Власть предназначений

Почему же с Ней не так, как с остальными. Какую тайну несет в себе первая любовь, не забывая Её и не отрекаясь. Придавленная со всех сторон общественными стереотипами, вывернутая наизнанку угрызениями совести, пронзенная насквозь чужой ревностью, избитая логикой аналитического мышления, она не сдаётся и, вдохновленная взаимностью, ждёт лучика света, который сможет помочь моему разуму обрести смысл её существования. И вот, наконец, дружище, сжимая серебряный крестик в своей ладони, я почувствовал, что ты единственный, кто сможет понять мою историю и дать ответ. Первая любовь, окрыленная надеждой, верила, что её поймут. Всех остальных я выгнал, остальные к любви не имеют никакого отношения. Ни честность, ни счастье, ни характер, ни предательство, ни тем более разум и логика. Они не могут быть сильнее любви, иначе это не любовь, а жертва моральных принципов. А мораль, как и политика, вещь переменчивая и хитрая, как показывает судьба моей Родины. И только безусловной материнской любви, уступает Любовь к женщине, но здесь уже биология, а генетику не перешибешь романтикой. А у Любви только Вера во взаимность, поэтому она часть души – исключительно человеческое качество. С этой Верой, я и рассказал тебе, дружище всю свою историю, очеловечив главных персонажей моей жизни. Знаю, ты точно подумаешь, что я болтун. Она точно так же шутит надо мной. А ты умеешь слушать, и это здорово! Может, теперь послушаем мою Любовь, её ты поймешь без сомнений. Пусть теперь она расскажет, всё, что чувствует, чего хочет, и даже может, поможешь ей найти единственныц ответ. Когда говорит Любовь – это как поэзия, как песня! У неё свой, язык, свои правила, свой взгляд, своя правда. Я помолчу, говори теперь ты, Любовь моя.

«Эта девушка появилась в его жизни гораздо раньше, чем я. Юркая, внимательная, крохотная приехала она новенькой в зрелый класс. Со временем оказалось, что она умная и смелая. Настырность и память превратила её в настоящего лидера – будто весь класс поменялся с ней местами и оказался у неё новеньким. Так получилось, что сердце мальчишки забеременело мной от её улыбки перед самым поцелуем. Крупный белоснежный жемчуг зубов был окружён чувственными мягкими губами. Эти губы, понимая свою силу, широким щедрым жестом освобождали все её белоснежные минералы, которые могли творить чудеса. Хочешь знать, как выглядит счастье, мой Бог – посмотри на её улыбку. Что говорить об ослепленных глазах мальчишки! От этой улыбки дохли все микробы у неё во рту и в радиусе километра. Чистая улыбка, чистое лицо, чистый ясный взгляд! Можно не умываться и не чистить зубы! Парень напрочь забыл всё, что происходило между ними до этого поцелуя. Мой Бог, мальчишка тебе рассказал, когда я родилась. Поцелуй самый простой и естественный процесс рождения Любви. Он забыл сказать об одном – видимо не знает. Я родилась с маленьким изъяном, незначительным, как родимое пятно, почти незаметное ни для кого, кроме самых близких людей. Дефект был скорее литературным, чем физиологическим. Моё рождённое «любить» не имело прошедшего времени; как русское «победить» не имеет единственного числа. Настоящее – люблю, будущее – буду любить, а прошедшего нет, отсутствует! Аномалия! Эта девушка и стала моим устьем, и я со временем превратилась в полноводную экосистему. Я сделала её самым высоким примером, с недостижииой планкой. И мальчишка стал расти вместе со мной, наполняя меня каждый день своими новыми чувствами. Теперь уже всё, попался – плен и розовые очки. Его поступки превращались в маленькие подвиги, его дерзость превращалась в стихи, его жизнь превращалась в романтику. Это я, Любовь! Я делаю это с каждым мужчиной, в разной степени пенетрантности. Мой Бог, прости за научный термин Тимофеева- Ресовского, я очень люблю науку. А для него сделала эту романтику настоящим хобби. Девчонка, сама того не замечая, оказалась на редкость плодовитой; окружающие мальчишки посыпались как осенние листья, она рождала все новые и новые чувства в других ребятах, добавляя красок и интриги в отношениях. Реальность потеряла для него какое то значение. Он влюблялся во всё, что считал в ней возвышенным: искренний долгий смех, блеск серых глаз, голос со вкусом иронии и карамельным запахом ума, зрелую длинную память, такой же густой и светлой как её длинные золотые волосы. Он влюблялся во всё, что считал в ней земным: в волевой характер и харизму сангвиника, в независимые решения, в упрямство на пути к целям, в мечты и фантазии, которые рождали в ней книги, кино, театр и музыка. Я создавала для него идеал, превращала правду в фантазию. Фигура девушки вытягивалась вверх, приобретая гармоничные пропорции, занимая подиум вкуса; девичья головка уменьшалась; носик, губы, глаза, ресницы и брови становились главными героями самых красочных и желанных снов; теплые руки, хрустя мелом по доске, гипнотизировали его мышление. Большой резиновый мяч, на уроках физкультуры, всегда превращаясь для неё в чугунное ядро, надеялся убить, хотя бы покалечить; и он бросался грудью, спасая её от смерти. Я каждый день смеялась над его неудачами, и придумывала ему новые и новые задания. Я была уверенна, что всё у них получится, но он меня не понимал. Мальчишка слышал только её смех, только её иронию, только её вкусы. Как нам было хорошо вместе, мой Бог. Меня стало так много, что я начала впитывать его окружение. Друзей, учителей, соседей; литературу, географию, биологию, спорт, путешествия. Я стала ненасытной, я съедала его целиком, я топила его в себе, я превратила его легкие в жабры, он стал моим Ихтиандром. Девушка тоже чувствовала сквозь свою иронию что-то настоящее, чистое, большое. И хоть я, большая и страстная, слегка её пугала возмущала, но все же иногда она позволяла носить свой портфель и провожать домой, давала ему вдыхать дурманящий запах с мягких ладоней, и наконец, однажды даже поцеловала по настоящему, так как целуют только влюблённые. Я сделала эту девушку его мечтой, но мечта девушки имела другой вектор. Вектор независимости, ума, характера и будущих достижений. Два дня счастливой семейной жизни наполнили меня бездонной мечтой. Слишком рано. Её мечта уже купила билет, и я с мальчишкой осталась на перроне вокзала Астрахани. Она уехала, забирая с собой весь мой воздух. Я втянула всем своим телом её дурманящий запах и задержала дыхание, в надежде, что парень успеет найти подходящую для жизни другую планету, до того, как я погибну. Мой Бог, это была единственная девушка, которую ты выбрал для него, выбрал для того, чтобы я родилась! Других девушек мальчишка искал сам, а выбирал с моей помощью. Девушки потоками вливались в мою реку, наполняя опытом и вкусом, но были не пригодны для жизни. Поэтому он всегда знал, где любовь, а где компромисс или похоть. Вакуум не исчезал, я начинала терять сознание, в глазах темнело, я металась в мышечных спазмах, заставляя себя терпеть, компромисс убил бы нас обоих, его и меня, превратив оставшуюся жизнь в непрерывную трагедию. Он успел! Нашел! Я жива, а юмор, ирония, эмоции остались моими слугами. И пусть не грезит, что в его жизни, что то решает разум. Разум глуп и прагматичен, как сухой пряник. В отношениях с женщинами разум полная невежа! Только я диктую ему правила хорошего тона!»

Дружище, ты сам слышал, что вытворяют со мной эти женщины. Неужели я такой мягкотелый? У меня создается впечатления, как бы я третий, да ещё и лишний. У меня вообще никто, ничего не спрашивает! Периодически сливаясь в одно целое со своей первой любовью, я не могу избавиться от ощущения нашей общей жизни с Ней. Каждый день часть моих воспоминаний прошлого связываются с фантазиями настоящего и врастают в грёзы будущего. Будто судьба наших отношений продолжается непрерывной линией. Она всего лишь уехала на научную конференцию и сегодня должна вернуться домой и закатить мне милую сцену ревности из-за следов губной помады на воротнике рубашки, затем мгновенно успокоится, вспомнив, что сама могла испачкать ткань перед своим отъездом. Какая нить Ариадны связала наши судьбы? Ведь люди не половинки друг другу, и нет никаких частей одного целого – мы цельные уже с рождения. Мы не разорванные пополам деньги, скорей – купюры и монеты; мы не батон в нарезке, скорей – хлеб с маслом; мы не вода и пар, как части целого, скорей – вода и свет, как составные радуги! Даже Адам и Ева имели разный хромосомный набор. Как бы мы не влюблялись друг в друга, в симпатии, или интересы, или ожидания; в начале пути мы всегда разные. И только взаимная любовь, управляя разумом и эмоциями, день за днем, способна накрепко запутать, как тонкую леску, общие судьбы влюблённых.

Каждую весну снова и снова, трудолюбивые пчёлы, заметив распустившиеся бутоны обострившихся желаний, слетаясь на манящий запах гармонии влюбленной пары, переопыляют обоих, рождая новые завязи качеств, компромиссов и привязанностей. Всю жизнь рождаются новые плоды долговечности отношений. Почему, дружище, часть моей души возвращается на перрон вокзала Астрахани и ждет Её, как собака японской породы акита-ину, придумывая мне новую кличку – Хатико-пёс? Почему я восхищаюсь победой Её мечты, стоившей Ей кропотливой учебы, труда и немалых копеек, как майской Победой моей Родины? Почему я с такой радостью завидую Её друзьям, которые очарованы безупречными успехами, пристраиваясь как можно ближе к ней на каждом фото? Почему я чувствую запах тысяч цветов, которые дарят Ей на каждый день рождения, и мне приходится на всякий случай, для профилактики, принимать таблетку антигистаминного препарата? Почему я слышу шум ветра в ушах, когда она прогуливается по набережной Невы; и в секундной панике, на лету, хватаю руками сорванную со своей головы этим ветром кепку? Каким образом обжигающее тепло чашечки горячего кофе, с кусочками ныряющего в него маршмеллоу, сквозь Её ладони проливается в мои руки, оставляя волдыри от ожогов? Почему Её голос в моих ушах звучит как вдохновения для Моцарта? Хорошо, что Она не работает диктором на телевидении, а то пришлось бы покупать телевизор и променять свою жизнь на ленту бесконечных трагедий в Её исполнении!

Когда то давно, ещё в школе, я услышал о семи чудесах света, а Она открыла мне восьмое – это Её уши и Серёжки! Роскошные серьги, но разные! Почему же, когда я вижу это чудо, то превращаюсь в одного из трех толстяков Юрия Олеши, с желанием проглотить эти шедевры искусства и диковинную природу ушей – одновременно? Сережки – это самое загадочное противоречие! Пускай я никогда в жизни ранее не встречался с Ней, но увидев сейчас эту «не пару» – влюбился сразу, с размаха и потом уже решал, что с этим делать. Поэтому и дал собственное имя Её бижутерии. Ладожское и Онежское озера разные, но их соединяет скромная, малоизвестная Свирь, и эта «не пара» рождает Неву, несущую гигантские круизные лайнеры. Любовь растёт во времени, каждую секунду. В Неё нельзя влюбиться с первого взгляда – не хватит дня; даже года. Понадобится вся жизнь, день за днем; с утра до ночи. Влюбляться в запах волос, утреннее пробуждение, шелест зубной щетки, бурчание голодного живота, в одевание красивого нижнего белья. Влюбляться в шорох коробочек с тенями, тушью и губной помадой, в голос с утренней хрипотцой, в торопливый выбор туфель на выходе, в легкий поцелуй на прощание. Влюбляться в своё ожидание Её возвращения, в настроение – Её радость, усталость или раздражение. Влюбляться в книги и стихи, разбросанную бумагу с научными статьями, в свет экрана монитора на Её лице, в романтичные фильмы и сентиментальные слезы. Влюбляться в Её благодарность за теплоту и заботу. Влюбляться в Её сексуальность, эротический стиль и тайные желания. Влюбляться в Её наигранные капризы и искренние уступки. Каждый раз влюбляться в новую прическу, дерзкий цвет волос, свежий маникюр, новые платья и джинсы. Влюбляться в женскую беспомощность, логику, стереотипы. Влюбляться в стиль вождения и слегка глуповатую парковку. Влюбляться в волнения, страхи, переживания. Влюбляться в победы, достижения и награды. Влюбляться в каждую новую фотографию, каждую шутку и каждую нелепость. Влюбляться в ссоры, обиды – даже в ревность! Умоляю, дружище, помоги остановиться! Она для меня бесконечность, вселенная, я говорю и думаю о ней половину своей жизни, и мне хочется любить и думать о ней оставшуюся половину, наперекор всему миру. Я чувствую, ты знаешь ответ; не зря в эти секунды твой образ очутился в моей ладони. Почему!?!

Я застыл на асфальте в ожидании, в надежде. Прибавить сюда время всего моего рассказа, и случайные прохожие точно могли заподозрить у человека приступ эпилепсии. Таких больных они смешно называют – «лунатик». Сынишка давно оставил меня в одиночестве, самостоятельно заскочив в двери садика. Там внутри меня, где-то вдали от сознания, внезапно, как бессмысленный звон колоколов в ранний утренний час современного города, но такой приятный, если жить подальше от церкви, прозвучала четкая фраза, отдельная от бешеных мыслей. Другая – будто суешь свои босые ноги в чужие тапки. Я не знаю, был ли это твой голос, дружище, или каким-то образом свернулись твои слова в мои собственные мысли, но смысл услышанного был совершенно понятен, и постепенно заполнял пустоты моих сомнений. Не хватало ещё самому себе поставить диагноз шизофрении – продолжала смешить собственная система внутренней безопасности. Разум забился в предвкушении нового приключения, сердце затрепетало, вливая новые порции адреналина в ненасытную, страстную, вечно голодную, королеву Любовь. Любовь сияла счастьем, благодарная Спасителю за последний штрих; подаренный пазл в сложной картине «Гармония». Я сжал ладонь, уголки религиозного изделия приятно сдавливали нервные рецепторы – сунул руку в карман, делаясь ещё ближе к тебе. Спрятавшись в машине от всего мира, чтобы никто не помешал посмотреть на Неё новыми глазами, новым сердцем, новой природой, да не мелочиться уже – новой жизнью!

Глава пятая: Она

«Так – в памяти – глаза закрыв, Без памяти – любуюсь Вами!» – сказала своими стихами случайная попутчица, сидевшая рядом со мной, Марина Цветаева. Она всегда умела произнести самые важные слова, чтобы было понятно любовь это или игра. Каждое слово, тире, точка – крик сердца. Эта кричащая любовь оказалась её смертельной болезнью, вернувшая семью в жерло кровавого перевоспитания мышления с русского на советское в годы сталинских репрессий. Я с трудом делаю вид, что не замечаю у неё на шее шелковой фиолетовой ленты странгуляционного украшения. Смерть миллионов советских граждан – статистика; смерть Цветаевой – укор красному террору, привет всем защитникам революционной диктатуры. Наевшийся жертвоприношений эпохи перемен, кровавый красный дракон-полусеминарист готов был сражаться с ещё более жестоким существом драконом-полухудожником, непригодным к военной службе. Разразившаяся мировая война закопала половину человечества в могилы. Трагедия. Родина, отчего твои поэты настоящие боги: Пушкин, Лермонтов, Есенин, Маяковский, Гумилев, Цветаева? «Потому, что добровольно выбирали время своей смерти»,– ответил за Родину Достоевский.

Вместе с поэтессой, с наслаждением прикрыв глаза, уединившись со своими лирическими мыслями, мы принялись внимательно смотреть – каждый в своё зеркало, наделяя возлюбленных любимыми неповторимыми выдуманными сказочными свойствами. Я покопался в куче золы, оставшейся, от сожженных до тлена образов, и выбрал самый яркий. Как слеп я был, когда-то, смотря на Её фотографии открытыми глазами: вышитый рисунок летящих тигров на новой модной кофточке – вот и всё, что показалось интересным в то утро из Её одежды. Может и хорошо – летящие тигры врезались в память, оставляя следы мельчайших подробностей. Спасибо, дружище, теперь вижу гораздо больше!..

Раннее утро далекого города сквозь приоткрытую щель влюбленного сердца, тихой вибрацией телефона, снова пробудила сильный интерес к романтике. Провалившись сквозь экран своего смартфона в Её далекий мир – вдохнул свежий ранний запах весны, щебета птиц, шелеста листьев, скрипа качелей. Её глаза наполненные соблазном, равномерно двигаясь маятником, гипнотизировали меня. Сердце сжималось в такт движения Её свободных, взлетающих ног. Уже золотые руки, после стольких лет медицинской практики, легко придерживались за вертикальные цепи, крепко прикованные к моей судьбе. Легкий взлет, скрип – мой шаг навстречу. И снова скрип, и шаг, ближе, почти вплотную. Её большие серые глаза сегодня без спасательных оправ дорогих очков. Я снова хочу тонуть в этом лукавом взгляде. Моё отражение заблестело в роговице. Мысли закружились в танце от удивления – меня же здесь никогда не было, откуда отражение! Галантность споткнулась о желание обнять, прижаться к ней – всем своим телом, зажмурившись, сквозь влагу серебряных кораллов, я провалился в тайный мир другого человека. Пролетая сквозь зеркало души, еще в полёте пытался угадать – что ждет меня? Путешествие к центру земли? Страна чудес? Земля Санникова? Летишь вверх тормашками, как во сне, только наоборот – не просыпаться, а погружаться в него. Я увидел страну, которую Она превратила в мир: «Куда приводят мечты».

Я стояла перед зеркалом и смотрела на своё отражение, мысли сверкали вопросами – почему этот мир не хочет добровольно выполнять мои желания? Я приехала в военную академию для того, чтобы носить одинаковую со всеми форму, вставать в шесть утра, и ложиться с отбоем в десять вечера? Разве это моя мечта? Самое тяжелое для меня в этом регламенте было отсутствие сладкого дневного сна. Если с едой в столовой можно было бороться с помощью вилки, ложки и голода; для борьбы с желанием поспать, не хватало никаких моральных сил. Для меня это невыносимо, предел терпения лопнул, я слабая девушка, хочу спать, когда устала! И кто это в зеркале, девушка ли? Бессмысленная пилотка на макушке, военный френч болотного цвет со значками медицинской службы на лацканах, надет на рубашку светлого хаки, под воротником подобие оборванного галстука. Шеврон и кокарда делают вид, что украшают этот ансамбль песни и пляски. Вот именно; в этом можно только выступать в спектакле, посвящённому Дню Победы, но жить? Нет, не моё!!! В котле одинаковой формы, ежедневного уклада и еды с приправой дисциплины варятся мужество и патриотизм, а не мои мечты. Можно только восхищаться людьми посвятившим себя вооружённым силам России! Для меня же такая дорога невыносимо сложна, да и законы службы совершенно не пересекаются с моими желаниями, выворачивают меня наизнанку, лишая свободы. Я хочу ходить на работу в Гуччи и Луи Виттон, а не в военной форме! Просто я люблю красоту! Переступив порог медицинской академии, я поняла, по какой дороге будет идти моя Мечта, мои желания! Санкт Петербург и медицина, потрясающий дуэт, красивая и реалистичная цель. Я понимаю – ошибки неизбежны, порой их трудно превращать в полезный опыт, от того крепче мои желания, яснее условия задачи. Этот опыт закончился тяжёлым разговором с начальником военного института через три месяца службы – моя эмоциональная рябь постепенно сглаживалась в озере характера. «Папа, я больше так не могу, у меня нет сил!»– сказала я трубке телефона в ожидании его ответа. « Хорошо, возвращайся, что-нибудь придумаем», – ответила с любовью трубка папиным голосом.

Я повисла в воздухе на канате своих взглядов, примет ли институт заблудшего ангела с повинной назад, не отправит в академический отпуск? Внутренняя неопытная, только новорождённая интуиция, укутанная в пелёнки молодости, тихо гулила о красной зачетке, без каких либо оттенков других оценок: «Всё будет хорошо! Ты снова справишься! Улыбайся! Коммерческие абитуриенты тебя не одолеют! Возвращайся. Теперь зачетка работает на тебя!» А пока из трагических последствий моего выбора, ясными были только отрезанные длинные золотистые волосы, расплескавшиеся по полу парикмахерской длинными каплями; которые тут же смахнули влажной тряпкой. Короткая стрижка оказалась гораздо практичней – ниже плеч не вздумаю отпускать!

Полезные бонусы от ошибок опыта начали собирать интересную коллекцию. Колеса поезда танцевали чечётку, втаптывая неприятности в могилу забвения. Здоровая, розовощёкая, модная рядовая лучше, чем замученный полумертвый офицер медицинской службы. Не учеба, а сценарий боевика! Меня начинала веселить военная форма персонажа «Крепкого орешка» в комедийном фильме, со съёмок которого я сегодня возвращалась. А город Горький минуя название Нижнего Новгорода, превращался в Голливуд. Я тоже умею переименовывать города, как мне хочется!

Люблю скорые поезда, можно успеть сладко выспаться, пока ничего делать не нужно. Через два дня академический отпуск и домой; или институт – тогда снова за учебу. Это как повезёт. А пока вакуум, пустота, неизвестность. Да! Переступив порог академии, я поняла – медицина моя жизнь. Мечта детства слилась с мечтой для взрослой жизни. Маяк настолько яркий и высокий, что я вижу его в любую погоду, находясь в открытом море событий. Я компас, моя мечта – Полярная звезда. Невероятное удовольствие от своего призвания! Даже когда устала, даже когда трудности, даже когда нет больше сил! Нет – всё же когда нет больше сил, лучше отдохнуть.

Сминая с хрустом записи последних нескольких месяцев жизни в курсантских сапогах и, выхватывая письма тревог неприятных прогнозов ближайшего времени, в один сжатый круглый комок; легким движением темперамента, бросила смятый листок воспоминаний в урну забвения. Там уже лежал первый мой молодой человек. В безупречном костюме, аккуратным пробором и чистых ботинках. Ассистент кафедры истории и философии, уже настоящий, смелый, взрослый – не чижик однокурсник. Сначала влюбилась в его тембр голоса, потом запах, и наконец, в его манеры во время красивых романтических свиданий. Всё так, как я любила до него: цветы, кино, музыка и танцы, набережная Волги, кафе и поцелуи моих рук на прощание. Всё так, как я полюбила после: жадная страсть, срывающая одежду; невесомость в крепких объятиях; длинные, почти утомительные поцелуи и его густые волосы в моих ладонях; наслаждаться ощущением своей маленькой беспомощности в его сильных, уверенных движениях. Ощущать его сладкий теплый опыт у себя на лице, животе, спине. Каждый раз разгораться изнутри от брошенной спички путешественника в построенный шалашик костра. Потом, уже рано утром перед самыми занятиями, он умывался в ванной, красуясь обнажённой спиной. Свежесть отношений волновала и притягивала; ветром разносила волны желаний. Я прижалась грудью, сквозь свою тонкую шелковую майку, ощущая его тепло, щекой прильнула к гибкой струне позвоночника, ухом прислушалась к маятнику его сердца, вдыхая запах тела двойными порциями. Вдох, вдох и выдох. Гипноз сердцебиения. Мои руки нырнули в тёплые подмышки и вынырнули прямо на подрезанные отжиманиями, рисунки грудных мышц. Склонив немного голову, он прижал меня к себе, смешно и приятно ощупав мои женские крупные козыри. Мои ладони в бессознательном хаосе двигаются по его телу, исполняя причудливые танцы живота на коже. Прохлада от тела проникает сквозь пальцы в руки, течет внутрь ручьём, нагревается жаром и глотает зажмурившееся сердце. Он мягко обернулся и посмотрел на меня. Но лицо оказалось другим! Боже, я думала в эти мгновения о другом парне! Этим медовым взглядом купали меня только твои глаза. Опять ты! Ну как ты умеешь так смотреть? Сдувая веером пальцев мои растрепанные волосы, ты обнял моё лицо. Глаза закрылись, приоткрывая губы в вечном синхронном ожидании поцелуя. Островки твоего лица медленно оставляли следы на моей коже, тут же сметая прикосновения влажным паром дыхания. Нежный поцелуй, внезапной невесомостью, вдруг пронзил меня мягкими губами и влажным языком. Позабытые ноги, уставшие от длинного удовольствия, постепенно опустились вместе с душой на пятки. Голова прижалась к сердцу. Целоваться с такой горой задача сложная! Больше люблю сидя на твоих коленях. Размечталась! Только и умеет сверлить глазами, нежно мять ладони, да болтать. Как же сладко ты умеешь говорить, фантазер! Варишь словами без остановки, текут они как каша из волшебного горшочка, с сахаром лести или острой приправой юмора и иронии. Кто ты для меня, я так до сих пор не поняла. Тот, первый парень, смеясь над моими бесконечными художественными поисками красочных образов, назвал меня своей Мальвиной и тут же познакомил меня со своей мамой. А что бы сказал ты? Опять, шумно вдыхая пряди моих фиолетовых пятен на волосах, закрыв глаза, выдумал бы красочные лепестки фиалок, упавших на меня с неба. Хорошо, что я никогда не рассказывала вам друг о друге. Ты обязательно выбрал бы какой-нибудь афоризм, шуткой решая мои сомнения. Что-нибудь из Чехова: «Тот, кому чужда жизнь, кто неспособен к ней, тому ничего больше не остается, как стать чиновником!» – сказал бы ты о нём и рассмеялся своим икающим, длинным как оглобля, смехом. Но он хотя бы сделал предложение, а я отказалась, и даже не я – моя Мечта, стремительно летящая к совсем другим горизонтам. Ты же, совсем один, единственный из всех, кто провожал меня на вокзале, застыл как истукан и не сделал ни одного шага, что бы быть вместе со мной. Я ждала от тебя немного большего, чем просто слов. Ты смотрел мне вслед: высокий, худой, слегка сутулый, с прижатым правым ухом; медовым взглядом, прячущимся в глубоких глазницах как в пещерах. Густой шевелюрой, как в те мгновения, когда по-детски приоткрывается рот, запуская мясорубку вертящихся мыслей, и они, не помещаясь в голове, начинают выдавливаться наружу волнистыми нитями фарша волос. Твои мысли были уже не со мной. Ты молча отпускал меня, находясь в плену своего воображения, вместе с каким-нибудь сумасшедшим Дон Кихотом и его оруженосцем Санчо Пансой. Но я же не Дульсинея, которую ты сам себе придумал.