорошо, – выдохнул он.

И тогда Аня заметила, что на полу лежит бумажка с каким-то текстом. Она вспомнила, что, когда открывала дверь, ей показалось, что что-то упало на пол. Но ей было ни до чего, и в тот момент она не отреагировала, лишь мельком отметив это краем сознания.

Она подняла бумажку с пола.

– Макс, мне в номер подложили что-то странное.

– Что там?! – заорал Макс.

– Успокойся, это не бомба. Это записка. Она была засунута в дверь.

– Записка? – удивленно переспросил он. – Что за хрень? Кто сейчас пишет записки?

– Пишут, как видишь. Такая вот старомодность. Только, я думаю, сделано это не из любви к старине. И не от хорошей жизни. Электронная почта, эсемески и прочее – все это регистрируется, все это можно «поднять», посмотреть: кто, кому и откуда…

– Я понял, – перебил Макс. – Почерк мужчины или женщины?

– Почерк принтера.

– А-а! Все-таки стилистику до конца не выдержали! – Он хохотнул.

– По-моему, все это не смешно! – заметила Аня с обидой.

– Извини, – ответил Макс, – это, наверное, на нервной почве.

– Да, – успокоившись, согласилась Аня, – наверное.

– Покажи мне, – попросил Макс.

Аня показала ему записку по телефону.

– Циферки – буковки, – вздохнул он. – А жаль! Старые добрые череп и кости, подпись кровью, и все такое – это я понимаю! Высокий стиль! Пускай и несколько консервативный, но хороший вкус!

Ну, что ты с ним будешь делать? Такой уж он есть, Макс. И, пожалуй, это к лучшему. Настроение немного поднялось.

– И что? – спросил Макс. – Думаешь, это на немецком?

– Это на тарабарском.

– О! Шифр! Это уже действительно…

– Кончай прикалываться! Это не шифр, а скорее, похоже на какие-то сокращения. Понять что-нибудь невозможно.

– Ну, почитай это на сон грядущий. Вдруг тебе во сне приснится разгадка. Анюша, – резко перешел он на серьезный тон, – я приеду, как только смогу. Постараюсь уже в субботу. Если не получится, значит, в воскресенье. Поездом, так быстрее. Давай адрес!

После того как Аня сбросила ему адрес отеля, Макс заговорил снова.

– Знаешь, Анюша, что я подумал? – начал он.

– Откуда же мне знать? Я не телепат.

– То, что ты юморишь, это хорошо. Держись! Мы и не в такие переделки попадали, верно?

– Попадать в переделки, это вообще наше хобби.

– Я бы сказал, уже профессия, – со смехом ответил Макс. – Но я вот о чем: может, тебе обратиться с этой запиской к дяде Саше? По-моему, самый момент, а?

– Может быть, – ответила Аня.

– Что ты собираешься делать дальше?

– Ждать, пока получу допуск, а потом…

– Погоди, – прервал ее Макс, – какой еще допуск? Это что, архив BND6?

– Это церковный архив. Макс, я тебе потом объясню, ладно? Я жутко устала.

– Ну, спокойной ночи. Пока!

– Пока.

После того как Макс отключился, Аня уселась в кресло и положила записку себе на колени. Текст, распечатанный на принтере, выглядел загадочно:

RIVRNADSF: CRIE: B/17R:236P1/32

RVNBCACDODMSUNTCCLXI

FRZBNFRNCBTT

Аня вглядывалась в эти ряды букв и цифр, пытаясь понять хотя бы, о чем тут речь, но ничего не приходило в голову. Лишь где-то на самом краешке сознания трепыхалась какая-то мысль или ассоциация с чем-то. Ухватить ее никак не удавалось, но странным было то, что, с одной стороны, это явно было что-то давнее, идущее чуть ли не из детства, а с другой – напротив, что-то совсем свежее, сегодняшнее.

«Вообще детский сад какой-то», – подумала она. Но это впечатление игры, которое производила записка, никак не вязалось с тем, что произошло сегодня в Старом Городе. «Мне очень сильно повезло», – продолжала размышлять Аня, – «что я вообще сижу здесь и ломаю себе голову над этим странным посланием, а не валяюсь в виде трупа с проломленной головой в морге». При этой мысли ее передернуло. «Но ясно», – раздумывала она дальше, – «что тот, кто подложил эту записку, естественно, рассчитывал на то что я ее прочитаю, и, следовательно, буду жива. А, значит, это не тот, или не те, что пытались меня убить. Из этого следует, что тут действуют, как минимум, две различные силы, вероятно, враждебные друг другу. Только действуют они как-то опереточно, что ли»?

Но то, что это не игрушки, Аня отчетливо понимала. Она угадывала за всем этим смутно различимые контуры чего-то по-настоящему серьезного. В опереточных декорациях игралась драма, а возможно, и трагедия.

«И, кстати», – подумала Аня, – «из того, что мне подложили эту записку следует, как минимум, еще один вывод: они, очевидно, рассчитывали не только на то, что я буду жива, но еще и на то, что я сумею эту тарабарщину понять, а иначе зачем…»

Аня чувствовала, что мысли начинают плясать, а глаза слипаться. Голова казалась тяжелой, как свинцовый шар. «Все, на сегодня более чем достаточно, – сказала она себе. Пора на боковую». Из последних сил раздевшись, она залезла в постель и тут же уснула.

Ночью она проснулась, внезапно поняв, с чем связывался у нее в сознании текст записки.

Аня даже удивилась, как она могла это забыть. Ну конечно, это похоже на то, о чем повествуется в рассказе Эдгара По «Золотой жук», который она прочла, когда ей было лет тринадцать. Там фигурировала записка, составленная пиратом Киддом. Она была зашифрована, но герой рассказа по фамилии Легран довольно легко «расщелкал» этот шифр. По его мнению, шифр был весьма незатейливым, из числа простейших. Но Ане он показался совсем не простым, и она открыв рот следила за тем, как Легран шаг за шагом расшифровывал текст. И вот записка, которую ей подложили, чем-то очень напоминала ту – из рассказа. Но, главное, эта ассоциация сработала как триггер – она потянула за собой другую, совсем недавнюю. Архив! Уж очень было на то похоже.

Она встала с постели и, включив свет, взяла со стола записку, после чего уселась с ней в кресло. Еще раз увидев текст, она окончательно утвердилась в своей догадке: «F» – это «фонд», а «Р» – наверняка «страницы» – pages! В таком случае – Е значит «опись», а R – «дело» или «папка». Да, почти наверняка. То есть, кто-то указывает ей, по крайней мере, в первой строчке, на какой-то архив! Но какой архив? Где он? Об этом, по всей вероятности, сообщают буквы слева. Но там не разбери поймешь!

«Хотя стоп!» – сообразила Аня. – «Буквы Е и R говорят о том, что это не по-английски. Но это также и не по-немецки. По-каковски же тогда»? Это понять было невозможно. Можно, конечно, строить предположения, но где гарантия, что они не окажутся ошибочными? Так можно укатить вообще не в ту степь. Ане стало ясно, что придется обратиться за консультацией к дяде Саше. Приняв это решение, она погасила свет и отправилась в постель досыпать.

Дядя Саша, живший в Вормсе, не был Аниным родственником, и слово «дядя» было, в данном случае, просто вежливым обращением к представителю старшего поколения, хотя дяде Саше было всего 55 лет, и он был, по немецким меркам, еще далеко не старым человеком. Но когда они познакомились, Аня была еще совсем юной девчонкой, а отчества в Германии никто не употребляет. Так и оставалось только «дядя Саша».

По образованию он был филологом, и преподавал немецкий, английский и французский. Языки он знал блистательно и умел ясно и доходчиво, но вместе с тем ярко и оригинально объяснить материал, раскрывая перед учеником самую суть. Заниматься у него Ане было очень интересно еще и потому, что он был широко образованным человеком и знал уйму всякой информации едва ли не обо всем, и, кроме того, был очень хорошим рассказчиком. Не последнюю роль играло и то, что у него было превосходное чувство юмора, что делало его интересным собеседником и вообще обаятельным человеком.

Он в свое время очень помог Ане, и не только с английским, и она с тех пор поддерживала с ним отношения. Время от времени, когда она сталкивалась с какой-нибудь особенно сложной проблемой, то обращалась к нему, и еще не было такого, чтобы дядя Саша в чем-то не разобрался. И Аня поняла, что это как раз случай для него.

Пока же ее ждали судебные отчеты инквизиции. Фрау Вайгель была совершенно права: это была такая информация, от которой действительно делалось тошно, и возникало ощущение, что ты падаешь в бездонную пропасть, источающую смрад и ужас. Перед читавшим этот кошмар представала нескончаемая череда безмерной жестокости, человеческой, а, вернее, нечеловеческой, извращенности, злобы и низости. Ничем не сдерживаемое, неограниченное зверство.

Поражала невероятная изобретательность в причинении боли и страданий другому человеку, просто неистощимая фантазия в придумывании всевозможных пыток и казней. Эти отчеты представляли собой настоящую энциклопедию истязаний, среди которых были такие, которые Аня не могла себе даже вообразить. Она никогда бы не подумала, что подобное возможно и не могла понять, как такое вообще могло прийти в голову. Это было глубокое погружение в нечистоты того что мы называем цивилизацией.

Вопреки ожидаемому, то есть, типично немецкой канцелярской мороке, допуск был оформлен всего за два дня, что удивило бы Аню и, наверное, насторожило бы, если бы у нее было время над этим задуматься. Как бы там ни было, Аня решила отложить поездку домой, в Вормс, для встречи с дядей Сашей, а записку пока что оставить в покое, с тем чтобы вернуться к ней позже.

Всю пятницу она знакомилась с отчетами бамбергских судов над ведьмами. В начале она думала, что ограниченность ее познаний в латыни станет главной проблемой и опасалась, что это может ей серьезно помешать. Но на самом деле оказалось, что это как раз не составило большой трудности. Отчеты были скомпонованы по одной и той же единообразной схеме и были похожи друг на друга, что, конечно, существенно облегчало понимание. Главной проблемой стало другое: как выдержать этот поток ужасов? Не раз и не два, чувствуя себя совершенно подавленной всем тем кошмаром, о котором читала, Аня порывалась бросить все к чертям и оставить поиски. Но всякий раз она возражала самой себе: «Неужели потраченное время, физические и духовные силы пойдут коту под хвост? Нет! Раз уж я начала, то надо идти до конца».

Аня чувствовала себя обязанной раскопать все это еще и ради той женщины – своей пра-пра… много раз прабабушки, своей «Пра», как Аня стала ее про себя называть, которую осудили и сожгли на костре. Сожгли по лживому обвинению. Теперь, ознакомившись с судебными отчетами инквизиции, Аня в этом уже не сомневалась. И потом, был еще решающий аргумент – пакет с песком. Он уже никак не позволял ей бросить все и уехать. Так уж она устроена, Аня: чем сильней ей мешают, тем упрямей и упорней она становится.

Поэтому она, образно говоря, взяла себя за шкирку и придавила к стулу, заставив себя читать следующий отчет. «Дело фрау Анны Ханзен», – прочла Аня. – «Тезка». Она открыла папку.

«17 июня: Заключена по подозрению в колдовстве». Просто по подозрению, и этого было вполне достаточно.

Для судов инквизиции принципы римского права были недействительны, тут в силе были особые принципы судопроизводства. Например, вместо привычной презумпции невиновности, тут действовала презумпция виновности. Обвиняемый считался виновным, пока сам не доказывал обратное. А как ты докажешь, что ты не ведьма или колдун?!