Где Аня? или Рефлексия в вакууме

– Почему?– не понял он.

– Ну, Нер же.

– Это кличка такая.

– А…– девушка несколько секунд ничего не говорила, а потом засмеялась.

– Ты что?– Нер невольно улыбнулся.

– Смешно,– ответила незнакомка.

– Что?

– Не знаю. Друг?– она ещё раз на него посмотрела.– А что в дверях-то стоишь? Холодно. Заходи.

Нер послушно закрыл дверь и стал разуваться в прихожей.

– Валерка, друг к тебе,– громко закричала девушка.– Пойдём, мы в спальне,–обратилась она к Неру.

– Подожди, разуюсь,– сказал он, глядя вслед абсолютно голой незнакомке, потому как полотенцем она прикрывала только переднюю часть тела.

Лунатик лежал в кровати, а голая девушка бегала вокруг неё, собирая разбросанную одежду. По запаху, который стоял в спальне, Нер понял, что они что-то курили. Увидев в дверях Нера, девушка неожиданно кинула на пол собранные вещи и со словами «все-таки не успела убраться» спряталась под одеяло.

– Привет,– Лунатик помахал Неру рукой. Нер ответил таким же жестом.– С чем пришёл?

– Мы ж договаривались. Я к тебе на пару дней.

– А…точно,– опомнился Валерка.

– У тебя тут дела, как я вижу,– Нер улыбнулся.– Видимо, погостить – не судьба.

– Дела?– Валерка удивленно посмотрел на друга. Нер кивнул в сторону спрятавшейся под одеялом девушки.

– А…Так это Оля. Да? Оля.– Олина голова показалась из-под одеяла.– Она уйдёт скоро.

– Ага,– подтвердила девушка.

– Иди к нам,– сказал Валерка.– Вон, сядь на край кровати там, где Олька. Она знаешь, как по рукам гадает. Ей богу, как цыганка. Всё тебе расскажет, всё.

Девушка хихикнула.

– Я лучше на кухне пока посижу,– спокойно ответил Нер.

– Он мне не верит?– жалобно спросила девушка и посмотрела на Лунатика.

– Ты ей не веришь?– переспросил Лунатик.

– Пойду я на кухню,– всё-таки решил Нер. И Оля кинула ему вслед тапок, так что тот попал уже в закрывшуюся дверь.

Где-то через час Оля, действительно, ушла. Одарила Нера прощальным взглядом, полным негодования, поцеловала Валерку в лоб и ушла.

– Ощущение, что в дурдом попал,– поделился своими впечатлениями Нер.– Что курили?

– Ничего,– ответил Лунатик. Нер знал, что он врёт, но это не имело никакого значения.

– Кто эта Оля?

Валерка пожал плечами.

– Короче вы вчера познакомились?

– Не совсем. Пару дней назад,– ответил приятель.– И ты знаешь, я наконец осознал, что прав был Дик,– неожиданно сменил тему разговора Валерка.– Мы ведь можем быть одновременно в разных эпохах, в разных точках земного шара. Причём именно одновременно, т.е. мы за раз проживаем сотни жизней. Вот сейчас я здесь, а другой я где-то в другом месте и в другом времени.

Нер покорно кивнул: катастрофически напоминал Лунатик Витьку. Может, потому он так быстро подружился с ним, как будто продолжил оборванную смертью дружбу с Витькой.

– А ещё ваза есть. Представляешь, такая ваза Клейна. У нее вроде горлышко с днищем соединено.Нет краёв, лица, изнанки. Не поймёшь, что внутри, что снаружи. Предполагают, что Вселенная такой же формы. Надо на неё посмотреть.

– В чём проблема?– пожал плечами Нер.– Залез в Интернет и делов-то, смотри, что хочешь. Ты опять не спал? Бессонница?– предположил Нер в связи с тем, что Валерка снова что-то вычитал.

Лунатик кивнул.

– Провериться уже пора. Голову, что ль, проверь,– посоветовал Нер.

– Да…– Валерка махнул рукой.– Проверял же год назад. Ничего не нашли.

– К невропатологу может?

– Да, ладно. Как-нибудь потом. Будешь пиво?– Валерка полез в холодильник и затем протянул Неру банку.– Голова страшно болит. Может, выпью и пройдёт?– усмехнулся он.

– Сомневаюсь.

Однако эту фразу Валерка пропустил мимо ушей.

– Сайты делать? Будешь у меня учиться?– спросил Лунатик и посмотрел на Нера вполне разумными глазами. Нера всегда поражало, что Валерка умел так легко перестраивать свой организм, и признаки лёгкого помешательства быстро растворялись в воздухе. А, может, помешательства вовсе и не было никогда и никогда не бывает? Может, это просто самая подходящая для него маска?

– И да, и нет. Я вроде сам во многом разобрался. Так кое-какие нюансы. Кое-что уточнить надо,– всё-таки ответил Нер.

– Ясно. Значит, сбежал из дома?– Валерка усмехнулся.– Довели тебя, товарищ, да? – он похлопал друга по плечу.

– Можно и так сказать. Не знаю. Да, сейчас вроде всё нормально. Поспокойней. Но мало ли. Знаешь? Что там у нее в голове? Думаю, надо отдохнуть пару дней.

– Может, оно и так. Только женщину надо выслушать. Просто выслушать. Без всякой помощи. Головой покивать. Они чудные. Им от этого легче.

– Вот поэтому я здесь. Не хочу я ничего слушать. А ты б сам себе нашёл и слушал бы хоть весь день. Счастье такое. Нереальное.

– Да, мой-то бред пострашнее их бреда будет. Против лома только лом. За Ваше здоровье!– и Валерка приподнял банку над столом.

Нер кивнул:

– И за Ваше!

– А голова страшно болит. Прямо раскалывается. Эх, веришь, жизнь бы отдал за крепкий хороший сон,– и Лунатик выкинул в мусорку уже пустую банку.

***

Алексей проводил Анжелу и вернулся в абсолютно пустую квартиру. Он опять делал что-то неправильно, делал что-то не так, и об этом он, разумеется, знал. Но по-другому жить он не умел. Иногда ему казалось, что в целом вся его жизнь – это круг, пресловутый замкнутый круг. Только в отличие от других, он никому не жаловался. То ли от того, что жаловаться было некому, то ли потому, что всё его устраивало. А ведь его и впрямь всё устраивало. Но общее ощущение неправильности не оставляло его в покое. С другой стороны, оно ему нисколько не мешало. Нельзя же быть полностью спокойным.

Ещё несколько дней Алексей планировал провести в компании Анжелы. Потом он, естественно, уедёт в Москву, когда закончатся праздничные дни и его месячный отпуск. И опять всё по-старому: работа, дом, сон… Может, он помирится с Кристиной. Он всерьёз подумывал помириться с ней, если, конечно, за это время она не нашла себе кого-нибудь получше, попорядочнее, чем он. Она была бы этого достоина. Неплохая женщина, иначе он бы не жил с ней последние полгода. И чёрт его дёрнул приехать сюда.

С другой стороны, мысль о скором возвращении обратно его пугала. Он не хотел в ту жизнь. Он устал от вечной несвободы. А ведь всю жизнь нужно что-то делать, всю жизнь отдавать окружающим долги. Сперва родителям, которые уверяют в том, что ты обязан им жизнью, будто ты просил их о таком подарке. Потом женщинам, с которыми ты спал или жил, а впрочем, с ними Алексей особо не церемонился. Семье брата, потому что чувствуешь ответственность за них, но это, конечно, частный случай. Своему начальству, потому что работу надо выполнять как минимум хорошо. Государству и даже соседям, чей покой громкой музыкой ты обязан не нарушать. По уши в долгах. Последние годы стало проще. Сознание притупляется, с мыслями становится легче бороться. Бунтовать смысла не имеет. Это прерогатива молодых. А впрочем, любой бунт обречён на провал. Фундамент не поменять, не разрушив. А разрушишь фундамент и рухнет всё. И ничего не останется. Миллиарды удивлённых лиц. И паника. Мы не умеем жить свободно.

Остаётся жить, как умеешь. Что-то неправильно, го по-другому просто не получится. Неправильный мир и люди неправильные. Откуда взяться другим? Неправильно никого не любить, неправильный способ борьбы со скукой. Тогда какой выход? Пригласить скуку на чай? Она и сама пришла. Она слишком бесцеремонна. Она даже не уходила, если быть честным. Правда, раньше Алексей этого не боялся. Он всегда думал, что её можно будет прогнать. Однажды он просто выставит скуку за дверь и начнёт менять всё, вернее меняться сам. Он напишет книгу, обязательно женится, у него будут дети. А в целом он станет похож на среднестатистического человека. Конечно, скука будет где-то рядом, она останется стоять за дверью. Но повседневные заботы: ссоры с женой, проблемы с детьми и даже приезды тёщи не дадут ему сжалиться над скукой и впустить её в свой дом.

Ничего не сбылось, ничего не получилось, он так и не выставил скуку за дверь, так и не смог измениться. Он сам виноват. Это его пугало и одновременно казалось больше неважным. Ещё несколько лет, а может, и десятилетий, и гонка закончится. По крайней мере, для него. А что потом? Да, это тоже неважно. Что-то другое, видимо.

Почему не получилось измениться? Может, желание меняться было слишком слабым. Хотя оно все-таки было. Наверно, проблема заключалась в другом. Всегда скучно. Неинтересно всегда. Даже женщин не считал он загадками, которые нужно разгадывать. Даже они не будили в нём любопытство, будили желание, но не любопытство. И начисто лишённый этого детской черты он всегда оставался абсолютно равнодушным ко всему происходящему. Ничто не задевало его на глубоком эмоциональном уровне. Всё проносилось мимо, и, даже покопавшись в своей памяти, он ничего бы там не обнаружил. Всё надоедало с колоссальной быстротой. И на каком-то бессознательном уровне он стремился разорвать все связи с прошлым и обновить свою жизнь в надежде, что обновление пробудит в нём любопытство. И только в последние годы он начал понимать, что пробудить то, чего нет, нельзя, хотя и продолжал по инерции сжигать мосты и менять, менять, менять всё вокруг себя, оставаясь при этом абсолютно статичным. Он будто хотел зацепиться за жизнь, оправдать жизнь и найти в ней хоть что-то заслуживающее внимание. Но ничего не вызывало в нём интереса, не говоря уже о восторге или негодовании. И это нельзя было объяснить тем, что он много знал. Он никогда не рвался за знаниями. Просто новое, ни разу до этого не виденное или не слышанное им, его не удивляло и почти всегда рождало в голове сухое «ну да».

Возможно, «неправильно» было где-то в начале, в самом начале что-то пошло не так.

Нужно было спать. Так просто: закрыть глаза и заснуть. А на самом деле: сложно, очень сложно. И хотя мыслей в голове уже не было, спать не получалось. Ничего не нужно ночи за окном. Она просто есть.

***

Аня сходила с ума. И главным было даже не то, что Нер решил погостить два дня у Лунатика, где вполне возможно его ждала другая девушка или он отправился к другой девушке, а совсем не к Лунатику. Нет, ревность здесь играла второстепенную роль. Главным было то, что он ушёл. Предпочёл своего друга, работу (да неважно, кого и что) ей. Ей показалось, нет, она была точно уверена, что он просто испугался или не захотел сказать вслух: «Всё».

Ему неинтересно, скучно, плохо…и он ушёл. Может, ещё надеясь, что всё изменится, но ведь ей от этого не легче. Аня сходила с ума, буквально, извела себя. И рыдая, уселась в коридоре. Ей было дико, необъяснимо плохо. И это её сумасшествие, хоть и напоминало какой-то театральный спектакль, являлось следствием неподдельных, настоящих эмоций, в которых она полностью утопала. Это даже нельзя было назвать истерикой. Никого рядом не было, не было зрителей, и она плакала исключительно для себя, только ради себя.

Она не могла успокоиться, потому что не хотела успокаиваться. Как маленький капризный ребёнок она продолжала рыдать, но не в надежде, что её утешат люди, а в надежде, что её услышит кто-то невидимый и всемогущий. Так она молилась Ему, потому что не знала других молитв.

Она сходила с ума, пока слёзы не прекратились сами. А потом, продолжая сидеть в коридоре, просто сопела, не желая думать ни о ком и ни о чём. Медленно легла на пол, и ей было всё равно, простудится она или нет. Инстинкт самосохранения на время притупился.

Кто-то опять звонил. И она с неохотой дотянулась до мобильного. Снова Денис. Он будто чувствовал, когда ей особенно плохо.

«Я сейчас же приду. Прямо сейчас. Слышишь, Аня?»– мальчик испугался её совсем неживого и такого незнакомого голоса.

Он, действительно, пришёл. Аня открыла ему входную дверь и села на пол.

«Что с тобой? Тебе плохо? Я сейчас принесу воды»,– и он побежал на кухню.

«Пей»,– скомандовал он, протягивая полный стакан. Аня покачала головой и отмахнулась. Тогда Денис вылил воду себе на руки и стал протирать её лицо. А потом, не справившись с собой, стал целовать её в щёки, в губы, в лоб. Вначале Аня хотела оттолкнуть его, но ей не хватило сил и желания это сделать. Он единственный, кто, как казалось ему и как показалось и ей, её любит. Она наконец-то решила в это поверить и ответила на его очередной поцелуй…

Она подумала, что это начало, и обрадовалась, одновременно застыдившись своей радости. Денис ещё долгое время гладил её по оголенным бёдрам и целовал в волосы, но на короткий миг они столкнулись глазами, и чем-то абсолютно другим повеяло от его взгляда. Теперь в его глазах не было прежнего восхищения. В них не было ничего.

– Я тебя заберу, не бойся Нера,– сказал Денис уже стоя в дверях. Он сказал это тем тоном, каким он никогда не разговаривал с ней, как будто они поменялись ролями, и Аня потеряла над ним свою былую власть.

Она машинально кивнула и закрыла дверь. А потом ей стало отвратительно мерзко, и она поспешила в ванную, где под душем стала смывать охватившее её с ног до головы неприятное ощущение.

Она почувствовала себя матерью, своей матерью. По крайней мере, она решила, что именно такие чувства должны быть знакомы её родительнице. Почувствовала себя скомканным листом бумаги. Минутная вера не оправдалась, а ведь он так смотрел, так искренне и преданно смотрел в её глаза. Рано или поздно она должна была ему поверить.

Может, она никогда ничего не понимала? Может, она зря так сильно презирала свою мать? Они смотрели на неё, а она им верила. Она просто ошибалась, часто ошибалась. Но разве она виновата в том, что способна верить?

Ей нужно вернуться домой. И всегда нужно было. Мама должна скучать по ней. Маме просто стыдно. Она не знает, как попросить прощения, а просить прощения не надо. Сейчас Аня её простила. Она просто была глупой и маленькой, а теперь всё поняла. И она не сможет быть с Нером. Теперь она никогда не сможет быть с ним. Она его предала. И хотя ей было стыдно, она прекрасно знала, что хотела его предать.

Сумасшествие продолжалось. Со стороны она показалась бы безумной, хотя сама не понимала этого. В какой-то панике бегала она по квартире. Она решила именно сегодня и именно сейчас изменить всё… полностью. Она сейчас пойдёт к матери, не медля ни единой секунды. Ей просто дико хотелось, всегда хотелось сказать кому-то: «Мама».

Она выбежала на улицу: растрёпанная и с расстегнутой курткой. Прохожие обходили её стороной, принимая за наркоманку или душевнобольную. А она шла и улыбалась. Потому что она шла домой.

***

«Не смогу. Уезжаю завтра вечером»,– ответил Алексей на очередное приглашение Семёна Андреевича провести в кругу его семьи Рождество. Этот телефонный звонок отвлёк Алексея от приготовления обеда. Он готовил что-то очень вкусное. Алексей умел готовить, хорошо готовить, научился. Ему даже нравилось это.

С утра звонил ещё и Игорь, у которого Вихров оставил собаку. С Игорем они давно работали вместе. Нельзя сказать что дружили, но отношения и впрямь были хорошими. Хотя, как можно испортить отношения с таким человеком, как Игорь, Алексей не мог себе представить. Звонил с какой-то абсолютно странной просьбой. Зачем делать так, как решил Игорь, Алексей не понимал. Но после долгого разговора, всё-таки согласился с коллегой.

Суть дела заключалась в следующем: пару месяцев назад, где-то в конце августа их журнал решил провести конкурс. Собственно говоря, сам Алексей с этим никак не был связан, за это не отвечал, отношения к этому никакого не имел. А Игорь как раз являлся одним из членов жюри. Итоги конкурса были наконец-то подведены. Игоря они не слишком устраивали. Просто ему понравились рисунки художницы, которая призовое место не заняла. И Игорь, хорошо разбиравшийся в данном виде искусства, с чем Вихров даже не собирался спорить, решил во чтобы то ни стало «заполучить» приглянувшуюся талантливую личность для одного своего творческого проекта. По счастливой случайности потенциальный работник жил как раз в том городе, где проводил свой отпуск Вихров. И дав точные координаты местоположения художницы, Игорь попросил Алексея оповестить ее о таком повороте событий лично.

Энтузиазм Игоря можно было объяснить и тем, что он по натуре своей любил «устраивать» чужие судьбы, и тем, что рисунки и впрямь были сделаны талантливой рукой. Нюх на талант у Игоря, что греха таить, присутствовал. С другой стороны, Алексей не мог понять, зачем ему куда-то идти, если можно оповестить человека либо по телефону, либо по почте: простой или электронной. Но его коллега считал, что творческая личность – натура непредсказуемая, и обида за неполученное призовое место способна отразиться на ее поведении, потому личная беседа казалась Игорю просто необходимой. Тем более Алексей умел очаровывать женщин с первого взгляда.

Вихров немного подумал и… согласился. В конце концов, он любил ходить по гостям, тем более к девушкам. Главное: успеть собрать вещи, занести знакомому ключи от квартиры, деньги за проживание он уже отдал, немного прибраться… В общем, очередной поход в гости Алексей отложил до завтра.

Он совсем забыл, что Анжела – дочь Семёна Андреевича, и потому прибежавшая вечером Анжела его сильно удивила.

– Ты уезжаешь? – она буквально влетела в квартиру, так что Алексей сперва не понял, зачем она к нему пришла.

– Да, завтра, – в знак согласия кивнул он.

Она стояла в коридоре: красивая и злая, и Алексей почти невольно улыбнулся.

– Это нормально?– спросила она.

– Что именно?

– ТЫ даже ничего не сказал о том, что завтра уедешь, – девушка срывалась на крик.

– А ты не спрашивала. Я не думал, что тебе это интересно,– мужчина говорил абсолютно спокойно, хотя тоже начинал злиться.

– Ты сумасшедший? У нас же отношения. Я что не должна знать?

– Какие отношения?– она всё-таки смешила его больше, чем злила.– Ты умная взрослая девочка, должна всё прекрасно понимать.

– Что?– продолжала кричать Анжела.

– Будешь чай?– спросил он неожиданно. – Или, может, поужинаешь со мной?

Анжела растерялась. Она замолчала и удивлённо посмотрела на стоявшего перед ней высокого статного мужчину.

– Издеваешься?

– Не знаю, я просто захотел перекусить,– честно ответил Алексей.

– Ты уезжаешь завтра?– переспросила она зачем-то. Он снова кивнул.– Да что ты о себе возомнил? Я что тебе девка дворовая? Да ты знаешь, сколько мужчин вокруг меня вьется? Да ты никогда, слышишь, никогда, не найдёшь себе лучше меня. Не тот возраст.

Она не обидела Алексея. Ему опять стало смешно. Кричала она громко, вела себя нагло. Темпераментная девица, в чём, собственно, он и не сомневался. Умеет быть милой, хорошо претворяется, но агрессии и боевого напора всё же не скрыть. Жалко, нет эмоций, только энергия и всё. А так пустая. Алексей почему-то не чувствовал себя участником происходящего, а смотрел на Анжелу будто со стороны, ощущал себя третьим лишним, словно все слова, адресованные ему, были адресованы кому-то другому.

Устав её слушать, он просто пошёл в комнату, где до этого упаковывал вещи. Анжела последовала за ним, продолжая доказывать своё превосходство над другими женщинами, и в какой-то момент она решила наградить Алексея пощёчиной, но он схватил её руку до того, как она достигла его щеки.

– Отпусти больно,– приказным тоном сказала девушка, после чего он лишь сильнее сжал её руку. И только когда она начала плакать, Алексей опомнился.

– Больной. Совсем больной,– сказала она.

С каждой минутой Алексей злился всё сильнее. И не выдержал, когда она пнула лежавший на полу чемодан. Он резко подошёл, даже подбежал к ней, очень крепко сжал её подбородок, а затем посадил её на диван:

– Тебе что надо? Что ты пришла? Что я остаться ради тебя здесь должен или тебя с собой взять? Ты что совсем дура? Вроде нет. Тогда что ты не понимаешь? Мне захотелось с девушкой молодой и красивой погулять, тебе – с взрослым дядей, чтоб перед подружками похвастаться. Ещё тебе что нужно? Ты что решила: «Раз-два, дядя взрослый, я молодая, красивая, он влюбится и увезёт меня из этой дыры»? Да, знаешь, есть намного лучше, чем ты. Красивее, ярче, эффектнее. Лучше тебя даже твоя мать была в молодости,– на этой фразе Алексей резко осекся.

Он посмотрел на Анжелу, которая вопросительно посмотрела на него.

– У тебя было что-то с моей…– начала спрашивать она, но Алексей ее прервал:

– Не твое дело…Завтра я уезжаю. Мы друг другом попользовались, и хватит, – Вихров начал говорить спокойно и тихо. – И истерик за великую любовь или отношения устраивать не надо. Я нужен тебе так же, как ты мне. Пожалуйста, иди домой. Искренне верю, что какого-нибудь местного паренька ты очаруешь быстро. Иди.

Анжела не двигалась с места. В комнате повисла гробовая тишина. Только через пару минут девушка резко встала.

– Старый козел,– крикнула она, громко хлопнув входной дверью.

Но вот и всё…долгов перед людьми в этом городе больше не было. И Алексей облегчённо вздохнул.

***

Бабушка Вики обещала приехать на Рождество, так что Марине нужно было последить за своей младшей сестрой всего один день. Вика звонила маме, а потом передала трубку Марине. «Спасибо», – сказала Наташа, но в ответ услышала только телефонные гудки.

– Видишь, всё хорошо, – констатировала Марина, продолжая готовить обед. – С родителями всё нормально. Бабушка за тобой приедет. Вместе с ней сходите в больницу.

Вика согласно кивнула.

– А может, сходим с тобой сегодня?

– Нет. Потерпи один день и с бабушкой к родителям. Так лучше. Если вас туда пустят, не знаю, как там у них по правилам…– Марина пробормотала последнюю фразу себе под нос.

– А я хочу с тобой. Папа был бы рад тебя видеть,– и хитрая девочка внимательно посмотрела на свою сестру.

Но Марина отрицательно покачала головой:

– Лучше помоги мне приготовить салат оливье. Умеешь?

– Не знаю, – девочка пожала плечами. – Никогда раньше его не готовила.

– Как раз научишься,– решила Марина. – Будешь помогать?

– Все равно делать нечего,– согласилась Вика.

– Хочешь, мультики включи,– сказала Марина, кивая в сторону стоявшего на кухне телевизора.

– Я их почти не смотрю, – ответила девочка, очищая вареные яйца от скорлупы.

– А что смотришь?

– Да так. Обычно ничего. Мама примерно того же мнения о телевизоре, что и ты. Ну, помнишь, ты ночью говорила, что там одну гадость показывают.

– Да. У меня даже есть знакомые, кстати, их довольно много, которые телевизор уже лет пять не включали, а все новости из Интернета узнают. Хотя, какая разница.

Наконец наступила настоящая зима. Так странно. Всего за одну ночь выпало много-много чистого белого снега. И совершенно другим стал город, день назад утопавший в сером грязном цвете.

На улице и впрямь было красиво. Холодно, несомненно, но красиво. И хотелось, чтобы все оставшиеся зимнее дни были похожи на этот.

В городе всё равно было много людей. И хотя какая-то безмятежность продолжала кружить над городом, люди были такими же суетливыми, как и в будничные дни и так же лихорадочно куда-то спешили. Складывалось впечатление, что если кто-то из них неожиданно умрёт, тело по инерции продолжит свой путь и только через пару минут упадёт и перестанет двигаться.

Люди спешили, порой толкались, что-то громко обсуждали, смеялись. Люди были повсюду. И от их изобилия начинала кружиться голова. Хотелось найти хотя бы один уголок в этом небольшом городе, где не было бы людей. Но казалось, что они заполнили собой всё пространство.

Небо было бледно-голубого цвета, такого неестественного бледно-голубого цвета, будто его вовсе и не было, будто оно было кем-то нарисовано, да и не только оно, а всё вокруг было словно нарисованным. И если бы движение можно было остановить, если бы можно было заставить всех и вся замереть на время, этот город бы умер. И надоевшая суета прекратила бы отвлекать от той красоты, что царила вокруг.

Десятки голосов сливались и рождали лишь общее ощущение шума. Десятки тел проходили мимо, и из них складывалась толпа. Все они были далёкими и чужими. Просто незнакомыми, просто прохожими. И каждому из них было неважно, куда и зачем бежит другой. Всё неважно. Даже если знакомый идёт в толпе, это тоже неважно. Поздороваться, спросить: «Как дела?» и опять куда-то. Этот знакомый не нужен. Совсем не нужен. Его так же нарисовали, как небо над головой, как землю под ногами, как и других людей, как и тебя, в конце концов. Он такой же плод чьего-то воображения, как и ты. Может, и мысли выглядят как люди: рождаются в голове, раздражают друг друга, женятся, дружат, разводятся, воюют, умирают и даже не знают, что они всего лишь чьи-то мысли, а их обладатель даже не догадывается, что его мысли выглядят так.

Весь вопрос в том, может ли, мысль, одна единственная мысль достучаться до своего создателя? И если да, то как?

Вика уговорила Марину поиграть в снежки. Хотя её и не нужно было уговаривать. Последние несколько дней она хотела окунуться в детство, почувствовать себя беззаботным маленьким человечком. Не для того чтобы абстрагироваться от проблем. По сути, никаких проблем не было. Ей просто хотелось довериться, притупить излишнюю бдительность. Стать не слабой, а просто беззащитно наивной.