Раскол Панкеи

– А как же уголовная ответственность? – приложил пальцы к подбородку Фтор.

– Уголовная ответственность?! – завелась Фанси. – Хоть один из этих подонков понёс «уголовную ответственность»?! – прокаркала она сквозь горький ком в горле.

– Ладно, я раздобуду пушки, – встал на сторону Фанси Везувий.

Она была приятно тронута его внезапной поддержкой.

– Я готов выпустить пару пуль в этих стервятников, – поддакнул ему Фтор.

– Я тоже, – к своему страху ответил Пустыня.

Уроборос и Фрикаделька долго переглядывались друг с другом, но в конце концов присоединились к отчаянным злоумышленникам.

– Мы с вами, – сказали они.

Фаза ауры

Первая стадия, которую проходят все серийные убийцы, называется фазой ауры. Она характеризуется красочными фантазиями и сильным желанием укокошить своего земляка. Странно. Когда человек хочет есть, он испытывает голод. Когда он желает утолить сексуальный аппетит, это называется либидо. А если ему до судорог в икрах хочется кого-то убить? Как называется такое голодание? Манией убийства? Гомицидоманией?

Фанси знала эти научные термины, потому что их знала её мать. Но Фанси не знала, как утолить эту жажду. А ещё она не знала, как вернуть Помпею.

Везувий знал, где и как можно достать пушки. Его дед был связан в девяностые с криминалом и у него сохранились сувениры того времени. К счастью, старик уже почти ослеп, и Везувий без труда стащит оружия с пульками. Везувий даже знал, как ими пользоваться. Как чистить ствол от пороха и всё такое, но он не знал, чем обернётся его решение.

Пустыня знал, что вены – это гитарные струны, а бритва – медиатор, но он не знал, почему до сих пор не исполняет предсмертную композицию.

Фтор знал, что их идея бессмысленна и страшна, но ему не терпелось выпустить старое доброе винцо. Фтор понимал, что впереди маячат милые стены тюрьмы, но не знал, почему так стремится в неё попасть

Уроборос отлично знал, что убивать плохо. Эту фразу ему вдалбливали с самого детства, но сейчас он не знал, почему идёт на убийство.

Фрикаделька знал, что у него слабые нервы и тонкие кишки, но не знал, отчего ещё не отказался участвовать в этом безумии. Ему просто жалко Помпею и Фанси. И себя. И всех их.

Фаза ауры характеризуется навязчивостью и богатым воображением. А как известно, вчера – мечта, сегодня – цель, а завтра – реальность.

Завтра наступило очень скоро.

Фаза убийства

Уроборос нашёл Штейна на пороге. Вернул его обратно в террариум и накормил тарантулов оттаявшей белой мышкой. Затем парень натянул новые пластики на барабаны и уселся перед зеркалом. Размазал по серьёзному напряжённому лицу тональный крем равномерным слоем. Высунув язык, подвёл веки фиолетовыми тенями. Подкрасил ресницы густой тушью с комочками и обвёл губы баклажанной помадой. Постарался улыбнуться своему отражению, но ничего не получилось.

Уроборос похолодел, когда Везувий вручил ему пистолет и показал, как снимать его с предохранителя. Неужели настоящий? Конечно, настоящий. Он сам видел, как репетировали парни перед концертом. Но они тренировались не играть на гитарах, а стрелять по мишеням – пивным бутылкам. Тогда Уроборос не решился прикоснуться к миниатюрному орудию убийства, а вот сейчас роптать не осмелился. Ну почему он такой слабовольный?

Как ни странно, концерт выпал на седьмое января, Рождество Христово. Отчего-то Фтор радовался, а вот Уроборос боялся. Что если из-за нарушенного торжества Господь не простит их согрешения?

– Жуть, – скукожился Уроборос. Его даже подташнивало, хотя уже второй день гот не мог питаться. Кусок упрямо не лез в горло, да Уроборос и не настаивал.

– Не ссать, – как всегда, ответил Фтор, – сегодня наш звёздный час, и Боги на нашей стороне, – заверил толстяка он.

– Да… Да, – резиновым голосом пропел Уроборос.

– И помните, стрелять начинаем на «Пушках Пушкина». Так толпа не заметит подвох. Подумает, что пистолеты – часть шоу, – условился Фтор. Он знал, что впятером они выстрелят точно. И кавычки здесь не нужны.

На сцену выходили по очереди. Публика восхищённо ловила комаров. Последним показался Фтор. Лишних любезностей и приветствий не было.

– Драка за драгс! Драка за драгс! – начал плеваться в микрофон панк. – Как драконы, дерётесь за драгс! Это нойз, красавчики! Это найс! – Фанаты тут же принялись кивать головами и всё такое. – Бежит лава! Из кот-лована! – пританцовывал Фтор. – Соль соловьи, соль соловьи клюют! – кричал он, неминуемо приближаясь к «Пушкину». – Пуще Пушкина пользуюсь пушками! – наконец, проголосил Фтор.

И Уроборос незаметно вытащил свою игрушку. Снял свою игрушку с предохранителя. Фрикаделька и Пустыня сделали тоже самое, пока Везувий занимался музыкой. Никто не наблюдал никаких таинственных знаков и опасных действий. Даже когда музыканты построились в один ряд и вытянули руки с пистолетами, никто не испугался. Все восторженно свистели и фотографировали экстравагантных стиляг.

Но вскоре раздался выстрел.

Пустыня спустил курок первым.

Пуля угодила чудачке с малиновыми волосами в лоб, и из неё хлынул отрицательный резус фактор. Толпа ахнула, но не сообразила, что к чему, пока не грянул новый раскат грома. Стрелял Везувий. Он угодил парню с чёлкой прямо в лицо, и изуродованный подросток свалился на пол. Затем гавкнул пистолет Фтора. За ним, дрожа и щурясь, выпустил пулю Фрикаделька. Последним отважился Уроборос, и тёмный кетчуп брызнул на стену.

– А-а! – вздрогнул толстопузый, но получил в награду угрожающий взгляд товарищей.

Фанаты непонимающе забегали по залу, наступая друг другу на ботинки. Так родилась паника.

– Бабах! – улыбнулся Фтор, и подкосился ещё один человек.

Вскоре приятели вошли во вкус и выпустили долгую дробь выстрелов. Испуганные люди ломились к выходу, но Фанси закрыла двери на ключ.

– Мамочка!

– Помогите! – смешивались типичные выкрики и мольбы.

– Вас никто не услышит, – произнёс Пустыня в тёмно-бежевый член, – вы согрешили и понесёте наказание! Так остановитесь же и примите свою кару достойно! Кару за бездействие. За безразличие. За подражание, – твёрдо диктовал парень, пока пушки выплёвывали пули. – Да здравствует расплата! Да здравствует справедливость! – вопил Пустыня, и из глаз его текли слёзы.

С их выходкой не сравнится террористический акт в Беслане. Теперь их точно заметят. Теперь они точно приобретут известность на весь земной шар для боулинга.

Уроборос стрелял вслепую. Его ужасало происходящее. Он не хотел убивать. Его рукой кто-то управлял! В его руку вселился дьявол! Его заставили! Барабанщик стоял по колено в кетчупе. Кетчупа бы хватило на то, чтобы сделать тысячу бутербродов.

– Простите, – плакал пухлый добряк и спускал курок. Пуля вонзалась обдолбанному парню в живот, и тот, как рыба, ловил ртом воздух, инстинктивно прижав ладони к развороченному желудку. – Мне плевать, – заверял себя Уроборос, – мне по барабану, – пищал он, перезаряжая чёрное устройство.

Фтор чувствовал себя персонажем какого-нибудь боевика или вестерна. Он с удовольствием палил по безнравственной молодёжи, напичканной наркотиками или алкоголем. Их смерти ничего не стоили. Он всего-навсего очищал планету от проституток и барыг. Беспонтовых людишек. Жалких сурикатиков. Сегодня был вторник, и Фтор мог со спокойной совестью побаловать себя свежей кровушкой.

– Кто не спрятался, я не виноват! – хохотнул он.

Спустя десять минут всё закончилось вместе с патронами. Уцелевшие люди лихорадочно копошились, как белые мыши, какими Уроборос кормил Зомби и Штейна. Да, были и мёртвые, и живые, но речь пойдёт о мёртвых. Они были восхищены. Они были убиты. Их, в общем-то, уже не было.

Бегство с места преступления

Когда артисты очнулись от ступора, то сообразили, что нужно сматываться, да поскорее. Заметать свои следы не было смысла – об их концерте знал каждый первый. Можно, конечно, попытаться выдумать какого-то террориста, который воспользовался их выступлением, но парни знали, что их запечатлели сотни камер.

– Удираем! – скомандовал Везувий, и все пятеро вереницей потопали к гримёрной, но вместо раздевалки ломанулись к чёрному входу, а точнее – выходу, пока на горизонте не замигали полицейские сине-красные огни.

Уроборос трясся, словно выбрался из холодильника. Фрикаделькой тоже овладело состояние аффекта.

На улице их ждали яркий декоративный фургон и нервничавшая Фанси.

– Как всё прошло? – подалась она вперёд, увидев ребят.

– Как по маслу, – вскользь ответил Фтор, – уматываем-уматываем, – поторопил он товарищей, забираясь на переднее сиденье. Везувий подлетел с другой стороны. Фанси, Уроборос, Фрикаделька и Пустыня уютно устроились в боксе. – Заводи, жми, – не унимался Фтор, хотя прикидывал, что концерт должен длиться ещё минут сорок, и вряд ли кто-то забеспокоится раньше его окончания.

– И куда колесить теперь? – озадаченно огляделся Везувий. – Если останемся в городе, то нас немедленно найдут и арестуют.

– Поехали куда глаза глядят, – махнул рукой Фтор, – и лучше на Восток. Теперь мы точно станем этакими бродягами. Свободными отшельниками, которых не держат материальные блага и…

– Погоди, – притормозил Везувий.

– Чего ещё?

– У нас ещё есть время остановиться и забрать кое-какие вещи. Ну, самые необходимые. А то по нашим костюмам нас опознает любой встречный. Да и машинка у нас отличимая, – вздохнул водитель.

– Ты издеваешься? – выругался Фтор, хотя ему следовало воскликнуть «Чёр, ты прав!».

– Ну и чего ты тогда стоишь? Быстрее крути баранку! – психанул он.

Везувия было не нужно просить дважды, и он помчался к «Сахаре», что находилась неподалёку. По пути выкинули Уробороса и Фанси, чтобы те успели напичкать рюкзаки вещами первой необходимости: деньгами, одеждой, аптечкой и документами. Фрикаделька заверил, что ему брать нечего, так как у него имелось всего два платья (одно цвета хаки, другое цвета вишни), одна пёстрая рубашка и разодранные в хлам джинсы. Паспорт у мальца остался в автобусе ещё со времён тура.

– Повезло, – вымученно улыбнулся дрожащий Пустыня. Его колотило, словно он был маленьким ребёнком и видел под шторой чьи-то огромные ноги в чёрных туфлях.

– Собираемся пулями, – скомандовал Фтор, но осёкся на неудачном каламбуре, – то есть шевелимся поживее, – исправился он, но надменные нотки проявили себя даже в этой, казалось бы, безобидной фразе.

Суетясь, Пустыня связал волосы в пучок, сунул в мешок кое-какую мелочь с бумажками, сгрёб в него запасные шмотки и схватил тёплую одежду.

– Сматываемся! – гавкнул Везувий, и они ловко заскочили в фургон. – Теперь за Уроборосом, за Фанси – и в путь! – махнул рукой он.

Летел автомобиль так, словно решил посоревноваться с пожаркой и в то же время не привлечь к себе излишнего внимания. Вряд ли у него это, конечно, удалось. Когда машина оказалась у подъезда девушки, Фанси уже дожидалась парней на ступеньках.

– Послушай, – начал Пустыня, – ты не обязана бежать с нами. Формально ты не участвовала в нападении. Никто не узнает, что идея с расстрелом принадлежала тебе, – попытался остановить девчонку он, – имей в виду, что нас ждёт полная жопа, и ты добровольно в неё суёшься.

– У меня всё равно не остаётся выбора. Самое худшее, что могло случиться, уже случилось. Так что никакая жопа мне больше не страшна, – вяло откликнулась Фанси, – всё равно денег на колледж не осталось, мне абсолютно незачем оставаться в этом грязном затхлом городишке, – влезла к парням она.

– А твоя мать? – не сдавался Пустыня.

– Она психотерапевт. Уж как-то перенесёт побег непутёвой дочери, – пожала плечами.

– Скорее, наоборот, путёвой, – умудрился пошутить Везувий, и фургон поспешил за последней порцией человечины.

– Не забудь бензином заправиться, – наставлял Фтор.

– У меня есть канистра, – отвечал Везувий.

Все беспокоились о своей горемычной судьбе, и никто не гадал, как ведут себя выжившие и поседевшие от ужаса посетители клуба «Карусель». Забавно, даже в названии было что-то от кары.

Когда череп припарковался у дома Уробороса, его задница никак не маячила на горизонте.

– Вот чёрт! – не сдержался Фтор, смотря на часы и нервно дёргая стопой.

– Когда же он покажется? – гадал Везувий.

– Позвони? – предложил Фтор товарищу, и тот, не теряя ни секунды, кликнул на кнопку с надписью «Барабан». Гудки тянулись до тех пор, пока время ожидания не истекло.

– Вот собака! – выругался Везувий. – Придётся к нему валить, – констатировал он.

Пошли все, кроме Фанси и Фрикадельки. Фрик, судя по всему, решил вообще не высовываться из фургона.

Не дожидаясь лифта, парни взлетели по лестнице на знакомый пятый этаж и вломились в двери. Этот глупец даже не замкнулся. Видимо, сильно спешил или же, наоборот, не предохранялся.

– Ты где, толстопузый? – позвал Везувий, но ответа не последовало.

– Он что, в игры будет с нами играть? – разозлился Фтор, проходя в комнату с террариумом.

В ней, кроме двух гигантских пауков, никого не присутствовало. Пустыня с кривой усмешкой направился в кухню, думая, что Колобок решил заесть стресс, но даже возле холодильника Уробороса не оказалось. Никаких намёков на сборы глаз тоже не подмечал.

– Он что, издевается? – разнервничался Пустыня. – Решил на толчке от страха обосраться? – вслух дерзил парень, но нашёл Уробороса он не в туалете, а в ванной комнате.

Огромная котлета лежала в кафельной тарелке, щедро политая томатным соусом. В алой воде безмятежно плавали жёлтые уточки.

Паника панка

Уроборос ощущал, как пылесос волнения сосал его желудок. Страх подкашивал ноги и охватывал руки мелкой дрожью. Перед глазами до сих пор стояло кровавое месиво, а в ушах звучали панические крики. Даже в фильмах ужасов не снимали таких мерзких сцен, какую устроили они. Несчастного доброго парня тошнило. Его голова кружилась, и отчаяние тугим питоном оплетало его всего.

Оказавшись в своих стенах, Уроборос почувствовал себя защищённым. Их концерт – дурной кошмар, рождённый в больном воображении. Уроборос просто голодал, вот ему и привиделась кровавая картинка. Стоп, что за дичь он сейчас несёт? Какие сны? Какое голодание? Он убийца! Слабохарактерный безвольный убийца, и содеянное нельзя исправить! Нельзя отменить. Попросить кинопостановщика переиграть. Всё. Кровь не сотрёшь. Не отмоешь.

Почему-то последняя мысль гвоздём вошла в его мозг. Впилась жалом разгневанной осы. Кровь не сотрёшь. Не отмоешь. За любую провинность следует наказание, а Уроборос не хотел в тюрьму. И жить спокойно совесть не позволяла тоже. Он не мог выносить себя в своём присутствии! А от себя не убежать. Не избавиться. Или всё же избавиться?

А ведь верно. Почему гот не может положить конец своему смятению? Почему он не может самостоятельно заплатить цену за роковую ошибку? Если он будет винить себя сам, то больше никто не сможет его упрекнуть. Возможно, увидев его раскаяние, люди даже пожалеют несчастного и отчаявшегося простака.

Как только в голове обосновалась щекочущая его идея, то будущий труп охватило неконтролируемое волнение, словно по его горлу гуляло нахальное лёгкое пёрышко. С пугающим азартом было трудно справиться. Тело не слушалось и дёргалось, словно кто-то другой управлял им за невидимые ниточки. Какой-то дьявол.

Разумеется, сегодня Уроборос исполнял волю дьявола. Дьявол воткнул в слив голубую затычку. Наполнил её горячей водой. Даже пены добавил.

Долгие годы парень не задумывался, для чего используют пену. Для запаха? Для того чтоб она скрывала его наготу? Недавно он прочитал в группе с интересными фактами, что пена нужна, чтобы поддерживать температуру воды. Воздушные муссовые сугробы препятствуют теплу уходить. Это хорошо. Значит, Уроборос умрёт в тепле. Дьявол нашёл резиновых утят, позабавлялся с ними. Издал пронзительный писк. Плюхнул уточек в миниатюрное озеро, и те как ни в чём не бывало закачались на воде.

Дьявол распечатал бритву, которой обычно подстригал ногти. Дьявол стянул с жирного тела Уробороса одежду и заставил его присоединиться к весёлым утятам. Затем дьявол, испуская дрожащий и тихий вой, провёл параллельную прямую, пересекающую змеистые синие венки. А затем ещё одну. И ещё.

Боли не было. Парень боялся, что будет больно, но аккуратные царапины даже не щипало. Кровь мигом окрасила воду в светло-розовый оттенок, словно акварельная краска, но это совсем не насторожило плавающих уток.

– Вот и всё, – шептал Уроборос, – я прощён. Прощён. Я принёс себя в жертву, как Иисус Христос. Теперь всё будет хорошо… – бормотал он, дожидаясь, когда сознание покинет его.

Но почему-то гот с лакированными антеннами на голове не спешил погружаться в летаргический сон. Перед смертью его решила помучить бессонница. Проклятье! Старуха с косой проверяла твёрдость его необдуманного решения. И толстяку делалось худо. Слёзы размывали макияж, а ведь он так старался! Хотел умереть красивым.

– …Ну же, ну же… – слабо молил Уроборос.

Интересно, сколько ещё ему придётся ждать? Сколько должно вытечь литров крови? Как ускорить процесс? Может быть, реально заснуть, чтобы организм перестал функционировать во сне? Или выбраться из ванны и добить себя таблетками? Но какими? Он не особенно разбирался в их свойствах и предназначениях. Приходилось терпеть, и Уроборос терпел.

Постепенно пена растворялась, вода остывала и приобретала цвет бордового винца. Острого кетчупа, прыснутого на сочный пельмень.

Pankeatpank

– Вот так сюрприз… – ошеломлённо отшатнулся Пустыня.

Он не удивился, что застенчивый Уроборос не смог принять себя в роли убийцы. Что он не смог стерпеть пытки страха и нервотрёпку от предстоящего бегства. Но внутри всё равно что-то оборвалось.

– Где ты застрял? – послышался недовольный тон Фтора. – Опа, – остановился он за плечом Пустыни, – трындец, – только и изрёк.

– Блядь, что же происходит, чёрт вас дери?! – поспешил взведённый Везувий.

Троица зависла перед жирной гусеницей обнажённого тела и не знала, как реагировать на ситуацию.

– Его поведение вполне логично, – зачем-то прокомментировал Пустыня.

– Не нагоняй жути, – также дико отозвался Фтор.

– Да чего вы его хороните уже? Может быть, жив ещё толстяк? – сглотнул Везувий.

– И что? Ты предлагаешь его в больницу везти? Голого в мороз? И нам светиться, чтоб наверняка поймали и за решётку упекли? Или ему руки перевязывать? Я точно не буду возиться с его тушей! Решил помирать – пусть помирает! А я не мать Тереза, чтобы спасать эту гниду! И вообще, вы хоть понимаете или нет, что его смерть нам на руку? – быстро шипел Фтор.

– Ты о чём? – не понял Пустыня.

– Не тупи! – разозлился Фтор. – Если что, свалим всю вину на него! Якобы стрелял только Уроборос, а мы сами не ожидали его нападения. Потому ноги и унесли.

– А как же очевидцы? – заинтересовался Везувий.

– Всё равно камер нет. Они могли напутать. Находились, мол, в состоянии шока.

– Твоя схема не выдержит критики и провалится при первом же допросе, – скептично прижался к дверному косяку красноголовый.

– Никакого допроса не будет, если вы заткнёте свои пасти и свалите отсюда! Уясните раз и навсегда, что стрелял один барабанщик. Если совсем прижмёт, то идея принадлежала ему, и запугивал он нас, и угрожал, и всё в этом духе, понятно вам? – злобно сплюнул Фтор.

– Так Уроборос ещё наверняка жив! – изумился Пустыня. – Мы не можем просто так смыться и оставить его помирать!

– Нет, можем, – шикнул на него Фтор, – мы много чего можем. Его спасение нам невыгодно, а выживает, как известно, сильнейший, – рассудил панк.

– Приспособленный, – буркнул Пустыня.

– Чего? – скривился Фтор.

– Выживает самый приспособленный, – поправил его патлатый.

– Сильнейший! Приспособленный! Какая разница? Суть остаётся одна! – разозлился Фтор.

– Мы будем лясы точить или пятками сверкать? – прекратил их перебранку Везувий.

И тройка беглецов выпорхнула в подъезд. Времени на то, чтобы помыть пол и стереть свои отпечатки, не оставалось, но это не шибко заботило криминальных новичков. Всё равно до Уробороса доберутся нескоро.

Плохие или хорошие новости

– Почему фы так долхо? – завозился напряжённый Фрикаделька. Его волосатые ноги покрылись мурашками.

– Уроборос покончил с собой, – холодно ответил Пустыня. Почему он всегда сообщает плохие новости? Или же эти новости хорошие?

– Не может быть! – не поверил фрик, вытягивая лицо так, словно Эдвард Мунк срисовывал с него свою знаменитую картину «Крик».

– Он вскрыл себя вены. Не следовало оставлять парня одного, – кисло сказал Пустыня то, что должен был сказать, – пришлось его бросить, а нам договориться о строгом молчании. Теперь каждый будет придерживаться той версией, что зачинщиком спектакля был Уроборос, – вкратце пояснил он.

– Боже, что мы наделали? – ахнула Фанси. – Он ведь умер по нашей вине!

– По твоей, Фанта, – уточнил Везувий.

И Фургон двинулся на Восток. Все ехали подавленными и опустошёнными. Выпитыми. Лишёнными чувств. Фанси знала, что таким образом сознание защищается от боли. Смягчает удар. Отупляет, чтобы происходящее можно было вынести. Но даже с этой скидкой как можно вытерпеть ужасы реальности?

– Главное, выехать за город, – ворковал Пустыня, стараясь сохранить здравый рассудок, – а дальше необходимо перекрасить фургон или вовсе сменить машину. Такая громадина нам больше ни к чему.

– И хде мы возьмём другую машину? Ухоним? – поднял проколотую бровь Фрикаделька.

– Не знаю, – хмуро ответил Пустыня, – знаю, что в магазин будет ходить одна Фанси. Нас слишком легко опознать.

– У-у-у, – поморщилась девушка так, словно у неё сводило живот.

Теперь на неё возлагали ответственность, а ей хотелось просто отключиться и стать чем-то вроде овоща.

– Ещё эта лютая зима некстати, – простучал зубами Фрикаделька. Он, видимо, сильно мёрз.

– На, возьми куртку, – предложил Пустыня, протягивая ему мешок с верхней одеждой, какая завалялась в «Сахаре». Конечно, кожаная вещица не могла сравниться с пуховиком, но всё равно укрывала плечи.

– Нам нужно избавиться от телефонов, – обронила Фанси, подумав, что мать точно станет её искать.

– Ты права, – кивнул Пустыня, – будем проезжать по мосту и выкинем, – пообещал он. Так компания и поступила. Бурный удав Енисея никогда не замерзал из-за сильного течения, и с удовольствием принял на своё дно пять дорогих смартфонов. – Даже на душе полегчало, – постарался выдохнуть Пустыня, но нигде у него не полегчало.

Торг

– Думаете, как его похоронят? – рассматривала секущуюся прядь волос Фанси. – Кто выберет гроб? Пригласят ли священника? Кто придёт его проводить? Что скажут над свежей могилой? – уныло гадала она.

– Как-нибудь, да закопают. Гроб выберут крепкий, широкий, чтобы вошёл, – цинично ответил Везувий, хрустя завалявшимися чипсами.

Но от его грубого рассудительного ответа девчонка только сильнее сжалась в клубок.

– Мы можем проводить его сейчас, – сухо предложил Пустыня.

Внутренние голоса мучили его. Совесть терзала за то, что он не помог приятелю и ушёл, когда мог спасти. Теперь он понимал тех неправильных врачей, которые увезли Помпею.

– Он был вежлив и мягок, – начал Фтор, умалчивая об его тупости и лени.

– Его бесило, когда трогали его барабаны, – присоединился Везувий.

– Он постоянно заботился о птицах и пауках, – вспомнил Пустыня.

Фанси не желала участвовать в этой смешной театральной постановке. Она не могла выдавить ни звука, так как корила во всём себя. Зачем она призвала артистов к стрельбе? Почему настаивала? Зачем подстрекала? В глубине души девушка знала ответ на этот вопрос: вина и сожаление приглушали боль от потери любимого, и ей легче было продолжать жить. Конечно, она безумно скучала. Её удручала невозможность обнять друга и увидеть его живым. Она до сих пор не понимала, что Помпея прекратился. Закончился. Но теперь к горькой тоске примешивались свежие впечатления. Оказывается, Фанси ещё та циничная стерва.

Ближе к ночи ей удалось задремать, но темнота, которая её окружила, противно липла к телу, присасывалась к нему и затягивала в пучину скользкого брюха стыда. Куда бы Фанси ни побежала, её везде будет преследовать горе и грехи. Шкафные скелеты. Головные тараканы. Скребущие душу кошки. Ни один город не станет её новым домом. Куда она ни завернёт, она очутится в Скариже – городе страха.

Так красавица превратилась в чудовище. Что бы сказал Помпея? Одобрил бы её? Вряд ли. Понял бы? Абсолютно.

Милтон Эриксон, известный гипнолог и психиатр, писал: «Мой голос останется с вами». Фанси не слышала его голоса. Зато она слышала голос Помпеи. И вот он навсегда застрянет в её памяти. В памяти всего бессмысленного кровожадного мира.

***