С парусами по жизни. Часть 2.1. Онежско-Ладожские приключения

– Алексей, а вы видели там два цветных шнура привязаны – сверху и снизу – так это именно на этот случай, ну да ладно, вы эту задачу решили. Вы первые у меня, кто сделал это так быстро.

Коринфский канал

В целом, переходы шли довольно гладко, но «учения» проходили каждый день. У Андреаса было много для нас и меня «задачек». Честно скажу, по 10-ти бальной системе я получал 7—9 баллов за исполнение и не всегда укладывался во временной норматив. Но ведь я только учился. Сорвалось у меня только два задания: я не смог решить правильно и быстро задачу с течью воды через вал винта и быстро запустить дизель, который глотнул воздуха и воды (два варианта). Мы были курсантами, хоть я уже и имел и Диплом капитана, и Сертификат яхт-мастера. За все эти перегоны мы изучили все системы яхт – их устройство и ремонт. Всё надо было делать в одиночку, но мне часто помогал Володя – и он хотел стать мастером для работы, ему надо было. В портах и маринах практика была небольшая – пришел, встал, оформился, сдал лодку на хранение. Потом взял другую лодку, принял её по схеме, проверил, оформил отход и тю-тю, ушёл. Даже Коринфский канал спокойно прошли. Короче, рабочие будни. Для любопытных замечу, что я успел немного погоняться и на доске, и на яхтах, но готовился исключительно к длинным тяжелым переходам, которых и на «SWAN-59», и на «Дюфур-32» хватало. Меня заточили под перегоны и под длительные путешествия автономки – я готовился стать одиночником. Может, кому-то и подробности интересны, но это только у камина или на яхте за вечерним чаем.

Греческие «каникулы» пролетели быстро.

Не прав мой Боцман, когда говорит, что с окончанием отпуска заканчивается год. Этим 2003-м годом я и весной пару месяцев зацепил на Средиземке, и летом нам все же удалось еще раз сходить на Онегу на два месяца и даже покатать там своих друзей. И осенью прихватил месяц. А еще удалось убедить чиновников из Конаково и тверского губернатора начать проводить в Конаково регату, где наш Клуб выступал организатором и спонсором и подготовил призы участникам. Огромный вклад в организацию регаты, которая стала традиционной и проводится по сей день, стали яхтсмены Твери. Надо сказать, что Клуб вкладывался в это дело в надежде построить рядом с Конаково спортивно-туристический комплекс «Московское море». Год оказался насыщенным.

Я с Тверским губернатором и руководителем спорта

Что хочу сказать – если вы чем-то занялись, постоянно совершенствуйтесь в этом до приличного мастерства, но никогда не останавливайтесь на чем-то одном, как спортсмены-олимпийцы, а старайтесь стать разносторонними, универсальными – пригодится, да и интеллект будет выше. Старайтесь мыслить нетрадиционно, не быть как все и не повторять то, что уже кто-то делал – а вот изучать, как что-то кем-то было сделано, полезно.

Удивительно, но, сидя на даче, я часто вспоминаю яхту и переходы, а в крейсерском походе мне непременно видятся зимние вечера на даче, падающий в свете уличного фонаря снег, огонь в камине, поземка в поле. Недаром говорят, что хорошо там, где нас нет.

Участники первой регаты в Конаково

Скоро рождество и традиционные морозы, а здесь они бывают под -40. Мы ждем с женой приезда Сергея и Татьяны, что были у нас на яхте на Онеге. А перед этим за несколько лет они перегнали яхту своим ходом из Москвы в Турцию, прошли Черное море и всю Средиземку. Потом ушли на Канары, и стали готовиться к переходу через Атлантику. Решение примечательное тем, что яхта небольшая, всего восемь метров, и совсем не морской проект.

На дачу ребята притащили с собой снегоход, лыжи, ружья и желание отдохнуть по полной! Их улыбающиеся лица и вечный спор о том, кто из них указал правильную дорогу к дому, еще раз напомнили их приезд на Онегу. Вместе с ними из машины выкатился с лаем очень симпатичный пес Филя породы скотч-терьер. Эдди не выдержал и тоже гавкнул пару раз, затем отвернулся от Фили и стал загребать ногами снег, кидая в сторону чужой собаки. Потом псы обнюхали друг друга и, не проявляя никакой враждебности, стояли подле своих хозяев, пока те вынимали из машины вещи и разговаривали о разных пустяках.

Как и обещали, на Рождество сильно похолодало. Вызвездило. На небе была полная луна. От мороза она была в ореоле и дымке. После прогулки с собаками Сергей не выдержал и решил осмотреть окрестности со снегохода, дав обещание не портить лыжню, которую я пробивал и поддерживал последние дни, что шел снег, а это непросто – на кругу около пяти километров, когда глубина снега уже под 50 см. Пока Сергей катался, мы с женой Сергея Татьяной и Лидой сидели у камина и пили чай. Татьяна рассказывала про Канарский круиз и свою собаку. Вскоре вернулся Сергей, замерзший и довольный. Сели пить чай. Они вспоминали лето и обсуждали планы на завтра. Было решено кататься на лыжах и снегоходе, потом сауна и праздничный обед.

Антонина катает меня на снегоходе

Во время дневных прогулок на снегоходе, а потом и на лыжах, наткнулись на массу следов лосей, кабанов и зайцев, что вызвало у Сергея охотничий азарт, и было решено отправиться в «ночную засаду». С наступлением темноты Сергей отправился к перелеску в поле организовать «засидку» – перед полянкой, куда выходят звери, в укромном местечке за кустами были поставлены два кресла и столы, так что у каждого стрелка был свой сектор обзора. Теперь, когда Сергей вернулся, они сидели и пили чай, дожидаясь нужного времени, чтобы отправиться через все поле пешком (чтобы не распугать зверьё шумом и запахом снегохода) к приготовленному месту и встать на номер, как говорят охотники.

Говорили про собак – это главная тема собачников. Мы рассказывали про отношения Эдди и Сэндика (пес жены, породы шарпей, доставшийся мне как приданное) и про то, как они – псы жили на ближней даче у поселка Володарского. Кстати, скотч-терьер Филя, зайдя к нам в дом, запрыгнул на хозяйское кресло и больше на него никого не пускал, рычал. Масик же подошел к Сергею, как к старому знакомому по яхте, гавкнул и запрыгнул ему на колени, разлегся, и сколько при этом ни рычал Филя, Масик и не дернулся.

Из воспоминаний о хитром и умном пуделе Эдди

На ближней даче я узнал свою собаку совершенно с другой стороны и полюбил Эдди еще больше. С первых дней проживания на даче Эдди стал проявлять полную самостоятельность и независимость. Напомню, что у нас с Лидой второй брак, и у каждого из нас была собака. Утром, как только мы выпускали собак на прогулку, мой пес исчезал за калиткой и мог не приходить по три-пять часов, а Сенди оставался ждать у калитки. Возвращаться он скоро стал не один, а в сопровождении своры разномастных собак, больше похожих на дворняжек или брошенных, но когда-то ухоженных псов. Еще больше мы удивились, когда эта свора стала собираться под окнами дома часов в пять утра и лаем вызывать Эдди, который начинал скулить и лапой теребить хозяина, всем видом показывая, что ему срочно надо выйти. А хозяин (это я) вспоминал свое детство, когда его приятели кричали с улицы, вызывая его гулять, поднимался и выпускал собаку. Но самым интересным оказалось то, что Масик завел себе телохранителя: большую мохнатую собаку, похожую на кавказскую овчарку. Впоследствии, гуляя по участкам, мы не раз наблюдали, как кавказец вступался за Масика, отгоняя собак, что-то имеющих против его подопечного. А Масик был наглый и своенравный пес. Лето прошло, и свора собак исчезла. Видимо, многие собаки все же были домашними, им пришлось бросить свободную бродячую жизнь и отправиться с дач в городские квартиры вместе с хозяевами. Я же продолжал жить на даче, да еще остался в одиночестве с двумя собаками: Масиком и Сэндиком. Кстати, Сэндик со двора никогда и никуда не уходил дальше 15 метров от калитки. Даже если Эдди уходил со сворой, он тоскливым взглядом провожал свору и возвращался на участок ждать. Жена уехала в командировку, а остальные домочадцы переехали в городские квартиры. На мне было большое хозяйство, приходилось все делать самому, времени не было, и поэтому по утрам я просто выпускал собак за калитку, надеясь на их самостоятельность. Трусливый шарпей далеко не убегал, а мой пудель стал пропадать на час и более. Ни его телохранителя, ни других собак на дачах уже не было, а Масик изо дня в день продолжал задерживать меня с выездом на работу. Однажды я устал ждать собаку и пошел на ее поиски. Проходя мимо небольшого прудика, я засмотрелся на поплавок рыбака, по которому было видно, что клюет рыба, и присел на берегу. Сентябрь выдался на редкость жарким. Было тепло и тихо. Так я просидел минут пять, нежась в лучах утреннего солнца, и совершенно неожиданно заметил свою собаку. Пес заходил в воду. Постояв немного в воде, он вышел на песчаный берег, встряхнулся всем телом и… лег на спину, раскинув лапы, подставляя пузо солнцу.

Мой пёс Эдди по кличке Масик

– Это ваша собака? – спросил рыбак и, не дождавшись ответа, сказал:

– Он здесь каждый день купается. Насмотрелся у людей и повторяет.

Было забавно, но от этих купаний в цветущей воде шерсть собаки начала издавать неприятный запах и пришлось мыть ее шампунем. Однажды пес не пришел на зов, а я не смог его найти на обычных местах и, не в силах больше ждать, уехал на работу. Вернувшись, обнаружил на крыльце мертвую утку, а в доме съеденный Сэндиком наличник двери. Масика не было. Я звал, свистел, но все тщетно. Пришлось идти искать. Каково же было моё удивление, когда я увидел голову своей собаки, неподвижно торчащую из воды в самом углу пруда, где плавала стайка уток. Стало ясно, откуда появилась утка на крыльце. Он ещё и охотник, но из любви к искусству.

Потом я рассказал приятелям, как искал перед Новым годом для собаки комбинезон, чтобы защитить ее шерсть от налипания снега во время наших лыжных походов. Дело в том, что Эдди идет за мной по лыжне. Шерсть у него довольно длинная, и на неё начинает налипать комками снег. Собака превращается в снежный ком, ложится и начинает зубами отдирать комки. Долго не удавалось подобрать нужный размер – средние пудели уже считаются большими собаками. Наконец, нашли что-то похожее по размеру. На примерку в магазине времени не было – по размеру вроде то, я его и взял. Приехав на дачу, сразу стал примерять псу комбез, оказалось, что он маловат. С большим трудом запихнул в него Масика, а застегнув, обнаружил, что пес в комбинезоне напоминает мне неживое чучело с широко расставленными лапами и неподвижной головой, и хвостом. Мне надо было идти мыть машину, и я подумал – а может, обомнется, растянется, приживется, взял Масика под мышку и вынес во двор. Поставил его на дорогу недалеко от машины и тот, не в состоянии двигаться нормально, просто стоял, расставив лапы. Когда он захотел повернуться на шум на дороге, переваливаясь с бока на бок (морду он повернуть как раньше не мог), потерял равновесие и упал набок, да так и остался лежать с расставленными лапами, как неживой.

Мы долго смеялись этому, но Сергей, прерывая веселье и чаепитие, встал и стал одеваться, давая понять, что пора идти на охоту.

Из воспоминаний об охоте на кабанов

Оделись очень тепло, во все меховое с ног до головы – сидеть-то придется часа три, четыре, а на дворе мороз 28 градусов. Вышли за забор на поле, где снегоходом проделана дорожка прямо до «засидки». Идти тяжело от множества надетой одежды. Не торопимся, чтобы не взмокнуть и не шуметь. Метров за триста до места зарядили ружья. У Сергея карабин с оптикой, а у меня штуцер короткоствольный, заряженный пулей. Договорились, как себя вести в той или иной ситуации, и очень осторожно пошли к обустроенному месту. Почти полнолуние. Все хорошо видно, даже в мелколесье. Подошли, приготовили все и тихо уселись в кресла. Теперь надо замереть и не двигаться, как объяснял Сергей. Шевелить можно только глазами, сопеть и шмыгать носом нельзя. Нельзя даже пукнуть. От ходьбы жарко, но лицо все в инее.

Сколько прошло времени, я не знаю, но плечам стало холодно, из носа потекли сопли, иней на ресницах мешает моргать. Мелкий снежок сделал одежду почти белой. Глаза устали всматриваться в неясную даль полянки, где должен выйти зверь, хотелось спать и зевать. Луна, как фонарь, висит прямо над ними. В этой тишине слышно все, даже звук электрички и сигнал тепловоза с расстояния в пятнадцать километров с одной стороны, и звук грузовика на шоссе в пяти километрах с другой. Где-то далеко лают собаки. Вдруг эту тишину разрывает треск сломанной ветки. Ясно, что это идет зверь. Сильное напряжение, сердце застучало. Немного в стороне еще треск веток. Жаль, но это где-то рядом, не на нашей поляне. Потом какой-то шум, возня и что-то типа храпа, потом опять треск. Тишина. Больше ни звука. Холод нас одолел, и мы встаем. Разряжаем оружие и тихо разговариваем. Оказывается, просидели четыре часа!

– Жаль, – говорит Сергей. – Небольшой ветерок с нашей стороны на зверя, он нас учуял. В следующий раз будем умнее.

Идем обратно, еле волоча ноги. Устали.

На следующий день днем ходили на лыжах и заглянули на то место, где стояли столы и был слышен хруст и «храп». Мы перекрестились – поляна размером 100 на 100 метров была вся изрыта, виднелись клочки черной шерсти, по виду тут было большое стадо кабанов, слава Богу, что они вышли не на нас, бережет меня Бог.

Дни летят быстро. Уже девятое января. Сергей с Татьяной собирают вещи, а в это время приезжает дочь Антонина с мужем. Садимся все вместе пить чай, скотч-терьер Филя залез на диван и рычит, всем видом показывая новичкам, что только приехали – диван мой, потом прыгает в кресло и снова рычит.

И это мы можем!

Пока ребята не уехали, дочь успевает покататься на снегоходе до темноты. Мы провожаем ребят, а сами идем играть в настольный теннис и стрелять из пневматики по мишеням. Поздним вечером после ужина садимся смотреть фотографии летнего похода на Онегу, в который могла пойти и Антонина, но так и не собралась.

Из воспоминаний о походе на Онегу

Мы тогда готовили лодку к походу – предполагалось, что он продлится более двух месяцев. Уже почти все сменные команды дали своё согласие и вписались в мой график. Я уговорил дочь приехать на яхту и посмотреть условия – уговаривал приехать на Онегу в Петрозаводск или идти с нами из Москвы, но она посмотрела, «покрутила хвостом» и сказала, что в этот раз не пойдет:

– Опять до сентября пропадешь? Я же так надолго не могу, да и что я там делать буду, не, не интересно.

– Ты бы могла на неделю-две приехать на яхту в Петрозаводск на Онегу, а могли бы с мамой на море поехать…

– Она поедет на дачу, мы туда будем приезжать.

Яхта хорошая, но я с тобой не пойду

Еще неделю назад мне казалось, что поход не состоится. Все было против нас. На наш Клуб (РОПК/ROSC) наехала налоговая инспекция. Судя по вопросам, которые задавал нам проверяющий инспектор, молодой парень, плохо знающий законы, сразу стало понятно – кто-то «заказал» нас и слил информацию. Противостояние продолжалось довольно долго, пока не перешло в высокие кабинеты людей с погонами. Нам все же выдали положительное заключение проверки, но с условием, что мы сократим масштабы своей деятельности. Ну, хоть так. Люди старели, уходили на пенсию, в кабинеты приходили другие люди, с трудом понимающие, что и для чего было сделано и что это даёт.

А хороший мог быть матрос…

А на яхте опять не работал анемометр, барахлил лаг, никак мы не могли доделать полку и сетку для неё в кормовую каюту, ложемент солнечной батареи, а при креплении бортовых каютных сеток, в день отхода, просверлили газовый трубопровод, проходящий в коробе по левому борту. Хорошо, что все быстро среагировали, и не произошло пожара. Звонили знакомым, чтобы привезли большие паяльники, изобретали технологию ремонта. Помогать сразу пришел Леша Капустин. Доделывали все до ночи, а за пятнадцать минут до полуночи решили отходить, ведь завтра понедельник, а в понедельник и в пятницу 13-го, как известно, в плавание не выходят. Второпях при отходе с борта на пирс не спрыгнул Капустин, но тут же решено было взять его с собой до ближайшего удобного для отъезда места высадки, которым оказался Углич. Возвращаться плохая примета. Так Леха провел на борту пару прекрасных дней, а мы с удовольствием внимали рассказам известного яхтсмена.

От Углича до Шексны двое суток пришлось идти без остановок, поскольку даже наша лодка не могла найти для себя безопасного места стоянки из-за упавшего на полтора метра уровня воды. К стенке набережной Ягорбы в Череповце подходили очень осторожно, лавируя между торчащими из воды предметами. Чтобы сойти на набережную, пришлось устанавливать лестницу.

Мне вспомнился Череповец – рабочий город с дымящими трубами и сильным смогом, стоящий на Рыбинском водохранилище, который встретил нас дымкой и тополиным пухом, жаркой духотой и ощущением бабьего лета, а ведь был только конец июня.

У набережной Ягорбы

Боцман ушел в магазин. Я развалился в кокпите в ожидании его. Как-то сразу меня отпустило напряжение последних недель и стартовых дней. Полегчало. Наступила расслабленность. Тревожность последних месяцев, державшая меня на взводе и заставлявшая постоянно чем-то заниматься, придумывать, что делать и как, стала постепенно уходить. Обычно москвичам требуется три-пять дней, чтобы сбросить груз городской суеты и переключиться на другую «волну». Пришло хорошее настроение, и я удачно пошутил, когда две местные красавицы почти без ничего на себе подошли к перилам набережной, где стояла наша лодка, и спросили:

– И куда идет яхта? – с явным желанием прокатиться.

– В Грецию через Финляндию, Швецию, Данию, Германию, Испанию, Францию, Италию, Хорватию и через Коринфский канал в Афины, – что привело их в полное замешательство, видимо, отъехать на пару часиков с нами они могли и сами, а вот в Грецию через… это надо у родителей спрашивать и загранпаспорт иметь на руках. Облом!

Получилось очень убедительно, особенно описание маршрута. В этот момент мне показалось, что это действительно возможно прямо сейчас, и мы с Боцманом справимся. И времени, и запасов вполне хватит. И мысленно я проделал этот путь. В этот момент пришло окончательное понимание, что я буду заниматься перегонами и путешествиями, а гонки заброшу.

В шлюзе

Пока я болтал с зеваками, рассказывая о лодке, и вспоминал Средиземное море, вернулся из магазина Боцман, и мы продолжили свой путь на север. Как всегда, после выхода с Ягорбы в Шексну на фарватер, налетела гроза со шквалистым ветром. Пришлось приводить лодку в порядок, вытирая палубу насухо, а хотелось перекусить. Боцман принес копченую курицу, запах которой выделял у нас обильную слюну. В этот поход мы как-то по-особенному рвались, что-то в тайне ожидая от него и преодолевая все возникающие сложности с азартом. Шли быстро, собираясь дойти до Онеги за пять дней. До ближайшего шлюза пришлось идти на моторе – узкий, извилистый и мелкий фарватер, много встречных кораблей.

Шекснинский шлюз мы прошли ранним вечером. Началась Средняя Шексна – место с особой красотой и аурой. Всегда ждем этого момента. Ветер стих, сделав воду зеркальной, а звуки долгими и отчетливыми. Берега раздвинулись, дав широченную дорогу по чистой воде с естественными запахами, многослойными как бутерброд. Неповторимый аромат состоял из смеси запахов чистой воды и лесов по берегам, земляники и грибов, покосов и лугов, далекого запаха навоза. Над нами и в зеркале воды перед нами темнеющее голубое небо с желтым отливом заката. Позади нас долгая пенная дорожка от гребного винта, тихий плеск за кормой и ровное стрекотание дизеля, но мы его не слышим, поглощенные красотой. По ходу открываются такие виды, что ком к горлу подступал, глаза влажнели. Встречных кораблей не было. Вот лес по правому борту расступается, и открывается на повороте пологий берег с крутым обрывом. По пологой части тут и там разбросаны избы, огороды и плетни, баньки. Все это стоит как-то незатейливо в беспорядке. Видны колодцы с большими «журавлями» – видимо, вода глубоко. Селян не видно. Внизу у кромки воды лежат перевернутые лодки. В основном, деревянные из досок, все просмолены, но встречаются и алюминиевые «Казанки» и реже «Прогрессы». И как только до них добираются владельцы – обрыв-то метров 35—45. Наверное, эти лодки здесь и транспорт, и способ добыть рыбу – кормиться. Из печных труб нескольких банек струится дым. Он хоть и поднимается вертикально, но потом, сдуваемый вечерним бризом, размазывается по зеркалу воды, делая его мутным и начиная сливаться с вечерним туманом, выползающим из редких заводей по берегам. Мы почти бесшумно скользим по этому зеркалу, пересекая дым, и сразу слышим запах печки и березовых веников, стараясь дышать полной грудью, чтобы запомнить и впитать всё это. Где-то прокричал петух, давая отбой своему гарему. Пару раз тявкнула собака, потом вторая – и тишина.

Из воспоминаний детства

Вспомнились поездки с родителями на Плещеево озеро и озеро Сомино, и деревня между ними, название которой я уже не помню, простой деревенский дом егеря-лесника, в котором останавливались. Родители спали в доме, в комнате, а я с братом на сеновале. Там же стояла корова, козы и бараны – запах был соответствующий. Зароешься в сено, и нормально. Два эти озера соединяла узкая извилистая, не очень глубокая река. Мама и я ловили рыбу на удочку на речке, а брат с отцом и егерем отправлялись на озеро Сомино – мелкое, заросшее травой – бить острогой щуку, леща и линя. Таскать мелочь на удочку я не хотел, было желание прокатиться на лодке и смотреть «большую рыбалку». Я часто сопровождал лодку по берегу. Еле заметная тропка была почти прямой, а река петляла так, что я часто обгонял лодку и прятался в траве, чтобы отец не заметил. Когда «большая рыбалка» заканчивалась, я бежал по тропе к дому и нес благую весть об улове. Тропинка иногда сильно петляла, как и речка, часто дорогу преграждали протоки, которые приходилось перепрыгивать или переходить по брошенному бревну. Было страшновато – заросли осоки и тростника были выше моего роста, ветер их раскачивал, а они шумели. Надо было успеть прибежать вперед плоскодонной лодки, идущей под мотором, чтобы предупредить домашних о возвращении взрослых с удачной рыбалки. Подвесной мотор «Стрела», что стоял на лодке, издавал очень громкий звук и наполнял все вокруг специфическим запахом и сизым дымом выхлопа, но даже этот звук и запах часто терялись в зарослях, через которые приходилось бежать. Что деревня близко, показывал появившийся запах навоза и крик петухов, да лай собак; сразу становилось спокойней – не заблудился.

У озера Сомино

По лицу Боцмана было видно, что и ему пришли какие-то непростые воспоминания и мысли. Обычно здесь мы идем под авторулевым – большие прямые и широкие отрезки пути с большой глубиной. Боцман идет на нос, на скамейку на релинге, и, обнимая штаг, впитывает красоту. Вот за этим, наверное, и идем мы на Север, где однажды оставили свое сердце.

Грустно, что с ними нет сейчас дочки и жены – видеть, ощущать и вдыхать эту красоту, но утешает, что у них дела, что обещали приехать, может, и не в этот раз. Немного одиноко, но одиночество – это повод для творчества, раздумий и осмыслений. Не знаю, что думает родня, жёны, но каждая разлука с ними только усиливала мою любовь к ним, ведь в разлуке главное это не долгое ожидание, а радость и откровение встречи.

С Боцманом мы приспособились и научились ценить лучшие качества друг друга молча. Правда, ему достаётся от меня за косяки и медлительность, но и к этому он привык и после пяти дней раскачки набирает нормальную форму. И «тут и там» мы ходим вдвоем и приглашаем на лодку только близких друзей, кто интересен и может вписаться в команду, кто знает и принимает правила. Очень трудно найти новых друзей и членов команды, а с возрастом ещё сложнее. Люди готовы пользоваться тобой, мило улыбаясь и не предлагая ничего взамен – ушли и забыли. Лучше, конечно, друзей не терять, но время идет, и друг может стать врагом, а враг – другом. Кстати, худшие враги приходят из бывших друзей. И брат может не быть другом, но друг – почти всегда брат. Чтобы сохранить друзей, надо научиться прощать. Жаль, что такие истины приходят с возрастом.