
Полная версия
Воля над Хаосом
6.2. Работа с экстремальными переходами требует особого знания – экстремологии. Все пространство жизнедеятельности человеческих сообществ можно условно разделить на экстремальную и регулярную зоны. Не вдаваясь в подробные дефиниции, можно сказать, что экстремальная зона — это война, катастрофа, революция, экстремистские действия, преследующие нелегитимные цели и использующие для этого нелегитимные средства, технологии, разрушающие прежнюю социальную структуру и многое другое, чреватое разрывом социального развития. Регулярная зона – регулярная, воспроизводящая себя политическая и социальная жизнь, легитимные политические действия, непрерывный культурогенез, технологии, способствующие воспроизведению или непрерывному развитию социальной структуры.
Экстремальная и регулярная зоны являются частями одной тотальности – культуры. Под тотальностью в тоталлогии В.В. Кизимы понимается саморазвертывающаяся целостность, соотнесенная с контекстом, частью которого она является. Для характеристики тотальности вводятся еще два концепта – парсика и генерология. Генерология – это то, что выявлено, проявлено в тотальности по отношению к определенной системе описания или моделирования, парсика – то, что не проявлено, несущественно для выбранного способа описания, парсика – это контекст, фон.
В. КИЗИМА:
«Это предполагает в качестве принципиального момента учет соопределения субъекта и контекста, их со-эволюцию, рефлексивный характер человеческой деятельности, заключающийся в том, что действия субъекта, опосредуясь контекстом, отражаются в нем самом, субъект оказывается объектом собственной активности»[85].
Генерология – это то, что извлекается из истории, это модель исторических объектов или процессов. Парсика скрыта, но когда она выявляется, то превращается в новую генерологию. Историопластика остается скрытой, парсичной, если мы рассматриваем историю России как непрерывный и закономерный процесс, но если историопластика проявлена в модели, то фоном становятся процессы непрерывного развития и циклические законы. Выявление того, что раньше было парсикой, порождает новые инструменты управления социокультурным процессом. Обычная элита управляет генерологией, но метаэлита должна управлять тотальностью во всех ее аспектах – и генерологических, и парсических, и экстремальных.
«Тотальность» – более широкое понятие, нежели «система», поскольку тотальность может быть и системой, и несистемой, и «космосом», и «хаосом». Любая тотальность имеет пределы своего существования – пространственные, временные и другие. Экстремальная зона как раз и находится на пределе существования социокультурной тотальности. Экстремальной зоной по отношению к данной социокультурной тотальности является зона, в которой поставлены под угрозу существование или сохранение ее идентичности, а регулярной – та, в которой этой угрозы не существует и которая позволяет тотальности существовать и развертываться по присущей ей законам. В экстремальной зоне на поверхность выходит то, что в регулярной зоне являлось парсикой, – скрытые, непроявленные, неважные аспекты тотальности. Поэтому экстремистские революции и даже не доведенные до революции эксцессы сопровождаются всплеском творческой активности – на поверхность выходит то, что ранее было скрыто и теперь получает возможность развития.
6.3. Экстремально-регулярные переходы – это смена элит: контрэлита замещает элиту. Но если постулируется возможность метапозиции над переходом, то этой позиции и соответствует особая метаэлита, находящаяся над различием регулярности и экстремальности. Такая позиция, надстройка над противопоставлением наличного и Иного, и создает особый ресурс общества – ресурс на случай тотальной катастрофы регулярного общества, преодолеваемой его экстремистским отрицанием.
Экстремистские проекты стремятся уничтожить существующее общество и преобразовать его в новые, дотоле неизвестные формы. С такими проектами можно обращаться конструктивным образом лишь при условии понимания сущности этого явления, психологии его участников и места экстремистского сообщества в обществе в целом.
Экстремистское сообщество принадлежит экстремальной зоне. Во-первых, оно стремится столь радикально изменить прежнюю идентичность и прежнее общество, что его новая форма не может восприниматься как продолжение старого. Во-вторых, его члены не идентифицируют себя в качестве членов легитимного общества, а значит внутренне находятся за пределами регулярного общества. В-третьих, экстремистское сообщество действует нелегитимными методами (восстания, перевороты, террор) и тем самым подвергает своих членов реальной угрозе гибели или изоляции.
Экстремистское сообщество не может быть адекватно понято и описано только с позиции регулярного мира. Экстремистское сообщество можно понять лишь изнутри экстремистского сознания и тогда оно описывается, как и всякое иное человеческое сообщество, специфическим языком, картиной Мира и системой ценностей. В противном случае изучение экстремизма подменяется его пропагандистской дискредитацией, мешающей адекватной оценке как его носителей, так и того места, которое занимает экстремизм в социокультурной системе.
При ближайшем рассмотрении оказывается, что экстремистские идеологии и практика оказываются привлекательными для многих творческих, интеллектуальных и активных людей. Этот феномен становится понятным, если вспомнить, что предлагает человеку любая экстремальная зона – проявление парсики и восстановление мира возможностей в противовес уже состоявшемуся варианту – одному из множества возможных. Соблазн создать новый мир взамен существующего и уже созданного другими людьми, а не этим, творческим и активным, человеком, бывает трудно преодолимым для таких людей, становящихся идеологами, организаторами, а зачастую и исполнителями различных экстремистских акций. Шанс на реализацию потребности в создании нового, иного мира проливает свет и на то, какое место занимают экстремистские сообщества в государстве и культуре.
6.4. В отличие от правоохранительных органов, задача которых заключается в сохранении существующей регулярности, метаэлита должна совместить в своем сознании, одновременно и парадоксально, неприемлемость экстремизма для локальной регулярности и понимание его необходимости (в качестве своего рода запасного парашюта) для более широкой метарегулярности. Наличие такой элиты позволяет управлять поведением регулярно-экстремальной метасистемы в условиях катастрофы и тем самым осуществить преемственность прежних и радикально новых форм социальной и культурной жизни, сохранить саму тотальность. Но главная задача метаэлиты – предотвращение катастрофы при неизбежном радикальном Переходе.
Можно говорить об экстремистских ресурсах общества, понимая под этим наличие в политически маргинальных слоях различных радикальных и экзотических идей и планов. Общество с такими ресурсами оказывается более устойчивым, чем то, которое ими не располагает. Но для того, чтобы эта устойчивость могла быть относительно безболезненно реализована и экстремистские ресурсы использовались по назначению, необходимо разрабатывать систему подготовки специфического слоя элиты, способной к такому метауправлению или, по крайней мере, не бояться рассмотрения спорных и, может быть, не всегда «политкорректных» тем.
6.5. Управление экстремальными переходами плюс выявление парсики – это и есть управление историопластикой. Это управление из особой позиции, которая не транслирует, а порождает проекты: новый проект, рожденный «из ничего», не проистекающий из прежнего положения дел, воспринимается из регулярной позиции как экстремистский. Он действительно разрушителен для регулярной позиции и оборачивается своей созидательной стороной лишь тогда, когда создается из позиции «Над».
Идеи позиции «Над» перекликаются с идеями «Быстрого мира» и позиции «За»:
«Для быстрого мира характерны не тренды изменения количеств, а скачки смыслов.
Процессы, которые мы традиционно мыслим последовательно, теперь следует мыслить и организовывать параллельно. Быстрый мир не описывается прогнозами. Выделение форм и смысла скачков – инструмент его самоорганизации и форм соотнесения с медленным миром. «За» – метод полагания таких скачков в пространстве проектных интенций, затем – реализация проектной воли и основание того, что лежит за пределами существующего»[86].
Когда говорят о «быстром обществе», нужно иметь в виду, что управление постоянными быстрыми изменениями, управление скачками и есть синтез экстремальной и регулярной позиций. Идентичность метаэлиты при этом переносится в позицию «Над». Идентичность определяется не ориентацией на стабильные формы, а на саму направленность управляемых изменений.
6.6. Управление катастрофическими переходами – то особое качество, которым должна владеть метаэлита. Катастрофа отменяет прежние правила и порождает новые. Само рассуждение о катастрофах неявно подразумевает изменение правил и нормативов. Но уже сам факт осознанной и целенаправленной трансформации правил означает наличие инстанции, стоящей над правилами. Именно выделение такой инстанции и есть первый шаг к формированию метаэлиты, способной управлять историопластикой.
Проблема управления процессами «Быстрого мира», а тем более катастрофического мира, заключается не в скорости социальных процессов, а в быстром изменении правил, по которым ведется такое управление. Это неизбежно ведет к отказу от правил и нормативов как неизменной основы, на которой строится общественный порядок. Новый способ управления напоминает, скорее, «ручное управление».
Напомним: есть два способа управления социально-политическими процессами:
– за счет создания правил, законов, нормативов, которые упорядочивают процессы управления;
– непосредственное управление процессами «в ручном режиме».
Правила и нормативы неизменяемы и потому способствуют стабильности. Они хороши, когда есть механизм их трансформации в соответствии с возникающими задачами – «правила изменения правил». Но историопластика означает как раз отсутствие таких правил трансформации, а это означает, что в основу управления должна быть положена специально культивируемая воля. Тогда «ручной режим» становится не произволом и случайными некомпетентными решениями, а особым способом управления, требующим и особых качеств элиты, которые игнорировались до сих пор, и другой организации сознания управленцев. Такая организация может быть обеспечена только за счет использования определенных психотехник, нормирующих не управленческие акты, а акты порождения управленческих актов.
Нужна не позиция трансляции прежних форм как внешнего данного, а позиция постоянного создания этих и новых форм. Тогда они становятся понятны изнутри. То, что транслируется без понимания, становится господином со своей собственной траекторией и инерцией. Это нормальная позиция для регулярной зоны, но она исключает управление экстремальными переходами.
6.7. Когда во главу угла ставится последовательное развертывание управленческих смыслов, это значит, что при подготовке властной элиты на смену обучению правилам приходит обучение: а) удержанию смыслов, скрывающихся за социокультурными процессами и управленческими актами; б) развертыванию этих смыслов в акты управления. Процессы управляются смысловыми потоками, порождаемыми сознанием управленцев волюнтаристского типа.
Понимание и прозрачность социальных процессов достигается при их порождении. Управление уже заданным, пришедшим извне процессом, генерологией процессов, всегда сталкивается с непросматриваемыми составляющими, с парсикой процессов. Это требует особой внутренней культуры, которой сейчас нет или почти нет, – культуры управления теми аспектами психики, которые считаются спонтанными и ценятся в первую очередь именно за спонтанность.
В социокультурной практике некоторые спонтанные процессы становятся высокоотнормированными в определенных видах деятельности. Мышление исследователя или разработчика технологий использует и рафинирует процедуры мышления для отнормированных задач, и мышление становится профессиональным инструментом, безразличным к внепрофессиональным задачам. Воспитатель должен превратить в рабочий инструмент набор эмоциональных реакций и спонтанных коммуникативных актов по отношению к детям, воспроизводя при этом эмоциональные структуры, естественные для родителей. Управленец, работая в высокосплоченной команде, должен превратить в профессиональные механизмы акты эмоциональной и оценочной коммуникации.
Метаэлита должна уметь работать с собственным сознанием. Овладеть собой, чтобы овладеть миром – это профессионально важное качество метаэлиты. Иначе не получится управлять быстрыми процессами в условиях хронического изменения «процессуальных правил».
Но, чтобы работа управленца не превращалась в корыстный произвол, необходимо соотнесение его работы не с конкретными обстоятельствами, а с задачами, стоящими перед гиперцивилизацией. А эти задачи требуют уже принципиальной онтологии с религиозной основой, без которой не обойтись.
Глава 7
Церковь, культура и технологии
7.1. Сейчас распространена простая и изящная схема «премодерн – модерн – постмодерн» (ПМП), которая часто используется для характеристики текущих социокультурных процессов. Однако эта схема охватывает лишь узкий сегмент культуры, аккуратно вытесняя в фон все, что ей не соответствует. ПМП – хороший инструмент для понимания некоторых сторон современности (а значит, и для управления ими), но, хотя схема и позволяет управлять отдельными фрагментами реальности, всегда остаются потенциальные каналы управления, находящиеся вне схемы.
Постмодерн – это не эпоха, а лишь одно из многих направлений современной мысли – распространение осознания на неопределенные области, принципиально невоспроизводимые в стабильных и упорядоченных формах. В этих областях нет иерархий, нет четких соотношений смысла и знака. Собственно, так было всегда – во все эпохи некоторые мыслители пытались проникнуть за пределы упорядоченного мира, туда, где нет законов и правил. Проникнуть с намерением начать управлять этим «запредельем». Однако постмодерн означает противоположный процесс – не вторжение в мир Хаоса, а подчинение мыслительных и, шире, культурных конструкций Хаосу. Отсюда и смешение ранее раздельно существовавших культурных реальностей, и концепт Хаосмоса. Уравнивание ценностей и разрушение ценностных иерархий создает впечатление нового подхода, но касается лишь немногих современных творцов. Сохраняется и преобладает обычный стиль рассуждений и обычные формы искусства. И культура Модерна никуда не исчезла, и культура Традиции сохраняется в уцелевших оазисах.
Впрочем, расширение термина «постмодерн» на всю культуру современной технологической эпохи показательно. Считается нормой, что все ценностные иерархии становятся множественными, равноправными и в равной степени подвергаются сомнению (отсюда и «диктат иронии» в произведениях, которые хотят идти в ногу с «постсовременностью»).
С этим хорошо согласуется и расширительное толкование сетевых принципов социальной организации, и введение понятия «нето-кратии». Все это признаки «горизонтализации» Культуры. Еще не так давно Культура возвышалась над фактами жизни, Культура определяла, что выше и что ниже, что норма и что извращение в человеческой деятельности. Высшие формы Культуры транслировались вниз, в обыденность. Но теперь в том расширяющемся сегменте Культуры, что называется «постмодерном», ценностные вертикали исчезли.
Тревожная проблема постмодерна не только в выходе за пределы иерархически организованной картины Мира, не только в «недоверии в отношении метанарративов» [87], но и в отсутствии организующей роли субъекта, подчинении субъекта внесубъектным силам. Постмодерн – это не сила, упорядочивающая Хаос, а слабость, сотрудничающая с дезорганизацией. Нам нужен не постмодерн, а трансмодерн. Не эволюция, а трансгрессия. Выход «За». Для этого нужна особая позиция-«гипер», позиция-Над. С этой позиции «сверхчеловек» – это не более совершенное существо, следующее за человеком, а позиция, из которой производится изменение человека, позиция Воли.
Постмодерн – реакция Культуры на переход роли формирующего фактора к Технологиям. Культура предшествует Технологиям и порождает их. Но Культуре предшествует Церковь и так же, как Технологии являются вначале производным от работы Культуры, а потом становятся самостоятельным феноменом, так же и Культура порождается Церковью, а потом автономизируется от нее. Цепочка Церковь – Культура – Технологии – это цепочка последовательной утраты высоты и объемности понимания Бытия, но, одновременно, и расширение вариативности возможных Миров и способов воздействия на них. Культура завершается равномерной релятивизацией ВСЕГО, и ничто более не препятствует Технологиям стать новой организующей силой. Постмодерн, при всей ограниченности его влияния, – лишь отражение этого процесса.
7.2. Церковь – не социальный и не культурный институт, а территория соприкосновения с Истиной, и долгое время нормативы жизни цивилизации определялись ею. Люди приходят в Церковь в поисках понимания своей роли в Бытии, в поисках соотнесения себя с тем, что за пределами. Все остальное – лишь отдельные аспекты соприкосновения того, что Там, с тем, что Здесь.
В церковной символике заключены все истины о Бытии, доступные сознательному существу в человеческой форме. Тем, кто ищет руководства и служения, открываются возможности внешней и внутренней дисциплины, те, для кого главной задачей становится восстановление внутренней свободы, обнаруживают методы преодоления обусловленностей, а ищущие знания того, что за пределами, получают понимание трансцендентного и возможность мистического опыта.
Церковь и только Церковь соприкасается с Истиной. Истина выражается в символах, которые невозможно превратить в однозначные стройные утверждения, – они превышают возможности существующих логических средств. Истина не доказывается, а узнается. Свобода – реальная внутренняя свобода – понимается как отражение тех аспектов Бытия, которые выше всех возможных описаний и определений.
Но есть и Культура – ‘'способность разворачивать смыслы… попытка последовательного, в идеале «бесшовного», осмысления мира»[88]. Истины отражаются в человеческих языках, к ним становятся применимыми операции мышления и символизации, и эти отраженные истины образуют начальный слой Культуры. Ценным становится не то, что за пределами, а отражение запредельного в проявленных формах. Культура стремится выразить эти отражения и все возможные их вариации совершенным образом. Так создается и поддерживается первичная культурная оболочка Церкви – Традиция.
Но потом наступает период, когда отражения Истины начинают взаимодействовать между собой. К этим отражениям применимы различные логические, грамматические, метафорические операции, преобразующие их в новые формы. Мы можем сказать: «положение вещей таково», при этом наш язык предрасположен к тому, что можно сказать, что оно может быть «таково», а может быть и «не таково». А может быть, и не так, и не эдак. Появляются отражения и искажения и Истины, и не-Истины, и того, что не является ни Истиной, ни не-Истиной, строится сложное здание отражений исходного высказывания. Так возникает автономная Культура, которая начинает из отражений создавать самостоятельные конструкции, отринув исходную задачу Культуры – отразить Истину, выразить ее, причем выразить совершенным образом.
Если Истина в Церкви открывается как смыслы, которые только потом превращаются в символы, изображения и тексты, подчиняя открывшимся смыслам выразительную среду, то в Культуре наоборот – тексты, изображения и музыка пробуждают смыслы, подчиняют их созданным Культурой формам. Средства Культуры подводят к смыслам – и отражающим, и подменяющим Истину.
Истина отражается в определенных смысловых конфигурациях, а смысловые конфигурации отражаются в культурных продуктах – философии, стихах, музыке, картинах, нормах и правилах. К истине «А» применимы операции «не», «если – то» и так далее, а в результате этих операций рождаются интеллектуальные конструкции, не содержавшиеся в вероучительных истинах. Вместо истин появляются персонажи. «Старый друг» Николая Гумилева – «умный дьявол» – уже никак не связан с реальным Дьяволом. Между Истиной и человеческим сознанием формируется слой смыслов, лишь отражающих Истину – и прямо, и искаженно, и лживо. Из знаков, составляющих высказывание, можно собрать высказывание с другим смыслом и т. д. Культура создает множество возможных миров (и они расширяют актуальное пространство человеческой жизни), но она не дает средства распознавания Истины среди множества других утверждений. Любая доктрина уравновешивается альтернативной доктриной.
Культура упорядочивает свое многообразие, вводя приемы распознавания правильного и неправильного. Мыслительные операции рафинируются, упорядочиваются логическими нормативами и рождается сначала философия, приводящая в соответствие друг другу видимую и невидимую составляющие Мира, а потом наука, направленная только на видимое – актуальное и потенциальное. Наука строит модели, и модели начинают подменять собой Мир. Наука нормирует философию, подчиняя ее знанию видимого, и начинает исправлять видимую часть Мира, сначала устраняя из него принципиально невидимые и недоступные пониманию стороны, а затем порождая технику, выстроенную по ограниченным законам мышления. Так рождаются Технологии. И теперь Технологии нормируют и философию, и науку.
7.3. Технологии не тождественны понятию технического мира. Техника в ее современном выражении лишь один из вариантов реализации Технологий. Технологии – это фундаментальное осознанное «как сделать». Технологии могут существовать и без техники (в ее современном понимании). Более того, технологии существуют всегда, эпоха Технологий означает лишь, что позиция «как сделать» становится тотальной, распространяясь на все то, что ранее было источником технологий – социо- и культурогенез.
Тезис ХАЙДЕГГЕРА:
«Техника – вид раскрытия потаенности. Если мы будем иметь это в виду, то в существе техники нам откроется совсем другая область. Это – область выведения из потаенности, осуществления истины»[89].
Этот тезис был справедлив для той эпохи, когда техника была производной от Культуры. Теперь же техника начинает порождать технику, не выявлять «потаенности», а создавать новые формы, опираясь на свои же, но ранее созданные формы.
Культура проявляет все признаки живого организма, и ее динамика подчиняется основному организмическому процессу – движению от простых глубинных форм, заключающих в себе все возможные дальнейшие варианты их развертывания, до все более дифференцированных, но вместе с тем и более поверхностных. Практически все культурологические модели в той или иной степени соотносят Культуру с основным организмическим процессом: отмечают стадиальность, взаимоотражение культурных форм и, в той или иной степени, фатальность культурогенеза. Но модели культурогенеза возникают сравнительно поздно, и дело тут не только в накоплении материала, который можно проанализировать.
7.4. По мере дифференцировки и снижения уровня Культуры (снижения по отношению к исходной позиции, когда Культура еще отражала Истину и соприкасалась с Церковью) у некоторых исследователей взгляд на Культуру отщепляется от актуального состояния Культуры, к которой они принадлежат. Культура «уходит вниз», а прежняя позиция взгляда на Культуру из прежнего уровня, ставшего «взглядом сверху», остается, и по отношению к идущей вниз Культуре она становится позицией-Над. Рефлексивная позиция усиливается. Появление культурологии означает шаг к позиции-Над. Исследователь, анализирующий процесс снижения уровня Культуры, претендует на позицию, не подверженную этому процессу. Так закладывается «кадровый ресурс» для «скачка-Над»: для тех, кто фиксирует этот процесс, одновременно сосуществуют все утраченные для других возможности. Рывок со дна Технологий к Культуре и Церкви возможен благодаря наличию такого сообщества.
Когда позиция-Над-Культурой осознается, появляется соблазн управления культурогенезом. Задача управления приводит к технологиям управления, но, поскольку Технологии были ориентированы на управление совершенно иными (сравнительно простыми) реалиями, они могут предложить лишь наличные простые средства, которые остаются недостаточными в отношении процессов, превосходящих эти средства по уровню сложности. Наличные технологии, вышедшие из-под контроля Культуры и не перешедшие под управление Воли, могут порождать лишь имитации Культуры. Отсюда и неудача коммунистического эксперимента создания особой пролетарской культуры – Культуру нельзя рациональным образом «изготовить» из отдельных элементов, но ее можно «породить», что доступно только более мощной, нежели Культура, инстанции, а не простым формам рационального мышления.