Власть предназначений

–Метро! – вдруг сообразил я.

–О чем ты, милый?– переспросила Она, поздний час мешал свободе мыслей, телефон разрывался чужой тревогой.

–Наши отношения как подземка. Сначала наши сердца прятались здесь от нас, а потом когда они заговорили с нами, мы сами начали прятаться здесь от других. Наши встречи – светлые станции, наши расставания темные пролеты. И снова красивые яркие станции. Вот, что такое наши отношения. Это так ясно мне и тебе, и так непонятно другим. Рельсы как наши судьбы, одна твоя ниточка, другая моя. А шпалы наша любовь. И будто линия кольцевая, без прошлого, настоящего и будущего,– сыпал я художественными образами, аксиома параллельных прямых и следствия наших чувств простой геометрией соединяла истории наших жизней.

Думаю, Евклид был не только математиком, но и философом. Вклад его учителя Платона не прошёл бесследно. Но древним грекам не развязать наш гордиев узел. Нужен русский! Через две тысячи лет после смерти Евклида родился такой русский. Николай Иванович Лобачевский. Непослушный, дерзкий мальчишка, выдумщик и проказник. Смог увидеть мир в ином пространстве. Как же всё просто: через точку, лежащую вне прямой линии можно провести бесконечное множество параллельных прямых. Я всегда тянул эти прямые в своей голове по прямой плоскости в самую бесконечность, и они у меня никогда не пересекались. Лобачевский взял заварник для чая и расчертил его параллельными прямыми, и в самых выпуклых местах прямые искривлялись и заползали друг на друга. Чуть позже Эйнштейн нашёл эти искривленные пространства во вселенной и подтвердил гений Лобачевского. Одна аксиома смотрит в зеркало на другую, картинка вроде одна, но изображения перевернутые. Ведь он сумел создать неевклидову геометрию; моим серым клеткам осталось только понять – чудо это или математика? « Эх, ты, гуманитарий непонятливый!» – шутил мой отец, ставя мне мат в очередной шахматной партии. Я как-то попросил его помочь с этой игрой, мои одноклассники давно смеялись над моими быстрыми поражениями. Сыграли партий десять, всё тщетно, бил меня отец в шахматы беспощадно. «Достаточно, последняя партия далась труднее всего! Молодец! Можешь играть с друзьями, просто будь чуточку внимательней!» – по-советски благословил меня отец. И тут вдруг с первых игр у моих соперников возник справедливый вопрос: «Как, опять «мат»?»– вот так пошли шахматы после игр с отцом. Только один Серж остался непокоренным. Математика Лобачевского в сердце гуманитария сделала своё дело. Она помирила верующих и агностиков; красноармейцы остались такими же героями, как и белая гвардия, капиталисты подружились с коммунистами, западники со славянофилами; гетеросексуалы с гомосексуалами; алкоголики с трезвенниками, больные со здоровыми; дураки с умными. Президентская республика помирилась с конституционной монархией; первый император России, погубивший свою семью ради величия отечества, помирился с последним императором, погубившим отечество, ради спасения семьи. Мастер Лобачевский, спасибо, за новый мир. Дружище, чувствуешь, как человек приближается к твоим тайнам?

–Милый, ку-ку! Уже час ночи, мыслитель мой, пора расставаться, – ввернула Она, возвращая мои мечты обратно в метро.

Я опять опоздал; уже на третий прошумевший мимо нас поезд. Бабочки моего взгляда зашелестели по Её прическе, нежно запорхали по лицу, спустились на стройную шею, подлетели к ладоням, с легкостью приподняли Её руки и положили под свои кисти. Она притянула меня к себе, и нежные полные губы прикоснулись к моему внутреннему миру. Наши судьбы вновь соединились в бесконечно длинном медленном поцелуе. Теперь бабочки порхали внутри нас, слегка прикасаясь к чему-то очень чувствительному и необъяснимо повсеместному. Голова кружилась, сердце пульсировало чаще, два наших чувства сливались в одно целое, невероятно сильное и непобедимое. Я на две секунды открыл глаза, насладиться видом целующейся девушки. В эти мгновения любая девушка бывает совершенно искренней, настоящей и прекрасной. Становится такой, какой мужчина мечтает видеть её всю свою жизнь. Наступила моя очередь отпустить Её. Год назад, после красочной встречи в Рощино, Она смогла это сделать со мной. Подъехал очередной вагон, и я, волевыми усилиями разъединяя слипшиеся пальцы, спрятался в шипении железных створок. Непоседливый поезд следил за расписанием. С силой зажмурившись, чтобы милый образ не уменьшился в измученной событиями наших отношений, крепчающей с каждой эмоцией, памятью; я медленно погрузился в чёрный тоннель метро, увозя с собой лишь то, что не мог оставить с Ней – мою первую любовь. Через десять мгновений по имени годы, растаявших в моем прошлом, очередной электропоезд снова суетливо бежал к освещённой станции «Технологический институт». Уже без меня. Он вёз своих пассажиров с заботой об их времени, наслаждаясь переплетением человеческих судеб. Студенты обсуждали новую лекцию профессора; служащие перевозили важные документы между своими учреждениями; военные выполняли очередной приказ министерства обороны; мамы думали о том, что будет кушать семья на ужин; предприниматели вынашивали новые идеи об увеличении прибыли; пожилых, как обычно, заботили мысли о нерадивом младшем поколении; а дети, не выпуская родителей из поля зрения, катались просто так, радуясь звукам движения поезда. Вагон машиниста ещё на скорости погружался в теплый свет тихой станции, как что-то маленькое вспыхнуло внутри, мгновенно превращаясь в оглушающие звуки мощного взрыва. Пламя, обжигая лица людей, в одно мгновение превратилось в удар. Страшная варварская неукротимая волна, распространяясь со скоростью звука, разлетелась во все стороны. Она выбила все стекла в вагоне, разорвала на куски и вывернула наружу железные створки дверей, согнула поручни, сломала сиденья, сорвала обшивку вагона, оголяя и разрывая электрические цепи, погрузила всех в темноту. Сильнее всего досталось мягким беспомощным жизням случайных пассажиров. Свирепый вихрь, ломая кости, разрывая части тел и одежду, забирая жизни, бил их об стены вагона, бросал на пол, сталкивал между собой. Беспощадно смешивал железо, стекла и плоть в одно целое. Распространяясь во все стороны, избивая вагон и людей, волна постепенно теряла силы. Вырвавшись из вагона через разбитые окна и разорванные двери, волна соединилась с воздухом, превратившись в высокое, задымленное цунами. Двигаясь вместе с поездом, это цунами сбивало с ног, ожидавших на перроне людей, другие, более устойчивые, закрывая лица руками, отхлынули сами. Поезд, вздрогнув всем телом от взрыва, добрался до конца станции и резко остановился.

Искореженный металл разорвавшихся дверей с хрустом царапал глянцевый мрамор платформы. Постепенно этот мучительный скрежет начинал тонуть в стонах и криках раненых людей. Машинист обесточил поврежденный вагон и сообщил о случившемся диспетчеру. Движение по ветке тут же прекратилось, и мгновенно началась тяжелая работа наземных спасателей и спецслужб огромного города. А здесь, под землёй, находились пока посторонние друг другу люди. Но посторонними они были только до взрыва. С такой же невероятной энергией, с какой молекулы взрывчатых веществ разрушали пространства; людей соединяла общая смертельная драма. Женщины думали о пострадавших детях, обрывали телефоны скорой помощи, мужчины через разбитые окна вытаскивали мертвых и раненых. Вентиляция работала исправно, постепенно очищая станцию метро от едкого дыма. Стали чётко вырисовываться масштабы трагедии. Людей вытаскивали из вагонов и укладывали на перрон. Кровавые следы пятнами и разводами пачкали стенки вагонов, мраморные плиты, пол. Кровь пропитывала одежду и волосы, стекала струйками по бледным лицам. Десятки мужчин и женщин без сознания, молча лежали на полу, ожидая помощи. Для пострадавших людей уже выросли красивые цветы: у одних эти цветы будут стоять в вазах на больничных тумбочках, а кому-то лягут на могилы.

Мертвый вагон опустел, остались только следы для криминалистов. На станции стали появляться первые спасатели, носилки, одеяла. Крепкие горожане сопровождали сразу двоих, или троих раненых, двое мужчин подхватили под плечи тяжелого человека и волоком потянули к выходу, оставляя длинный кровавый след от самого вагона до ступеней. Одна за другой отъезжали машины скорой помощи, транспортируя выживших в НИИ Скорой помощи, в Мариинскую больницу, в Медицинскую академию.

Страшное известие о случившемся, тяжелой пощёчиной, до головной боли, ударило меня по лицу. Изуродованный вагон стоял в том самом месте, где мы целовались с ней в последний раз. К слезам расставания присоединилась кровь погибших людей, добавляя трагедии к моим душевным переживаниям. Скажи мне, дружище, какое ещё место на земле, может быть ближе к моему сердцу, чем моя многострадальная Родина? Что это было? Война, кровавая месть, безумие или техногенная катастрофа? Я уверен, Родина справится и с этой бедой, защищая свой народ от подобных беспощадных событий третьего апреля 2017 года в Санкт-Петербурге.

Девушка в красном внимательно смотрела в мои глаза и нежно улыбалась. Настоящие зеленые глаза, солнечным зайчиком на мгновение ослепили меня. Тугой, черный хвостик длинных крепких волос, мгновение назад, настроенный на работу, вдруг раскинулся копной женской свежести после перерыва. Пока это была единственная девушка в моей жизни, которую я считал своим другом. Дружба идеально легла на наши характеры и привязала нас. Время, проведенное с ней так же бесценно для меня, как время с друзьями из моего детства. Притяжение началось с одежды, как в поговорке. Она одевалась только в платья, сарафаны, редко в юбочный костюм. Я никогда не видел на ней брюк или джинсов. Полный гардероб красочных платьев. Для каждого сезона свой вид ткани, свой цвет. Цвет погоды, цвет настроения, цвет моды. Все цвета радуги в разных динамических оттенках, всегда к лицу и по фигуре. Занятия бальными танцами в детстве, вырастили из её тела и осанки совершенство. Ни бремя семьи, ни трое детей, ни ежедневная работа не смогли одолеть её грациозную природу. И время подняло руки и вывесило белый флаг. Внешняя красота заключила бессрочный договор с внутренним миром. Идеальный пример закона диалектики о форме и содержании. В разговоре я сразу обратил внимание на ноты доброты, дружелюбия и эмоционального ума. Этот ум сразу придал мне лидерских мужских качеств и спокойно смотрел на окружающих из-за широких плеч. С ней я говорил обо всем, что интересовало меня в этой жизни. Мои аналитические хитросплетения нисколько не пугали её, а попытки умного наставничества всегда воспринимались как игра, каковыми всегда и были у меня со всеми, кроме прямых подчинённых. С момента знакомства мы не расставались ни на секунду. Всегда рядом в работе, отдыхе и культурных программах компании. Табуированных тем между нами не было, но разговоров о чувствах, любви и сексе никогда не возникало. Поэтому мы так спокойно и уверенно держались внутри своего, почти женского, коллектива. Ярким примером её характера может стать гениальная игра советских актеров одного из лучших художественных сериалов моего детства: «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». Яркие, универсальные человеческие характеры, выдержанные во многих жизненных ситуациях. Если моя первая любовь это харизма, воля и интеллект героя Василия Ливанова, то моя первая девушка друг – это мягкость, наивность и доброта героя Виталия Соломина. Вместе мы гуляли по набережной, катались на качелях, лезли босиком в ледяную балтийскую воду, покупали друг другу янтарь и со смехом проверяли камни на подлинность. Заказывали в кафе разное меню и менялись на половине съеденными блюдами. Она участвовала во внутренних собраниях, помогая подбирать необходимые для мотивации девушек слова. Поправляла мне галстук и счищала соринки с моего костюма перед важной презентацией, а в момент выступления, поддерживала кивками и тянула большие пальцы вверх, подбадривая мой сценический задор. С ней я даже выдерживал более трех произведений Баха в органном зале! Но всё хорошее заканчивается очень быстро. Кризис две тысячи восьмого года разбил наше подразделение в прах. Человеческие осколки, как универсальные пазлы разлетелись по стране и начали встраиваться в новые картины. Догадайся, дружище, в каком городе проходила церемония закрытия нашего отдела? В моих фантазиях Санкт-Петербург начал обрастать дурной славой! Город – реквием! Самый красивый и печальный реквием. Уважаемый Санкт-Петербург, не пора ли нам с Вами что-то поменять в наших традициях? Девушка в красном была коренная санкт-петербурженка, с её помощью я, наконец, смог рассмотреть город поближе и понять о чем так стойко и долго томилась Её девичья мечта. Хорошему другу по плечу любые перемены.

В дверь номера отеля «Ренессанс Санкт-Петербург Балтик», на Почтамптской улице настойчиво стучали. Тембр и трель бодрящих звуков был явно женского характера. Ничего хорошего для меня от босса не осталось, даже рекомендаций; да и я впрочем своим девочкам ничего не оставил, кроме радости. Я плохой босс. Слишком мягкотелый, а надо уметь рубить с плеча. Как можно девочек обижать, они живут эмоциями, тем более молодые, умные и хорошо воспитаны. Я пришёл новичком в их сформированную команду, за меня голосовал весь коллектив, и девчонки сделали для меня больше, чем я смог сделать для них. Но научиться рубить с плеча всё-таки пришлось, в скором будущем.

–Вставай уже, соня, половина седьмого, так много нужно успеть показать тебе, опоздаем в театра! – барабанила пальчиками Юлия. – С гостиницей повезло, всё самое важное и интересное рядом,– говорила мне она, раскладывая на столе принесенные бутерброды и заваривая чай.

Как же это приятно, когда о тебе заботятся просто так, безусловно! Все, что со мной случилось сегодня в течение одного дня можно сравнить только с головокружительной карьерой Наполеона Бонапарта, с той лишь разницей, что корсиканцу понадобилось тридцать пять лет, чтобы стать правителем Франции, а мне всего один день, чтобы почувствовать себя таковым. День пересечения времен, событий, размышлений в одной маленькой точке. Начало положила эпоха Возрождения. Номер в гостинице «Ренессанс», оказался самыми лучшими моими достижением. Легко достигать, когда за тебя платит компания! Какой бешеный взлет карьеры от узкой комнаты с деревянными короткими кроватями и разбитыми тумбочками. Какая пропасть между пустой многоэтажной безвкусицей советской архитектурной бессмыслицы города Сальска Ростовской области и отелем с безупречной мебелью, кроватью, интерьером и большой ванной комнатой в самом центре исторического Санкт Петербурга.

В бизнес-центр успели вовремя, до прихода итальянца. Высокий, стройный флорентиец, с острыми чертами лица, пронзительным взглядом и хитрой умной полуулыбкой глубоких философских решений, вошёл в аудиторию, чтобы достаточно плотно наследить в моих знаниях и памяти. Высокий умный лоб, с волосами, зачесанными назад, в точности как у моей подруги. Ах эти девушки, всегда выбирают по внешности, хорошо хоть владеют потрясающе сложным языком – языком интуиции, которая без ошибки позволяет тянуть им счастливые билетики. Интуиции, настоянной на знаниях. А знания – еда, знания – вода, знания – воздух, никак не меньше для таких умных девушек. Он представился, и я сразу узнал этого человека. Не только моя память, но и история цивилизации хранила на земле его глубокие следы легкой походки. Никколо Макиавелли. Это ренессанс, столица империи и поэтому «Государь». Всё очень логично, поэтому этот итальянец здесь. Монархия или республика, какая разница, история диалектики развития государств кружит свой хоровод в зависимости от влияний крупных социальных группировок. Решение важных государственных задач подразумевают любые методы, порой даже самые смертельно жестокие. Я задумался, отвлекся, с тяжестью в душе понял, что уже на протяжении пятисот лет, по окончанию труда этого гениального человека, все так и происходит, люди гибнут в процессе этих решений. Грамотный государственный менеджмент в одной емкости смешивает честность и ложь, доброту и жестокость; скрытность, лицемерие и хитрость, как главное оружие достижения политических целей. Страх перед правителем должен быть такого уровня, чтобы любовь не превращалась в ненависть – основоположницу революций и свержения власти. И только тирания и мотовство не вошли в список обязательных вещей правителя. Макиавелли с беспощадной иронией разрушал мои социалистические грезы о всеобщей справедливости. Армия, плавающий закон, пара сильных союзников и дело в шляпе. Государь готов успешно управлять народом! Макиавелли постоянно разминал плечи, вывихнутые на «дыбе» суставы постоянно болезненно ныли и отвлекали от слов.

«Осталось теперь только со всем этим родиться, ведь воспитать такой винегрет в одном человеке невозможно»,– иронично подытожил я, но на ус намотал. Придется брать себя в руки и идти в ногу с новыми моральными принципами. Так начался сегодняшний мой день. Макиавелли мне понравился – улыбается, значит мудр!

Прямо из богатых парадных дверей мы окунулись в прохладу столичного утра. Удача преследовала нас по пятам и даже периодически обгоняла. Вот и сегодня мы попали в редкую тридцатку солнечных дней Санкт-Петербурга. А солнце и Исаакиевский собор это незабываемое впечатление. Величие только в нем, в остальном изящество. Это так неожиданно и так колоссально вдруг вот так, внезапно, увидеть впервые в жизни, самое грандиозное человеческое создание в этом городе. Что то похожее я чувствовал, когда упал с забора и сломал руку. Когда впервые услышал по радио свою фамилию, как победителя в городских соревнованиях по спортивному ориентированию. Когда впервые сказал своей будущей супруге, что хочу создать вместе с ней семью, а через полгода после свадьбы, увидел две полоски в тесте на беременность. Испытывал примерно то же, что чувствует католический папа, сидя в резиденции базилики Святого Петра и смотрит на Исаакиевский собор. Жанр барокко возрождения хорошо, а классицизм кафедральной епархии лучше! Француз Монферран с достоинством поколотил Рафаэля и Микеланджело. Могучий лес из мраморных колонн, с каждой из четырех сторон собора, пугал своими размерами. Зайди в такой лес и всё, сразу заблудишься, как в русской поговорке, только сосен не три, а восемь. Статуи и барельефы, будто русалки и лешие затягивают глубже в густую чащу. Выше, под самым небом, гигантский барабан с золоченым куполом и колоннами поменьше, занимает первое место в сердце любого жителя России, когда лучи утренней зари отражаются от него золотым водопадом. Да и солнечный закат не хуже, обжигает величием мою скромную жизнь. Мы стоим вдвоём на площади, и безотрывно смотрим на собор.

–Да, я тебя понимаю, мне привычней,– первой выходит Юлия из гипноза и возвращает меня обратно в город.

Идем налево, к Неве, по Вознесенскому проспекту. Через сто метров новое событие, новая история и новые воспоминания. Табличка на фасаде исторического здания Святейшего Синода выпирала золотыми буквами: «Президентская библиотека имени Б. Н. Ельцина». Я притих, настраивая беспроводную сеть библиотеки в своем телефоне. Храм знаний открыл жесткие диски и электронные символы воспоминаний, матрицей заполнили моё настоящее, недавним прошлым. Там в прошлом тоже была библиотека, маленькая провинциальная, увядающая после краха советского государства. Столы в читальном зале были убраны, и вместо них стоял ряд кабинок, огороженных шторками. Мой новый паспорт, на котором ещё выдавлена аббревиатура СССР, последний раз печально смотрел на меня. Он исчезнет к концу этого года вместе со страной. А моё настроение, наоборот, было отличное, я предчувствовал важное событие. Комиссия отметила в журнале прихода новую персону, и я прикрыл шторку кабинки, оставшись наедине с бюллетенем. В эти мгновения я ощущал себя Христофором Колумбом! Впервые, за тысячелетнюю историю моей Родины, маленький человек с карандашом в руках решал, кто будет его правителем. Миллионы россиян, понимаешь, как один, решали, кто завтра будет президентом республики. Я сидел в кабинке и осознавал, какой новый колоссальный рывок происходит в глубине моей Родины. Этот прорыв назвали демократией. Только два колоссальных прорыва приходили мне в голову сейчас: отмена крепостного рабства в 1862 году Александром 2 и революция 1917 года принесшая социальное равенство, и окончательно закрывшая вопрос фамильной монархии в России. А сегодня третий прорыв, и я его почетный участник. И маленькая галочка в бюллетенях россиян, взвалила ответственность за будущее новой страны на плечи Бориса Николаевича Ельцина. В первом же туре, страна как один человек, по сути, отправила Горбачева в отставку, и миллионы галочек уничтожили Советский Союз. Вот вам и галочка, кто мог представить себе её силу? Моя «красная» любимая родина исчезла, успев все же выполнить свою главную миссию современной цивилизации – сильнейшая держава в мире победила безумие фашизма и спасла мир от гибели! Спасла! Нет больше генеральных секретарей, нет больше пионерских галстуков, нет больше пропаганды классовой борьбы, а есть великая победа народов Советского союза, которых объединила кровавая революция. Возможно все жертвы гражданской войны, сталинских репрессий и жертвы распада СССР в кураже демократии, были налогом на добавленную стоимость к высочайшей цене победы в Великой Отечественной войне, и как следствие, полной победы во Второй мировой битве народов. Советский Союз справился и исчез, оставив глубокий патриотический след на страницах истории моего родного отечества. Вернулась Россия и новый президент Борис Николаевич Ельцин, законным путем сменил на посту министра – председателя Временного правительства Российской республики Керенского Александра Фёдоровича. В тысяча девятьсот семнадцатом году его обошёл более удачливый односельчанин из Симбирска – Владимир Ульянов. И только сегодня демократия победила и вернулась, давая свободе второй шанс. Да дикая, да необразованная, да неповоротливая. Но все-таки велосипед демократии изобретен ещё разок, и он покатится по посвежевшей Родине, постепенно совершенствуясь и развиваясь с годами; велосипед старой, давно позабытой, рыночной экономики. Теперь дело за дорожными службами, по таким ухабам даже горный аппарат не долго выдержит. Вернулись инвесторы и предприниматели, сбежавшие и обобранные революцией пролетариата. Результаты всенародного голосования на выборах в 1996 году, хоть и в два тура, но окончательно и бесповоротно приговорили КПСС. Борис Николаевич Ельцин закончил свою жизненную миссию – навсегда стёр призрак коммунизма с лица России. Разбежались республики, в большинстве своем с миром, живут теперь гражданским браком друг с другом. В тот же, первый год свободы, по результатам городского референдума Ленинграду вернулось родное имя: Санкт-Петербург.

Всё! Связь прервалась, я вышел из матрицы библиотеки и очнулся. Борис Ельцин с этой секунды стал для меня одной из ключевых фигур истории моей Родины.

–Ну, прочитал табличку? Яснее взор, понятней жизнь? – спросила Юлия, слегка улыбнувшись. – Пойдём дальше, вон, кажется, Пушкин уже что-то сочиняет возле памятника!

«Пушкина я люблю», – подумал я, поворачивая голову к новому чуду планеты. Санкт-Петербург, я начинаю мириться с тобой! Через мгновение мы стояли рядом с Пушкиным и вместе смотрели на статую. И каждый из нас думал о своем. Шедевр Фальконе пока не превзойден в монументальной пропаганде. Петр Первый, пожалуй, сильнее маршала Жукова на Красной площади. Мои мысли были свежи лекциями Макиавелли, и в образе бронзового всадника я высматривал для себя символ государственной политики. Вздыбленный конь Петра Первого представлялся мне кнутом для челяди, толпы, народа; как символ страха перед сильным правителем; а распростертая рука казалась пряником, символом поощрения послушных подданных. Одним словом настоящий классический «Государь» Макиавелли. Больше одного слова в присутствии Пушкина, основателя русской словесности, я сказать не решусь. О своем любимом царе всё сказал сам поэт. А слово гения сильнее всякого действия. Его слово может превратить самое грандиозное дело в призрак, и наоборот, раздуть мыльный пузырь до невероятных размеров. Слово сильнее дела, особенно когда слово и есть дело. Вот и Пушкин окрестил бронзового царя «Медным всадником» на веки вечные. Был бы жив Фальконе, подал бы на Пушкина иск в суд за оскорбление. И носился бы поэт по своей короткой жизни с двумя бронзовыми статуями, которые он упорно считал медными: статуя Петра Первого Фальконе и статуя Екатерины Второй, попавшая к нему как приданое невесты. Семь лет Пушкин силился продать свою статую в двести пудов, и наконец, продал за три тысячи рублей ассигнациями, вдвое меньше предполагаемой суммы, заводчику Берду. Видимо от обиды на такую обузу, в сердцах, Пушкин и обозвал благородную бронзу, крепкую как сталь и устойчивую к коррозии, из которой вылита статуя Петра Первого; зеленой, мозглявой, темнеющей на солнце, медью. А ещё говорят, что о человеке нужно судить по его делам! Нет, с Пушкиным этот номер не пройдет, сказал «Медный всадник», значит медный и точка! Я смотрел на императора и думал о городе, который он подарил России, о силе его энтузиазма высшей пробы. Фактически недосягаемый пример для подражания. И Пушкин смотрел на любимого императора и думал, какого великого поэта подарил Петр Первый, окрестив в православной церкви его прадеда, генерал-аншефа Абрама Петровича Ганнибала.