Всё, чем живём, дорожим и рискуем. 24-х серийный киносценарий по мотивам приключенческого, научно-фантастического романа «Тайна Вселенской Реликвии» ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, в шести сериях

Вряд ли. Он завис над «синей дырой», в полумиле от нас, и никуда не денется…

Кузьма с Саней на палубе. Продолжают вести наблюдения.

САНЯ

(к Кузе)

К Митяю надо бы заглянуть. Пошли?

КУЗЯ

Чего зазря спрашивать-то? Конечно, пошли.

САНЯ

Только на секундочку в каюту заглянуть надо бы: я ему кое-что из сладенького припас.

Открыв дверь каюты, Кузьма так и застывает на её пороге. Посреди маленького помещения, в руках с «Каталин», стоит Эдуард Фролович Дюгелев.

Он внимательно разглядывает его. Неожиданное появление ребят, которого он, кажется, не ожидал, в первое мгновение сильно смущает его.

ДЮГЕЛЕВ

А-а-а-… Это вы, ребята…

САНЯ

(возмущённо)

Что вы здесь делаете, Эдуард Фролович?

ДЮГЕЛЕВ

Да вот, шёл-шёл, и решил заглянуть к вам, кое о чём посоветоваться бы хотел. Зашёл – никого. Смотрю – штуковина какая-то на кровати. Сами понимаете, любопытство разобрало, ну и…

САНЯ

Эдуард Фролович! Зачем вы говорите неправду? Я же прекрасно помню, куда в последний раз положил, как вы выражаетесь, эту штуковину.

Кто вам дал право рыться в чужих вещах?

ДЮГЕЛЕВ

Ну вот, сразу и оби-ида!

Как-то странно улыбаясь, протягивает Сане прибор.

ДЮГЕЛЕВ

А обижаться-то и не следовало бы. На всё надо смотреть проще.

В последних, непонятно к чему произнесённых словах его, звучит скрытая жёсткость и угроза.

ДЮГЕЛЕВ

А в общем-то, любовь без радости была, разлука будет без печали…

С этими словами Дюгелев производит два молниеносных выпада. Ребята даже и заметить-то не успевают, как оказываются на полу.

Боли никакой не ощущается. Голова светлая и ясная, как день. А вот пошевельнуться, сделать глоток воздуха, а тем более – крикнуть, никто из них не в силах. Все мышцы словно парализованы.

Захлопнув за собой дверь, Дюгелев бросается в свою каюту. Подхватывает одной рукой рюкзак, покоящийся под кроватью, перекидывает через плечо и выбегает на палубу.

Оглядевшись по сторонам и оценив обстановку, быстрым шагом направляется к борту.

Ловко перемахивает через его ограждение. С двухметровой высоты, рысью, прыгает на дно пришвартованного к паруснику мотобота.

Двое моряков, находящиеся в нём, спокойно себе беседующие и ни о чём не подозревающие, вмиг оказываются в воде. Острое лезвие кинжала полосует по фалу.

Яростно затарахтел двигатель и мотобот рвёт в сторону мелководья, оставляя за собой расходящийся веер водяного шлейфа.

Всё это происходит на глазах большого скопления людей и является до того неожиданным, что поначалу никто так и не понимает, что же происходит.

А когда стадия недоумения минует, беглец уже находится в полумиле от барка, в том месте, где на волнах покачивается запримеченный Малышевым спасательный круг.

Все видят, как на полном ходу фигура Дюгелева отделяется от судна и, описав в воздухе небольшую дугу, скрывается под водой.

Матросов поднимают на палубу с помощью обрезанного фала.

Один из них, чертыхаясь и фыркая:

МАТРОС

И чего это он? Рехнулся что ли? Здесь же акул пруд пруди.

На шум, царящий наверху, из кают-компании стремглав выскакивают все, кто в ней находится. Начинают расспрашивать.

Никто ничего толком объяснить не может. Рассказывают только то, что видели.

КАПИТАН

Фёдор Геннадиевич! Незамедлительно берите с собой на второй мотобот двух матросов, врача и следуйте по направлению к «синей дыре», к тому месту, где замечен спасательный круг. Может ещё удастся спасти человека.

СОБОЛЕВСКИЙ

Э-э-э-…, батенька. Поздно уже! Разве что чудо может спасти его.

Прыгнул-то он в воду основательно, по словам свидетелей. А уже на метровой-полутораметровой глубине втягивающее действие «синей дыры» не позволяет усомниться в реальности печального исхода… Да к тому же и акулы…

КАПИТАН

Казимир Платонович. Как можно расценить подобный поступок? Человек, сломя голову, несётся на верную погибель и с безрассудством бросается головой в омут.

СОБОЛЕВСКИЙ

Вот именно – с безрассудством. Человек, со слабым типом нервной системы, на почве всего увиденного и пережитого, переносит потрясение. Какое-то время спустя, шоковое состояние выливается в своеобразную нервную разрядку, и вот вам налицо – синдром сумеречного состояния.

Его, видимо, стали преследовать видения смерчей, крылатых тварей, акул и, если хотите, прочих мерзостей, и он – «бежал»…

Через три четверти часа оба моторных бота пришвартованы к борту «Кассиопеи».

Отчёт краток: матрос Дюгелев Эдуард Фролович так и не отыскался – вечный ему покой и память.

Мотобот беглеца, на малом ходу описывающий круги над «синей дырой», удаётся подцепить и своим ходом доставить к барку.

Подобранный трофей оказывается спасательным кругом с линкора «Джордж Вашингтон». В одном месте кольцевой участок круга плотно обмотан в несколько слоёв полихлорвиниловой плёнкой, дополнительно скреплённой несколькими витками толстого, одножильного медного провода.

По местному вздутию можно предположить, что под ней находится какой-то плоский предмет…

ОВЧИННИКОВ

Следовало бы сообщить родственникам погибшего…

Ткаченко тут же перебивает его.

ТКАЧЕНКО

Нет у него никого. Детдомовский он, почти с самого рождения…

Обращается к радисту:

ТКАЧЕНКО

Константин Сергеевич. Пошлите в отдел кадров нашего пароходства радиограмму с извещением о гибели Дюгелева Эдуарда Фроловича.

Подробности и обстоятельства этого ЧП будут изложены мной по возвращении, отдельно, в соответствующем отчёте. Так и передайте.

Здесь же, прямо на палубе, трофей подвергается тщательному осмотру и обследованию.

Упрятанным под плёнкой оказывается вахтенный журнал с линкора, к тому же и дополнительно упакованный в два целлофановых мешочка.

Сохранился он хорошо и находится в отличном состоянии. На его многочисленных страницах не обнаружено ни единого подтёка.

Бегло перелистав его, Ткаченко подзывает к себе Лорид Квинт.

КАПИТАН

Вот что, милая! Не будете ли вы столь любезны оказать нам услугу в переводе последней записи?

Он протягивает ей журнал.

Текст, умещающийся на двух страницах, написан торопливым, размашистым почерком.

Под самый конец буквы расползались и находили друг на друга, делая текст весьма неразборчивым.

Запись удостоверялась собственноручной подписью командира дредноута – Чарлза Пэрри.

КАПИТАН

Давайте-ка лучше пройдём в помещение кают-компании и там, в более спокойной обстановке, ознакомимся с содержанием текста.

Михаил Петрович и весь руководящий состав направляются в помещение носовой надстройки…

Так как текст оказывается трудночитаемым, Лорид предоставляют сначала возможность самой ознакомиться с его содержанием. Под конец чтения из затуманенных глаз девушки невольно скатываются по щекам две крупные слезинки. Смахнув их рукой и быстро взяв себя в руки, она слово в слово передаёт собравшимся смысл всего только что прочитанного ей.

Итак, что же произошло в действительности?..

ТИТР: Шесть часов перед этим.

НАТ/ИНТ. ЛИНКОР «ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН» – ДЕНЬ

Время ровно 13 часов 30 минут дня. Нестерпимо яркое Солнце.

Дредноут «Джордж Вашингтон» с прижавшимися к нему научно- исследовательскими судами «Атлантик» и «Шарль де Голль».

Команды занимаются проведением профилактических работ, военной подготовкой, несут вахту, стоят в карауле, отдыхают. Научные работники возятся возле приборов и корпят над картами, ведут наблюдения и записи, что-то измеряют и сверяют. Вахтенный штурман к капитану:

ВАХТЕННЫЙ ШТУРМАН

Сэр! По левому борту, на горизонте, замечены летящие объекты.

Летят со стороны острова Проклятий, курсом – прямо на нас.

Капитан прикладывает к глазам бинокль. Милях в пяти объективы его выхватывают большую стаю каких-то огромных размеров птиц, летящих в направлении скопления судов.

Летят они до странности упорядоченно, пятью параллельными звеньями, вытянувшимися по курсу следования. В каждом звене Чарлз Пэрри насчитывает по двадцать особей, летящих одна за другой в виде восходящей лесенки.

Какие-то осмысленность организации стаи в звенья, слаженность движений, жутковатая размеренность и синхронность взмахов крыльями, всё это заставляет капитана насторожиться и внутренне собраться.

Он тут же обо всём ставит в известность капитанов и руководителей экспедиций научно-исследовательских судов. Просит их соблюдать осторожность и бдительность.

Всему личному составу линкора поступает распоряжение разобрать табельное оружие и быть готовым к ведению боевых действий.

К великому сожалению Чарлз Пэрри успевает убедиться, что на исследовательских судах его предостережениям не придают особого значения.

Наступает момент, когда крайние левые два звена при приближении к судам, идут на снижение. В то же самое время остальные три, не сбавляя хода, следуют мимо, по курсу советских судов, ушедших на поиски терпящего бедствие…

Ярости, с которой летающие страшилища обрушиваются почему-то сначала на военный корабль, никто не в силах был предугадать заранее.

Результаты атаки не замедляют тут же сказаться. Двое зазевавшихся моряков одного за другим поднимают высоко в воздух и в дьявольском хороводе, у всех на глазах, раздирают буквально на куски. Вниз летят отдельно головы, руки, ноги, изувеченные, кровавые туловища несчастных.

За полминуты покончив с ними, эти исчадия ада вновь обрушивают всю ярость на линкор, но тут же наталкиваются на свинцовую завесу автоматных очередей. Тех из подстреленных крылатых хищников, что падают в воду, мгновенно потрошат и сжирают акулы. Тех, что плюхаются на палубу, тут же расстреливают, добивают прикладами и штыками.

Смотреть на этих человекообезьяно-грифоподобных чудовищ, на их мерзкие, не поддающиеся описанию окровавленные морды со свирепым оскалом зубов, до невозможности жутко и отвратительно.

Кровь, сочащаяся из их ран и растекающаяся по палубе, имеет ярко-красный цвет с желтовато-зелёным оттенком и неприятный, до рвоты, запах.

Чарлз Пэрри видит, как людей, жертв роковых обстоятельств и собственной беспечности, столпившихся на палубах, сковывает ужас. Они не в силах сдвинуться с места до тех пор, пока троих человек, поднятых в воздух, не постигает та же самая участь, что и двух их предшественников с линкора.

Только тогда на судах поднимается невообразимая паника. Люди бросаются искать спасение в укрытиях и, спустя какое-то время, на палубах не остаётся ни одной живой души. Тогда-то и посылается сообщение на борт «Кассиопеи» о нападении крылатых существ.

Птицы садятся прямо на реи мачт, на крыши надстроек, на палубы, по причине чего издали суда кажутся какими-то фантастическими, живыми массами. Передвигаются существа как-то неуклюже, вразвалку. Заметно, что движения их сковываются непомерно большими, хотя и вдвойне сложенными, крыльями.

Ими они задевают за все выступающие сверху и по бокам части судового оборудования и рангоута. Своими короткими, но мощными верхними и нижними когтистыми конечностями они всё рвут и крушат на своём пути. Кое-кто из них пытается, и не безуспешно, открыть двери служебных и жилых помещений, за которыми находятся люди. Однако, проникнуть в них вряд ли кому удалось бы по причине всё тех же торчком высокопоставленных крыльев.

Вести стрельбу, пусть даже и прицельную, с борта линкора, не представляется возможности. Это было небезопасно для экипажей судов.

Поэтому Чарлз Пэрри распоряжается послать к ним на помощь вооружённых моряков на двух моторных ботах. Через какие-то полчаса с крылатыми вампирами покончено раз и навсегда. Всю эту падаль, усеявшую палубы, бросают за борт, акулам на обед.

По настоятельному требованию учёных оставляют только один единственный экземпляр хищника, который тут же упрятан в один из морозильников судна «Атлантик».

На линкоре и научно-исследовательских судах ещё производятся уборка и устранение последствий нападения, когда к Чарлзу Пэрри подходит его первый помощник Гарри Кэмптон. Обращается к нему:

ГАРРИ КЭМПТОН

Сэр! А не кажется ли вам, чёрт подери, что все беды исходят от того проклятого острова?

Указывает в сторону острова Проклятий.

ЧАРЛЗ ПЭРРИ

Какая разница, Гарри? Всё может быть!

Он стоит на ботдечной палубе, опершись руками о планширь, и недвижно смотрит в ту сторону, куда указывает Кэмптон.

ЧАРЛЗ ПЭРРИ

Только вот людей не вернёшь! А у них дома родители, жёны, дети. Не слишком ли много невосполнимых потерь за такой короткий промежуток времени? Что на очереди?

Некоторое время стоят молча.

ГАРРИ КЭМПТОН

Послушай, Чарлз!

В минуты откровения эти два старых морских волка, связанные не только исполнением служебного долга, но и узами многолетней мужской дружбы, они позволяют себе обращаться друг к другу по имени, отбросив в сторону всякие условности.

ГАРРИ КЭМПТОН

Кто его знает, что ещё может выкинуть наш «невидимый противник». А в таком случае почему бы не попытаться предвосхитить возможные события и не сделать несколько предупредительных залпов из носовых орудий, прямо по острову? Ведь посуди сам…

ЧАРЛЗ ПЭРРИ

Ты полагаешь, что всё это кем-то преднамеренно организовано?

ГАРРИ КЭМПТОН

А почему бы и нет?

Предлагаемая Кэмптоном затея, больше смахивавшая на авантюру, приходится капитану Пэрри не слишком-то по душе. Но в то же самое время он понимает, что людям необходима хоть какая-нибудь отдушина – своего рода нервная разрядка после перенесённых потрясений. Немного подумав, он даёт согласие.

Пока артприслуга расчехляет стволы тяжёлых, дальнобойных орудий, капитан направляется в рубку вахтенного офицера.

В морском деле Пэрри слыл опытным, знающим своё дело служакой.

Однако, его не покидает смутное предчувствие надвигающейся опасности.

Подозвав вахтенного матроса, он приказывает ему раздобыть и принести нужных размеров полихлорвиниловую плёнку, два-три целлофановых кулька, метра три медной проволоки и спасательный круг.

Здесь сказалась годами выработанная предусмотрительность. На залпы может последовать ответная реакция. Какой она будет, в чём выражаться?

А может всё это игра больного воображения? Да-а, нервы ни к чёрту, пора на покой.

Пэрри открывает вахтенный журнал и собственноручно начинает вести запись.

Вот, один за другим, с небольшими временными интервалами, звучат четыре орудийных залпа, выплюнувших в сторону острова Проклятий вздыбленные, огненные валы.

Всё смолкает. Капитан прислушивается, и продолжает вести записи. Подходит улыбающийся Гарри Кэмптон.

ГАРРИ КЭМПТОН

Всё в порядке, Чарли. И стрельбы учебные провели, и «злым духам», если они существуют, наука. Ты бы только посмотрел на лица людей! Вот что значит вовремя снять нервный стресс.

Под ногами мелко задрожала палуба. Капитану хочется остаться одному, чтобы продолжить запись, и он отсылает Кэмптона выяснить причину тряски.

ГАРРИ КЭМПТОН

Слушаюсь, сэр!

Взяв под козырёк, он лихо разворачивается на месте и быстро спускается вниз по трапу.

Пэрри провожает взглядом его высокую, начинающую полнеть, фигуру. Видит он его в последний раз…

Уже через полминуты весь корабль трясёт, словно в лихорадке. Капитан понял: «Всё! Конец!». Но продолжает писать, хотя теперь это и нелегко.

Последняя, трудно читаемая запись его гласит о том, что вибрация корпуса корабля достигла немыслимых размеров. Все предметы кажутся расплывчатыми и напоминают колышущиеся миражи пустынь.

Люди, на всех судах без исключения – ему отсюда, сверху, хорошо это видно, – словно все посходили с ума.

Объятые необъяснимыми паникой и ужасом, одни мечутся по палубе, натыкаясь друг на друга и падая. Другие прыгают за борт и тут же погибают. Чувства страха, дикой рези и боли в глазах и ушах, невероятного состояния всех частей тела – будто от костей отслаивается мясо, – испытывает и он сам.

Вот на его глазах, один за другим, разламываются на части «Атлантик» и «Шарль де Голль», и идут тут же ко дну. Рядом, у ног, скорчившись, лежит вахтенный матрос, видимо – мёртвый. Из открытых навыкате глаз его, носа и ушей струится кровь… Из рубки, еле держась на ногах и зажимая ладонями уши, словно приведение, выходит вахтенный штурман с обезображенным диким испугом лицом. Он подходит к ограждению и перекидывается через него…

Господи, что за симфония смерти! За что ты нас так караешь?

«Всё! Силы и разум покидают меня! Прощайте! Ч. Пэрри», – гласят последние строки записи.

Повинуясь священному чувству долга, он, видимо, находит в себе силы, чтобы упаковать вахтенный журнал на спасательном круге и каким-то образом отправить его за борт…

НАТ/ИНТ. БАРК «КАССИОПЕЯ» – ДЕНЬ

Гнетущая тишина висит в помещении кают-компании на всём протяжении повествования и продолжается некоторое время спустя, после его завершения. Люди потрясены и подавлены результатами так недавно разыгравшейся трагедии, унесшей сотни жизней ни в чём не повинных людей. Каждый из присутствующих понимает, что линкор постигла та же участь, что и другие суда. Он разломился и пошёл ко дну со всем экипажем. Небольшой участок дна, покрытый двухкилометровой толщей океанических вод, стал вечной пристанью для тех, кто ещё так недавно смеялся, пел, шутил, мечтал, любил… Звучит тихий голос Михаила Петровича:

КАПИТАН

Прошу почтить память погибших!

Все встают в скорбном молчании.

КАПИТАН

Прошу садиться! Как вы сами понимаете, друзья, сейчас не самое подходящее время вдаваться в выяснение причин, приведших нашу совместную деятельность к столь трагическому завершению.

О проведении дальнейших научных исследований, как полагаю, теперь не может быть и речи.

Ткаченко поворачивается к Соболевскому, молча испрашивая его ответа.

СОБОЛЕВСКИЙ

(решительно)

Считаю, что на данный момент наша святая обязанность – незамедлительно поставить в известность обо всём случившемся общественность стран-участниц экспедиции…

КАПИТАН

(дополняет)

…и обратиться к правительствам государств с просьбой направить в этот район международную комиссию по расследованию причин чрезвычайных происшествий. Независимо от того, какие злые силы природы – слепые, осмысленные ли, – преследуют нас с самого начала, шаг за шагом, наша очередная задача сводиться к одному: терпеливо ждать, наблюдать и делать соответствующие выводы.

СОБОЛЕВСКИЙ

Ко всему сказанному Михаилом Петровичем хотелось бы добавить вот ещё что. Не исключена возможность, что мы находимся над самой вершиной просыпающегося подводного вулкана.

Странного здесь ничего нет. Под нами пролегает глубоководный рифт, характеризующийся повышенной сейсмической активностью.

Известно немало случаев гибели судов, в силу стечения ряда роковых обстоятельств проходивших над подводными вулканами именно в тот момент, который можно было бы причислить к началу их извержения.

Наверное все вы ещё хорошо помните и то неприятное чувство тревоги, наближающегося страха, которое испытал каждый из нас, находясь в квадрате номер тринадцать.

Даже на расстоянии тридцати миль нами были явно ощутимы непонятные колебания воздуха и вибрация корпусов «Кассиопеи» и «Меркурия».

Поэтому, мой совет – держаться как можно дальше от этого участка. Необходимо без промедлений покинуть это место и уйти на безопасное расстояние, ну, хотя бы, опять всё в тот же квадрат номер тринадцать…

Сгущаются сумерки. Суда покидают воды, примыкающие к островной банке, и уходят в северо-западном направлении по курсу на безопасный участок акватории с оговоренными координатами.

НАТ/ИНТ. БАРК «КАССИОПЕЯ» – ВЕЧЕР

В этот вечер Сапожков «бежит» из судового лазарета. Никакие увещевания со стороны Эммануила Яковлевича не подействовали.

Действительно, по его виду нельзя сказать, что семь часов назад он вынес на своих плечах жестокое испытание, попав, казалось бы, в смертельную переделку.

Наскоро умывшись, утираясь полотенцем, беглец ненароком глянул в небольшое зеркало, укреплённое над рукомойником и… обомлел. Рука, держащая полотенце, дрогнув, так и повисает в воздухе.

МИТЯ

Эх ты!.. Поседе-е-ел!..

Разгубленно обращается к друзьям, сидящим на койках и наблюдающим за ним.

МИТЯ

Что ж вы раньше-то не сказали?

КУЗЯ

Раньше времени «радовать» не хотелось.

МИТЯ

Ничего себе – ра-адовать!

Он покручивает перед зеркалом из стороны в сторону головой, словно любуясь своим изображением.

САНЯ

А ты как думал? Гордиться надо. Запомни раз и навсегда: седина украшает мужчину и придаёт ему больше солидности.

МИТЯ

(шутливо)

Да? Ну, тогда другое дело. Так сразу бы и сказали.

И он улыбнулся в зеркало своему изображению. Долго горевать Митька не умел.

Приходит Фёдор. Отчитывает брата за самоуправство и бегство.

Потом, обняв одной рукой и прижав к себе, добавляет:

ФЁДОР

(успокаивает)

Ничего, брательник, всё нормально. Только в другой раз предупреждать надо.

С этими словами он удаляется. Потом Митька рассматривает и анализирует кривые полученных диаграмм.

Основные характеристики и параметры смерчеобразования наконец-то у него «в кармане».

Теперь он желает лишь одного: скорее воротиться домой…

Хотя давно уже за полночь, ребятам никак не удаётся заснуть.

При отключённом освещении они лежат на койках и тихо переговариваются.

САНЯ

У меня из головы никак не выходит Эдуард Фролович. Был человек, и – нет человека! Как-то дико звучит. Жалко мне его.

КУЗЯ

И мне тоже. И сообщить-то некому. Круглым сиротой рос. До какой ведь степени природа способна помутить человеческий разум.

Как он нас с тобой поддал, а, Сань? И пикнуть не успели.

Сапожков молчит и не особо-то торопится высказывать личной точки зрения.

Он даже, как показалось ребятам, начинает тихо посапывать.

КУЗЯ

(к Митьке)

Эй-эй, на самой большой лежанке! Ты что это? Тебя что, сны цветные обуревать начинают?

МИТЯ

(рассуждает)

Да нет, просто лежу и думаю. Это ещё как сказать насчёт помутнения разума. Не тот характер и склад натуры. Меня просто смущает ряд обстоятельств, касательно этого дела.

Почему он очутился именно в нашей каюте и именно в ваше отсутствие?

Почему в его руках оказался «Каталин», о существовании которого, кроме нас, никто не знает, и который был запрятан в Санин чемодан?

Почему он уложил вас, да и ещё двух человек, подвергнув их смертельной опасности? Может он «засёк» ваши действия, понял что к чему, и следил за вами.

КУЗЯ

Все твои подозрения и «почему?» снимаются с повестки дня одним лишь контрвопросом: «Почему так получилось, что человек, вовсе не умеющий плавать, вдруг, очертя голову, ныряет в воду, да ещё и в такое место, в которое не рискнул бы прыгнуть ни один здравомыслящий спортсмен-пловец или профессиональный ныряльщик?»

Действительно, Сапожков хорошо помнил, как они на Неженке всем скопом пытались обучить Эдуарда Фроловича элементарным приёмам плавания, но из того ничего не получилось, и от затеи пришлось отказаться. Однако, Митька и не думает сдаваться.

МИТЯ

(напоминает)

Но вы же сами не раз слышали, как он рассказывал о том, что неоднократно ходил в дальние морские плавания.

Быть моряком и не уметь плавать?

САНЯ

(дополняет)

Знаменитый английский адмирал, капитан Нельсон, всю жизнь проплавал по морям, но так и не смог избавиться от морской болезни. И ещё. Если, по твоим словам, он следил за нами, а потом решил совершить кражу, то почему без промедления вернул мне «Каталин»?

МИТЯ

Да потому, что убедился, что в нём недостаёт основных деталей. Он не рассчитывал на твою предусмотрительность.

КУЗЯ

Не будем спорить, а попытаемся расставить все точки над «i».

По всей видимости дело обстояло следующим образом. Да, и мне кажется, наши действия попали в поле его зрения.

Это, разумеется, заинтересовало его, но не до такой степени, чтобы вот так, с бухты-барахты, подойти к нам и обо всём расспросить…

(пауза)

Он, наверное, полагал, что придёт время и всё выяснится само собой.

Но вот, на почве всего увиденного и пережитого, произошёл нервный срыв.

Помутившееся сознание пробуждает в нём чрезмерное любопытство.

Уже ничего не осознавая, он проникает в нашу каюту, отыскивает размонтированный «Каталин», разглядывает его. Появляемся мы со своими нелепыми подозрениями и обвинениями…