Маскарон. Роман

Маскарон

Роман

Сергей Курган

Фотограф И. С. Ковальчук

© Сергей Курган, 2020

© И. С. Ковальчук, фотографии, 2020

ISBN 978-5-0051-7806-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Глава 1

СЕВЕРНЫЙ РИМ

Дочитав до конца страницы, Аня поняла, что смертельно устала. Она прикрыла глаза и слегка помассировала их. Это вызвало болезненное чувство. Она вновь открыла глаза и, подняв голову, обвела взглядом помещение. Небольшой читальный зальчик архива был хорошо освещен ярким солнечным светом, льющимся через высокие окна. За десятком столов сидело, кроме нее, еще три человека: консервативно одетый представительный пожилой господин, невзрачного вида женщина лет сорока, из тех, которых потом невозможно вспомнить, и молодой парень в футболке и джинсах.

«Три человека, представляющие три поколения», – подумала Аня», – «как будто их специально подобрали». Эта, последняя мысль почему-то вызвала у нее неприятное ощущение, что-то вроде легкой обеспокоенности. При всей разнице в возрасте, все трое, в том числе и молодой человек, были в очках. «Примета компьютерного века» – отметила она про себя. Несмотря на очки, парень был совершенно не похож на архивного юношу. Если бы она встретила его где-нибудь на улице, она бы ни за что не подумала, что он бывает в таких местах, как муниципальный архив Бамберга. «Зачем он здесь?» – подумала Аня. – «Может быть, затем же, зачем и я? Раскапывает свою родословную? Ищет корни?»

Сама Аня занималась именно этим – пыталась восстановить свое генеалогическое древо. Родившаяся в Саратове дочь русской и поволжского немца, она давно, еще с тех пор, как переехала с родителями в Германию, хотела побывать в Бамберге, откуда, как она знала, были родом ее предки по отцу. Тут они жили до начала 17 века, затем переселились в Регенсбург, и уже оттуда в конце 18 века эмигрировали в Россию.

Она регулярно обещала себе, что на следующий год непременно съездит в Бамберг и Регенсбург, но этому всякий раз что-то мешало: то учеба, то всякие личные проблемы. А порою случалось и непредвиденное. Так, в позапрошлом году, когда они с Максом проводили каникулы в Швейцарии, неожиданно все планы полетели к черту, и началось такое, что им стало ни до чего1

Как бы там ни было, время шло, а намерения так и оставались намерениями. И, наверное, остались бы таковыми и в этом году, если бы Аня не заелась с родней Макса, а точнее, с его тетками.

Теток у него было две: обе – сёстры его матери, и обе противные до невозможности. То есть, наверное, они не были такими уж зловредными всегда и со всеми. Макс и вовсе находил их очень приятными и дружелюбными созданиями и никак не мог взять в толк, какие Аня имеет к ним претензии.

– Чем тебе не угодили мои тетки? – спрашивал он Аню всякий раз, когда она высказывалась по их поводу. – По-моему, милейшие существа.

Обычно Аня на это отвечала что-нибудь вроде:

– Не суди по себе. С тобой они милые, но ты им племянник.

Или же просто махала рукой.

Обе тетки были старшими сестрами матери Макса, и их собственные дети уже давно выросли, но внуков им дарить не спешили, и потому Макс был у них любимчиком. Они называли его «племяшкой» и суетливо оберегали, настороженно и ревниво присматриваясь ко всему живому, что приближалось к нему на расстояние менее двух метров.

Аня все это понимала и старалась не заводиться. Но в конце концов, произошло то, что должно было раньше или позже произойти: согласно неумолимому закону диалектики, наступил момент, когда количество перешло в качество, и Аня взорвалась.

Если при Максе тетки все-таки держались с Аней пускай холодно, но более-менее в рамках приличий, то в его отсутствие они регулярно наезжали на нее. Хоть убейся, Аня им не нравилась, и они полагали, что она не подходящая партия для их обожаемого племянника. И это несмотря на то, что она имела теперь диплом магистра по международной экономике и отличную работу в Женеве, в штаб-квартире холдинга «Дюмон» – с хорошей зарплатой, бонусами и превосходными перспективами. Все это нисколько не изменило их отношения к Ане. Их претензии были разнообразны, но в общем их можно было выразить емкой формулой: «Ты кто ваще такая?»

Они, видите ли, не из простых немцев: «Наш предок был инженером – кораблестроителем из Гамбурга и приехал в Россию, в Петербург, строить флот. Сидел за одним столом с Петром Первым. Да и последующие поколения были чиновниками и офицерами, пользовались почетом и уважением. И уж только после революции утратили свое высокое положение. А твои предки неизвестно кто».

И вот, наконец, Аню прорвало, и она разругалась с ними.

– Я представила им отчет за четыре года, – сказала она, когда Макс поинтересовался, что же произошло. – Итоги оказались неутешительны.

– С чего это ты вдруг? – спросил он.

– Вдруг?! – возмутилась Аня. – Ты сказал: «вдруг»?! По-моему, это слово тут неуместно!

– Кончай!

– Да я только начала!

– Не заводись!

– Сколько можно сдерживаться? У меня лопнуло терпение. Неудивительно: я терпела четыре года. Четыре года, Макс! За это время может истощиться терпение у удава! Они меня достали!

– Не понимаю чем. По-моему, они очень доброжелательны. Да они мухи не обидят

– Очень может быть, – ответила Аня со злостью, – что мух они действительно не обижают. Может, они их любят и лелеют, и входят в их тяжелое мушиное положение. Может, их пробивает на сочувствие к жукам и кузнечикам. Может быть, они вообще буддистки и члены Общества друзей живой природы. Все может быть. Не знаю. Но так как я не муха, то меня они очень даже обижают.

Макс скривился

– Что-то я такого не припомню, – сказал он.

– При тебе они стараются сдерживаться. Но в твое отсутствие они отпускают тормоза. Я тебе об этом говорила, и не один раз.

– Ты преувеличиваешь.

– Ничего я не преувеличиваю! Мне надоело терпеть унижения. У меня тоже есть гордость. Меня ценят на работе. Меня уважает сам Серж Дюмон! Мои предки по отцу, между прочим, жили в Бамберге, как минимум, в XVI веке! А твои тетки заявляют мне, что я – никто, без роду и племени. Да пошли они!

– Тебя заносит.

– Никуда меня не заносит! Вот поеду в отпуск в Бамберг и Регенсбург и откопаю свое родословное дерево.

– Ты каждый год, сколько я тебя знаю, заводишь эту песню. Но хотя от Вормса до Бамберга всего-то каких-нибудь пару часов на машине, дальше разговоров дело не заходит.

– Вот тут ты совершенно прав – не заходит. Вернее, не заходило. Но на этот раз будет по-другому. Я поеду туда обязательно! Я все архивы перерою, и найду!

– Что ты найдешь?

– Свидетельства того, что у меня старинная и достойная родословная. Приеду и суну их твоей родне под нос!

– Брось это!

– А ведь я могу последовать этому совету и правда бросить.

– Успокойся, – мягко произнес Макс и обнял ее.

Некоторое время они так молча стояли, обнявшись.

– Извини, Анюша, – добавил Макс. – Это был глупый совет. Не надо ему следовать.

На этот раз Аня действительно приехала в Бамберг и уже третий день сидела в архиве. Она приходила в девять утра и работала до полудня. Затем она шла обедать в понравившееся ей кафе неподалеку. Поев, она вновь приходила в архив и работала с часу дня до пяти вечера, после чего возвращалась в отель, который находился поблизости, тоже в Старом Городе.

Те семь часов, которые она проводила в архиве, она читала документы и за это время прошерстила несколько толстых томов подшивок. К перерыву у нее побаливала спина, заметно уставали глаза, и застывали пальцы, так что их приходилось разминать. А к пяти часам она настолько уставала, что, придя в номер, сразу же валилась на кровать и полчаса – час спала. Только после этого она чувствовала себя достаточно отдохнувшей для того, чтобы совершить прогулку по городу.

Результаты этих утомительных трудов были, на сторонний взгляд, нулевыми: в том смысле, что никаких следов пребывания своих предков в Бамберге она пока что не обнаружила. Но Аню это не обескуражило: она знала, что работа в архивах очень редко приносит быстрые результаты, а, случается, и вовсе не приносит никаких. «Терпение и метод – вот что необходимо», – говорила Аня себе. «Уж если мне столько лет доставало выдержки, чтобы сносить „наезды“ Максовых теток, то уж как-нибудь мне ее хватит и на архив» – думала она. Ну, а метод – это вообще не было большой проблемой: к методичности в любой работе она, учась в Германии, себя уже давно приучила.

Генеалогические разыскания – занятие непростое, и успеха в них не добиться, если не следовать определенным правилам. Прежде всего, нельзя «перепрыгивать» через столетия – это грубая ошибка! Начинать следует всегда не «из глубины веков», а с сегодняшнего дня, то есть, с тех родственников, которые еще живы, постепенно и последовательно, без «скачков» и без пропуска каких-либо периодов продвигаясь из настоящего времени все глубже и глубже в прошлое. Первым делом нужно встретиться со всеми ныне живущими взрослыми родичами и расспросив их, собрать все, что они знают о своей родне. Особенно ценными информаторами являются, естественно, пожилые родственники, но как раз с ними беседовать чаще всего очень нелегко. Тут необходимы такт, обходительность и выдержка. Нужно быть хорошим психологом, а желательно еще и хотя бы немного актером, чтобы успешно справиться с этим.

Аня такой опрос родственников провела. От него можно было сойти с ума. Сначала приходилось долго и нудно объяснять, зачем она этот опрос проводит и что она желает узнать. А представители старшего поколения, пережившие депортацию, трудармию и прочее, просто боялись каких-то неясных, но страшных последствий и замыкались, как ракушки. Приходилось преодолевать сопротивление и насмешки, завоевывать доверие.

А когда оно устанавливалось, то словно прорывало плотину, и на Аню изливались потоки сведений самого разного рода: родовые предания и анекдоты, рассказы про склоки и скандалы, истории любви и семейные трагедии. И океан эмоций: страсть, зависть, любовь и ненависть. Большая часть того, что рассказывали родственники, никак не относилась к генеалогии. Но все это надо было слушать, и не просто терпеливо, но демонстрируя участие и интерес. Впрочем, порой бывало действительно интересно. Аня подумала еще, что на основе этих рассказов можно было бы написать несколько романов: материала хватило бы и для Бальзака.

На следующем этапе следовало обратиться к записям актов гражданского состояния – в Баварии, в которой находятся и Бамберг, и Регенсбург, такие записи регулярно ведутся местными властями с 1876 года: да, увы, всего лишь с последней четверти XIX столетия. Поскольку ее предки эмигрировали в Россию еще в XVIII веке, таких записей в Регенсбурге быть не может. А в Бамберге – тем более. Поэтому в муниципальных архивах обоих городов Аня искала каких-либо родственников не по прямой линии, которые могли бы помочь заполнить дыры в составляемой ею родословной.

Если требовалось «копать глубже», то следовало заняться церковными записями. В церковном католическом архиве в Регенсбурге она нашла своих предков – они были горожанами. Записи о них появились начиная с 1650 года, причем, указывалось, что они были родом из Бамберга. Но для Ани важно было докопаться до начала XVII века, потому что, согласно семейному преданию, которое ей поведала бабушка, именно тогда одна молодая женщина из числа ее дальних предков была сожжена в Бамберге на костре как ведьма2. И если в детстве и отрочестве, когда Аня еще жила в Саратове, она относилась к этой истории, как к сказке, то впоследствии ее мнение переменилось. Теперь она чувствовала, что это правда, и стремилась найти этому документальное подтверждение, И еще, Аня не могла забыть, как Серж однажды сказал, что «в ее жилах течет высокая кровь». Тогда Аня решила, что это просто комплимент и метафора, которыми всегда изобилует речь Сержа. Но сейчас она стала склоняться к мысли, что за этим кроется нечто более существенное. Она верила, что ее предки имели высокое происхождение и надеялась это доказать.

И, поскольку в муниципальном архиве она не нашла полезной для себя информации, Аня обратилась к церковным записям, перебравшись в местный католический церковный архив.

Здесь, на первый взгляд, поиски обещали успех, так как римско-католические приходы еще в 1563 году были обязаны решением Тридентского собора регистрировать крещения, браки и смерти, а Анины предки, и в этом она была уверена, были католиками. Так что начало XVII столетия, по идее, должно было быть отражено в церковных записях. Но действительность, как водится, оказалась сильно отличающейся от предположений.

Когда Аня подала запрос на церковные приходские записи за первое десятилетие XVII века, женщина-архивариус подняла лицо от заполненного бланка и, сдвинув очки на лоб, окинула ее пристальным изучающим взглядом, от которого Аня почувствовала, что буквально замерзает в этот жаркий августовский день, после чего архивариус взяла из стоящего перед ней ящичка штемпель.

– Вы это серьезно? – с металлом в голосе спросила она.

– Ну да, – пробормотала Аня в ответ. – А в чем дело?

Она была совершенно растеряна. Взгляд архивной дамы потеплел, и штемпель вернулся в свою ячейку.

– Могу я спросить, что именно вы ищете?

Аня объяснила, что в шестнадцатилетнем возрасте переехала с родителями в Германию из России и теперь ищет своих предков, которые до начала XVII века жили в Бамберге.

– Значит, вы ищете свои корни? – спросила архивариус.

– Да…

– И что-то еще, так?

– Да, – вновь ответила Аня, почему-то вдруг почувствовав к даме доверие. – И еще кое-что.

И она рассказала о ведьме, сожженной в начале XVII века. Архивариус слушала очень внимательно, и выражение ее глаз становилось все более сочувственным.

– Вот что, милочка, – сказала она, когда Аня закончила свой рассказ, – я сейчас попрошу коллегу подменить меня на полчаса, и пойдемте посидим в нашем кафетерии. Я вам кое-что объясню и попробую вам помочь. А заодно мы приятно побеседуем. Хорошо?

– Спасибо, – смущенно поблагодарила Аня.

В кафетерии Аня взяла кофе, а архивариус – травяной чай.

– В моем возрасте не следует увлекаться кофе, – прокомментировала она, когда они уселись за столик.

С минуту она молча перемешивала таблетку подсластителя, а затем положила ложечку на блюдце.

– Значит, с 16 лет вы учились в Германии? – неожиданно спросила она.

– Да, – несколько обескураженно ответила Аня. – В гимназии. Потом – в университете.

– Что вы изучали, если не секрет?

– Международную экономику.

– Позвольте полюбопытствовать, что у вас в гимназии было по истории?

– «Отлично», – Аня почувствовала, что уши у нее покраснели.

– Вот как?

Архивариус посмотрела на Аню с интересом.

– Вы должны быть весьма продвинуты, фрау…

– Шерер, – назвалась Аня.

Дама достала из кармашка своей сумочки визитку и передала ее Ане.

– Я – фрау Вайгель, – представилась она.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно. Так вот: записей за период времени до середины XVII века у нас нет. И не только у нас – их нет и в других германских архивах. Потому что – и вы должны это знать – в первой половине XVII века в Германии произошла катастрофа.

– Катастрофа? – поразилась Аня.

И тут что-то замаячило в ее сознании. Отвлекшись от окружающего и сосредоточившись, она, как учил ее Серж, «прошлась по цепочкам ассоциаций». В ее сознании засветился пустой экран, на который выплыли цифры: «1618 – 1648». Боже мой, ну конечно!

– Тридцатилетняя война! – воскликнула Аня.

– Именно, – откликнулась фрау Вайгель. – Это была настоящая тотальная война. Тридцать лет по Германии передвигались многотысячные армии. Отряды ландскнехтов грабили и жгли дома и фермы, вырезали крестьян, сжигали урожаи. Страна лежала в руинах. Людские потери точно, конечно, не известны, но совершенно определенно, что в пропорции к численности населения они были существенно выше, чем в Первую и даже во Вторую Мировую войну. И заметно выше, чем от Черной Смерти.

– То есть, эпидемии чумы в XIV веке?

– Совершенно верно. Страна обезлюдела. Какие уж тут архивы! Все сгорело! Огромный массив документов предшествующих эпох был безвозвратно утерян.

– Понятно. Я как-то об этом совсем не подумала…

– Вот поэтому проводить в Германии генеалогические разыскания, относящиеся ко времени до середины XVII столетия, практически безнадежно. Записи имеются только после 1648 года, а непрерывные записи – приблизительно с 1700.

– Что же, вообще ничего не осталось?

Аня испытывала чувство подавленности. «Вот и закончились мои генеалогические исследования» – с грустью подумала она. Но несмотря ни на что, в глубине души она надеялась, что это еще не тупик и что какое-то решение есть. Должно быть!

– Очень мало, – ответила фрау Вайгель после паузы. – Крохи. Серьезные находки тут исключительная редкость.

– Но они все-таки случаются? – спросила Аня со вновь проснувшейся надеждой.

Фрау Вайгель неопределенно пожала плечами. Она молча крутила в пальцах ложечку, очевидно размышляя о чем-то.

И в этот момент Аня почувствовала на себе чей-то взгляд. Почувствовала совершенно явно, буквально физически. Она была уверена, что это не игра ее воображения. Взгляд был не то чтобы тяжелым, но пристальным и потому неприятным. И это не был раздевающий взгляд, какие Ане нередко приходилось ощущать на себе. Нет, в нем не было ничего сексуального, ничего легкомысленного. Это был очень серьезный взгляд. Примерно в том месте, где шея соединяется с затылком Аня почувствовала, как ее словно бы покалывают маленькие иголочки. Смотрящий расположился не совсем за ее спиной, а где-то сзади и сбоку, таким образом, что он мог хорошо видеть Аню, тогда как сам оставался невидим для нее. Чтобы его увидеть, недостаточно было повернуть голову, нужно было повернуться корпусом. Сделать это Аня не решилась. Позиция для наблюдения была выбрана точно – профессионал? «Но зачем»? – размышляла она. – «Кому я понадобилась?!»

– Крайне редко, фрау Шерер, – после еще одной паузы отозвалась фрау Вайгель, сделав ударение на слове «крайне». – Этим путем вы не добьетесь ничего.

Она произнесла это с какой-то подвешенной интонацией. Значит ли это, что есть варианты?

– Имеется еще одна возможность, – вновь заговорила фрау Вайгель. – Эта женщина – ваш предок, которую сожгли как ведьму… Можно попробовать искать через нее.

– Это возможно?

– Да. Тут речь уже идет не о церковных записях, а о судебных отчетах инквизиции.

– Они сохранились?

– Большей частью – да, они сохранились.

– На них всеобщая катастрофа не распространилась?

– Инквизиция – это инквизиция.

– Серьезное учреждение?

– Не стоит иронизировать, фрау Шерер. Уверяю вас, это совсем не смешно.

– Я знаю.

– Боюсь, вы знаете недостаточно. Но можете пополнить свои знания по этой теме.

– Здесь? В вашем архиве?

– Да. Короче говоря, вы можете ознакомиться с судебными отчетами бамбергских судов над ведьмами и попытаться отыскать в них вашу… Вы знаете ее имя и фамилию?

– Да, – соврала Аня.

Фрау Вайгель, посмотрев на Аню, вздохнула.

– Значит, не знаете. Но какие-то сведения о ней у вас есть?

– Да, – тихо ответила Аня, чувствуя крайнюю неловкость.

– Хорошо. Вы готовы этим заняться? Имейте в виду, что это не только уйма работы, но и такая информация, от которой нормальному человеку делается не по себе.

– Я готова.

– В таком случае, подадите запрос. Я вам дам бланк и объясню, как его заполнять. И прошение о допуске.

– Прошение о допуске? Это секретная информация?

– Если бы она была секретной, ни вас, ни меня к ней и близко бы не подпустили. Никакой секретности тут нет – с этой информацией могут, в принципе, ознакомиться все.

– Зачем же допуск?

– А допуск, фрау Шерер, нужен для того, чтобы эту информацию использовали по делу. Поэтому в прошении о допуске нужно свой интерес обосновать: для научной работы, для написания книги или, как в вашем случае, для установления родословного древа. Обосновать сумеете или вам помочь?

– Думаю, что сумею, – ответила Аня. – Спасибо, фрау Вайгель, – вы мне уже очень помогли.

Фрау Вайгель улыбнулась уголками губ.

– Мне понравился ваш интерес к корням, – ответила она.

Встав из-за столика и наконец-то обернувшись, Аня не увидела того, кто мог бы так смотреть на нее. Но она была уверена, что все это – не «глюки», и что взгляд был. Однако там, где, судя по всему, должен был сидеть наблюдатель, не было никого. Аня собралась было уже выкинуть все это из головы – чего только не бывает! Но, проходя мимо этого места, она увидела, что сидевший за столиком, по-видимому, все еще где-то тут, поблизости: чашка кофе была недопитой, у ножки стула стояла черная спортивная сумка. А из ее кармашка торчали очки, вид которых почему-то обеспокоил Аню. Хотя ей был виден лишь их краешек, они показались ей знакомыми.

И только часом позже, когда, заполнив с помощью фрау Вайгель необходимые бланки в архиве, Аня возвращалась в отель, она внезапно вспомнила, где она видела эти очки: они были на носу у того самого, непохожего на «архивного юношу» молодого человека, который сидел вместе с ней в читальном зале муниципального архива.

Ей сразу стало как-то не по себе, и ее охватило чувство тревоги. И рядом – никого. «У Макса со следующей недели начинается отпуск», – подумала она. – « Может, позвонить ему, чтобы он сразу приехал? Или вообще плюнуть на это все и уехать домой, в Вормс? В конце концов, прошла всего-то неделя отпуска, и впереди еще полно времени. Может быть, удастся схватить какой-нибудь горящий тур «в последнюю минуту»? А лучше без всяких турбюро – просто поехать на машине куда-нибудь»?

«А почему, собственно»? – продолжала размышлять Аня. – «С какой такой стати? Ничего ведь не произошло»! «Пока что», – дополнил противный голос где-то в голове. «А не заткнулся бы ты»? – ответила ему Аня, хотя понимала, что это – голос ее инстинкта самосохранения. Но разве есть какая-то опасность? В чем она? «Не преувеличиваешь ли ты, милая моя»? – задала она себе вопрос.

«А может, кто-то как раз и хочет, чтобы я плюнула и уехала? Пытается меня напугать»? Тут уж взыграло Анино упрямство: «Ну, нет – не на ту напали, – сказала она себе. – Тогда я тем более никуда не уеду»!

Едва войдя в свой номер, Аня моментально стянула платье, следом за чем включила кондиционер. Был август. На улице стояла удушающая жара, которая, после утомительной работы в архиве, добивала окончательно. На какой-то момент ей представилось, что она на море – где-нибудь в Римини или в Каннах, а может, на Канарах. И вот сейчас войдет в воду и окунется с головой. Поплавает, а потом просто покачается на волне… Она вполне могла бы там быть. Многие ее коллеги проводили отпуск в тех краях, а она сидела в прокаленном солнцем городе, равноудаленном от всех омывающих Европу морей, и задыхалась от жары. Правда, и в архиве, и тут – в отеле имелись кондиционеры, но даже сравнительно короткого перехода по улице хватало для того, чтобы насквозь пропотеть.

Аня встала под душ. Жалела ли она, что тратит драгоценное время отпуска здесь? «Нет!» – твердо ответила она себе, – «Раньше или позже это надо было сделать, и сколько можно откладывать»? Она предчувствовала, что ее розыски не останутся бесплодными.

После душа Аня накинула легкий розовый халатик и бухнулась на кровать. Она начала размышлять о том, вызвать ли Макса сюда или пока оставить его в покое, но все никак не могла принять решение. Вскоре мысли стали путаться, и ее сморил сон.

Аня бежала, точнее, пыталась бежать по Бамбергу – по Старому Городу. Нет, не просто старому, а стародавнему – века шестнадцатого или семнадцатого. Но при этом она была одета по-современному: в белых шортах, белой блузке и длинном трикотажном жилете цвета морской волны. А вокруг нее теснилась толпа людей – одетых по-старинному мужчин и женщин, которые хватали ее за края одежды, и взгляды их были исполнены злобы, страха и неприязни.

Они резкими, задыхающимися от ненависти голосами выкрикивали: «Это ведьма! Сжечь ее! Спалить на рыночной площади»! Среди беснующейся толпы спокойно стоял монах с надвинутым на лоб капюшоном, так что лица было не разглядеть. «Инквизиция, милочка, – серьезное учреждение», – произнес он скрипучим голосом.

Тут же Аня оказалась стоящей на поленнице и привязанной к столбу. «Мы тебя спалим»! «На сырых дровах»! – выкрикивал кто-то мерзким, плотоядным голосом. «Бабы – все ведьмы»! – вторил ему хриплый бас. Вдруг среди толпы появился Макс в своем любимом неформальном прикиде: джинсах и футболке, на которой в этот раз красовалась надпись: «Take your filthy hands off me now!»3 Он стал кричать срывающимся голосом: «Она не ведьма! Оставьте ее! Ее ценят на работе! Ее уважает сам Серж Дюмон»! «Нет, кончай»! – грубо произнес кто-то. – « У удава лопнуло терпение»!