Власть предназначений

Постепенно приглушенные тона наступающего вечера разливались по залу, ещё более приглушая звуки уже давно позабытого аудиогида. Я замер на несколько мгновений у порога Эрмитажа, вдыхая совершенно новый воздух города, в который уже начинал неотвратимо влюбляться. Я никогда и не думал о том, что мировая культура может насквозь пронизывать всю мою жизнь. Эти гостиницы, названия улиц, библиотеки, памятники, площади, дворцы чужого города, вдруг оказывались частью моего предназначения. Город в один день становился знакомым, близким, родным, целой частью любимой большой Родины.

Вечернее время тихим шёпотом, прямо в ухо напоминало о предстоящем посещении театра. Приятная внешность Мариинского театра щекотала задатки интеллигентного воспитания ещё со школы. В детстве наша Юлечка, мой классный руководитель, никогда не разрешала посещать городской театр в какой попало одежде. Посещали мы театр с завидной регулярностью, принудительно в самом начале и спустя некоторое время, любовь театра вернулась взаимным уважением. Да и Юлии необходимо было сменить цветовую гамму платья и освежить прическу. Мы поспешили обратно в гостиницу переодеться, чтобы не опоздать на корпоративный автобус.

Быстрая ночь упала на город, и даже широкие плечи и позолоченный купол Исаакиевского собора не смогли помешать темноте. Такое было подвластно только лету и его белые ночи вполне справлялись с этой проблемой. Именно белые ночи копили энергию для яркой иллюминации холодной серой осени, зимы и большей части весны. Серый, грязный, слякотный, зябкий Санкт-Петербург ночью превращался в слияние горящих звёзд, видимой с самого дальнего черного края Солнечной системы. А внизу, на улицах города, звезды делились на электрические лампочки, вкрученные в разномастные приборы освещения, примостились в фонарях вдоль дорог, в стеклянных витринах, балюстрадах, в машинах городского транспорта, на рекламных щитах, в каменных кладках мостовых, в декоративных гирляндах над пешеходными улочками, в окнах квартир, на кончиках высоких шпилей и самыми буйными жадными гроздьями лепились вокруг железных костей раздвижных питерских мостов.

Юлия вышла на встречу в скромном коротком черном платье. Тоненькая белая вставка вдоль декольте подчеркивала высокую грудь, делая платье ещё скромней. Камни натурального жемчуга вокруг шеи дополняли молочный орнамент. Пепельно-белый кардиган на молнии играл ярким контрастом на черном фоне платья. Свободные темные волосы прятали выразительное лицо в крупных волнах нового образа. Широкий браслет из избранных жемчужин на левом запястье с легкостью руководил моим вниманием, как дирижер оркестром. Её рука прыгнула мне под локоть, делая меня выше ростом, ровнее и смелее. Рядом с ней я всегда почему-то чувствовал себя избранным. Стойкое чувство уважения к школьным учителям, моя первая любовь, с затянувшимися страданиями по причине дерзких юношеских выходок, привили привычку идеализировать девушек, из моего круга общения. Кто знает, что может случиться завтра с моими «люблями», не попасть бы снова на одни и те же грабли.

Мариинский театр давал «Дон Жуана» Вольфганга Амадея Моцарта. Замечательная находка современного театра в виде бегущей красной строки перевода, позволяла участвовать в буре любовных страстей, происходящих на сцене. Новый испанец в моей жизни, первая опера в театре, новый виток перемен, и богатое застолье свежих размышлений. Вот так стремительно двигался жизненный опыт и карьера в этот день в городе на Неве. А ближе к ночи случилось то, что сделало меня опять взрослее. Проклятый испанский «мачо». Испанская фиеста под музыку Моцарта выполнила свою тайную миссию. Мои понятия о женской дружбе окончательно заблудились. А может в этом и есть суть высшего, всемирно признанного, искусства. Переводить знакомства между людьми на новый, более высокий, душевный и трагичный уровень отношений. Юлия была настоящим другом, и одновременно с эти она была девушкой. Кто может знать, чего захочет женщина этим вечером? Желания женщины непредсказуемы. Если вы давно дружите с человеком, доверяете ему, ваши отношения скреплены событиями и временем; не обременены догмами и предрассудками, ваше мировоззрение переплетается как цепочка генетического кода, делая вас свободными в выборе любых поступков, как плохих, так и хороших. Разве вы не можете одолжить своему другу немного денег, когда эти деньги у вас есть, и вы точно знаете, что он вернет вам свой долг? А если друг спрашивает не денег, а совета? А если просит подарить немного отношений? Она ведь женщина. Женщина из моего круга, где нет грязи, глупости и манипуляций – разгулялись мои фантазии. И я ответил на её поцелуй. Опера закралась в сердце, испанский «мачо» Иван бодрил спортивный дух. Шорт трек. Эмоции и логика рванули со старта, и на первом же повороте мужская логика сошла с дистанции. Уже в гостинице поцелуи посыпались так быстро и страстно, как градины с неба; дождь прикосновений поливал одежду, мы импульсивно снимали с себя прилипшие мокрые вещи, согревая друг друга в пылких объятиях. Гроза продолжалась почти всю ночь. Буря, затихая, снова гремела, то ливнем со шквалистым ветром, то тихими ласковыми пузырящимися каплями. Мы никак не могли насладиться прогулкой под дождём, снова и снова вдыхая прохладу поцелуев.

Люблю просыпаться с солнечным светом, никогда не задвигаю в гостинице портьер. Яркий, отраженный позолотой свет Исаакиевского собора, разбудил меня первым. Я лежал в огромной мягкой кровати, на плече, холодя меня своим тихим дыханием, спала нежная девушка. Маленькая балерина Матильда. Мои отдохнувшие глаза, приятно жмурились под отраженным солнечным отражением. Это был пик карьеры, я чувствовал себя настоящим Императором. Санкт-Петербург бросил вызов моему пренебрежению к и одержал головокружительную победу! Я лежал и снова говорил с тобой. Подскажи мне, дружище, почему пятнадцать лет искренней, чистой, настоящей любви закончились ничем в подземелье метро? А пятнадцать дней таких же искренних, лишенных романтики признаний, и только дружеских отношений, закончились в золотом номере люкс, в одной из лучших гостиниц города, в блеске самого красивого в мире православного собора, с полным сытым ощущением высшего духовного и морального подъёма? Что, дружище – молчишь? Тоже в растерянности? Кто поймёт этих умных женщин, с ними всегда не все просто! Об одном грущу, дружище, никто теперь не поверит в нашу дружбу; все скажут, что у нас был роман. И все-таки это была дружба, и продолжалась она ещё несколько лет, убивая собой одиночество длинных командировок; пока судьба и служебный долг не привели меня, спустя десять лет снова в город Астрахань.

Легкий вечерний променад, настоянный на ностальгии к глубинным ценностям и переживаниям событий юности, внезапно возникшим приключением, открыли новый уровень сознательности. Очередное маленькое путешествие и как следствие, свежее маленькое откровение. За десять лет с этим городком произошли грандиозные удивительные изменения. Я радовался городу, как радовался бы ребенку своих друзей, которого не видел все эти годы. Астрахань удивительно возмужала. Тянулась, стремилась, строилась, догоняя недостижимый Санкт- Петербург. Было ещё светло, и новые открытия города, светом падающего за горизонт солнца, старались отрезвить беспокойную душу. Высокие дозы крупных инвестиций, превышали допустимую моему уровню алкогольдегидрогеназы – символу трезвости, в сотни раз. Город уверенно пьянил меня. Студия номера «люкс» Гранд Отеля Астрахань с видом на реку Волга, под охраной пары высоких башен, приняла скромную сумку путешественника, как в камеру хранения. В новой компании мотивацию арендованных сотрудников, достигших хороших результатов, поддерживали на высоком уровне! Специально, в назидание новичкам оплачивали такие номера в гостиницах, чтобы усердней пыхтели. А я уже свое усердие оставил в покое, локомотив достаточно разогнался, тянув за собой необходимые планы продаж. Оставалось только делать вид бурной деятельности, да громче всех трепаться на собраниях! Мы не в Японии живем, это у них сотрудник опора, столб корпорации; а в России работает американская система менеджмента, где человек ресурс, машина. Смазываешь – едет, а не смазываешь – начинает скрипеть, ломаться, бежать к новому хозяину. Бьются над нами маркетологи, тренеры, топ менеджеры, внушая нам ценность чужих миссий. Всегда полезных, нужных, важных, но чужих. И вот я уже вырос в карьере продаж, называю их цели своими, корпоративное имущество своим, да, впрочем, и общее дело – тоже. Вирусный миф, смешанный с историями о вечных сотрудниках, делает из нас эффективных наёмных старателей. До первого кризиса, до смены стратегии, до нового руководства или инвестора, дефолта и прочих кошмарных ужасов перемен, когда становится понятно, что всё это тусклый, ленивый, пассивный успех без будущего. И только опыт, образование и энтузиазм, возвращают потери, придают сил. Они и явились для меня главным приобретенным имуществом в коммерческих компаниях.

Гранд Отель «Астрахань»! С непривычки даже звучит несуразно, как господин крестьянин. Но новые времена наползают на старый дореволюционный город, придавленный советской архитектурой. Совсем недалеко от гостиницы, вдоль Нового моста в глубину улиц, внезапно перед глазами возник следующий шедевр современной Астрахани. Наполненный горячим воздухом огромного воздушного шара вырос на площади большого зеленого сквера, в окружении фонтанов, небывалый дворец Астраханского театра оперы и балета. Старался архитектор, тянулся к изяществу Зимнего дворца, не вышло. Зато крышу выкрасил очень хорошо. В тот же самый спокойный бирюзовый цвет. Стоит высокая опера между пятиэтажными «хрущёвками» и двух этажными домишками революционеров, красуется, диктует новый уровень городского статуса ворчливым карликам по соседству. Приехал симфонический оркестр Мариинского театра давать первый концерт для гостей, под руководством Валерия Гергиева. Как узнал я об этом, бегом от театра подальше, хватит мне приключений после настоящего Мариинского театра. И в сторону учебного корпуса Астраханской медицинской академии на Бакинской улице. Захотелось посмотреть, вспомнить, какой она сегодня стала. Такая же нищая и оборванная как главный учебно-лабораторный корпус Ростовского медицинского университета или все же удалось избежать целлюлита по старости. И новый сюрприз, от прежнего милого студенчески благородного названия академии – М"Агма" остались одни дыры в стене, а чуть выше приделана новая табличка: Астраханский Государственный Медицинский Университет – АГМУ. Новый статус, приятно; жаль только, что звучит как коровий крик. Что поделать, русский язык неисчерпаем в словесных каламбурах и аллегориях – будут теперь мычать новые студенты и преподаватели. А вот старый корпус выглядит очень свежо, в тени зеленых разношерстных насаждений светится кораллово- кирпичным румянцем. И только ветер злодей погнул, поломал на краю хрупкой крыши металлические ограждения. Но, может быть, свежести придаёт ему воспоминания, долетающие в сознание из общежития поблизости, в котором я прожил вместе с Ней и родителями несколько незабываемых дней. Но перемены города старались с каждым днем сильнее и сильнее, стирая карандашные записи моего прошлого и меняя их на электронные романтичные письма будущего поколения новых влюблённых.

Я направился к Петровской набережной, захотелось снова к вечному, стабильному. Захотелось к Волге. Улица товарища Епишина уперлась в грудь товарища Кирова. Святой мученик Советской России, открывший своей смертью путь к массовому террору, передал эстафету товарищу Ленину. Улица основателя Советского Союза разрослась в широкую площадь и через светофор передала эстафету товарищу Шмидту. Расстрелянный мятежник революционер, лейтенант Шмидт, наконец, закончил эстафету у набережной Волги. Урок истории продолжался минут тридцать, пока я шел, не больше. Такие уроки дают понять, что улицы всех Российских городов ждут новые переименования. Конечно не сразу, постепенно, но неизбежно. Новые времена, новые герои! Какая историческая путаница в умах народа, словно повальный дальтонизм на красное и белое! Возможно, повезет одному лейтенанту Шмидту, ведь его назначили героем демократы Временного правительства – нынче правильные ребята. Или они уже в опале?

Волга вновь дарила речные запахи прохлады, постепенно собирая и записывая события России на цифровые диски плоских волн, блестящих золотом, от самых истоков ручья до грандиозной дельты, и складывала свои знания на хранение в Каспийское море. История мировых океанов не имеет доступа к этому морю, нет смеси информационного поля. Возможно, от этого Россия имеет свой особенный, индивидуальный путь развития в новеллах мировой цивилизации. Это же наша Волга! Всё записывает река, не стесняясь, без цензуры. От рабского труда бурлаков до наемного труда Алеши Пешкова. Крепчали плечи Алёши, росла сила в твердых руках богатыря, бегали цепкие глаза по событиям жизни, развивая память гения. И вырос из Алешки Максим Горький – художественная глыба революции. Никого не боялся силач, ни царя, ни Ленина, ни Сталина. Над всеми гордо реял Буревестник! Вот и посмотрим, кто победит – политика или литература в огненной лаве возвращения традиций отечества. А пока Горького одолели только Лев Толстой и Александр Пушкин, да любители настоящей литературы, с наслаждением читая его книги.

Легкий вечер падал с неба, мешая прохладу воздуха с прохладой воды. Аккуратная, теплая плитка набережной грела, делилась бесплатным теплом. Ограда вдоль реки мягко отталкивала желающих случайно искупаться. Ветерок зазевавшись, периодически налетал на ветки деревьев, думая, что трусит плодовые сорта. Тщетно, яблочки на них не росли, поэтому газоны были чистыми. Мягкий плеск царицы рек убаюкивал уставшие за день катера. И я слегка разомлел, уморившийся в последние годы, в долгой погоне за достойной заработной платой и бонусной мотивацией. Сердце лентяя опять требовало сиесты. Я вспоминал улицу Максима Горького в родном городке. Именно там, в маленьком каменном доме, старого фонда коммунального пережитка, в скромной, комнате с непомерно высоким потолком, наполненной запахом вареной кукурузы мы смотрели с Ней фильм. Единственный наш общий фильм, и конечно до безумия романтичный. С каждой секундой я вплетал себя и Её в сюжет картины. И вот какой сюжет получился: мы приняли решение и стоим рядом на крыше небоскреба. Два ангела одетые в черные костюмы. Николас Кейдж прыгает ради своего врача, а я ради своего. Наши врачи так похожи между собой, почти как две капли: Мег Райн и Она. Мне повезло, я разбился сразу, ведь я не ангел; не повезло герою Кейджа, его судьба сложилась, ещё трагичней, чем моя – погибла девушка, ради которой он прыгал с небес. Как давно это было и как ярко я переживаю эти моменты. И не отвертишься, не забудешь; ведь в каждом городе есть улица или парк имени Максима Горького. Вдруг внезапно, возвращая меня на улицы города, как удар тока, что-то впилось между лопаток. Вобрав в себя сутулую спину, я резко отскочил. Не мама ли снова следит за моей осанкой? Но нет, передо мной стоял двухметровый Петр Алексеевич, да ещё на высоком каменном постаменте и помахивал своей боевой тростью. Нет, не перепутай, дружище, не земляк с Украины, а другой, настоящий царь – Петр Алексеевич Первый! Вот и мой каменный гость, у которого наоборот, сам я случайно оказался в гостях. Допрыгался романтик, что-то сейчас будет. Пушкина рядом нет, здесь он и в помине не бывал, придется держать ответ. Как же может Астрахань без Петра Первого? Никак! А ведь я подумал о царе в тот первый приезд, тогда его ещё здесь не было. Вот же разиня! За спиной плеснула Волга, готовя свои воды для записи очередной истории идеалиста.

– Не нравится мне это место, стою как пень без дела, в будущее смотреть, вот и вся работа, мне больше по душе Петр плотник, у себя в Петербурге. Ну и почему ты не с Ней? Будь достоин держать ответ. Отвечай!

– Ваше величество, даже не знаю, как к Вам обращаться, – растерялся я, словно на экзамене.

– У Пушкина спроси, либерал, он знает, как с Императорами разговаривать.

Я быстро, быстро стал перелистывать в памяти известные мне письма Пушкина. Нет, думаю, без Пушкина никак, опять лезет поэт Аполлон Григорьев: «Пушкин наше всё!». Вот, наконец, нашел:

– Ваше Императорское Величество, я в отчаянии! Как же я могу быть с ней? Судьба не позволила мне исполнить этого предначертания. Моя затея не могла бы иметь никакого успеха. Осмелюсь ли я даже подумать о том, что смогу основать блестящую столицу, подобной Вашей, о которой бы Она мечтала. Мне была бы невыносима мысль, иметь такие побуждения. Я бы предпочел подвергнуться самой суровой немилости, чем прослыть неблагодарным в Ваших глазах за подобный поступок. Иной город, в котором Она хотела бы жить более невозможен! – с трудом слепляя слова гения в одну смысловую фразу, отчеканил я Императору.

–Брось язык ломать, паяц! Что ещё? – звенело бронзовое горло царя.

–Меня не было рядом, когда пришло Её время выбирать своего мужчину. Родись я одним из тысячи мальчиков в Санкт-Петербурге и примерно хоть немного созрей к тому времени, когда Она реализовала все свои профессиональные замыслы, всё обошлось бы лишь с помощью харизмы. С меньшими затратами на романтику, страдания и стихи. Думаю, достаточно было бы пару букетов тюльпанов, медового взгляда да одного посещения какой-нибудь оперетты. Тогда Она была бы для меня обычной девушкой, что тоже невозможно; ведь Она единственная! Но, видно не судьба, как сама выражает моё отчаяние,– закончил я уже своими брикетами слов во втором варианте развития фантастических событий.

– Что то ещё? Как же твои советники: Стивен Кови, Генри Форд? Есть третий вариант? Думай! – продолжал греметь царь.

–Ваше Императорское Величество, а больше нечем думать, одни чувства! – сдался я.

–Так и есть! Дурак! – ответил коротко император и слегка задумался о принятии своего решения.

Признаться, я слегка обрадовался такой оценке царя моих умственных способностей. Любимый государь всех россиян, создавший непобедимую империю. Именно он взломал генетический код русского народа, который встроен в каждого из нас. Достаточно быть русским, чтобы считать себя самым умным и хитрым – вот и весь шифр. Взломать пара пустяков. И начал Петр Первый именно с себя, признав себя дураком и неучем, отправившись учиться в Европу. Приблизив к себе талантливых дураков, с вечной тягой к новым открытиям, царь привез с собой учёных: голландцев, немцев, французов. Перепало добычи и от победных сражений со шведами. Пленные дураки, обучали наших самых умных инженеров современным наукам. Слепил царь вокруг Волги новое государство, великую Российскую империю. От Бреста до Камчатки и от Петербурга до Астрахани. Приравняла государственная мудрость головы стрельцов, жизнь родного сына и судьбу первой супруги к бородам бояр и попов. Остригла всё напрочь! А медь церковных колоколов, к меди победоносных пушек Российской армии и флота. За это и любим своего русского Императора. Не жалел никого во славу отечества.

Наконец очнулся Петр Алексеевич от своих размышлений и изрек:

–Хватит бродяжничать, вторую такую как Она не найдёшь, только зрение испортишь, да нервы разболтаешь до истерик. Возвращайся в семью!

–Хорошо, Ваше Императорское Величество, я подумаю над Вашим высочайшим изъявлением,– ответил мой посмелевший голос.

–А это не совет, а царский указ! Пиши заявление по собственному желанию!

Вот и всё, попался Дон Жуан, мои поиски завершились, да с женской дружбой тоже придется распрощаться. Расставаться со свободной жизнью, скрывая её под мотивами успешной карьеры совершенно не хотелось. Но повторять судьбу пушкинского героя было бы совершенно глупо. Можно сказать, что легко отделался. Говоря медицинским жаргоном: «просто пронесло». Последний вечер добровольного рабства в системе наемной корпоративной этики. Моя любовь, наконец, признав поражение перед достойным соперником творения Петра, завтра вернется домой. Я царапал на бумаге заявление и всё равно злорадствовал над волей царя. Мы, холопы, всё равно умнее вас! Узнай Николай Первый, запретивший строить здания в Санкт-Петербурге выше Зимнего дворца, в каком сейчас городе построено самое высокое строение в России, перевернулся бы в своем склепе! Хорошие продажи государственной корпорации «Газпром» за границей и внутри страны, позволили построить самую высокую штаб квартиру не только в Санкт-Петербурге и в России, но и во всей Европе! Огненный вихрь голубого пламени из бетона, металла, пластика и стекла взметнулся в небесную канцелярию. Симбиоз народного достояния и эффективного сырьевого бизнеса, победа в сражениях за ресурсы публичных акционеров с насмешливой иронией укрепляет национальный патриотизм в простом и доверчивом сознании толпы зевак. Четыреста шестьдесят два метра «Лахта Центра» смеются над императорскими запретами! Сегодня Пётр Первый оказался прав, иногда в принятии сложных решений нужен совет опытных и жестких людей, побеждающих свои страхи и растерянность. Очередной тяжелый камень свалился с души и булькнул в речной воде. Откуда они берутся, эти камни, видимо, что то не то с моей диетой? Перейду на рыбный рацион, да раков.

Свободным и слегка потрясенным, возвращался я домой, меняя волжский речной бассейн на донской. Опять ответы на вопрос о наших с Ней отношениях остались с троеточием. Всё – параллельно друг другу мы окунулись в наши раздельные, далекие семейные жизни. Она на северном полюсе, я на южном, и между нами бескрайний человеческий русский хаос любимой Родины. Большой просторный чемодан личной жизни начал наполняться предметами первой необходимости: кредитами, недвижимостью, машинами, гаджетами, интернетом, инвестициями и модными вещами в шкафу. Иногда приобретались вещи попроще: дети, любимая работа, новые друзья, учителя. И как обычно, совсем уже ненужный хлам: учеба, путешествия, творческие интересы, успехи, удача, здоровье и счастье – именно то, без чего сегодня вполне можно обходиться в поисках своего места под солнцем. Одним словом, с годами чемодан неимоверно рос и тяжелел, пришлось привинтить колесики, чтобы удобней было таскать за собой. Но сны оставались не тронутыми жизнью. Многие остались о Ней и не исчезали. Всегда яркие, красочные, чувственные. Иногда реалистичные, иногда смешанные с фантасмагориями, с родным домом, с Родиной, с Санкт-Петербургом. Сны даже подумывали обратиться за помощью к Зигмунду Фрейду, да боялись, что закатают человека в смирительную рубашку и отправят носителя на принудительное лечение, как алкоголика или наркозависимого, вот и помалкивали. Так продолжалось несколько лет, и вопрос о сути моей любви к Ней утонул бы без ответа, как тот маленький мальчик в городском озере из моего детства, не успевший растерять своей детской наивности во взрослой жизни. А о тебе, дружище, я даже и не вспомнил бы.

Последняя встреча с тобой была на страницах «Мастера и Маргариты» очень давно. Мой нынче покойный дядюшка, кинул мне вызов, мол, рано тебе ещё такое читать! Но я прочел, в ответ на вызов, и вдруг стал мечтать о квартире в тысячу измерений, брать уроки иронии и дерзости у Коровьева и Бегемота, как мои родители в свое время брали уроки у Фантомаса. И только главы о Понтии Пилате давались мне с адским трудом, ведь в политике я был не силен, а религия вообще никаким боком не касалась совсем свежего бывшего пионера, мозги которого ещё не были затронуты всероссийской религиозной истерией, как в свое время были набиты партийными съездами черно-белые телевизоры! Я вообще не понимал к чему эти главы в этой лихой дьявольской книге. Этот роман, да пожалуй, тот рисунок из детства, на котором Она изобразила Спасителя, летящего на кресте сквозь черный космос – вот и все мои религиозные познания.

Новая, случайная встреча с Ней, вернула все вопросы на свои места. Места в первом ряду! Она как обычно возвращалась работать, я ехал отдыхать. Маленький железнодорожный вокзал был до отказа набит спёртым человеческим дыханием, металлические пластины кресел ломились под тяжестью раздобревших пассажиров, вкусивших прелестей начала курортного сезона. Первые партии отдохнувших курортников покидали свои санатории, на ходу создавая мифы о лучшем в мире отдыхе и славном русском сервисе. Она сидела на своем необъятном чемодане, а я примостился напротив – на свой. Наши чемоданы больше были похожи на бочки, так туго мы смогли набить их разными жизнями. Учебой с дипломами, успехами профессиональных достижений, семейными узами, кредитными историями, друзьями и коллегами, привычками и принципами и огромной коллекцией памятных встреч и событий. Всё наше бесценное прошлое, которое мы собирали в каждом вчерашнем дне и складывали в них, лежали примятые в этих чемоданах. Чужие жизни, как чужие вещи. И тут опять началось! Как будто вытащили пробку в наполненной горячей водой ванне. Любовь закружилась вихрем вытекающей воды, вспомнилась необходимым словом или именем, вдруг вылетевшим из головы во время важной беседы, словно «лошадиная фамилия». Наши чувства сплетались волосами в тугой канат роскошной косички; каплей йода растворялись в стакане с водой; сливались цинком и медью, превращаясь в латунь. В глазах невольно рождались образы новой фантастической жизни, полной мечтаний, планов и известных только нам тайных желаний. Рождалось то, что хранится в нас, только друг для друга. Мы называли это нашей магией. Но разум крепко держался за ручки чемоданов, с иронией наблюдая за нами со стороны. Я не смог выпустить ручку своего чемодана, и пересесть к ней, Она не могла сделать того же и пересесть ко мне. И бросить каждый свой чемодан, мы не могли. Нашими жизнями правила логика, должен тебе признаться, дружище! Да и себе наверно тоже! Я дрогнул, рванулся назад, испугавшись последствий возможной мелодрамы. Мягкий канат взаимности в очередной раз лопнул. И новые свежие раны от бесконечных расставаний обожгли наши сердца. Она нашла в себе силы встать и снова уйти на север – время и боль прошли; голова вынырнула из омута – обычный сценарий разлуки. Тяжелый чемодан загремел надежными колесиками по перрону, заглушая молчаливую обиду сильной женщины. Мой разум тоже решил провести черту и позвонил куда следует. В зал ворвались трое: мои Совесть, Ответственность и Долг. Вечно юная, крепкая и опытная Любовь, ставшая истоком большого и насыщенного чувства, молча отдалась их крепким рукам. Эти трое спокойно вели её сквозь недоумевающую толпу. Любовь молчала, провожая меня глазами; Юмор и Ирония, ворвавшиеся вслед за первыми молодчиками, уже отворачивали мою голову в другую сторону, прогоняя зануду Тоску новым анекдотом. Большая светлая Любовь, воспитанная в лучших романтических традициях и, ставшая со временем огромной рекой, текущей сквозь мою судьбу, как Волга сквозь Родину, занимая особое место в человеческих отношениях, в семье, работе, друзьях; в поисках вдруг утраченной гармонии, запустила процедуру следствия.