Русская философия. Анализ истории. Том 2

В самом падшем человеке Он видит только то зерно, которое может прорости и дать благие плоды, то есть видит то, за что Бог его терпит на земле и ждет от него возрастания. По весне земля безвидна и пуста, но это не означает, что её надо оставить, ибо Солнце греет землю и вот тут начинается чудо. Человеку нужна теплота, чтобы он возрос. Сделать это можно только неся в себе эту радость. Женщина чувствует этот свет и в ней рождается только одно чувство – желание взять немного этой радости и родить радость от радости

1.0.2.-1.Очень часто в разговорах со священником бывает слышен вопрос о бытии Бога. Собеседник требует визуального или умопостигаемого доказательства о Творце. И тут приходится слышать от отцов какие-то научные доводы. Мы же пойдём в решении этих вопросов несколько иным путём и по максимуму используем не полностью реализованные возможности всего того, что открыто взору нашего разума на основе чувственного опыта. Бог един в полноте Своей, а потому единым должно быть творение Его и взору нашему должно быть явлено только единство, как ещё одно имя полноты свидетельства о Творце в пределах возможности нашего разума её распознавать и видеть Творца, в пределах природной возможности этого естества нести в себе выражение полноты о Нем. Это распознание Божественного стимулирует радость, как ещё одно имя полноты Божественного.

Изначально уже, сам вопрос несёт в себе ложные установки (также как в апориях Зенона). То есть так говорить нельзя, также как спрашивать, к примеру: сколько куриных яиц растёт на ягодном кусте? Да яйца кур – это реальность. Реальность бытия и ягодный куст. Но яйца не растут на ягодном кусте – как можно вести речь о количестве яиц на кусте? Так нельзя ставить вопрос, ибо сама постановка вопроса (исходя из истинных посылов пытаются протолкнуть ложный вывод) утверждает о том, что яйца растут на кусте. Также как нельзя требовать, чтобы нам показали Бога в виде дедушки на облаке. Дедушка есть и облако есть, но дедушка на облаке сидеть не может. Бог не может творить противоестественное самому Себе – вот в чём вопрос, но может показывать Себя адаптировано к возможностям физиологии человека. Здесь уместно немного понятным языком аллегорий привести доводы Аристотеля.

Представьте себе, что вы увидели своего приятеля и подходите к нему для приветствия, во время коего подобное в нас общается строго только со своим подобием в нём. Ваша ладонь тянется к его ладони для рукопожатия; ваши глаза смотрят в глаза его; ваша речь сопряжена с его речью; ваш ум в единомыслии с его умом. То есть во время общения подобное может быть в естественном плодотворном сочетании только со своим подобием. Не может ум как-то иначе взаимодействовать с ладонью или чем-то ещё кроме его ума. Человек в процессе разговора не ищет глаза собеседника там, где их нет согласно естеству (где находится ладонь, к примеру), то есть не смешивает подобия. Но тогда, если есть Бог, как Высшая Инстанция Вселенной, то для познания Его в нашей природе естества обязательно должна быть грань естественного подобия Ему, опосредовано коего можем обозревать Его. И оная, эта грань, соответственно положению Его во Вселенной, должна быть высшей в природе человека. Мы придаем Божественному такие качества, которые свойственны только Его творению, но это только лишь творение Его – не более того. А как-то иначе воспринимать Его мы не можем, ибо только с творением имеем дело. Иными словами, на Безграничного мы смотрим через призму границы в чистом виде, ищем в Нем свое ничтожество и судим о Нем по себе, ищем в Его Естестве скверну греха. Мы не понимаем о том, что это Бог только лишь потому, что придаём Ему в данной реальности противоестественные Ему образы, которые в данной реальности не могут проявиться в каком-то ином обличии, чем то, что есть на самом деле, а потому не правильно пытаемся налаживать с Ним отношения. Как бы при встрече мы тянем ладонь не к подобию ей в Нем, то есть не к ладони, а, к примеру, за ухо и получаем естественную в этом случае не адекватную реакцию Собеседника, в нашем случае Творца385. Сие заблуждение пришло к нам из древнего мировосприятия. Мы не понимаем, что это Бог потому, что переносим естественное для нас в те сферы, где их пребывание противоестественно, ибо в данной реальности они должны быть другими, должны быть представлены иначе. Ведь, из-за различия в образе жизни, современному человеку, в отличие от древнего, свойственно придавать значение внешней форме в ущерб Сути внутреннего мира, а поэтому вопрос лишь в том, где найти ладонь Бога для рукопожатия; где найти глаза Его, чтобы смотреть Ему в глаза; как найти Его ум, чтобы единомыслии с Ним пребывать88. Не может ладонь видеть цветы на лугу или оттенки их запаха, но только чувствовать их естественное подобие для ладони при прикосновении к ним. Органы обоняния не воспринимают механические движения идущего поезда вдали. Разум же видит не вещи, но через вещи видит уже только свое подобие – иное проявление Божественного свойства, свидетельствующее об единстве – Божественный порядок этих вещей. Как только человек обретает непосредственное единство с Богом в духе, так сразу же мир вещей для него исчезает, он перестает чувствовать его и он его не видит. Общается с сущностью внутреннего мира. Так человек разумом «чувствует» и понимает мысль Бога – то только потому, что сие его подобие, которое оказалось в сфере разумения – гармонию Вселенной. Как впрочем, Божественный порядок вещей, заключенный в каждой чувственно воспринимаемой микроне – это выражение внутреннего мира. Сие мы увидим ниже в опубликованных здесь суждениях, где речь пойдёт о цикличности в природе живого. То есть развитие человека настолько далеко зашло, что то многое, когда-то бывшее чудом, ныне же просто инструмент созерцания того же Объекта – Бога.

1.0.2.-2.Логический анализ, как грань духовной культуры, есть самая примитивная попытка обоснований о Боге. Но так как это тоже часть полноты свидетельства о Нем, то также является значимой и имеет лишь свою сферу-область и соответствующую ей специфическую грань функционального проявления, и свою стихию функциональной свободы, свою ограниченную область выражения Истины. А именно – либо да, либо нет. Либо Бог есть, либо Его нет414. Далее включается математика, как более конкретное, усложненное решение этого вопроса: вот там Он есть, а вот здесь Его нет. Далее включается геометрия, как еще более усложненное, ибо единство, замкнутость – это ещё некоторые имена полноты. Следовательно, в ограниченные, но в то же время, ещё более полные возможности, геометрии выражать форму замкнутой полноты входит выражение Божественного в окружности: либо окружность есть, либо её нет. Ещё более всеобъемлющее – это биология, история. В них нам видны форма и поведение Бога. Но все эти более сложные свидетельства о Творце так и останутся в пределах общего, а именно логического анализа: Бог есть или Его нет. Ведь Бог – это живая Душа, это Личность. А с личностью надо только беседовать.

В то же время всякий самый совершенный порядок абсолютно всегда останется одной из форм или частным случаем проявления хаоса. В очень узкой сфере-области области мировосприятия, то есть в срезе порядок-хаос: хаос – всегда проявление непознаваемости, а точнее он – иное имя оной, то есть пустоты003-03-07. Если мы не видим себя в реалии, то оная нас пугает. Но распознать в хаосе Божественный порядок может только то, что само несет в себе порядок – его эталон, свойственный для этой реальности – сознание, ибо подобное распознается только своим же подобием. Мыслящий разум в структурном хаосе видит мысль Бога. Поэтому логика, как отрасль функциональности разума в природе человека (с её либо «да», либо «нет»), выражается в ракурсе: или чувствую Бога через Его выражение в возникшем порядке, или не чувствую. Эта узкая сфера-область нашего бытия (да-нет) досталось нам от грехопадения первого человека – от древа познания добра и зла, как основания «да» или «нет»89. В пределах оной развернется потом весь сюжет мировой истории. Более, логика, как инструмент богопознания, ничего не видит и никаких ответов более нам не предлагает, а потому нельзя от неё требовать большего. Хотя все ответы заложены внутри этой сферы логики. Тут следует сказать ещё более точно, что если Бог «оказался» в поле зрения, в области распознания логики или математики (других наук), то в этом случае не нарушено важное условие земной жизни со всеми её радостями, о полноте выражения природы коего так радел Лоренцо де Валла. Точнее, если логика является частью этой Вселенной, то ей требуется тоже как-то своеобразно сверх лаконично и оптимально свидетельствовать о Боге, чтобы быть распознаваемым Его подобием в данной сильно зауженной области созерцания Вселенной, а именно образом Божьим – человеком. Иными словами, в логике человек может видеть Творца, если только оная свидетельствует о Нём. И наоборот, если оная свидетельствует о Нём, то оная существует, как логика. Какие-то иные логические реалии не существуют, а потому не востребованы и потому не распознаются, и даже как предмет обсуждения не обозначились в бытии и не осмысливаются. Если есть Бог, то имеет место всё Им произведённое (Им сотворённое) – вне Его ничего не существует. В противном случае, вне сотворённого Им мира, утрачивается смысл вести речь – зачем науки ни о чем. Так как всё сотворено Богом, то имеет бытие свойство Его – вечность. И наоборот, Мир, повреждённый первородным грехом попал в инобытие, коему свойственны границы во всем, то есть в мир временных форм на Этом Теле вечности Его творения, а потому все то, что оказалось воспаленным, все это наделено свойством временности. С помощью этого критерия двоичности вечность-временность всего нам следует увидеть свое подобие Богу – свидетельство о вечности через противоположность – всеобщую относительность. При этом в наших возможностях чувственной природы, ограниченных первородным грехом, остается только отрицать все то, что отрицается хотя бы только потому, что попало в поле зрения пораженной грехом чувственной природы, ибо видеть свое подобие на Теле вечности – это уже грех. Все это попавшее в поле зрения греха подобно нам во грехе, но не подобно Богу и от этого временно. Именно поэтому мир для нас явлен в постоянно изменяющихся формах: умирает и возникает вновь. Это хаос, в котором обнаруживается, что постоянное изменение упорядочено. То есть движение есть, но в одном направлении – оное происходит по каким-то правилам, инородным абсолюту хаоса. Мы чувственно распознаем распад, как природное свойство присутствующего в нас воспаления от греха, но иной составляющей в нашей двоичности природы, то есть разумом замечаем именно то, что этот порядок устраивает и стремимся это влияние вобрать в самих себя, как свое подобие – просто подобное стремится к подобному (этот момент мы ниже по тексту книги назовем приемом пищи, священной Трапезой). То есть нам подобает видеть то, как временное исповедует то, что ему инородно, если не на том, естественном для себя месте. Если бы не было временности, то мы не смогли бы распознать её свидетельство о Боге – то, что наделено вечностью, как свойством только Божьим: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.» Итак, мы чувствуем одно, но умом видим другое – порядок. Порядок упорядочения движения – всегда имеет свою причину. Речь идет о направлении движения, которое возникает только в перестроении. Все движется к совершенству и движение именно этим упорядочено466.

Пытаясь познать Бога, способны лишь на то, чтобы только отрицать то, что не есть Он. В то время как Самого Его мы отвергнуть никак не можем – таков порядок вещей, что Бога ни разрушить, ни отвергнуть невозможно. Бог именно для этого наделил мир греха временностью круговорота466, чтобы мы могли видеть Его в том, что нетленно и вечно, через временный носитель Его Энергий. Закон всеобщей относительности работает только в этом ракурсе, при котором мы видим то, что абсолютно во всем: если мы не ведаем о зле, то нам не понять что такое добро. Также следует добавить, что мир, повреждённый первородным грехом, наделён ещё одной гранью временного, свойством неустойчивости – с помощью этого критерия нам придётся свидетельствовать об абсолютной устойчивости. Ведь мы своей природой, опосредованно коей пытаемся познавать Творца, «… достигли крайних пределов бытия тварного, областей наиболее удаленных от Бога, отделенных от Него не только природой, как тварной, но также и свободной волей, создательницей нового модуса существования – греха …»1, а потому созерцая мир через призму наибольшего удаления от Него, Его не видим, но хоть эта природа наиболее удалена от Творца, оная остается частью всеобъемлющей полноты Божественного творения, а потому нуждается во внимании, как и мы нуждаемся в том, чтобы даже этот край бытия богословствовал, исповедовал Творца, чтобы он Его славил. Это для нас также жизненно спасительно. При этом, чтобы не повредить эту сильно и даже абсолютно ослабленную грехом природу, опосредовано коей происходит познание Бога, поражённую грехом, нам следовало бы так выстраивать цепь наших суждений, чтобы случайно неосторожным словом не нарушить эту наислабейшую нить упорядочения, связывающую нас с Богом. Иными словами, нам следовало бы так выстраивать цепь наших суждений, чтобы случайно неосторожным словом не повредить целостность единства полноты, трансформировавшейся в последовательность хода мысли, нечаянно не утратить бы непрерывность линии от Начала начал, то есть не утратить Божьего свойства постоянства, оформленного в образе единства в данной специфике реальности бытия. Ибо ввергнув в разрушение единства далекого-далекого начала всего с его производным современности, мы вместе с этим разрушаем замкнутость целого и тем рушим образ Божий в свойстве единого, то есть утрачиваем жизнь. Тут нужна особенная, беспредельная нежность, стимулирующая самую высокую степень трудолюбия ума – «не отвергай любви Небесной – она прозрение твое» – поет великая певица Анастасия Титова (слова песни Татьяны Шиловой). То есть нигде не должно быть нарушения или даже малой натянутости в железных логических суждениях, образующих тонкую нить последовательности и «железной логики». Так как первый Адам общался со змием и через него познал древо добра и зла, то природа наша в земных условиях приняв образ того, с кем вошла в общение, так и осталась нести в себе что-то от образа змия, на животе ползающем там, где ему это позволяют условия без нарушения прообраза змия, то есть причинно-следственного механизма, образа Божьего в ограниченной первородным грехом сфере мироздания. Иначе образ Божий в этой сфере бытия проявиться не может. То есть не нарушив жизненное пространство червя, не покусившись на природу оного, которую мы носим в себе с того самого первого времени, нам предстоит эволюционно преобразуя себя до наиболее полного приобщения к Нему, проделать путь к Истине, причем только там и только в том месте, где этот червь может и способен ползти без разрушения своей природы, чтобы вновь вознестись на небо89. Чтобы реализовать этот план, тут должно быть послушание абсолютной силы у абсолютной слабости – таково условие бытия полноты жизни, где капитан судна несет послушание даже у матроса, также как матрос несет послушание у капитана. Только благодаря этому эволюция не прервалась и червь в процессе эволюции становится нежно запрятанным от опасности в кольчугу плоти и в то же время заключенным в клети человеческого организма. Его приходится носить уже в себе и питать пищей телесной, сообразуясь со вселенским круговоротом466 (он становится кишечником). Мы, в этом же прообразе, нуждаемся в цепочке суждений, то есть логический анализ, как однонаправленное движение по линии последовательности – это тоже нам досталось от природы червя89. Наоборот. Гениальность – это всегда видение гармонии в единстве, свойственном для Царствия Небесного до грехопадения, ведь человеку остается прежнее – мир нужно созерцать с вершины бытия, с которой смотрит Бог, а не с какого-то подножия её, как сие естественно змию. Разные образы мировосприятия с разных точек позиционирования надо соединить в одно. Это противоречие стало пружиной, толкнувшей эволюционное становление до привычного ныне образа мироздания. Разум должен иметь одновременно и единение со своей природой, и независимость от оной, то есть должен торжествовать над ней не покидая ее. То есть голова должна быть не в теле, как у змея, а над телом и не где-то там а только впереди тела. Только преображение себя самого в данном прообразе, позволяет быть в милости у Бога и с этим иметь все остальное, а не строительство объектов для достижения близости Творцу или еще как-то искусственно. Без этого нет полноты. Потому в наших возможностях так и останется вечное ползание в причинно-следственном образе железной логики, в пределах коей исключены прыжки и перескоки91, мы не можем преодолеть подобно птицам глубокие овраги и высокие горы, ибо от этого теряется основание под нашими ногами, как образ единого, как условие для бытия связующей цепи суждений и человек-мыслитель, не искушённый в вере, не может воспринять свидетельства о Боге, теряет дар видения единого между разрозненными событиями, перестает быть «другом парадоксов». А так как происходит нарушение логической цепи суждений, то мир веры его разрушается, он умирает как верующий (становится атеистом), то есть для веры он опять остаётся мертвым – ведь, если нарушено первое условие бытия живого, единство Бога, выраженного в ненарушенной цельной последовательности – единства начала и конца – то и нет подобия нашему живому естеству, которое несет в себе полноту Божественного, то есть оное погибает как разрушенный организм. Только образ единства Бога во всех гранях наделён жизненностью93.

1.0.2.-3.Что есть само по себе грехопадение? Если мы присмотримся к эпизоду диалога змия с Евой, то не увидим как бы ничего такого, что покушалось бы на жизнь первой семьи. Да и покушения на жизнь нет совсем, там просто покушение на священный образ её – там призыв к познанию. Но познание познанию рознь. Одни знания воскрешают, а другие смазывают всякие картины мира бесконечно трудно связываемой реальностью.

СЧАСТЬЕ 000-00-00 Здесь есть смысл вспомнить слова Льва Толстого о любви, что это как палец, на который он обращает внимание только если он болит. Кто есть человек? Человек, как уже много раз здесь сказано, является дорогой эволюционного становления, на каждом участке коей природа счастья человека по своему адаптируется, набивает мозоль. То есть человек – это совокупность разноплановых мозолей, которые приспосабливают счастье бытия человека в земных условиях. Иными словами, человеку чувствовать мир нельзя. В прообразе Нирваны ему ничего в этом мире ни видеть, ни познавать нельзя. И это и есть абсолютно крепкое здоровье, раз все вокруг, подобно пальцу, никак не трогает и не отвлекает внимание от самого главного – от Творца. Помним, что самое страшное для человека утратить внимание, отвлечься от Бога. Так вот, получается, что нам даже видеть окружающий мир телесными глазами нельзя, ибо это подпадает под определение о воспалении, о противоестественности природе человека, это такая мозоль. А теперь эксперимент. И к нему надо отнестись ответственно. Попробуйте обратиться к Богу в настоящей молитве. Вы заметите, что мир для Вас исчезает, пропадают все преграды и перегородки. Перед нами Личность. Мы Его не видим, ибо всякое созерцание подпадает под определение о воспалении, об инородности Божественному естеству. То есть наступает именно то самое состояние здорового тела и миропонимания. Мы едины с Богом, высшая инстанция в нашей природе в единении с Высшей Инстанцией во Вселенной, то есть если голова выше всего и ближе всего к небу, то неизбежно ниже в нашем теле будет шея, потом плечи, руки, сердце, еще ниже желудок и в самом конце толстая кожа стоп соприкасается с землей. То есть тогда все в нашей природе занимает свое естественное место. Каждая стопа встает на свою землю и своей толстой кожей бережет радость жизни, мы стоя на ногах не чувствуем боли. В этом же прообразе, каждому опасному влиянию мира соответствует своя стопа, свое противоядие – так сложилось эволюционно. А именно, жизнь стремится стать вечностью, а потому зрение и чувственная природа вообще – это такая мозоль или прообраз толстой кожи на массивной пятке, которая помогает быть счастливым в земных условиях. Мы ничего не должны видеть и чувствовать – это есть определение нормального здоровья. Всякое явление в жизни человека – это то, что либо воскрешает в нем жизнь, либо наоборот ее губит. Ибо оное есть движение либо к Богу вверх, либо вниз. Иными словами, это есть такое движение, в котором распознается внутренний мир бытия. Вспомните Платона. Когда идея мастера каменных дел совокупляется с камнем, то камень получает образ идеи. Аналогично и здесь. Безмыслие и бесчувствие, наступающие в молитвах стимулируют бытие образа, в коем человек не чувствует, то есть здоров. А всякое явление просто ускоряет воплощение этого образа. Холодная вода, баня, физический труд, сон и так далее. Жизнь – это счастье, обусловленное не богатством, ни возможностями. Жизнь – это счастье, которое обусловлено именно многогранным движением в молитве. Если нет богатства, то движение становится осмысленным. А богатства, как раз это движение делают не нужным. Нет смысла испытывать судьбу, чтобы убедиться в этом.

Если мы познаем Бога, то одновременно нам раскрываются все остальные грани Его и при этом мы познаем Его так, как это естественно природе человека, благодаря чему мир уходит из чувственного восприятия. Он как здоровый палец перестает быть чувственно заметным. Мы видим мир, только лишь потому, что противоестественностью своей он травмирует нас, воспаляет природу. Человек выздоравливает только в молитве, ибо во время оной мир исчезает и перед нашим умом встает только Личность Творца. Мир не видим только в молитве003-03-7.7. Змий же, непосредственному естественному сущностному единству с Творцом предлагал альтернативу, а именно познание какой-то одной отдельной грани из абсолютного множества94 полноты, то есть помимо единства с Ним. Потому, имея знание о ней, человечество утратило все остальное знание. Также как, если вы пребываете на вершине бытия, то вам открыта вся Вселенная под ногами. А если решили знать большее и спустились в долину, то конечно, мы видим уже эти буераки и поваленные деревья и хаос всеобщий, свойственный для леса, что скрадывалось при созерцании сверху. Хотя это тоже знание и в каждом случае есть свой позитив, который имеет жизненно важное значение, а потому и то, и другое обязаны быть в нераздельной связности, как грани одной и единой полноты живого. В раздельности, из-за безрадостного открывшегося вида, теряется связь общего единого, созерцаемого с высоты, а поэтому отвергается красота гармонии. Ибо все остальное, обозримое на вершине нами утрачено – можем видеть только то, что оказалось в ограниченном природой секторе обозревания – под носом и под ногами. Одно дополняя, в тоже время исключает другое. (07.01.00)Итак, нам открыта только узенькая абсолютно малая грань Божественного – некоторая точка, через которую вполз инородный порядок в образе змея во Царствие Небесное и через который провалилось привычно созерцаемое земное человечество, увлекая за собой свою Вселенную. Эта яма так и осталась противоестественным для нас бытием и потому теперь через эту точку-грань Бог свидетельствует о Себе. Так мир человека сузился до грани Творца, до абсолютно малого – до точки соприкосновения с Ним. И теперь, вместо того, чтобы обладать полнотой всеобъемлющего созерцания, мы получили полноту абсолютного ограничения (мизерной точки, с ее множественными прообразами, как наипростейшего элемента нашего обозреваемого чувственной природой, с ней потом начали работать математики, как несущей в себе весь спектр разнообразия контента возможных функций). С этого момента и до самого Рождества Христова человек приобщался к Богу и познавал Его только посредством духовной чистоты, умаления греховной природы до максимально ничтожного415, а после Рождества Христова духовная чистота оказалась вместилищем иной призмы мировосприятия – Духа Святого777-07-127.

1.0.2.-4. Итак, Бог имеет соприкосновение с этим миром Вселенной в точке, которая становится первым элементом привычно созерцаемого нами порядка, его причинно-следственного механизма. Точка становится первым элементом, раскрывающим Божественное содержимое её с Его почти не распознанной многогранностью в границах пораженной грехом природы Вселенной. В любом случае, это является истинным утверждением, если созерцать мир с позиции пораженной грехом природы человека, то точка – это есть самый простейший, самый элементарный и потому в каком-то смысле самый совершенный порядок вещей в пределах Вселенной, поражённой грехом304. Это есть самый элементарный порядок вещей, образ коего несет в себе каждая микрона этого чувственно распознаваемого бытия325. Нам следует сразу принять это за аксиому. Этот хоть и самый элементарный, но абсолютно многогранный порядок потом выразится во всех формах эволюционного становления мира. СЧАСТЬЕ.ПОКАЯНИЕ.000-00-00 Через эту точку Он имеет влияние на падшую во грехе Вселенную. Человек стремится к покаянию, то есть принять образ точки в том смысле, какой несет в себе образ величины греха, который при покаянии примерно равен нолю. Иными словами, не убить в себе природу греха, а уменьшить до естественного минимума, в коем этот крен или величина отклонения от живительной нормы становится равной нолю. Жизненно важно поставить ее на свое место, где нет величины отклонения от нормы Божественной естественности111-01-160. Если бы мы не видели Вселенной, то смело могли бы предположить о том, что эта точка имеет место быть, что ее бытие динамично. Раскрыв глаза, мы этой точке дали бы имя Солнце.