Непримиримые 4

– Нет, спасибо! – без сомнения и намёка на игру.

– Ты аккуратней. В туалетах разное случается, – загадочно брови то вскидывает, то хмурит.

– То есть? – даже потуги малой нужды схлынивают.

– Детка, это бой, тут киборги рубятся. У них гормоны шалят, ну и после боя они могут секса желать. Сильно. Поэтому организаторы и позволяют их женщинам приходить. Чтобы в правильное русло адреналин направить и избежать изнасилований невинных девушек, – облизывает меня взглядом, даже не скрывая подтекста, – хотя, слышал и такое случалось. – Тебе точно охрана не нужна?

– Я запрусь! – нервный кивок.

– Может, всё-таки подождать? – уточняет Шумахер.

– Нет. Вход и выход найду.

– Ир?..

– Я бегаю хорошо…

Красноречивый взгляд на мои ноги, многоговорящий стопор на каблуках.

– Сброшу, как змея вторую кожу, – заверяю категорично.

– С этим осторожно, – парень продолжает меня насиловать глазами, только теперь медленно поднимаясь по телу. – Твоё платье слишком для этого подходит, а моя фантазия…

– Шум, – пощёлкивая пальцами, привлекаю внимание, – если не столкнёмся в коридоре, ждать не надо – в зале встретимся! И не смей меня пасти! – грожу мирно, но основательно, прикинув, каково на самом деле больное воображение у парня, раз уж сам об этого говорит.

Родион мрачнеет, лицо черствеет.

– Как скажешь, – холодно.

– Отлично, – киваю воодушевлённо. Даю отмашку и, стуча каблуками, – вернее, проклиная жуткие туфли, от которых у меня дико болят ноги, – спешу по узкому коридору дальше.

Ура! Следующей оказывается заветная цель с табличкой «треугольник острым углом вверх и WС».

Правда, уже у самой двери чуть не становлюсь жертвой этой самой двери – её так резко отворяет выпадающая из помещения девушка, что едва успеваю отшатнуться.

– Хули ты тут трёшься? – изрыгает беспардонную реплику сильно хмельная, растрёпанная, с растёкшейся по лицу тушью девица и, не дожидаясь ответа, – он её вряд ли волнует, – шатаясь от стенки до стенки, идёт прочь, к залу.

Кх, кх, проводив барышню взглядом, осторожно захожу в уборную.

Довольно просторно, чисто и светло, если учесть, в каком необустроенном районе города находимся, и уж тем более в нежилом здании. Пара девушек крутится возле зеркала, что-то жарко обсуждая и похихикивая, но на интимной частоте. Ещё одна с надменным видом выходит из центральной кабинки, оставляя дверцу распахнутой, и занимает крайний к выходу умывальник.

Чёрт! Тишина и уединение мне сегодня не грозят!

Расстроенно плетусь в дальнюю кабинку. Пока вожусь, – всё же выпила много жидкости, – посторонние звуки стихают и, когда выхожу, радуюсь наставшему покою.

Клатч на столешницу, куртку на петлю, благо она тоже предусмотрена. Отрываю пару кусков салфеток для рук и бросаю на пол. Наплевав, как это будет смотреться со стороны, разуваюсь и с наслаждением мурчу:

– М-м-м, – спина, ноги… мой скелет устал, даже косточки благодарно похрустывают от того, как выгибаюсь. А в ступнях блаженный холод от кафельной плитки.

Так погружаюсь в экстаз от ощущений свободы без боли, что реагирую только на щелчок замка.

– Селивёрстов, – смахивает на невменяемый ик, – это женский туалет!

Да! Я – сама очевидность. Но, во-первых, шок, во-вторых, испуг, в-третьих… может, правда дверью ошибся?

– Ты одна? – злой взгляд, в глазах свирепствует непогода.

Вопрос тупейший, отзываюсь после небольшой заминки:

– Нет… – сердце выписывает невообразимые фигуры, до боли прыгая в груди.

Теперь недоумённый взгляд Селивёрстова пробегается по уборной, пустующим кабинкам и возвращается ко мне.

– Я имела в виду себя и тебя, – поясняю для непонятливых. – И ты, кстати, тут лишний, – беру себя в руки и с напускным равнодушием включаю кран.

– Нарика куда дела?

– Кого? – то ли на ухо туга, то ли Селивёрстов сегодня решил меня убить шоком.

– Хера, говорю, куда дела? – цедит сквозь зубы.

– Если ты про Родиона, – лёгкая заминка, – то он в мужском, куда и стремился, и в отличие от тебя, не промахнулся.

– Если ты одна, то почему стонешь… – шаг в мою сторону.

– Мне было ТАК хорошо… – нисколько не лгу, – я откровенно получала удовольствие. Он был сродни экстазу!

– У тебя ломка от недотраха? – ещё шаг.

– Я тебя умоляю, – фыркаю негодующе.

– Удовлетворённая женщина не ублажает себя.

– А я что-то про ублажение себя говорила? – возмущению нет предела. – Я наслаждалась тишиной и покоем… О-о-о, – перекашивает от мерзости догадки, – так ты ворвался потому, что думал, что я тут… – не в силах озвучить маразм домысла, лишь трясу потрясённо головой.

– Я не врывался, пришёл поговорить.

– На тему? – вскидываю брови.

– Нас…

– Не поздновато? – с наигранной скукой.

– Лучше поздно, чем никогда…

– Фраза ненадёжного человека, которому хоть как-то нужно оправдать свои слабости.

– Признание слабости – уже признак силы.

– Ну, если ты себя этим успокаиваешь…

– Объясни, с какого перепугу муда-Шляхер стал твоим парнем? – не ведётся на мою язвительность Игнат.

– С того, что вакантное место пустовало, – меня так просто не расшатать на более глубокие эмоции. – Мы подумали, и я решила.

– Это шутка такая? – чуть склоняет голову, брови съезжаются на переносицу.

– Нет, – держусь на частоте отчуждённость, словно ведём банальный разговор о погоде.

– А если… – пауза. Селивёрстов сглатывает, будто ему жутко сушит горло, – я претендую на эту роль? – если бы только что не услышала, не поверила в его способность это сказать.

Издевается? На дуру играет? Разводит…

Ведь разводит?..

Взгляд решительный, лицо непроницаемо мрачное.

Прямо обухом по голове. Не лжёт…

Прикусываю губу, заглушая позорный всхлип разочарования.

Он не смеет сейчас это говорить!!!

– Как я уже сказала – поздно, – хорошо, что яду не добавила в тональность, а так бы выдала, как мне НЕПОЗДНО.

– Давай обсудим выход из положения, – поражаюсь выдержке Селивёрстова.

– Нет.

– Порви с ним и…

– Нет.

– В вас ёб*** стрела девиантного амура?

– Даже знать не желаю, что это за монстр, но мы с Родионом вместе!

– А твой монгол?..

– Он не мой, – чуть веду плечом, хотя по позвоночнику морозец прогуливается, и жест слегка нервным получается.

– Ир, бл***, ты себя слышишь? – а вот и цунами в голосе Игната оживает. – Шляхер в одночасье – твой парень! – не без злой иронии. – Казах на оху*** муле прискакал «не про тебя», но при этом ты с ним ссосёшься в лаборатории! – на последних словах повышает интонацию, а в конце припечатывает правдой, от которой сердце ухает в печёнку и испуганно подпрыгивает до горла.

Значит, это он был… отметину на стене оставил. Но тогда, почему ушёл, если имеет на меня виды, претензии на которые сейчас изображает? Мог бы ворваться! Потребовать объяснений!..

Если только, его эго настолько не пострадало, что он… отступил, в страхе оказаться ещё большим посмешищем, коим себя представил в тот момент. Уязвлённая гордость… и самовнушённое предубеждение.

Я бы именно так себя и ощутила!

– Ты… нас видел?.. – от мыслей, что бьются в голове, будто птицы, пойманные в силки, больно становится. Слишком много всего, неожиданно и неорганизованно. Я не знаю, что ответить. Не готова…

Селивёрстов молча буравит грозовой серостью глаз.

Кивок как выстрел.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!

Игнат нас с Лиангом видел!

Увидел и проглотил обиду. А потом дома. Опять промолчал. Не кричал, не скандалил. Блин! А лучше бы!!! Это ведь в его духе. Ещё и меня потрясти, так, чтобы мозги последние растеряла. А он смотрел!

Так смотрел… Душу выворачивал.

Он ждал! Терпеливо ждал от меня шага. Признания, а я… ему нагрубила и…

– Всё сложно, поэтому у нас пока всё вот так… – лепечу бессмыслицу. Ничего более умного, прозрачного и логически обоснованного не придумываю.

– Любишь его?

Глотку сдавливает. Рот не разлепляется.

Боже! Всего кивок, пусть нервный и невнятный, но кивок. Или оброненное «да».

Чёрт! Как выдавить???

Мышцы позвоночника, шеи и лица сводит от напряжения.

Я должна ответить. Не имею права сомнение показать!!!

Что-то изображаю – ни то «да», ни то «нет» и вроде больше в сторону «да», но по тому, как усмехается сосед, а его глаза затапливаются постельными оттенками светло-серого, горько осознаю, что секунды убедительности упущены.

– Так сильно, – ёрничает уличительно. – Обнадёживает.

– Зря, – едва слышно, но слава богу, голос прорезается.

– Тогда объясни, что за ху*** происходит? – ничуть не мягко. Игнат выжидательно сощуривается.

Он правда выглядит человеком, желающим прояснить ситуацию, но я не могу… теперь уже поздно – признания чреваты. Да и наметила план действий и некий ход войны без непосредственного участия Селивёрстова. Выбрала другого героя своего романа.

А довериться Игнату…

Доверие и Игнат – даже не звучит.

Какой-то оксюморон, ведь Селивёрстов – по определению неверный, а доверять неверному, это как… акуле в пасть руку засунуть и наивно полагать, что она её не откусит.

Не дорос он ещё до мужских разборок и поступков. Кусает, достаёт, паясничает, обижается, капризничает. Ребёнок! А мне сейчас не до детского сада и игры в воспитательница-сложный подопечный.

– Если бы хотел – не сбегал, а говорил. Не пугал маниакальностью в туалете, а приехал…

– И ты бы спокойно пустила и поговорила?

Ответ режет губы, и чтобы не сболтнуть лишнего, поглубже воздуха глотаю:

– После того, как ты сбежал? Вряд ли, – с кивком отвожу взгляд.

– Я не сбегал. Ты озвучила свою претензию, и я ушёл. Но ты так и не сняла заявку, – смена разговора вызывает нервный смешок.

– Я не обещала!

– Я выполнил твоё желание, а ты проигнорировала моё, – ещё приближается Игнат.

Не поддамся истерике, не буду метаться или пытаться удрать! Не покажу свою уязвимость! Страх… смятение… возбуждение.

Чёрт! А оно откуда? С чего?

– Ты… ты сделал это с такой лёгкостью, что у меня закралось подозрение, будто именно этого и желал! – тщательно мою руки, молясь, чтобы Селивёрстов остановился и больше не будоражил мою кровь. И так перегрев уже… Душно, жарко, вот-вот в обморок хлопнусь.

– Не путай свои мечты и мои! – останавливается за спиной и обвиняюще смотрит на меня через зеркало на стене перед нами. Порывисто выключаю кран и вытираю ладони салфеткой. – Я… ты… не должна участвовать. Это опасно!

Так, пора заканчивать балаган.

И бежать! Пора бежать!..

– Тебе не кажется, – ловко попадаю комком в открытую урну, – что женский туалет – не место для этих разговоров?

Нервы всё же сдают, когда красноречивый взгляд Игната прогуливается по моей спине, тормозя где-то в области «оголённый участок талия-копчик», да так, что мурашки выдрессированным стадом несутся, прокладывая дорожку холодному поту. Ноги подкашиваются, благо, успеваю руками упереться в раковину.

Абзац, этот кобель прав! Он подчинил моё тело себе! Я не должна реагировать на него, а отзываюсь даже на простой, пусть и жутко голодный взгляд. У меня ломка… физическая. Каждая частица требует ласки и внимания. Грудь болезненно набухает, соски становятся такими чувствительными, что нежная ткань кажется непростительно грубой. Внизу живота влажно и сладко-томительно.

Грёбаные насекомыши меня доконают!

Тараканы – прочь! Мурашки – спать!! Бабочки – сдохните! Сдохните!!!

Гадский Игнат читает меня, как открытую книгу. Так резво подгребает, выбивая из меня дух, что лишь всхлипываю, когда одна рука господски стискивает грудь, а другая за бёдра крепко прижимает к своему напряжённому паху.

– По-моему, самое то… – плохо улавливаю суть шуршащей на интимной частоте реплики, меня больше волнуют вероломные насекомыши и средство их истребления. – Что за ошейник?

– У-украшение, – мямлю глупо, зачем-то спиной ластясь к соседу и судорожно цепляясь за его руку, терзающую бедную, осчастливленную грудь.

– Принадлежность хозяину? А где клеймо? – потешается и в то же время злится, сминая её ожесточённее.

«Под ошейником!» – растекается в экстазе блядская часть меня, благородно подсовывая перед глазами развратную картинку – губы Игната, захватывающие в свой плен мой торчащий сосок. Запоздало прикусываю губу, проглатывая всхлип наслаждения.

– Скучаешь? – охрипло. Самодовольно констатирует мерзкую правду, от которой и стыдно, и тошно, для убедительности ещё и за горошину соска щипая, не озабочиваясь тканью платья.

– Пусти! – дёргаюсь невнятно через позорный стон гедонии.

Кто бы меня слушал?!

– Ирк, а Ирк… – проникновенно бормочет Игнат, зарываясь носом в волосы на затылке и развязно втягивая мой запах, – почему ты меня так просто отпустила? Почему даже не попыталась остановить? – смахивает на горький упрёк и жажду узнать правду.

– Зачем? – выдавливаю непослушными губами. – Если ты уходишь… значит, тебе пора и нет смысла останавливать!

– Что за бред? – тихо и с мукой.

– Разве тебя хоть одна до меня удержала? – голос выдаёт иронию на грани смирения.

– Нет, – с горечью, после небольшой заминки.

– Вот и ответ, – ещё цепляюсь за здравый смысл. – Ты делаешь только то, что пожелаешь! Как и сейчас…

Несколько секунд надсадного дыхания над ухом, неровного, гневного, и хват парня слабеет.

Преисполняюсь силами.

– На самом деле, ты молодец. Закончил то, что и начинать не стоило.

Теперь беру волю в кулак, избавляясь от навязанных объятий, и поворачиваюсь лицом к Игнату.

– Ты же прекрасно понимаешь – мы непара. Слишком много непримиримых разногласий и причин не приближаться друг к другу, одна из главных – мы – НЕ ПАРА! – рьяно качаю головой, подтверждая слова. – Так что, Селивёрстов, сделай милость, продолжай жить своей жизнью без меня. Я даже не обижусь, если включишь полный игнор, – горжусь собой! Такую хладнокровную стерву ещё поискать! – Вот прямо можешь на меня вообще не смотреть, не здороваться. В идеале – ты забываешь, что я существую!

– Я ушёл, потому что стал причиной твоего участия в СВМА!

Сердце неровно выписывает удары. Я не хочу слышать очередное признание. Только не это! Боже, дай мне сил устоять!

– Что бы ни делалось, всё делается к лучшему, – умничаю с натянутой улыбкой. – Это избавило нас от лишних переживаний и никому не нужных эмоций.

– Но ты не сняла заявку! – вторит упрямо с зарождающимся гневом.

– Не хочу тебя разочаровывать, – протягиваю скучающе, но решительно, – но я буду участвовать!

– Уверена? – хмыкает Селивёрстов. Вот не нравится мне его настрой и самодовольство!

– Да! – категорично. – А теперь будь добр, освободи женскую уборную от себя!

– Иначе?

– Закричу! – безапелляционно.

– Или стонать будешь?

Сердце ухает куда-то в пустоту, а в животе на миг ледышка перекатывается по внутренностям. Обжигающие чувства, гул в голове, сумятица мыслей. Грудная мышца мощным боем возвращается на место, а жар не заставляет себя ждать – опаляет щёки, предательской волной опускается и ударяет между ног.

– Ты что удумал? – шарахаюсь к мойке на слабеющих ногах, запоздало понимая, что это на руку Селивёрстову – на столешнице оприходует, а я и побрыкаться не смогу.

– Отгадай, – похабная ухмылка и многоговорящий взгляд на мне. – Заодно проверим насколько мы непарны.

– Игнат, – шагаю в сторону от подступающего парня, – ты не посмеешь!.. – жалко грожу.

– А кто помешает?

– Совесть? – глупость, но срывается. Ещё шаг, и плевать, что я уже голыми ступнями на грязном кафеле.

– Вот сейчас с тобой вдвоём её и поищем!

Упираюсь спиной в стену. Глазами ищу пути спасения, цепляюсь за открытую дверцу ближайшей кабинки.

Рывок стремительный, и ворваться в неё успеваю, но не закрыться.

Смехотворная борьба-упирание длится недолго. Селивёрстов толчком распахивает дверцу. Меня к стенке, кабинку затворяет.

– Вот и чудненько! – Коленкой протискивается между моих, вяло слушающихся. Махом задирает подол платья и, пригвождая собой к внутренней перегородке, вынуждает обвить себя ногами. – Скажи, милая сестрёнка, что за извращённую игру ты затеяла? Драк и крови желаешь? Какая-то эротическая фантазия, как за тебя сражается много парней разом?

Нервно выдохнув, признаюсь:

– Скорее кошмар.

– У тебя летнее гормональное обострение?

– Скорее у вас!

– Со мной-то всё как обычно, а вот ты… видать, прочувствовав силу своей сексапильности и умения возбуждать всё поголовье мужиков махом, решила нас лбами столкнуть?

Уже рот открываю огрызнуться, как в туалет с громким возмущением:

– Во урод! – входят, судя по голосам, две дамы.

Дверь с грохотом затворяется.

– Я о том же! Не х*** совать другим, если жена есть! – поддакивает другая.

Вытаращиваюсь на Игната:

– Ты же закрывал! – шлёпаю губами.

– Он сломан, – дёргает плечом сосед и проказливо бровями играет.

– Ого! – озадаченно одна из дам. – Кто-то обувь забыл.

– И сумочку, – вторая с ушлым интересом, – куртку, – на последних словах умолкают.

На миг затаиваюсь.

– Девчат, – подаю голос. Глаза в глаза с Селивёрстовым, его прям распирает от ребяческой радости, что мне приходится себя выдать. – Это моё. Я тут… Жива…

– С тобой всё нормально? – отдалённо напоминает участие.

Игнат бёдрами качается, имитируя акт и мной ударяя об стенку:

– Да, – получается нечто смазанное – между всхлипом удовольствия и выдохом при ударе в живот. – Прихватило, – брякаю подавленно, проклиная соседа и ситуацию, в которую попала по его вине.

– Ну смотри, – бурчит первая.

Девицы расходятся по кабинкам, что понятно из характерного звучания и начинают справлять нужду, продолжая переговариваться.

– Прикинь, Алин, а моего муд*** с Элеонорой застукала Вероника.

– Где это? – фыркает недоверчиво первая. – Она же из дому выходит раз в месяц…

– Главное, вовремя это сделать! – не то ржёт, не то крякает вторая дама. – Пропиз***…

– А если бы Шувалов зашёл? – шокированно уточняю едва слышно, пригвождая Игната злобным прищуром. Комичная и в то же время драматичная ситуация на фоне матерщинного разговора женщин о любовниках и их женах.

– Пох! – становится циничным лицо Селивёрстова. Ладонь бесцеремонно ложится на мой лобок.

– Стой-стой, – нелепый шуршащий протест, который сосед прерывает с чудовищным хладнокровием – свободной рукой зажимает мой рот, другой отодвигает боковую кайму-резинку крохотных трусиков. Наглые пальцы скользят по промежности…

Мычу в руку насильнику, а на деле задыхаюсь от жутких по возбудительности чувств. Понимая, что проигрываю сражение, толком его не начав, изловчившись, кусаю Селивёрстова.

Игнат шипит, но терпит. Борьба взглядов.

Гудит, смываясь в унитазах, вода. Женщины продолжают обмениваться матерным диалогом на глобальную тему – хлопая дверцами, почти синхронно покидают кабинки и начинают омывать руки под обильно бьющими струями.

Крепче сжимаю челюсть. Сосед глухо мычит, вероломно щипая за чувствительный участок промежности, до моего позорно дёрганного всхлипа и непрошенных слёз в глазах. Несколько секунд терпим боль-адский разряд, но зубы острее. И только женщины выходят из дамской комнаты, правда, напоследок участливо поинтересовавшись: «С тобой точно всё нормально? Врача может?» и моего выдавленного «Э-э», – больше смахивающего на конвульсивный стон эпилептика в припадке, Селивёрстов сдаётся первым и отдергивает ладонь:

– Сук***! – но так любовно, что даже не обидно.

– Кобель! – протяжно стенаю, хватая жадно воздух и содрогаясь от волнообразных спазмов голодной промежности, которую только что умеючи дразнили. – Пусти! – в страхе, что продолжит.

– Мгм, только трахну…

– Мне нельзя! – упрямства тоже не занимать.

– Да ты что? – глумливо сосед.

– У меня месячные! – всегда была находчивой.

Пауза, задумчивый взгляд.

– И? Думаешь, мне не пох?

– Ну как? – моя очередь растеряться. – Кровь…

– Я не брезгливый, помоюсь. – Опять дорывается до оголённых ягодиц, но от нетерпения его ладонь быстро перекочёвывает на мою промежность.

– Одурел? – цепляюсь за последние секунды моего приближающегося фиаско, начинаю сопротивляться рьяней, ощутив настойчивые пальцы в трусиках. Резко покидает и уставляется на свою ладонь.

– Обманываешь? – радуется непонятно чему, одаривая уличительно колючим взглядом.

– Тампон у меня! – пытаюсь достучаться до тугодума.

– Бл***! – упирается лбом в мой. – Вытаскивай… –непосредственностью просто огорошивает.

– М?! – откровенный шок.

– Ирк, не мыкай, трахну с тампоном! – мои бёдра мнут настойчиво и дико, вот только ручки-то парня дрожат.

– Больной… – не нарываюсь, хочется уколоть.

– Мгм!

Теперь меня не комильфо.

– А ты не мгукай, бесит!

– Ирк, дёрни за верёвочку…

– Да иди ты! У меня нет запасного! Я вообще не думала, что загуляю… И уж тем более не думала, что на тебя, изврата, наткнусь, маниакально желающего меня отыметь в кабинке грязного туалета!

– Сейчас поведаю секрет, – насмешливый шепот, – раз ты девушка неопытная. Гуляя по клубам и вечеринкам, уединённого места почти не найти, поэтому сортир – кассовое место. Погугли…

– Так вот и еб*** здесь других, а меня оставь в покое!

– Бл***! Меня трясёт от тебя, – мычит Игнат, блуждая губами по виску, спускается к щеке. – Отталкиваешь, сама горя от желания…

Нежно и в то же время жадно прикусывает оголённый участок кожи моей несчастной шеи, на грани довести до оргазма остротой ощущений. – А-а-а, – протягивает шуршаще-уличительно Селивёрстов, носом обводя контур синяка, – мою отметину прикрыла, маленькая развратница, – жалящий поцелуй туда же. Козлина видимо, отметину обновляет, а я и не могу отказать – плавлюсь, как масло на сковороде, лишь закипая сильнее от настойчивости огня. – Стыдно, если узнают, что ты испорченная и в засосах? – По ключице скользит прохладный язык, оставляя влажный след. – Что умеешь отдаваться вся, без остатка… Что хочешь… меня… Ведь хочешь? – чарует интимными нотками хриплого голоса. – Так хочешь, что изнываешь…

Ненавижу, когда он прав! И ещё больше ненавижу, когда он знает об этом и не упускает шанса ткнуть в несправедливую жестокость!

А-а-а, сейчас стонать буду и ёрзать от переизбытка желания, что булькает, доводя нутро до исступления, а искуситель с бархатным рыком утыкается в ложбинку между грудей.

Мир взрывается калейдоскопом преломлённой реальности. Меня расщепляет на атомы, молекулы… Феерия чувств заполняет наперегонки с грохотом очумевшего от экстаза сердца, которому плевать, что виновником этих реакций становится Игнат. Отвратительный, наглый, пошлый, беспринципный тип, с легкостью меня бросивший, и с такой же простотой вновь обольщающий в кабинке туалета!

– М-м-м, – позорно стону, подставляясь напористым ласкам.

По телу сладость и жар растекаются. Ноги не слушаются, а нужно бы побрыкаться. Игнат сильнее сминает мой зад, с ожесточением, но так адски-сладко, что расщепляюсь.

Процесс распада на молекулы и атомы притормаживается, когда в дамскую комнату заходит посетитель. Сердце испуганной ланью ударяется в грудь сильнее – Шувалов! Ёкает вниз – Лианг?

– Есть тут кто? – удивлённо-настороженный грубоватый женский голос приносит неслыханное облегчение и размеренный бой сердца.

– Да, – открываюсь, а зачем таиться. Ещё подумает, что вещи бесхозные и сопрёт. Как потом буду отчитываться перед Ксю? Есть вариант на кабинку вывесить объявление. Я тут! Мои вещи не трогать! – Простите за… – голос такой хриплый, что чуть прокашливаюсь, – туфли, ну и… клатч, – плохо справляюсь с языком и мыслями. Их, будто снег в стеклянном шаре встряхнули – они кружатся, оседают перемешанной грудой. – Мне нехорошо, перебрала…

– Ага, – отстранённо. Торопливая поступь – и хлопает дальняя кабинка.

– Попроси меня, – наплевав на стыд и то, что выдаёт своё присутствие, не то требует, не то молит хрипло Игнат.

– Молчи! – одними губами.

– Ты же хочешь! – не справляется с бурным дыханием, порхая по моему лицу захмелевшим взглядом.

– Молчи!!! – беззвучно ору.

– Ска… – договорить не даю. Заглушаю слова и проглатываю рычащий бархатный стон его губ своими.

Какая же ошибка?!

Рассудок ведёт сильнее, меня словно на волнах штормит. М-м-м, травлюсь запахом Игната, его вкусом… На грани потерять сознание от чувств и нехватки кислорода, но нет ни малейшего желания оторваться и спасительно глотнуть воздуха.

На этот раз к лёгкому отрезвлению приводят брякающий ремень, который Селивёрстов судорожно пытается расстегнуть и гулко хлопающая входная дверь, явно закрывающаяся за женщиной.

Выныриваю из омута похоти и алчно хватаю воздуха.

В помещении тихо, если не считать нашего с Игнатом надсадно-шуршащего дыхания.