Непримиримые 4

– Я не поверить, – едва заметный жест дланью. – Бой быть подставной, – спокоен до раздражения Джи Линь, и все мои инстинкты предостерегающе ощериваются.

Вот то, что я ожидала. Вызов! Очередной спор! Слишком просто проглотил победу Ромки Лианг в зале.

– Мне всё равно, поверил ты или нет, – лысый тоже спокоен, но глаза недовольно сверкают.

– Хотеть смотреть ещё поединок с этот боец, – настаивает обманчиво холодно Джи Линь.

– Сегодня у него по договорённости всего один бой, – не уступает по выдержке Голем. – У нас…

– Десять тысяч, – Лианг по обычаю упирается, и плевать, во сколько ему встанет развлечение. Он такой – если решает, проще ему уступить. Всё равно сделает, как желает.

Старший Гордеев криво улыбается.

– Я что-то пропустил? – в комнату торопливо заходит Игнат, всё ещё с шариком в руках, но прогулявшись глазами по присутствующим, интуитивно замирает возле Голема.

– Пока ничего, – лысый протягивает Селивёрстову бокал, но сосед мотает головой, отказываясь от алкоголя. Гордеев не обижается, сам делает глоток и продолжает: – Наш восточный друг предлагает второй бой Штыку и ставит на его проигрыш десять тысяч долларов.

– Но у Штыка сегодня один бой!

– Лианг предложил ставку…

– Но первым делом нужно спрашивать Ромыча, – упирается бараном Игнат.

– Ты забываешься! – Голем перестаёт зубоскалить. – Он – мой боец! И мне решать, когда ему и с кем…

– Но спор – это другое дело, – твердит Селивёрстов, ничуть не трухнув под устрашающей силой лысого, который явно не привык слышать отказ.

– Ради весёлого спора и некоторой суммы денег почему бы не организовать ещё один? – край узких губ мужика ползёт вверх. – Хорошо, раз уж ты такой правозащитник… – укол Игнату. Голем что-то говорит на ухо Гризли, тот, скабрёзно оскалившись, покидает комнату.

Селивёрстов садится на диван, где устроилась пара его человек. Хмурые, задумчивые. Некоторое время помещение наполняется шуршанием тихих голосов, которые смолкают, как только брат Гордеева возвращается со Штыком. Он всё ещё в шортах, на руках бинты.

– Тебе предлагают ещё один бой, – без лишних приветствий огорошивает лысый. Он к этому времени размещается в кресле и вальяжно потягивает напиток из бокала. – Наш восточный гость не поверил в честность поединка. Говорит, бой был подставным…

– Что за х**ня?.. – сдвигает к переносице широкие тёмные брови Штык и метает на Лианга свирепый взгляд.

– Я тебе говорил, не надо быстро, поиграй, а ты… – с показным недовольством поучает Гордеев Рому. – Вот теперь начинаются вопросы, – коротко посмеивается.

– Когда? – стискивает кулаки Штык.

– Сейчас…

– Стандартное время?

– Да! – подаёт голос Лианг.

– Ставка?

– У тебя процент от десяти штук… баксов.

– Это нечестно! – опять вступается Игнат.

– Химик, я тебе сегодня и так позволил много говорить, – в голосе Гордеева прорезаются рычащие нотки. – Штык – мой боец. Мы сами разберёмся.

– А в случае проигрыша? – плевать хочет на угрозы и рычание мужика Селивёрстов; у меня дико чешутся руки заткнуть его самостоятельно.

– Сумма ляжет на его плечи, – битва взглядов пугает до мурашек.

– Идёт! – встревает между Игнатом и Големом Штык. Селивёрстов, недовольно мотая головой, сдаётся.

– Ну, раз этот вопрос решён, – разводит руками лысый, но радости на лице нет, скорее скука и усталость.

– Я тоже хочу принять участие в споре, – подаёт голос Шувалов, выводя меня из задумчивого коматоза и вводя в ступор. Он что, идиот? – А чё? – криво хмыкает Родион, обнимая меня за талию: – Хочу развлечься. Люблю крупные ставки, – смотрит мне глаза в глаза, будто вызов делает. Струхну или нет.

– Род, – недовольный голос Шувалова-старшего заставляет младшего обратить внимание на босса. Евгений Петрович многозначительно смотрит на Шумахера, но больше ни слова не говорит.

– И? – начинает злиться Родион. – Я что, не имею права ставку сделать?

Босс сжимает губы в жёсткую линию, во взгляде сталь. Молчит. Нога на ногу.

Вот честно, если бы он вступил в полемику с братом или начал орать, я бы не так испугалась, как этого глубокого грозного молчания. В нём звучит много разного: упрёк, нравоучение, злость, негодование, раздражение…

– Я в споре! – откровенно плюёт на предостережение старшего младший. – Отвечаю десяткой!

– На что? – коротко кивает Голем. – Проигрыш или победа?

– Детка, – если меня перекосит от этого слова, я буду не виновата. Само собой… тик… нервный… и рвотный позыв. – На кого поставим?

На миг кошусь на босса. Он продолжает меня игнорировать.

– Я бы не хотела…

– Ир, – нехорошо меняется тон Шувалого. – Я задал конкретный вопрос.

– На Рому! – категорично заявляю, и мне даже не хочется знать, кем будет его соперник.

– Уверена? – обжигают холодом глаза Родиона.

– Да!

– Почему?

– Потому что, – мажу взглядом по Штыку, с не меньшим интересом сверлящего меня тёмными глазами, – уверена в нём! – так как Шувалов продолжает меня изучать, как, впрочем, и остальные, уставляюсь на Джи Линя. – Лианг выберет достойного, если не лучшего, – поясняю свою мысль. – Он, как и многие представители своей нации, прекрасно разбирается в побоищах и мастерах. Думаю, по фигуре на раз отличит пустышку-качка от тренированной груды мышц истинного бойца.

Кто-то из участников присвистывает, кто-то начинает роптать и шушукаться, а я гляжу глаза в глаза Лиангу. Ему нравится, когда я такая. Вот и сейчас в омуте его прорезей вижу восхищение и желание меня заполучить.

– Тогда почему Штык? – вклинивается в нашу зрительную борьбу Родион.

– Потому что в меру своего восточного менталитета, Лианг рассматривает поединок и бойцов слишком однобоко и прямолинейно. Он не сможет учесть самого главного, поэтому и не найдёт достойного противника Штыку. По крайней мере сегодня.

– И что же я не смочь учесть? – Джи Линь терпеливо ждёт. Мы оба прекрасно понимаем, что речь не только о споре, но и о нас.

– Тебе не дано разгадать русскую душу. Она не просчитывается, не предугадывается… её не понять чуждому человеку. У Ромы душа и характер русского медведя. Его не сломать, не подчинить. И моя душа… русская… Она авторитетно заявляет, что победит Рома, какого бы ему соперника ни дали… – Не знаю почему, но перевожу взгляд на Штыка: – Думается мне, ему есть, что терять. Как минимум свободу, а для русского человека нет большего стимула для победы. Это в нашем характере!..

По лицу Штыка скользит горькая улыбка, благодарность.

– Лихо ты завернула, – смачным поцелуем вырывает меня из мыслей Шувалов. – Прям чтец людей. Ты случаем не психоаналитик? – вопрос риторический, поэтому и не думаю отвечать. – Круто. Мне понравились твои аргументы и домыслы, но я бы хотел для начала увидеть противника, с этим не будет проблем? – эта фраза явно к лысому.

– Нет! Иди готовься, – даёт указание Роме Голем, а Лиангу протягивает свой телефон:

– Его весовая категория и доступные на данный момент бойцы. Смотри, выбирай!

– Договариваться буду сам! – выдвигает очередное условие Джи Линь.

– За ваши деньги… – губы лысого змеятся, а глаза продолжают излучать мрак.

– А если меня не устроит боец? – тянет на себя одеяло Родион.

– Откажешься от ставки. Ещё есть желающие деньгами поссорить? – обводит всех присутствующих смешливо-колючим взглядом лысый. Народ, точно получив заряд – синхронной волной качает головами.

Как только разбираемся с мелочами, участники заметно оживают и уже в более непринуждённой обстановке сбиваются в группки поболтать о всяком-разном.

Старший Шувалов демонстративно покидает комнату со своими охранниками, но сначала что-то тихо сказав Родиону. Младший дерзко оскаливается, и только. А потом вместе с Големом, Лиангом и Гризли уходит обсудить детали боя. Команда Игната жарко переговаривается с соперниками, но без агрессии, как хорошие знакомые. Посмеиваются, рассуждая, что и как будет.

Селивёрстов, принимая звонок, тоже скрывается за дверью.

Впервые за долгое время свободно выдыханию и немного расслабляюсь. Чтобы себя хоть чем-то занять, иду к бару. Когда занимаю место за небольшой стойкой и хозяйничаю, собирая коктейль храбрости, за спиной раздаётся упрёком:

– Какого хера ты везде, где я? – но тихое настолько, что сначала кажется – слух подводит.

Волнение прогуливается волной по напряжённому телу. Заставляю себя оставаться холодной хотя бы внешне:

– Маньячка! Разве непонятно, преследую… – безлико, чтобы сразу понял абсурд ответа. Щедро добавляю в уже имеющийся напиток ещё водки – в данную секунду осознаю, что начальная порция была скромна и её необходимо срочно увеличить.

– Не сомневаюсь, – охриплый смешок запускает неизменную реакцию в организме, сводя с ума бедных насекомышей. Тараканы – тупеют, мурашки – борзеют, бабочки мечтают о статусе «ночные».

– Почему ты с этим ушлёпком? Что-то Шувалову должна? Своего киргиза развлекаешь или меня на эмоции проверяешь?

Жадный глоток, прокашливаюсь.

– Всё вместе, и в особенности последнее. Помнится, у тебя особенно крутой стояк на меня…

– Су***! – с такой небрежной нежностью, что автоматически брякаю:

– Кобель! – и опять припадаю к коктейлю.

Но насладиться напитком, а вернее опьянеть настолько, чтобы спокойно выдерживать пошлости соседа не успеваю. Передо мной оказывается пресловутый шарик из презика и, как теперь могу убедиться, не пустой, какая-то субстанция в нём бултыхается. Всю жидкость, попавшую в рот с последним глотком, выплёвываю. Надсадно прокашливаюсь, отставляя бокал и нервно выискивая салфетку. Благо, в нижнем ящике нахожу стопку разовых полотенец.

Привожу в порядок себя, столешницу… Тряпочку кидаю в мусорку, что удобно в ногах ютится.

Спиной ощущаю жар – Селивёрстов, гад такой, всё никак не угомонится и не отстанет. Боюсь посмотреть ему в глаза, поэтому продолжаю подпирать животом барную стойку и якобы рассматривать участников, упорно игноря стоящего за спиной Игната.

– Вернуть хочу! – навязчиво предлагает шарик, причём чуть ли не в лицо суёт. Взять не решаюсь, глазами скольжу мимо – смотрят ли на нас?

Блин! Выходка Игната не остаётся незамеченной. Друзья Джи Линя всё видят, но так как заняты общением, особо не зацикливаются над подслушиванием нашей перепалки. Но другу доложат, как пить дать!

– Реально использованный? – морщу нос, и всё же становлюсь обладательницей шарика, ведь презент настойчиво впихивают в ладонь.

– А ты проверь – лизни!

От вопиющего хамства щёки горят и зубы сводит от желания послать соседа грубее, подальше и на дольше. Ещё пендаля прописать для ускорения, и оплеуху для музыкального сопровождения.

– Мой вкус ещё помнишь? – шуршит интимным бархатом Игнат, разгоняя очумелых насекомышей по телу и позволяя им устроить настоящую оргазмическую групповую вакханалию.

– У меня память девичья, поэтому смутно… но, по-моему, плевалась и едва не блевала.

– Ахах, малыш, – охрипло смеётся Селивёрстов, – проглатывала и облизывалась.

– Не путай меня со своими шлюшками. Зуд прошёл?

Повисает щекотливая пауза. Глупо полагаю, что соседа уже за спиной нет, но зря надеялась…

– Ещё раз так сделаешь, – суровеет его голос, нарушив безмолвие. Щиплет за ягодицу, да так, что едва не всхлипываю от боли и унижения, но мне, чтобы не выдать чувств, приходится застыть каменным изваянием. – Воспользуюсь столь лакомым предложением и натрахаюсь вдоволь!

Не зная, куда деться, опускаю глаза и собираю новый коктейль:

– Можно подумать, до сего момента отказывался, – выговариваю обиженно, запоздало понимая, что выдаю свои чувства.

– Ревнуешь? – в голосе соседа проскальзывает тёплая надежда.

– Не смеши, – тихо шиплю, стараясь уколоть как можно больнее. – Было бы кого…

– Не ревнуй, – нежно, – но на ус мотай, – строже.

– Вот ещё! – давлюсь негодованием. – Плевать мне, с кем ты…

– Я предупредил, – мрачно, с угрозой. – А чтобы проверить, насколько тебе плевать, фотоотчёт сделаю и пришлю.

– Больной! – угрюмо и пристыженно.

– Зато честный в своих желаниях, а ты, малыш, жуткая лгунья стала. До меня поздно дошло, что трусики твои влажными были. Кровь? Неа… Закономерно появился вопрос, откуда влага, если в тебе тампон?

Напрягаюсь, будто воришка, пойманный на краже.

– А что не так? Женская уловка… и ведь сработала…

– Тебя в данный момент спасает то, что в комнате люди, а так бы я тебя уже имел, прогнув на стойку, – чеканит с таким пылом, будто уже хозяйничает во мне, подчиняя звериному ритму страсти. Нарочито медленно втягивает мой запах, так плотоядно и чувственно, что забываю дышать.

В долю секунды нить, позволяющая сдерживать эмоции, обрывается. Резко и оглушительно. Меня прошибает жаркой, удушливой волной смущения, страха, волнения, желания… ожидания… Первобытного, дикого, жадного, посасывающего, образующего в животе топь, которую жизненно необходимо чем-то заполнить. И желательно твёрдой, пульсирующей, горячей плотью… мерзющего провокатора – змия-искусителя Игната.

– Что-то мне подсказывает – ты потекла, зажигалочка, – до отвращения самоуверен в произведённом эффекте сосед. И ведь, гад такой… прав! – Хочешь знать, что бы я потом с тобой сделал?

«Нет!» – истерично вопит разум.

«Да!!» – истомой расползается по венам желание.

«А лучше сделай!!!» – требует низменная и совершенно разнузданная часть моего нутра.

Под стать качелям собственных желаний и эмоций, не то киваю, не то трясу головой, стыдливо понимая, насколько нелепо и в то же время откровенно реагирую.

– Аха-ха, моя невинная порочность, – затапливает рассудок мягкий смех Селивёрстова. – Я так и подумал. Для начала, испорченная девчонка, выпорол бы твой зад до красных отметин и синяков. А чтобы закрепить урок, всадил без предварительных ласк и игр, и вколачивался так, чтобы выбить дурь из твоей умной головушки.

В животе уже не топь – чёрная дыра, разрастающаяся с пугающей скоростью. В голове под грохот слетевшего с катушек сердца мирно звучит чарующий голос Игната, нашёптывающий жуткие непристойности, от которых меня лихорадочно растапливает. Точно гипноз, утягивающий в другую реальность безотчётной похоти, существующую параллельно с моей – выдержанной и здравомыслящей. Отключает разум и обостряет эмоции, ощущения до невероятной степени оголённого нерва.

Зато насекомыши вроде сдохли…

Или, скорее, эволюционировали в нечто не имеющее названия, оставив меня наедине с жуткой правдой – я так хочу гадского Селивёрстова, что готова наплевать на толпу в комнате, на страх раскрыться перед Лиангом и потерять Игната, что сейчас банально покажу слабость и сама взмолюсь взять меня прямо тут!

– Затем проверил бы на прочность и удобство бар – усадил тебя и трахнул, позволяя принимать меня так глубоко, что искусала бы губы в кровь.

Перед глазами плывёт. Дыхание сбивается: то и глотка не могу сделать, то хватаю ртом воздух жадно и порывисто. Колени дрожат. Перед глазами ужасающая канитель эротических картинок, которые услужливо подкидывает сосед, совершенно потерявший страх и явно получающий удовольствие от происходящего.

Бесстыжий сосед вопиющей распущенности!!!

– А потом, – продолжает литься наркотический раствор в рассудок, раскаляя кровь до наибольшего градуса фотосферы, – на каждом диване этой грёбаной комнаты заласкал бы губами и языком до полного твоего сумасшествия. Пил бы с тебя твоё алкогольное пойло, зализывая твоими соками и заставляя стонать так громко, что за пределами чил-аута все бы точно знали, кто, с кем, и что делает…

Тело становится чувствительным, обнажая каждый нерв. Я горю, точно в пожаре – каждая клеточка на грани расщепления. Грудь набухает, соски упираются в ткань и требуют немедленной свободы и… ласк! Игната!

Любых!!!

Нежных, наглых, робких, грубых… даже таких болезненных, что выла бы… Плевать!!! Лишь бы коснулся… лишь бы осмелился! Лишь бы взял!!!

Внизу живота стягивается тугой узел, а между ног томительно сосёт. Изнывает от пустоты и желания. В глóтке невероятная сухость, зато в трусиках… так влажно, что от стыда прикусываю губу – может, хоть как-то, через боль смогу вернуть себя себе!

– На полу заставил бы извиваться подо мной и вымаливать разрядку, царапая мою спину когтями и оставляя укусы на моем теле… И конечно не пропустил бы ни одной стены… Вколачивался бы в тебя с остервенением дикого зверя, чтобы сознание потеряла от переизбытка оргазмов. О, да, затрахал бы… так, что незатейливая вереница оргазмов предыдущей ночи показалась бы слабым отражением феерии испытанного экстаза.

Продолжаю усиленно жевать губу, стискивая край столешницы, подавляя безудержные всхлипы и охи, что давно сотрясают тело.

– И заметь… ни одного поцелуя ты бы у меня не получила. Ни одного!!! Почему? Не заслуживаешь! Ты же плохая девочка! А плохие девочки не достойны таких интимных ласк. Даже если бы в ногах валялась и молила. Но твой рот… искусанные губы, жаждущие внимания, я бы проучил. Поэтому, закрепляя эффект – всадил бы тебе в рот по самые гланды и позволил отсосать, проглотив всё до последней капли!

Никогда бы не подумала, что такая жуткая словесная грязь может звучать так… аппетитно, подаваемо, словно крутая реклама дорогущего, редкого десерта, раскошелься на которое – наслаждение получишь гарантированно.

– Я бы не позволила, – смутно различаю свой голос.

– Позволила, – насмешливо категоричен Игнат. – И получала бы такое удовольствие, которого ни с кем не испытаешь. Никогда! Так что помни об этом, когда будешь ложиться под другого.

– Я не такая…

– Уверена? – с непонятной злостью и толикой сомнения.

– Да!

– В этом себя и других убеждай, а я-то знаю, какая ты… со мной… подо мной.

Без единого прикосновения, только похабщиной на интимной частоте, Селивёрстов безапелляционно доказывает, что знает моё тело и мои непристойные мысли даже лучше меня! А что ужасней, не скрывает гнусного мнения о моей распущенности в момент близости с ним!

– Жаль без нежности… – голос мой, и в то же время нет. Глухой, чуть слышный, дрожащий.

– Ей я тебя в следующий раз доконаю, – многообещающе развратно. – Ну что, милая, – его голос под стать моему – неровный, охриплый, разгорячённый, – думала, только ты умеешь заставлять кипеть от возбуждения? Как там в трусиках?.. Хоть выжимай?.. Мда, тампон был бы как нельзя кстати, – продолжает глумиться сволочь за спиной. – А ты попроси, и пока толпа занята трепом, я тебя за пару фрикций пальцами доведу до разрядки, уверен, ты уже на грани… Ну а если взмолишься, -сглатывает натужно, подавляя собственные страсти и желания, – то плюну на всех, и членом. Иришка-а-а-а, – мурчит едва слышно, каким-то крышесносным тембром. – Пф, – жаркое дуновение долетает до оголенной спины.

Ожившие мурашки мутируют в неизвестный природе подвид остро чувствительных насекомых, обитающих на коже человека. Крупных, щекотливых, озабоченных тварей, с повышенной степенью подлости и склонностью к гнусному предательству. Дружной толпой несутся по позвоночнику, ныряя в интимную зону. По телу мелкий расщепительный разряд прогуливается – укол в голову, грудь, живот, ноги – их подкашивает. Судорожно хватаюсь за столешницу и сдавленно всхлипываю, с омерзением понимая, только что испытала микро-оргазм лишь от голосовых вибраций соседа и его дыхания.

Мне так плохо становится, что едва слёзы не пускаю. Неясным сознанием и мутным взглядом обвожу помещение, к своему счастью отметив, что на нас с Игнатом никто не смотрит.

– Пошёл, – через не могу открываю рот, – к чёрту! – грубо, зато решительно и плевать, что сквозь зубы.

– Ай-яй-яй, какая упрямая, – посмеивается Игнат. – Значит, …херу тебя вылизать придётся. Или киргизу? – надсадное горячее дыхание раздаётся непростительно близко на затылке, но переступить грань Селивёрстов себе всё же не позволяет, хотя до последнего не верю в его порядочность. Даже вздрагиваю, когда мужская рука мелькает рядом, распахивая мини-холодильник.

Эти чёртовы длинные пальцы… Их движение… Почему они мне кажутся самой эротикой? Голой, обнажённой эротикой, способной довести до пика нирваны!!! Точно в замедленной съёмке смотрю, как они обхватывают маленькую бутылку с водой. Выдёргивают с полки… И рука исчезает.

Как же теперь мерзко-то внутри! В голове набат.

Хочу его руки на себе… а пальцы в себе, аж до хриплого крика, до тугого стона. Хочу его!!!

– Я теперь тебя буду изводить при каждом возможном случае. Игры затеяла? Тебе не тягаться со мной в этом. Мелкая больно, да неопытная… Толпиться в кучке воздыхателей не собираюсь, и не надейся, я в сторонке погуляю. Но я жалостлив, только попроси, и утолю твой голод!

– Никогда! – нахожу силы огрызнуться.

– Никогда не говори никогда – Гад! Уверен в своём превосходстве и моей слабости. – Плевать, как и когда, но ты попросишь. Мне хватит даже твоего шепота, молчаливого согласия или шага навстречу… Я тебя возьму! И тогда молись, чтобы я ещё был в себе…

Вопиющая наглость! Такая, что я готова ему в моську когтями вцепиться.

Поворачиваюсь, чтобы ядом облить, поплевать на его амбиции, растоптать Альтер эго, наплевав на зрителей и неподобающее поведение, но Селивёрстова уже нет. Зато оказываюсь лицом к лицу с Шуваловым:

– Детка, ты супер!

Не сразу ориентируюсь в смене ситуации. Приходится несколько секунд таращиться идиоткой на Родиона, но сознание нехотя, со скрипом возвращается.

Прищуриваюсь: то ли кажется, то ли парень всё веселее и веселее.

– С тобой всё нормально? – хмурится он задумчиво.

Киваю, ещё не в силах собрать мысли и уж тем более внятно их озвучить.

– Бледная, в испарине, – волнуется Шувалов, рукой лба касается. – А что с твоей губой? – берёт моё лицо в плен ладоней и большим пальцем нежно касается нижней губы. Не успеваю взбрыкнуть – припечатывает свой рот к моему припухшему, и по ощущениям – сильно припухшему из-за укусов. Но поцелуй не углубляет, нежно языком обводит контур губ, на пару секунд дольше задержавшись на нижней. Ласка, мягко сказать, обескураживающая. Не скажу, что мерзко, но и особого удовольствия не получаю.

Въедливый взгляд холодных глаз пристально смотрит на полученный результат, кривая улыбка скользит по лицу:

– Так-то лучше! Тебя кто-то обидел?

Мотаю головой, сглатываю.

– Точно всё нормально? – допытывается, сдвинув брови к переносице.

– Ага, – рьяно киваю, выдавливая улыбку.

– О, Селивёрстов шарик потерял, – Шувалов пинает находку, что валяется на полу. Видимо, так заслушалась грязных речей, что из рук выпустила.

– Пока ты держишься молодцом, – барски обнимает меня Родион, ладонями шаркнув по спине и опустившись на грань неприличного. – А как уложила своими психоаналитическими штуками всех на лопатки?! Вау!!! Мне это понравилось! – Уже было торможу его вольность, как Шумахер отлепляется сам, берёт за руку и тянет прочь из чил-аута обратно в ангар с клеткой. – Пойдём, скоро бой начнётся.

Ноги не слушаются от слова «вообще», будто перепила и меня нещадно ведёт. Но я сильная! Пинаю себя – заставляю двигаться, хотя бы автоматически.

ГЛАВА 40

Жестокие игры и другие мужские удовольствия

Ира

Рассаживаемся, и с большим неудовольствием понимаю, старший брат Шувалова покинул бои, зато свора дружбанов Шумахера – тут как тут. Кучной толпой занимают нашу вип-ложа, окружив меня и Родиона. А когда они начинают оживлённо спорить с колоритным представителем соседней команды, становится ясно, что они и между собой тоже спорят. Надеюсь, до драки не дойдёт… А то… не нравятся мне эти парни. Совсем.

На ринге как раз заканчивается очередной бой… Пол оттирают от крови, толпа волнуется, рефери у столика организаторов и судей. Что-то оживлённо обсуждают… Пока говорят, к ним подходит Голем. Всё внимание переключается на него. Кивают, на лицах растерянность, недоумение… согласие.

Перед боем Штыка приходится посмотреть ещё несколько кровавых и жестоких в исполнении других участников. За это время противник Ромы успевает приехать – у него сегодня по плану был выходной, но, видимо, соблазнившись призовыми, боец согласился на поединок.

Отсидеться в безопасном и тихом месте, как получилось до этого, не решаюсь – вдруг сосед опять меня вздумает поизводить? Да и Лианга побаиваюсь. Мы с Игнатом сегодня дивно засветились перед его друзьями. Вон, какой Джи Линь мрачный сидит. Меня с прицела почти не отпускает. И то, лишь для того, чтобы на Селивёрстова посмотреть…

Благо, козлина будто меня и не знает. Со своими болтает или безлико на побоище в клетке взирает, сложив руки на груди.

На сегодня бои вроде закончены, толпа большей частью расходится. Остаёмся мы в узком кругу заинтересованных лиц, среди которых много незнакомых. Как понимаю, это люди Голема.

– Вот, глянь, – протягивает мне свой айфон Шувалов. На экране свирепая физиономия мужика чуть за тридцать. – «Молот», – доверительно поясняет Родион, – противник Штыка.