MCM

– Хм-м, – протянул Михаил, – если оставить вопрос правоты его веры, то на некоторые топографические рассуждения он меня навёл. Предлагаю продолжить беседу в понедельник утром. Если возможно – в квартире Анри или другом месте, исключающем посторонних лиц.

– Ваше благородие, разрешите задать вопрос? Он может показаться не к месту, но, мы беспокоимся, что другого места для него и не сыскать.

– Какое почтение. Выкладывайте уже, мичманы.

– Вы Моську не видели? Ну, хотя бы когда заглядывали к нашим в Павильон. Или ещё где. Она с одним экипажем отважилась слетать на Выставку, да там где-то и потерялась, не углядели, в д’Отёй её уже вторую неделю ждут не дождутся.

– И для чего же вам понадобились целые сутки? – с порога встретили Михаила в условленном месте в означенное время.

– Преимущественно для преодоления административных барьеров. И анализа. А сегодня к вечеру я должен вернуть эти бумаги, – удостоился похлопывания и – нет, никому же не покаалось? – поглаживания зажатый под мышкой тубус, – так что прошу рассчитывать на зрительную память. Но прежде: вы придумали, как очистить город от X-ламп?

– Разумеется, это же проще, чем запретить всем носить мовеиновый!

– Простите?

– Неловко вышло, но знакомьтесь. Михаил, это Саржа, технический работник Директората, о котором вы наслышаны. Саржа, это тот, хм, с кем я играла в салочки в мае.

– «Технический работник», вот как? Но хотел бы обсудить с вами массу вопросов. В частности, как вы обмениваетесь сообщениями с дирижаблем?

– Как завещал римский оратор: так, словно жмёт обувь. Полагаю, вы и сами придёте к техническому решению через пару лет. Ну, или пять, если не на той развилке свернёте.

– А вы, стало быть, уже твёрдо уверены, что отмели все неверные тропки?

– Нет, шифрование информации и фокусирование передачи всё ещё остаются темами обширных дискуссий. Для нас практическое воплощение пока не так критично, но без этого система перед посторонними весьма беззащитна.

– Делаете намёк потому, что пока не нашли однозначного решения, но знаете, как можете его заполучить в удобный момент?

– Инсинуация. Сколь фамильярная, столь же и грубая.

– Примите мои извинения. Хорошо, возвратимся к вопросу, заданному вами. Придётся убедить Отель-де-Вилль или Инженерный корпус инициировать расследование деятельности «Œilcéan». Запустить в газетах серию предупреждающих материалов о ненадёжности и опасности – без упоминания X-лучей – устанавливаемого этой фирмой светового оборудования. И всё в таком духе. Кампания очернения. Небезосновательного. И расчёт на нежелание подвергать предприятие риску. Доверимся профессиональной, – прозвучало это брезгливым фырчанием, – рекомендации Мартина.

– Кстати, а где он?

– Нечленораздельно поразмышлял вслух по поводу колб, почему, как и с чего бы вдруг вообще заподозрили Бэзи, заказе, контейнерах, финиках… нет… пении… феях… не знаю, – сдалась Селестина, – и ушёл слать телеграммы. Пойди его пойми иной раз.

– Не хотелось бы начинать без него. Может, пока расскажете, почему выбрали работу в Директорате?

– «Выбрали», а-ха-ха! – прыснули единодушно Селестина и Саржа, немало смутив Михаила, а Селестина продолжила: – Да нас из сиротского приюта забрали, как и многих других в Директорате. «Дети Двадцати округов, что послужат им». Мы можем лишь решить, делать это добросовестно или нет, противиться тому или нет. Миноры вот решают неправильно. У кого, не сомневаюсь, был выбор, так это у Анри и Мартина: последовать примеру Туллио Эрмиля и Андреа Сперелли с их окружением, продолжить карьеры своих отцов, пойти им же наперекор, стать агентами короны – это лишь то, что я по своему скудоумию и блёклой фантазии могу назвать вот так сразу. Ну какая бы судьба меня ждала без Директората? В лучшем случае – Клотильды из «Доктора Паскаля» или Денизы из «Дамского счастья». Про Саржу молчу, у него не было бы даже драмы.

– М-да, сплошные мрак и прямота. Не задалась бы и кривая преступной карьеры. Ну, а вы сами, Михаил? Богатый у вас был выбор?

– На грани, по чести говоря, но с вашим положением не сравнить. Виноват. Мне казалось, что… Теперь даже не знаю… Простите, что спросил.

– Нет нужды. Просто для нас двоих это больная тема. Зато вот Сёриз взяли из семьи. Расскажешь Михаилу о директоратовском образовании?

– Возможно, позже: Мартин возвращается, – выставила она ножку на балкончик, – О-о, он ещё и в бакалею зашёл! Как знал, что кое-кто отказался от завтрака и начнёт кидаться на добропорядочных людей. Ай!

– Ай!

– Ай! Прекрати, здесь приличное общество!

– Ай! К-хм, великодушно простите, жантильомы.

– Кажется, я что-то пропустил.

– Ничего такого. Но вот пропустить по чашечке кофе не помешает. Я пока разверну карты. И, прошу, не оставьте на них пятен или крошек.

Михаил отвернул крышку тубуса и его содержимым замащивал передвинутый в центр комнаты столик, не единожды избранный местом дуэли тех самых копья и щита. То были два десятка фотографических снимков, которые Михаил старался расположить в определённом порядке, выстраивая их в общую карту – карту Двадцати округов. Было в этих снимках что-то необычное, но потому они и стали причиной их встречи, разве нет?

– Масштабнее Надара, но композиция выдаёт сугубо техническое назначение.

– Так и есть. Возможно, кто-то из вас заметил, что в последнее время дирижабли стали отклоняться от старых маршрутов и охватывать новые территории. И кто-то наверняка счёл это пропагандистским или рекламным ходом. От подобного отношения, конечно, не избавиться, однако маршруты выстраивались с утилитарной целью: сделать подобные снимки.

– Вроде бы, особенно не отличаются от обычных, разве что с резкостью и контрастностью проблемы.

– И это не из-за движения. Хм… Какая-то новая оптика или эксперименты с фотоэмульсией?

– Направление мысли верное: опыты с барий-натрий-силикатным стеклом с оксидом никеля. Мы искали средство визуализации рёнтгеновских лучей, но они лежат вне диапазона, улавливаемого материалами с традиционными составами. Мы прониклись духом этого города и решили размышлять от противного и абсурдного. Кто-то вспомнил, что солнечное затмение рекомендуется рассматривать через закопчённое стекло, а хоть бы целлулоидную плёнку. Так почему бы не попробовать что-то похожее? Разумеется, не столь примитивное. Недели подбора химического состава – и вот, тёмное стекло, практически непроницаемое в видимом спектре.

– Но улавливающее то, что лежит за ним.

– Именно. Причём мы не сразу поняли, что улавливающее – по обе его стороны. А вернее, преимущественно с той, о которой изначально и не помышляли. Вдумайтесь! Гершель сто лет назад открыл в преломлении излучение, лежащее за красным спектром и более других нагревшее измерительный термометр, а только сейчас мы получили способ массово фиксировать его на плёнке, вычленять и использовать.

– В нынешней ситуации мы, – указал Саржа на себя и «кузин», – можем представить, к чему оно – хоть бы и для проверки, не работают ли X-лампы на улицах, хотя, как вы и сказали, для этих целей оно неэффективно. Однако вам-то оно зачем понадобилось? А-а, намерены с его помощью выстроить невидимую и неуловимую без специальных инструментов линию связи?

– А вы всё о своём.

– Кажется, я понимаю. Михаил, – протянул Мартин кисть для рукопожатия, – могу вас поздравить: теперь ни одно сражение не должно начинаться без корректировки тактики на основе анализа подобных снимков. Не будете любезны повторить, какой у стекла сплав? Нет? Так и быть. Прошу всех, приглядитесь, – откуда-то с полки достал он лупу и подал Селестине. «Всё, это уже бессознательное».

– Люди, автомобили и здания. Они светлее дорожного покрытия и листвы, чётче более тёмных областей.

– Как бы нам это пригодилось в ту субботу!

– Разве что будь в запасе в два раза больше времени. Ах, да, насчёт времени. И сотен глаз. Когда мы начали обрабатывать первую партию снимков, то заметили нечто, что до сих пор ускользает от вашего внимания. Да, конечно, мы и сами блуждали в догадках: не банальный ли это засвет ли это плёнки от бликов металлических крыш? Однако свершившись с картой и собственными воспоминаниями о тех местах поняли, что, в частности, сухой неотполированный камень так бликовать не может. Более того, в рамках эксперимента мы сделали снимки некоторых местностей под другими углами – и получили те же осветлённые зоны, которые и на крышах дислоцировать было проблематично. Вот, полюбуйтесь, к примеру, на эти.

– Какое тёмное небо, – всматривалась Селестина в добавочную партию снимков, – и какие белёсые на его фоне строения.

– А теперь вспомните: Алоиз упомянул о жаре и умбрэнергии. И могу подтвердить: это не нагрев за день, интенсивность коррелирует с движением Луны. Разумеется, этим объяснением я не делился с сослуживцами. Себе дороже.

– Проклятье! – чертыхался Саржа. – Но это всё вне районов компенсационных резервуаров.

– Да нет, – нахмурилась Сёриз, – некоторые, извини за выражение, их щекочут.

– И правда. И это точно области застоя умбрэнергии, которые мы в штабе не видим.

– Ваши резервуары тоже оказалось несложно найти. И даже заключить, что вы их, в отличие от водных, стараетесь держать пустыми. Более того, рискну предположить, что Директорат воспользовался старыми гипсовыми и известняковыми карьерами и шахтами. Бют-Шомон, например, и ещё один маленький зелёный кусочек восточнее него у фортифа. Можно понять, почему парковая зона, но остальные локации не могут этим похвастать. В двенадцатом округе в квартале Бель-Эр у вас пара резервуаров в Пикпю и Бель-Эр. А вокруг Монмартра и вовсе будто кольцо. Вы там устраиваете умбрэнергии карусель? Шутка, шутка. Тринадцатый и четырнадцатый округа практически целиком суть умбрэнергетический бассейн. Жить там во время прилива, полагаю, совсем не весело, хотя, насколько понимаю, для тех районов суматошность и страдания – нормальное явление. Не подумайте, не обвиняю, просто делаю допущение. Территории Сальпетриер это тоже коснулось. Так, что ещё? Примыкающий к Люксембургскому саду с запада ещё вот участочек, снова парк близ бульвара Лефевр… Хотел бы знать, как поют там птицы и как звучат брошенные в местный пруд камушки… И мы подобрались к моему любимому, – с усилием ткнул он в снимок, нарушив собственное правило об отметинах, – восточной части Трокадеро, где павильоны Трансвааля, Китая и России. Об остальных в восьмом и шестнадцатом округах уж умолчу.

– Не вижу повода для извинений, если вы об этом. Закладывалась возможность гашения демонстраций и беспорядков в защиту или обвинение, обострённых всплеском умбрэнергии. Уж это-то вы должны оценить. Пока не понадобилось, но кто знает? В свою очередь также умолчу – но уже об архитектонике вашего Павильона. К промышленным конструкциям у нас особое отношение.

– И если присмотритесь, то увидите, что на резервуаре выстроен преимущественно павильон Трансвааля. – «Так себе дипломатия, Сели».

– И мы отклоняемся от курса в мутные воды. Вы что-то говорили про время и камень.

– Да. Где, как не на башнях и фасадах церквей можно найти циферблаты? И Алоиз был уверен, что во время эксперимента прорывалось иное время. Возможно, в притяжении есть логическая ошибка, а то и не одна, но… Высвеченные области где-то в восьмидесяти процентов случаев приходятся на культовые сооружения. Пантеон – ваш резерв королей под горой – не исключение. Вернее, его купол. От дальнейших заключений воздерживаюсь, поскольку признаю свою некомпетентность в вопросах физики, химии, механики и динамики умбрэнергии.

– Вы посвятили день, – Мартин удержался от глагола «потратили», – анализу высвеченных областей, и ещё до того, как понимаю, приложили некоторые усилия к постижению явления. Удалось ли найти некий общий знаменатель? Поддаётся ли массив какой-либо сортировке и членению на группы?

– Знал, что вы спросите, но, увы, ничего статистически подозрительного, кроме того, что в выборку не попали церкви, исполненные в барочном стиле или близком ему. А впрочем, взгляните сами. Я попытался распределить по бросившимся в глаза признакам, но меня отвлекли, а более я к этому не возвращался за равномерностью заполнения строк. Да, я там не подписал, но Квазимодо, существуй он, тоже стоило бы побеспокоиться.

Византия

со шпилем и органом: Нотр-Дам-д’Отёй (XVI)

Византия

с куполами: Сакре-Кёр (

XVIII

)

Готика

со шпилем

с башней/шпилем (

с чем же ещё, кретин?

): Сант-Шапелль (Сите), Сант-Николя-де-Шам (III), Сант-Северен (V), Сант-Лоран (X), Сант-Жозеф-де-Насьон (XI), Нотр-Дам-де-Перпетьюэль-Секур (XI), Сант-Аунтуан-де-Кянз-Ва (XII,

строящ.

),

Готика

с башней/шпилем и органом: Сант-Бернар-де-ля-Шапелль (XVIII)

Готика

с двумя шпилями: Сант-Клотильд (VII)

Готика

с двумя шпилями и органом: Сант-Жан-Баптист-де-Белльвилль (XIX)

Готика

без шпиля (

и кто здесь кретин?

): Нотр-Дам-дю-Ливан (V), Сант-Андре (VIII,

скор.достр.

)

Неоклассика

с органом: Мадлен (VIII)

Неоклассика

с куполом и органом: Нотр-Дам-де-ль’Ассомпсьон-де-Пасси (XVI,

строящ.

)

Неоклассика

с двумя башнями и органом: Сант-Сюльпис (VI), Сант-Венсан-де-Поль (X)

Романика

с одной башней: Нотр-Дам-де-Шам (VI), Нотр-Дам-де-ля-Гар (XIII), Сант-Пьер-де-Монтруж (XIII), Нотр-Дам-де-Клиньянкур (XVIII)

Романика

с одной башней и органом: Сант-Жорж-де-ля-Виллетт (XIX)

(Синагоги в

IV

и

IX

?)

Эклектика

с органом: Сант-Жермен-ль’Осеруа (I), Сант-Жан-де-Монмартр (XVIII,

строящ.

)

Эклектика

с куполом: Сант-Огюстен (VIII)

Эклектика

с двумя башнями: Сант-Франсуа-Ксавье (VII), Сант-Александр-Невски (VIII,

>2 башен

), Сант-Анн-де-ля-Мэзон-Бланш (XIII,

нов.колокола

)

Эклектика

с одной башней и органом: Сант-Этьен-дю-Монд (V), Сант-Трините (IX), Нотр-Дам-Де-ля-Круа (XX)

Эклектика с двумя башнями и органом: Сант-Амбруаз (XI)

Мартин и Саржа, насупив брови, буравили список. Возможно, и впрямь надеялись отыскать там закономерность, которая могла бы им помочь и которую в спешке упустил Михаил. Во всяком случае, так полагал Мартин в отношении Саржи. Он, безусловно, давно уже заслужил право присутствия, но сейчас, по чести говоря, неизвестно что силился понять, явно продираясь сквозь нечаянный шифр кириллицы. В этом отношении Мартину повезло: худо-бедно он этот алфавит понимал; проигрывал в голове прочитанное, как бы на внутренний слух подбирая исходное французское написание.

Не столько на основании дешифрованного, сколько по общему виду составления списка интуиция подсказывала, что занятие их бесперспективное. Начать хоть с выбранных критериев. Мартин не рискнул бы довериться Михаилу в вопросах эстетики и стилевой дифференциации, однако в принципе с выведенными метастилями согласиться мог общей модели ради. Но остальное-то. С одной стороны, для Михаила почему-то важно количество башен и шпилей, которые он всё-таки объединил в одну категорию, с другой – это был счёт «один, два и много». И какого чёрта было выделять наличие органов? Да, в православии данный инструмент не нашёл применения, и потому экзотичен для прибывающих из-за тридцатого меридиана, но так ведь в католичестве он не редкость. И верно ли Михаил вообще определил, где орган есть, а где отсутствует? Далее. Почему вообще превалирует деление по стилям? Мартин трёхлетней давности непременно обратился бы к заложенной архитекторами нумерологии, но Мартин нынешний осознавал, что здесь это не имеет решающего значения. Когда-нибудь он, возможно, составит таблицу частотного распределения стилей церквей по округам, количества самих церквей и их площадей на квадратный километр, присовокупит карту с указанием дат постройки… Да, за года можно было бы сейчас ухватиться, мог быть шанс, что анархитекторы удержались не только от барокко, но и не стали трогать сооружения старше или младше какого-то времени постройки, какие-то церкви могли оказаться для них слишком «прикипевшими» или ещё недостаточно напитанными… Да только Михаил посчитал эту переменную незначительной, будто и не было возрождений и переосмысления стилей, хотя сам же ничтоже сумняшеся и определяет вторую по численности совокупность как «эклектику». Ладно, возможно, в доступной ему литературе подобные сведения были попросту опущены, да и пару пометок насчёт совсем новых сооружений он соизволил оставить. А одну Мартин и вовсе должен был узнать с первого взгляда: Сен-Жан-де-Монмартр. Как близко они были, а Селестина и Сёриз ничего не заподозрили. Также Мартин отметил, что действительно древних церквей – обобщённо: церквей, приходов, соборов, et cetera – были единицы; в массе своей то были книги в камне, начертанные уже в эру от рождения печатного станка. Что ещё он мог почерпнуть из списка, представлявшего неполные сведения? Достаточен ли он? Не был ли прерван до внесения какой-то важной части, способной поменять всё представление? Вот что означают «синагоги» под вопросом? Учитывать их или нет? Чем обоснованно их включение? И что с протестантскими церквами, мимикрирующими под османовские дома? Михаила особенно винить не хотелось, поскольку он и его коллеги фактически делали работу Директората. А вот за оправдание прекращения составления списка и халатное обращение с терминологией пожурить бы стоило. «Равномерностью» здесь и не пахло. Тут вообще можно рассчитать стандартную ошибку среднего? Да что там, в нормальное распределение виденное Мартином также не попадало. То, что как минимум каждая пятая церковь посвящалась Святой Деве – возможно, но и в том уверенности не было. Что же было не так? Наличие двух пиков и отсутствие центра – вот что. Для начала – вообразить спираль округов. Затем – начать её раскрашивать одним акварельным цветом, насыщая тон округа столько раз, сколько раз он встретится справа от названия церквей. На первый взгляд кажется очевидным, что есть победитель: восьмой округ. Однако стоит вспомнить об упомянутом Пантеоне – и вот, извольте получить равную ему вершину. А что же с остальным? Мартину пришла на ум аналогия: ожерелье с бусинами различного диаметра. Ну, хорошо – жемчужинами. Самые крупные стараются расположить рядом и с одной стороны, – и здесь гауссиана, чтоб её, – а в переложении на Двадцать округов получится, что ожерелье тянется к симметрии, да только приблизиться к ней не может: крупные жемчужины полагается не то носить на плечах, не то на ключицах, не то на лопатках – по одной на каждую, – остальное же неравномерное или прятать в перьях и складках одежды, или выставлять напоказ, надеясь, что эта асимметрия, оттенённая симметрией, войдёт в моду. Почему ожерелье? Ох, Мартин и сам только в этот миг понял: потому что было условное отверстие для шеи, хотя если сопоставлять его площадь с площадями «жемчужин», то это уже больше ожерелье королевы, подвеска. А то и не ювелирное изделие, а пончо, сотканное из нитей различной толщины. Мартин цеплялся за подобные аналогии, потому как решительно не хотел считать дисперсию, чтобы доказывать вероятностное уродство увиденного им. Тем не менее само это не то раздвоение-расщепление, не то удвоение-почкование… Быть может, Михаил его-то и приметил и подсознательно пытался провести через счёт башен? Какой-то округ преобладает? Да, седьмой. Пик восьмого, удвоение седьмого – намёк ли это на Выставку? А что? И что? Стоит вернуться к «прорези». Не хватает не только второго округа, где самих по себе церквей штуки три, но и четырнадцатого и пятнадцатого округов – возможно, от недостатка символов веры во каменех, возможно, из-за выявленного бассейна, больше похожего на болото, как для Мартина. Любопытно, попадает ли здание биржи в те остальные двадцать процентов сооружений, что не относятся к религиозным? Если не обличать финансовый сектор как культ, а брокеров – как жрецов и авгуров, гадающих на сплетении цифр и ведомых невидимой рукой, молебнами и обрядами шесть раз в неделю с полудня до трёх часов дня взывающих о ниспослании доходности ценных бумаг. Снимки второго округа уже заложили другими, так что стоило переключиться на что-то иное. Чуть не упустил: недоставало и семнадцатого округа, но ничего интересного там Мартин не находил, зато получалось, что каждый пятый же округ не был представлен в списке. А почему, собственно, Мартин упёрся в распределение вероятностей? Обвинял подход Михаила за одно, а сам… Какие ещё были варианты? Что-то вроде розы ветров: столько-то в том-то, столько-то в том-то? Нет-нет, этот этап он уже мысленно прошёл. Нужно было искать ответ в какой-то иной плоскости, – поэтому Мартин скомандовал себе «стоп-машина», и тогда, освобождённый от гула, обратил внимание на тишину, длившуюся чуть дольше, чем того требовал хоть и пристальный, но всё же факультативный осмотр листа, и подытожил удивительной прозорливости заключением:

– Я вижу, вы исключили Сакре-Кёр…

– А, да. Строители внутри разводили огонь.

– Понятно. Но как же удаётся удержать эти, хм, сгустки, что ли, в недостроенных помещениях?

– Своды, как видно по снимкам, – для примера Сёриз указала на один такой, – готовы, да и умбрэнергия не испаряется.

– Своды… Нефы, трансепты… Шпили и купола… – перебирала что-то в голове Селестина и медленно удалялась от стола.

– Показанное вами – серьёзное подспорье для Директората. Как бы то ни было. Точно нет никакой возможности попридержать снимки? Жаль. Можете ли в таком случае одолжить мне листок? Хотя бы три десятка вычистим.

– «Вычистим». Не тебе по улицам бегать, Саржа. И нужно быть готовыми, что наверняка поблизости будут эхоматы. Что и хорошо, и плохо.

– Вопрос: на данный момент эти строения для них просто объект охраны или ещё и источник подпитки?

– Можем узнать это, только проследив за одним из них. Возникает другой вопрос: а можем ли мы ждать?

– О, храбрый Саржа, предлагаешь атаковать в лоб?

– Да. Но не всеми силами. Кто знает, чем Совет ответит?

– Вот именно. Отобьём мы тридцать три или четыре сооружения – и что с оставшимися? А если это тоже какие-то бомбы? Вдруг они действительно нужны, чтобы перегрузить или уничтожить наши коммуникации?

– Мы всё ещё не поняли, по какому принципу эти церкви выбраны. И почему вообще преимущественно церкви?

– Может, Совет опутывал то, до чего мог бесшумно дотянуться?

– За барокко мы следим не пристальнее, чем за остальным.

– Насколько я усвоил, урбматерия довольно холодно – вернее, горячо, но в плохом смысле, – принимает всё новое. Когда Селестина говорила с мадмуазель Фуллер, та указала, что представители «Œilcéan» перемещались – в обычном смысле, хотя намёк был и на иной – исключительно между домами в стиле ар-нуво…

– Да, Сели говорила. Это любопытно, поскольку тело-скриптор весьма охотно принимает модерн – не меньше, чем барокко, к слову говоря, – но я теряюсь, как нам связать одно с другим. Урбматерия, тело-скриптор, умбрэнергия, Директорат – чего добивается Игнациус в отношении каждого?

– «Он вернулся, чтобы вернуть».

– Сказал Алоиз в каком-то подобии просветления в агонии и свёл весь дальнейший рассказ к разрушению. Вернуть войну всех против всех? Установить через это новый порядок?

– Не просто новый порядок, а новый порядок времени. Он хочет повторить тот эксперимент. – Все обернулись к Селестине. Сёриз и Саржа заговорщически переглянулись, словно знали, что сейчас будет. Или что такой момент вообще настанет.

– Одного ему мало было? В чём смысл?

– Пока не знаю. Но он точно намерен инициировать кливаж. Просто если тогда Директорат действовал хирургически, воздействовал на тело-скриптор как самостоятельный актор и не хотел лишний раз тревожить урбматерию, то сейчас Игнациус намерен сделать именно это. Нет… Он… Он как бы намерен обнулить урбматерию. Тогда Атанасиус, Игнациус и Агнесса записывали на поверхности тела новые знаки, тем приводя его в движение, он же решил не писать их, а перемешать все нисходящие и… и…

– Устроить шторм, – вынес приговор будущему Михаил с интонацией, достойной «Nevermore».

– Но добивается-то чего? Точно ли отделения тела-скриптора? Может, установления его доминирования над урбматерией, обращением токов так, чтобы умбрэнергия несла также в город и накопленное телом-скриптором, уже была структурирована к моменту впитывания урбматерией? А элиты уничтожает как производителей наиболее одиозных желаний, дабы таковые более не поступали.

– Простите, но с порядком времени-то это как связано? Ваша гипотеза исходила из этого.

– Не то, чтоб исходила, была вдохновлена. Это мне самой ещё осознать нужно. Алоиз и сам был так себе свидетелем. Пока не забыла, вот о чём я думала до того. Мы считаем это сгустками, заболоченными локациями, чем угодно подобным, потому что не видели и не чувствовали движение умбрэнергии.