Где Аня? или Рефлексия в вакууме

Он знает, что имеет дом, но едва ли знает где.

По его словам, это так далеко,

что он совершенно забыл туда дорогу.

(Генри Воэн «Человек»).

I

Поминутно останавливалась, будто ждала кого-то, будто хотела, чтобы кто-то остановил навсегда, кто-то попросил вернуться, но никого не было; и улица была пустой и безлюдной. Разве так бывает, что всё рушится в один день, и нет даже места, куда можно уйти, куда можно сбежать от всех этих глупых и надоевших проблем? Нужно было успокоиться, нужно было отдышаться, нужно было застыть на несколько секунд, а затем продолжить своё бегство…

Ничего не помогало, а грязная, серая зима ещё больше угнетала. Конструктивных мыслей в голове не было; а если они и рождались, то тут же погибали, как виртуальные частицы в вакууме.

Этот день был поистине тяжёлым. Редко, когда бывает так плохо. Хотя не день. День можно пережить, если знать что завтра…завтра обязательно будет лучше. Плохо было давно с октября, когда умерла мать от сердечного приступа. Всё как-то омертвело резко, неожиданно. Отец тогда даже на похороны не пришёл, по-наглому проигнорировал. Хотелось его убить, уничтожить, испепелить. Прожить в браке 17 лет, уйти к какой-то тётке и не прийти на похороны. Возможно? Да. Она долго тогда плакала. Не из-за смерти; смерть приходит ко всем. Может, так оно и лучше? Здесь всё равно довольно скучно. Она плакала от бессилия, от невозможности что-то изменить, от того, что людям, которым мы отдаём часть своей жизни, просто плевать на нас. С того дня она зареклась больше никогда не разговаривать с отцом, хотя он звонил не раз: просил прощения, говорил, что Наташка его не пустила. Слабак! Даже против воли своей пассии не мог пойти. Разве это мужик? Так…жалкое подобие. Хотя, может, была права её тётка, мать сестры, намекавшая на то, что на отца её сделали приворот. Только как-то не верится ни в какие привороты. Нельзя поработить человека, если, конечно, он сам этого не захочет.

Холодный день, а ещё грязный: снег под ногами странного серого цвета; неприятно как-то, и ветер продувает насквозь. Всё-таки идти было некуда, а значит, нужно было идти домой, в квартиру, где, кроме немых рыбок, никого нет. Впрочем, можно было остаться на улице, сесть на тротуар и сидеть, пока какой-нибудь прохожий не спросит, что с тобой, приняв тебя за пьяную или больную. Нет, лучше идти домой. Не хватало ещё назойливых людей.

Дверь в подъезд как всегда была открыта настежь. Интересно, зачем устанавливать кодовую дверь и не закрывать её? Подъезд тоже грязный, как снег на улице; на стенах опять что-то написали, хотя с утра всё было чисто. А, может, просто она так спешила, что ничего не заметила? В любом случае с трудом верилось, что через три дня будет Новый год; вернее, не верилось совсем. То ли оттого, что настроение оставляло желать лучшего, то ли оттого, что ничего нового не происходило. Правда, весь город облепили надписями: «Счастливого Нового года!», «Новогодняя распродажа», «Новогодние скидки»…дурацкая реклама. И ещё в центре много народа, все что-то покупают…люди.

Ключи в сумке потерялись в сотый раз, опять искала долго. С четвёртого этажа спускался странный сосед, не хотелось с ним пересекаться, но ключи…ключи виноваты.

– С наступающим Вас, Марья, с наступающим! – «голливудская» улыбка бомжа.

– Я не Маша, я Марина…как Цветаева, – зачем-то добавила, сама не знала, зачем. Просто надоел страшно, может, так запомнит.

– Да. С наступающим. Счастья Вам, здоровьица, любви, конечно.

– Только её не хватало…

– Что Вы сказали? Старый. Не слышу, – опять улыбнулся. Просто жуть.

– Ничего я не сказала. Вам тоже счастья, здоровья, живите до ста лет, – наконец-то ключи. Стала открывать дверь.

– И это…– не отставал сосед. – На водочку не дашь? А то пенсия нескоро.

Всё понятно, все эти пожелания для водочки, лучше бы сразу попросил и отстал. Сунула ему полтинник.

– Золотце, Маша, дай тебя поцелую!

– Спасибо, не надо, – отшатнулась от него, ввалилась в свою квартиру, захлопнула дверь.

– Я отдам. Обязательно отдам! С пенсией.

«Ну, конечно, конечно», – подумала Марина, снимая грязные сапоги.

Здесь никого нет, здесь она одна. Только рыбки мертвяцки-пустыми глазами таращились на неё из аквариума. Непонятно, зачем смотрели. Может, хотели есть? Высыпала им корм и ушла в свою комнату, а там разрыдалась. Плакала сильно, но почти беззвучно в подушку. Было не больно, только пусто, дико пусто.

***

Семён Андреевич, такой радостный и довольный, шёл по грязным улочкам провинциального городка и вдыхал морозный воздух, пропитанный выхлопными газами.

Странно безлюдно было в этот декабрьский полдень. Однако это нисколько не удивляло радостного и довольного Семёна Андреевича. Часа два назад он наконец-то помирился со своей любовницей Инной, которая настаивала на том, чтобы этот Новый год он провёл вместе с ней. Но ведь Семён Андреевич не мог позволить себе такую роскошь. Всё-таки жена и двое детей казались ему весьма уважительной причиной, поэтому он просто подарил своей Инке (как ласково называл он свою любовницу) бриллиантовые серёжки, и та, поплакав и покричав, успокоилась в тот же миг, когда увидела эти чудесные, а главное дорогие серьги. Конечно же, это и послужило залогом великолепного настроения Семёна Андреевича, который решил, что новую секретаршу искать ему не придётся.

День выдался до такой степени удачным, что Семен Андреевич встретил во время своей зимней прогулки старого приятеля, одноклассника, а впоследствии и однокурсника Алексея Вихрова. Они даже узнали друг друга, точнее, Семён Андреевич узнал Алексея, потому как тот не сильно изменился. Старые знакомые решили посидеть в кафешке и вспомнить былые годы.

Алексей Вихров выглядел значительно моложе своих лет. Возможно, это являлось следствием того, что он никогда не состоял в браке. Что делал сегодня Вихров в городе, из которого уехал по окончании института, Семён Андреевич не знал. И как только они сели за маленький столик (Семён Андреевич сделал это с большим трудом, округлость в области былой талии ему несколько мешала), любопытный Семён Андреевич сразу же поинтересовался целью приезда своего старого знакомого. Вихров как-то загадочно улыбнулся, скрытный по своей природе он не очень-то хотел откровенничать.

– И сам толком не знаю, – всё-таки начал отвечать Алексей. – Давно здесь не был. А как ты поживаешь?

Семён Андреевич любил говорить о себе, вернее, о своём бизнесе, который достался ему от богатых родителей. И хотя Вихров ехидно улыбался, слушая Семёна, он, однако, поразился тому, что его не слишком далекий знакомый до сих пор на плаву. «Ну что ж, дуракам везёт», – подумал Алексей и посмотрел в окно.

– А ты ещё не женился? – спросил Семён Андреевич и отвлёк Вихрова от потока собственных мыслей.

– И не собираюсь.

– И знаешь, я тебя понимаю. Вот у меня семья: жена, дети, любовница. И так все надоели. Столько денег на них уходит, а деньги-то – главная ценность в нашем мире. Вот сегодня, чтобы успокоить свою Инку, купил ей бриллиантовые серьги. Считай, выбросил деньги на ветер, – радостный и довольный Семён Андреевич внезапно загрустил. – А всё почему? А потому что не могу я с ней провести Новый год. Жена Людка, дети…понимаешь? Одни проблемы. Лучше, как ты: холостой и свободный.

– Как жену зовут? – Вихров с любопытством посмотрел на Семёна.

– Людка. Да ты ж её знаешь. Она с нами в институте училась на курс младше. Фамилия у неё девичья Арутина.

Алексей усмехнулся, пытаясь скрыть своё неприятное удивление. Людку он знал, хорошо знал.

– А ты не занят? – поинтересовался Семён Андреевич. Вирхов отрицательно покачал головой. – Может, зайдёшь ко мне? Может, Людку вспомнишь? Могу позвонить шофёру, он приедет, – предложил Семён.

– Лучше пройдёмся, хочу посмотреть на город.

Город после двадцати минут проведённых приятелями в кафешке ничуть не изменился. Снег под ногами был всё того же противного серого цвета, небо тоже серое. Единственное добавление к общему мрачному пейзажу было таковым: пошёл снег не так, чтобы сильно, а чуть-чуть, по несколько снежинок в минуту. Вихров напряженно думал, в то время как Семен Андреевич рассказывал о чём-то с великим энтузиазмом. Периодически Вихров прислушивался к речи старого друга и лишь усмехался, убеждаясь в том, что ум с годами, в отличие от опыта, не прибавляется.

Город Вихрову не нравился, как и много лет назад, вкусы не меняются. Обычный провинциальный городишко, где, наверно, все знают всё друг о друге. А ведь не хочется, чтобы о тебе всё знали, по крайней мере, не всем хочется. Должна же быть какая-то дистанция, какая-то пропасть между человеком и людьми, человеком и миром, человек имеет право на одиночество. Хотя можно быть одиноким и в толпе.

Пока они шли, с Семёном Андреевичем успело поздороваться человек шесть. С двумя он даже обменялся короткими новогодними пожеланиями. Потом пристал какой-то старичок, просил на водочку, до пенсии, видите ли, не скоро. Вихров дал ему пятьдесят рублей, чтобы отстал, а Семён Андреевич сказал, что нужно самому зарабатывать.

«Не каждому Бог даёт богатых родителей», – заметил Вихров. И после этой фразы старые знакомые шли молча. Правда, Семён Андреевич хотел было возмутиться и даже оскорбиться, но, зная Вихрова, он предпочёл промолчать.

Двухэтажная квартира Семёна Андреевича была расположена в самом центре города. Хотя средства позволяли Семёну Андреевичу купить коттедж, он этого не делал, так как его жена Людмила Павловна была категорически против, а «почему» не знала и сама, что кажется вполне простительным. Бывает же так, что ты не знаешь, почему чего-то хочешь или не хочешь. В любом случае это можно было обозвать странным женским капризом.

Дверь Семёну Андреевичу и Вихрову открыла краснощёкая пожилая домработница, а заодно и повариха, Марта Борисовна Белянко. Она поприветствовала дорогих гостей и побежала на кухню «доготавливать обед».

Квартира не понравилась Вихрову. Первая мысль, возникшая в его голове, была такой: «Безвкусица».

– Последний писк моды, – неожиданно сказал Семён Андреевич.

– Что? Статуя? – спросил Алексей, внимательно разглядывая небольшую белую статую кого-то у дивана.

– Нет, я о мебели.

– А статуя… Это кто?

– И сам не знаю. Главное дорогая: купили, когда отдыхали в Париже, гостинец, так сказать.

– Видел такую…в переходе,– неожиданно вспомнил Вихров, но Семён Андреевич не услышал его.

По лестнице спускалась Людмила Павловна, только что закончившая говорить по телефону.

– Ты пришёл? Ещё и не один? – кивнула она головой в сторону стоящего к ней спиной гостя.

– Да. Люд, не поверишь, встретил сегодня…

Алексей обернулся.

– Люд, помнишь? Вихров Лёшка, учился со мной на одном курсе. Ну, помнишь?

– Здравствуйте, Людмила…Павловна.

Людмила на несколько секунд застыла, потом взяла себя в руки и выдавила:

– Да, вспомнила, Алексей…никогда не знала, как вас по отчеству.

–Да, ладно, Людка, чего церемониться-то? Почти одногодки, можно разговаривать и на «ты». Скажу, чтоб Марта на стол накрыла, пообедаем, а то мы пока просто перекусили.

– Нет, лучше я… – остановила мужа Людмила Павловна, – я пойду к Марте.

Людмила Павловна, конечно, изменилась. И сперва Вихров даже не узнал её. Действительно, красота увядает с годами, а духовная пустота всё отчетливее проявляется во взгляде. И если бы Вихров был глупым идеалистом или романтиком, он бы, конечно, разочаровался, увидев сильно постаревшую когда-то любимую женщину. Но Вихров не причислял себя к данному типу людей, а потому совсем не расстроился, ему лишь припомнились строчки стихотворения Есенина:

«Она такая дурочка,

Как те и та…

Вот потому Снегурочка

Всегда мечта».

Людмила Павловна наоборот, очень сильно разволновалась. Заскочив на кухню, она поспешно удалилась в свою комнату. Сразу же подошла к висящему на стене зеркалу и долго, пристально вглядывалась в своё отражение. Как сильно разозлило её то, что Алексей, во-первых, выглядел значительно моложе своих лет, а, во-вторых, нисколько не смутился, увидев её. Ей даже показалась, что жизнь прошла, по сути, бессмысленно, как-то бесполезно. Кто она? Безработная жена богатого, страшного и глупого мужчины, мать двоих капризных и избалованных детей? Что у неё есть? Двухэтажная квартира и морщинистое лицо. Правда, у кого-то нет даже этого.

«Хотя бы деньги», – успокоила себя Людмила Павловна. В конце концов, это только в песнях поётся, что с милым рай и в шалаше. Что нет любви, не так жалко. Жалко, что красота куда-то исчезла, а ведь она помнит, какой красивой была когда-то…

***

Было пусто, дико пусто. Она плакала недолго. Откинула промокшую подушку в сторону и села на кровать, обняв руками колени. Нужно было себя успокоить, нужно было заставить себя улыбнуться. И у неё это получилось, а через несколько секунд она даже расхохоталась себе назло.

– Как глупо, – подумала Марина. – Как всё глупо. Всё же нормально, всё же хорошо?

– Относительно, – отвечал внутренний «кто-то».

«Надо взять себя в руки», – с этой мыслью она встала с кровати и подошла к зеркалу. По щекам была размазана тушь. Марина ехидно улыбнулась. «Надо же кака красавица», – промелькнула новая мысль. Предательски забурчал живот, напоминая девушке о том, что она не ела с самого утра. И Марина отправилась на кухню, не соизволив смыть испортившийся макияж.

Наскоро пообедав и помыв посуду, она решила помыться, потому, как вода, казалось ей, обладает какими-то магическими, очищающими свойствами. По крайней мере после душа ей стало, действительно, значительно легче.

Но всё-таки успокоиться до конца она не могла: в голове кружили какие-то мысли, обрывочные, не совсем ясные. Хотя она прекрасно понимала, что её так сильно тяготило, и ещё больше хотела убежать, скрыться от этого. Она попыталась написать стихотворение, но ничего не получилось, и смятый листок бумаги полетел на пол. Однако попытки освободиться от мучавших её сознание мыслей не прекращались, и девушка на новом листке бумаге стала что-то медленно рисовать. Что она рисовала, она не знала. В итоге получилось что-то странное и мрачное, а при более детальном осмотре девушка обнаружила данный рисунок слишком страшным и разорвала его, придя к выводу, что её душевное состояния оставляет желать лучшего.

В квартире было тихо, как-то неприятно тихо. Тишина навевала ещё большую тоску. В связи с этим Марина вновь посетовала на то, что дома у неё живёт ни пёсик или кошка, а немые рыбки. В какой-то момент ей даже захотелось выкинуть их в унитаз. Но она не сделала это, то ли, потому что этих рыбок купила когда-то мама, то ли просто пожалела.

И только телефонный звонок, раздавшийся неожиданно, прервал заунывную тишину. Марина с неохотой взяла телефонную трубку.

– Алло, – шаблонно ответила она.

– Привет, – слегка радостный голос Аллы, лучшей подруги Марины, показался ей незнакомым. – Как ты?

– Ничего, – тихо сказала девушка.

– У тебя голос такой потрясающей, – протараторила Алла. – Всё время вспоминается фраза, ее, кажется, относительно Чаадаева применяли, «голос из склепа». Ты что совсем умираешь?

Марина молчала, потому что не знала, что ответить.

– Эй, Марин, ты куда пропала? Не обижайся.

– Я не обижаюсь, – спокойно сказала она.

– Что случилось? – не унималась Алла.

– Ничего…просто.

– Так. Через час жду тебя в городе около универмага «Уют».

– Я…

– Отказа не принимаю.

– Я только что помылась, на улице мороз.

– Слушай, менингит не страшнее депрессии. Да и с таким настроением жить всё равно необязательно. Так что жду. Ты, кстати, рыбок покормила? А то ты просила напомнить.

– Угу, – пробормотала Марина.

– Тогда давай, до встречи, – и подруга повесила трубку.

***

Людмила Павловна всё-таки успокоилась. Хотя ей непросто было взять себя в руки. Она припудрила лицо, по-другому уложила волосы и уже с меньшим разочарованием смотрела на себя в зеркало. В дверь неожиданно постучали и, не дожидаясь ответа, открыли её. В комнату вошёл высокий мужчина.

– Семён пошёл за вином, а я пока решил заглянуть к Вам, – нарочито вежливо сказал Вихров и усмехнулся. – Здравствуй ещё раз. Ты сильно изменилась, – сухо констатировал Алексей.

– А ты нет. Всё такой же…,– зло ответила женщина.

Вихров опять усмехнулся:

– Слишком фраза оборванная. Всё такой же кто? – поинтересовался он, но ничего не услышал в ответ.

Людмиле Павловне было сложно собраться с мыслями, всё путалось в голове.

– Что ты хочешь?

Угнетающая обстановка повисла в комнате. Вихров с каким-то недоумением смотрел на Людмилу Павловну и тщетно пытался понять, что же тогда так сильно нравилось ему в ней…что?

Людмила Павловна, напротив, всё больше удивлялась тому, как хорошо выглядит Алексей. Её даже показалось, что теперь в свои сорок пять лет он намного привлекательнее и красивее, чем двадцать лет назад. Что-то новое и незнакомое появилось во взгляде его чёрных глаз, и даже чёрные волосы казались ещё чернее, хотя обычно брюнеты седеют рано и быстро. Странно молодо выглядел он для своего возраста. От этого ей опять стало грустно и неловко.

– Ты меня любила? – вдруг спросил Вихров, «вдруг» даже для самого себя. Людмила Павловна растерялась и рассеянно улыбнулась.

Она молчала. И Алексей неожиданно вышел из комнаты, сказав напоследок, что Семён, наверное, пришёл.

Стол был накрыт. Вино куплено, На самом деле, Семён уходил звонить своей любовнице, он не любил делать это дома, боялся, что дети услышат, а заодно купил бутылку вина. Перед самым началом «трапезы» (всё происходившее напоминало Вихрову пародию на какой-то старинный фильм) появился проголодавшийся за несколько часов игры в стрелялки Фёдор. Худощавый девятилетний мальчишка показался Алексею одновременно капризным и милым, правда, слегка неприятным внешне, он унаследовал отцовские неправильные черты лица. А вот Анжелу пришлось ждать, потому что она переписывалась о чём-то важном с подругой и долго не соглашалась идти есть.

– У нас гости? – удивлённо спросила девушка, наконец-то появившись в гостиной. Она кинула свой взгляд на сидевшего за столом Вихрова. «Деловой партнёр…», – подумала Анжела. И ещё раз бросила короткий взгляд на незнакомца. Правда, она успела хорошо его рассмотреть и даже слегка смутилась. Обычно папины деловые партнёры были похожи на её папу: толстые, пожилые и совсем несимпатичные. А этому она дала бы не больше тридцати пяти лет. Очень красивый статный брюнет со странным пронизывающим взглядом. Такие обычно играют роль дьявола в иностранных фильмах. Правда, такая мысль не пришла Анжеле в голову, но, если бы она была более проницательной, то, скорее всего, сделала бы именно такой вывод.

– А…дети, это мой бывший одноклассник и однокурсник Алексей Станиславович Вихров. Вот, встретил сегодня, решил пригласить к нам в гости, он, кстати, и с матерью вашей знаком.

– Я Фёдор Степанович, – шустро и наигранно важно сказал Федя.

– Анжела, – уверенно представилась девушка и села за стол.

– Вы поразительно похожи на свою мать…в молодости, – тут же сказал Вихров.

Он не врал. Анжела, действительно, напомнила ему Людмилу Павловну. Очень похожие черты лица, абсолютно мамины серые глаза. Волосы, наверное, чуть темнее, чем у матери, но тоже светлые. Правда, ему сильно не понравились нарощенные ярко-красные ногти на её руках, почему-то длинные ногти всегда раздражали Алексея. Анжела же слегка удивилась тому, что незнакомец оказался ровесником её родителей.

– А вы кто? – спросил Фёдор.

– Знакомый твоих родителей, – не совсем понял вопрос Вихров.

– Я не это… Папа, а кем он работает?

Семён Андреевич немного растерялся. Он ничего не узнал о Вихрове, кроме того, что тот так и не женился.

– С литературой тесно связан, курсы различные веду, статьи пишу, а ещё я редактор одного из столичных журналов, – Алексей даже сказал название журнала. И удивлённая Анжела вновь посмотрела на сидящего напротив гостя.

– Мы с подругами его покупаем, – выпалила она.

– Если честно, – Вихров слегка наклонился к ней, насколько это позволял сделать стол, разделяющий их. – Дурь полная. Я бы хотел заняться чем-то более серьёзным. Но чтобы делать деньги, нужно идти на поводу у толпы. Людям ведь куда интереснее узнать, кто из звёзд развёлся в прошлом месяце и почему, чем, что такое сингулярность и в чём тайный смысл рисунков Лермонтова.

Анжела промолчала и слегка смутилась, что было с ней впервые, поскольку обычно именно она смущала окружавших её молодых ребят. Анжела внезапно подумала о том, что у неё никогда не было романа со взрослым мужчиной, тем более московским редактором. Она молодая, красивая, богатая. Единственное, что мешало ей уехать в столицу, а туда она очень хотела, так это твердое «нет» её отца, вплоть до «езжай без денег». А что если…? Анжела усмехнулась и уже более дерзко посмотрела на Вихрова. Мужчина это заметил, прочитал изменение мыслей Анжелы по её выразительным, но пустым, как у матери, глазам. Он усмехнулся ей в ответ.

– Значит, вы, т.е. ты теперь при деньгах? – уточнила Людмила Павловна.

– Думаю, не при таких, как вы, – он обвёл глазами квартиру. – Но живу почти в центре города, машина, собака, жены нет.

При этом Вихров «зачем-то» посмотрел на Анжелу, как показалось ей.

– А вообще часто в Питере бываю. Мне там нравится. Думаю переехать туда. Знаете, более литературный город. Мрачнее, тише и медленнее Москвы. Может, напишу что-нибудь серьёзное, хочется порой выделиться чем-то значительным и мудрым на общем фоне. Впрочем, это вряд ли у меня получится.

– А я тоже пишу, – неожиданно сказала Анжела. – В основном, стихи.

– И у вас это хорошо получается? – поинтересовался Алексей, улыбнувшись девушке.

– Может, кому-то и не нравится, но мне кажется, что это уже их проблемы, – довольно нагло ответила Анжела.

– Да, Лёш, – улыбнулся Семён Андреевич. – Вдруг у нас с Людкой гений дома растёт. Станет известной поэтессой.

Фёдор рассмеялся, хотя его отец не шутил.

– Пойдёмте, сами убедитесь, – Анжела резко встала из-за стола.

– Анжела, – Людмила Павловна осуждающе посмотрела на дочь. – Человек ещё толком не поел, а ты со своими стихами.

– Если человек увлечен литературой, то я думаю, литература ему важнее, чем недоеденный обед.

Людмила Павловна снова зло посмотрела на дочь.

– Ничего страшного, – согласился Вихров. – Литература, действительно, важнее.

В комнате Анжелы было просторно и светло, она, как и спальня родителей, располагалась на втором этаже. Девушка забыла выключить музыку на ноутбуке, крутились песни современной попсовой группы, и Вирхов сделал вывод, что у дочери Семёна Андреевича начисто отсутствует музыкальный вкус. Хотя, может, это дань моде по такому принципу: я слушаю то, что слушают все. Алексей внимательно следил за Анжелой, когда та искала тетрадь со своими стихами. Он никак не мог понять, сколько ей лет. Сперва ему показалось, что ей 21 или 22 года, но логически подумав, он сделал вывод, что Людмила Павловна не могла родить её так рано, иначе бы он знал об этом. Следовательно, Анжела была моложе. «Интересно, исполнилось ли ей 18?»

Не то чтобы Анжела очень понравилась Алексею, и уж точно она не соответствовала его идеалу. Но ведь это не имело особого значения теперь. Во-первых, в силу опыта он начал понимать, что, в принципе, идеалов не существует. А, во-вторых, между умом и красотой всегда нужно что-то выбирать. Редко, когда подобное сочетается. И в последнее время, да пожалуй, давно, он всё-таки отдавал предпочтение красоте, потому как и сам являлся вполне самодостаточным. По этой причине чужие мысли его особо не интересовали, а поделиться своими он мог и с дурой, в крайнем случае, с каким-нибудь приятелем, если ему уж очень хотелось услышать критику в свой адрес. Иначе говоря, он полностью разделял мнение: «Любить – но кого же? – на время не стоит труда,

а вечно любить невозможно…».

Попросту Вихрову было скучно и как-то хотелось скрасить или разнообразить свой досуг. И наблюдая за Анжелой, он как-то машинально, почти инстинктивно разрабатывал план по завоеванию её сердца. Хотя, как ему показалось за столом, сердце девушки уже было завоёвано. Вихров бы отнёс Анжелу к той категории представительниц прекрасного пола, для которых даже не деньги, а статус играют решающую роль.

– Нашла, – выпалила Анжела и села на свою кровать. – Держите, – она протянула Вихрову надушенную толстую тетрадь и двусмысленно улыбнулась.

Она была уверена в своём литературном даровании. В школе и в институте она всё время переделывала тексты песен, чтобы они соответствовали определённой теме. Всем своим бывшим молодым парням, своему нынешнему парню, всем своим подругам на все праздники она присылала свои стихотворные эсэмэски, и все всегда восхищались её умением писать стихи, настоящие стихи. Даже свои капризы и истерики она часто списывала на то, что является творческой личностью. И однажды выиграла городской литературный конкурс, спонсируемый её отцом. И теперь она только ждала одобрения со стороны Вихрова.