Лепестки в паутине

Горячие слёзы лились из глаз, но голос Индила оставался сильным.

–Это сам решай.

Услышав его слова, Индил почувствовал, как падает в пропасть, посреди которой недавно стоял.

***

Не видя вокруг себя никого и ничего, Индил вышел из замка, прошёл весь город и дальше, через холмы. Туда, где теперь был Турморн. Его младший брат. Единственное, что имело ценность для него.

Темницы, выкопанные в холмах. Там всегда тепло, сухо и светло.

Но теперь даже это не имело значения.

Индил провёл там две недели. Однако Турморн, осознав, что жизнь его теперь прервана, что ни на отца, ни на брата он не имеет настоящего права, перестал даже отвечать ему. Он часами сидел спиной к решёткам, смотрел в единственное окно на потолке. Турморн остался наедине со своими сожалениями, с воспоминаниями. Индила он узнавать более не желал – в его воспоминаниях он по-прежнему был с ним вместе, по-прежнему учил его; они продолжали играть в вечную игру.

«Твоё имя означает «лилия». Этим летом они тоже зацветут, верно? И мы будем смотреть на них. Ловить лягушек. Моё имя – «черный дрозд». Индил, а мы посмотрим на гнездо дрозда? Конечно, кто-нибудь из них обязательно совьет его пониже, в кустах…»

И старший брат из воспоминаний отвечал ему так же, как отвечал тогда.

Индил же, оставшийся по ту сторону решётки, погибал от горя. Не было у него больше ничего, воспоминания доставляли лишь боль, потому что он видел брата, узнавал, и…не мог больше коснуться. Чары, пытающиеся в отчаянии дотянуться до души мальчика, находили на пути преграду.

Лучше было умереть, думал он. Умереть и забыть обо всём. О счастье, которое обернулось пропастью. Индил и так падал туда. Оставалось только выяснить, как скоро он ударится о дно.

Охтар пытался забрать юношу, но ответом ему всегда было лишь гробовое молчание, а уводить его силой он не решался. Друзья, добравшиеся до столицы лишь спустя три дня после заточения маленького принца, уговаривали Индила, оставались с ним подолгу, но он не отвечал и им.

Старший брат намеренно держал себя в заточении, а младший, видя это, из безмерной любви к нему, сплёл для него чары. Индил засыпал, а Турморн, подойдя ближе и протягивая к нему руки сквозь решётку, сказал:

–Прости меня. Я очень любил тебя, и ты, знаю, тоже… Но тебе нельзя со мной оставаться. Живи…

На следующее утро их друг, тот самый мальчик, что когда-то смастерил маленькому принцу свистульку, привёл Охтара. Вместе они унесли Индила, и до них в дороге сквозь журчание весенних ручьёв донеслась тоскливая трель чёрного дрозда.

***

Чары, созданные Индилом и скреплённые народом эльфов в час смятения, рушились, непрочно скреплённые только их волей.

Однако мировой порядок не терпит подобных потрясений. Тень трагедии и вины от убийства родителя и выкорчеванной души ребёнка, которая должна была коснуться лишь немногих, через нескончаемую нить магической связи укрыла собой всех до единого. После этого чары, однажды отвергнутые, исчезли совсем. Мастерство целительства, спасшее жизнь, которую не приняли, не простили и загубили, обратилось. Теперь оно намеренно убивало, вне зависимости от воли и желаний врачевателя. Убивало и эльфов, и людей.

Хрупкое равновесие было сломлено, и только воля короля теперь могла направлять народ. Но разум его стал темен. Что делать теперь дальше, без семьи, без силы народа, он не представлял. Как остаться невредимыми в этом мире… и стоит ли пытаться?

Кто знает, что бы было, свершись несчастье не в королевской семье. Возможно, это не имело значения вовсе. Эльфы – единственные существа, чья жизнь прочно соприкасается с душой мира. Любая скверна, поразившая их, несла с собой огромные несчастья для всех…

Время шло. Вместе с ним, медленно и незаметно, но неуклонно таяла жизнь эльфов. Пристыженные своим проклятием, они стремились в крепости. Мудрость, сила и таланты – всё осталось при них по-прежнему, кроме магии и права исцелять. Этого оказалось достаточно – ведь они более не могли помочь никому, кто бы просил их помощи там, где способности людей были недостаточными. Народ эльфов не мог объясниться с давними друзьями, обнаружив вдруг, что стали губителями не по своей воле. Магия исчезла не сразу, но ослабела и извратилась.

Эльфы бежали, места им больше не осталось. Стыд и скорбь потери терзали их, а проклятие забвения уже пало на их дома.

Многие, ранее крепко связанные вместе сильными чарами молодого принца, погибли в гнетущей душу пустоте, которая осталась после того, как их выдрали с корнем. Другие, отчаявшись, ушли. Король понимал, что всё это лишь стремление к логическому завершению. Кара ждёт тех, кто останется и будет защищать королевский род.

Поэтому он отдал, как задумывал, последний приказ – всем оставшимся женщинам и их детям, не достигшим положенного возраста, в сопровождении вооружённого гарнизона покинуть земли, на которые легли чары его сына. Он полагал, что, если они смогут выбраться из под взора судьбы, род эльфов может быть продолжен. В другом месте и под другим предводительством. Их мужей, сыновей, отцов и братьев он не удерживал. Они все вольны были уйти с ними. Не было такого права лишь у него и у его сына. Вина за произошедшее лежала только на них, и по замыслу короля только они могли остаться и нести своё бремя там, где испокон веков жил народ, некогда им подвластный.

Однако не все решились уйти. Кто-то из страха, кто-то из любви и дружбе к королю или принцу, но эльфы остались и ожидали в своих опустевших селениях другого приказа.

Всем им был предложен лишь один путь – в Солнечную крепость. Там средоточие доброй воли оказалось так велико, что общая скорбь не истребила её духа. Призывая на помощь друзей, Индил и сам не подозревал, насколько сильно защитил то место, в котором они жили, а он ненавидел за то, что именно оно неизбежно должно было стать для него домом.

***

Королю, принцу – взрослому, растерявшему радость юности давным-давно и слишком рано, и всем оставшимся с ними пришло время покинуть город и отправиться в Солнечную крепость. Ей предстояло стать последним оплотом, местом, где они могли жить без стыда, в забвении, но почти невредимые духом. Раны рано или поздно затягиваются или губят. Оставшиеся должны жить, сколько это возможно.

Последние из тех, кто ещё не успел навсегда покинуть родные места, решили подождать отъезда принца и его эльфов, чтобы вместе в последний раз выйти за ворота опустевшего дома и расстаться.

«Живи…»

Волю короля предстояло исполнить его старшему сыну.

Ранним утром Индил отпустил вперед отца с немногочисленным эскортом, а сам отправился прочь из города, за холмы…

Последний раз увидеть брата.

Турморн помнил его, прекрасно помнил. Острая боль прошла, остались лишь сожаления, вина и злость. Индил часто бывал с ним, не мог не приходить, хотя бессчётные его попытки вызволить Турморна, уговорить отца кончались крахом. Они всегда играли в одну и ту же игру.

Что означает твоё имя?

–Турморн.

Индил стоял, взявшись одной рукой за неприступный металл решётки. Турморн поднялся ему навстречу.

–Что… – начал Индил.

–Отец был у меня сегодня ночью. Представляешь, впервые за… – Турморн секунду прикидывал, – за семьдесят лет.

Индил молчал. Да, прошло уже целых семьдесят лет; семь лет назад Турморн достиг совершеннолетия, но Индил словно впервые увидел, что перед ним стоит не маленький мальчик с ясными голубыми глазами. Турморн повзрослел, стал юношей, стал старше Индила, которым тот был, когда время для них остановилось. С худого лица, выражение которого, казалось, тоже замерло в непонимании и скорби, сталью сверкали светлые, странные глаза. Его и без того тёмные раньше волосы стали почти чёрными.

–Хорошо, давай поиграем в нашу игру, – вздохнув, словно от усталости, сказал Турморн. – Что означает твоё имя?

Индил вздрогнул – мучимый предстоящим выбором, он словно стал бояться брата. Однако всё же принял предложенное.

–Моё имя означает «лилия». Водяная лилия. Они цветут…сейчас. На той заводи.

Турморн слегка улыбнулся и кивнул, словно ответ мог быть неправильным, но таковым не оказался. Младший брат молчал, и Индил понял, что продолжать теперь следует ему… до самого конца.

–А что означает твоё имя, знаешь? – взглянув прямо в глаза брату, спросил он.

Лицо Турморна преобразилось. Вымученное ехидное выражение того, кто уже не ожидает от жизни ничего хорошего, но каждый удар принимает словно бы с удивлением. «Надо же, что ещё может выдумать судьба?» – спрашивает он.

–Яд. Чёрный яд.

–Турморн, ты…?

Индил опешил. Его брат отвечал ему так, словно рассказывал забавную историю, словно спрашивал: «Можешь ты в такое поверить?! Нет, правда, можешь или нет? А вот так, оказывается, представляешь, как бывает. Невероятно забавно».

–Отец был у меня ночью, – повторил Турморн, – хотя, наверное, нечестно так говорить – он ещё раз напомнил мне о том, что отца у меня нет.

На лице младшего брата вместе с прежним выражением сильнее с каждой секундой проступало отчаяние; его улыбка дрожала, глаза блестели и весь он словно съёживался, ослабевал, пока, наконец, не опустился на колени.

–Заслуженно, конечно, – продолжал он. – Я бы и сам не простил такое никому, знаешь…может быть, только тебе…

–Турморн…

Индил тоже опустился на колени; протянув руку к брату, он не знал, что ему делать.

–Меня теперь зовут не так. Мы же сыграли с тобой только что. – Турморн поднял лицо, улыбающееся и спокойное; в глазах стояли слёзы. – По праву рождения отец выбрал мне другое. Позволь представиться – Са́нгморн. Вот такое теперь…имя.

Чёрный яд… Неужели последняя воля отца для родного сына была такой?!

–Это ничего, ты знаешь. Ведь я виноват, на самом деле виноват во всём, что случилось с нами, с тобой… Я всех погубил, я отравил всех, – продолжал Сангморн, снова склонив голову; рыдания грозились вырваться из его груди, но он сдерживал их. – Мне, собственно, не важно. Он сказал, что именно поручил тебе… Надеюсь, ты уже выбрал?

Индил с силой зажмурился, прислонившись лбом к решётке.

Он понимал, о чём попросит его брат.

–Убей меня, прошу.

Таким был выбор. Отпустить или убить – по сути своей, одно и то же, но… У Турморна был шанс. Отпустить брата, дать ему коня и отправить вместе с остальными эльфами города в путешествие, в которое они сами вызвались идти. На этих землях, всем вместе, им было не выжить… многие согласились уйти как можно дальше, попытаться найти себе другое место, где они смогут вновь зажить счастливо. Но путь их был сокрыт в неизвестности. Индил чувствовал, что хорошего конца у него нет, но будет ли он у других?

–Нет, я отпущу тебя, – собравшись с силами и всё-таки взглянув в глаза брату, ответил Индил.

–Ты любил меня, правда же? Мы всегда были вместе… Нам было хорошо, как ты думаешь? Помнишь?

–Я и теперь тебя люблю.

Индил вынужден был это признать. Вынужден, потому что не мог лгать, он действительно любит его, и не оставлял бы, будь на то его воля. Но теперь Индил считал убийцей и себя… это он сплёл чары, связавшие всех воедино горем, которое погубило всех. И уйти, дать себе шанс… Нет, ему нужно оставаться подле отца, подле друзей, что взяли на себя его бремя.

–Если ты меня отпустишь… если ты это сделаешь, брат, – слёзы, так долго сдерживаемые Сангморном, полились у него из глаз, – мне придётся жить и умирать с виной на сердце. Я знаю, что виноват во всём. И если мне суждено прожить ещё дольше… Если мне суждено найти новый дом или что-то вроде этого… Индил, что у меня останется?

–У тебя останется жизнь. Ты сможешь жить, Турморн! – воскликнул Индил в отчаянии; он поднял руку, призвав брата к молчанию. – Я помню, что ты мне тогда сказал. Когда я оставил тебя тут. Я хочу, чтобы и ты жил, как ты не понимаешь?

–У меня нет жизни, Индил! Только воспоминания о тебе, о том, как было раньше… О детях, вместе с которыми я учился. – Он ухмыльнулся сквозь слёзы. – Знаешь, я даже не могу их представить… Какие они сейчас.

Индил сел прямо на земляной пол, прислонившись спиной к решётке.

–Я отпущу тебя. Ты уйдёшь с эльфами в другие земли. Среди них есть прежние твои товарищи.

–Думаешь, они меня помнят, – с горечью проронил Сангморн. – Думаешь, они не будут ненавидеть меня?!

–Я не знаю! – вскричал Индил; он схватился за голову, с силой прижал ладони к вискам. – Я…

–Просто убей, и покончим с этим! Мало тебе было всех лет, что ты приходил сюда и мы пялились друг на друга сквозь эту решётку!? Мало тебе было того, что твой брат убийца, что у него уже нет имени!?

–Ты хочешь, чтобы и я стал убийцей?! – Индил в ярости обернулся к брату, вцепившись в металл клетки, словно это он был заперт в ней. – Только мне придётся сделать это намеренно, ты понимаешь?

Сангморн протянул руки сквозь прутья, тонкие пальцы сжали ворот братниной куртки; Индил вдруг почувствовал, как силен брат, почувствовал, как бьётся в нём жизнь и воля…

Если бы он даже решился… Из любви к нему, по его просьбе, он бы убил его, но…

Неужели эта жизнь достойна только смерти?

Турморн, увидев в глазах Индила решимость, обмяк, цепляясь за его ворот.

–Мне не хватит сил самому это сделать. Пожалуйста…

Руки его были холодны; Индил почувствовал это, взяв ладони брата в свои.

–Я не хочу мучить тебя, Турморн, и отпускаю не со зла. Ты должен мне верить, слышишь? Мы все многое потеряли, но те, кто пойдёт с тобой…они надеются на новую жизнь. Разве ты не можешь попытаться? Неужели… не можешь?

Сангморн уставился на него остекленевшими, не выражающими ничего глазами; таким же был его взгляд, когда Индил последний раз видел его на свободе…

Тогда, правда, на него смотрел мальчик.

Брат попытался вырваться. Индил не пустил.

–Ты веришь мне? Понимаешь?

Он избегал его взгляда.

–Ты мой брат. Я люблю тебя. Я не хочу тебя убивать!

Индил с жадностью вглядывался в его лицо и увидел, как что-то в нём оборвалось. Когда брат отдёрнул руки, он, помедлив, отпустил его.

–Ты ведь не пойдёшь со мной.

–Я не могу.

Воцарившаяся тишина, казалось, поглотила всё вокруг. Двое братьев, когда-то такие близкие, отдалялись друг от друга. Семьдесят лет, которые они провели, поддерживая хрупкую связь, создавая иллюзию вечного детства, в котором юноши оставались вместе, любимы друг другом и не знавшие печали… Семьдесят лет пролетели вдруг одной минутой, дверь в прошлое захлопнулась.

Пути назад не было. Ни у одного.

***

Итак, последний отряд эльфов вместе с молодым принцем скрылся за холмами. Братья не сказали друг другу ни слова на прощание.

Индил повёл оставшихся в Солнечную крепость. Там, посреди вековых лесов, они начали новую жизнь. Людей стали сторониться, тем более нынешние правители не испытывали к ним ничего, кроме непонятного страха и завистливой злобы. Они полагали, что эльфы намеренно желают им зла, и, тем более, знают что-то такое, чем не хотят поделиться.

Некоторые уходили в леса, не выдержав всё же своего положения изгоев, тоски от разлуки с теми, кто ушёл искать свою судьбу в другом месте. Часто пропадали поодиночке.

Однако бывало и так, что кто-то возвращался. Случалось это раз в год-два. Несмотря на проклятие, сгущающееся над крепостью и сокрывшее её от глаз, они находили поселение и присоединялись к его гарнизону. Кто-то приходил добровольно, кто-то – по несчастью и нужде.

Порой Солнечную крепость находили даже молодые эльфы. Некоторые не достигли ещё положенного возраста и скитались одни, изрядно рискуя своей жизнью. Лишь они знали, что стряслось в других землях с их роднёй… или со всем отрядом.

Последний эльф, добравшийся до Солнечной крепости, появился сорок лет назад, в возрасте пятидесяти пяти лет.

С тех пор больше не было ни одной вести от ушедших сородичей, и эльфы Солнечной крепости упрямо продолжали жить под сенью темного леса, гордые, но раскаивающиеся. Они ждали своей участи, ждали приговора – и держались друг за друга, защищаясь.

Случившееся с ними было ошибкой, дырой в гобелене мироздания. Таких дыр и ошибок нашлось бы немало, но чем их больше, тем быстрее появляются новые.

Калианты тоже стали всего лишь одной из ошибок. Рождённые во мраке, они не имели дома, но у них была цель – истребить эльфов крепости. Прощением или наказанием считать это, не знал никто. Но теперь все были уверены лишь в одном: в покое их не оставят.

Следовало решать: сдаться, или же продолжать сопротивление. Умереть или защищать свои жизни.

«Живи…»

Так была рассказана история эльфов.

8

Лилия оправилась от своей болезни только через десять дней с момента её начала.

Друзья во главе с Индилом отговаривали девушку, но она всё же появилась на тренировке сразу же на следующее утро. Охтар не сделал ей выговора, не сказал вообще ничего, но, Лилия заметила, дольше, чем всегда, задержал на ней взгляд.

Девушка думала, что теперь, зная всё, она будет горевать о судьбе эльфов гарнизона. Однако лишь любовь к ним наполняла её сердце, когда Лилия вернулась к привычному течению жизни. Единственным, на кого она не могла смотреть, как прежде, был Охтар. Жёсткий, холодный, закрытый… он не был таким по-настоящему.

Он был спасением, оставался верным другом и слугой короля и принца.

Невольно девушка заметила его на той, самой первой после болезни тренировке. Он был в стороне, медленно переходил по кругу и оглядывал всех пронзительным взглядом серых глаз. И хотя ничего в Охтаре и его обращении не поменялось, Лилия стала видеть больше в этом молчании, в резкости его голоса.

Капитан стражи вдруг остановился. Оглядев всех, он оглянулся на замок… а после поднял глаза к небу. Выражение его смягчилось лишь на мгновение, но Лилия решила – вот он, настоящий. Это был тот же Охтар, командир королевского гарнизона… но он и учил детей, защищал их. Вот и теперь пристальный взгляд его глаз не упускал ни единого члена группы. Он, подобно королю, знал всех. И всем был предан.

Эльдалин обернулся, следуя за взглядом девушки.

–Кого ты увидела? – спросил он.

–Охтара.

Лилия улыбнулась. Они продолжили тренировку. И тренировались изо дня в день, неизменно сопровождаемые хриплым, властным голосом капитана стражи.

Теперь всё было ясно. Лилия поняла опустевшие дома, стену, забвение, Стражника; вспомнила Эльдалина, Лизеля, короля и тень, падающую на резной потолок в тронном зале. Она впервые, кажется, совершенно осознала и своё здесь пребывание, своё ремесло.

А Имирин и Индил… Перед тем, как уйти тем вечером, король лишь добавил:

–Я жалею только о том, что был хорошим королём… и слишком плохим отцом. Будь я внимательнее, этого бы не случилось.

–Ваша жена была сумасшедшей.

Имирин застыл в дверях.

–Может быть. Как ни странно, но теперь, говоря о ней, всё, что я чувствую, это… недоумение.

С этим король вышел.

Всё время, пока он говорил, ни Лилия, ни Индил не произнесли ни слова, сидели спина к спине. Они не шелохнулись, даже когда Имирин вышел, оставив эхо своих слов затухать в стенах и огне камина. Наконец, Лилия, осторожно обернувшись, приподнялась на руках и встала на колени. Она обняла Индила за плечи, уткнувшись в его шею. Молодой принц поглядел в сторону, в огонь…

Вздохнув, он уронил голову на руки.

Свобода

1

—Ты закончила?

Марли заглянул в денник, где Лилия собирала Алассею. Сам он был полностью готов и вёл в поводу другую кобылу – Мэри. Той, кажется, уже не терпелось выйти наружу, но она послушно выглядывала из-за плеча эльфа. Лошади обменялись приветственным ржанием.

–Наверное. Проверь, пожалуйста.

Лилия вывела Алассею из стойла. Марли оглядел её, попробовал ремни под животом.

–Всё правильно. Можем идти.

Марли ободряюще улыбнулся и пошёл вперёд. Лилия, чуть отстав, за ним.

Вот уже второй месяц Марли каждодневно занимался с Лилией верховой ездой. Девушка умела обихаживать лошадь с кончиков ушей до кончиков копыт, с первого раза грамотно закрепляла гобелен на спине животного ремнями и повязывала поводья. Они постоянно занимались на манеже; чего стоило для начала научиться хорошо садиться на лошадь. Потом освоили шаг: Марли часто сам садился на Мэри, и они ходили кругами друг за другом, постоянно меняясь; сначала Алассея шла второй, потом вела. Чуть позже они принялись за рысь и быстрый шаг, и только две недели назад освоили размеренный галоп.

Алассея была опытной, а Лилия старалась учиться быстро. Это получалось, хотя страх перед падением девушке преодолеть не удалось.

–Когда упадёшь впервые, поймёшь, что это не так страшно; особенно на манеже. Главное, старайся сразу отпустить поводья. А стремян у нас здесь нет.

Лилия не знала, смогла бы она теперь сесть на лошадь в своей родной деревне, и сильно в этом сомневалась. Но того, чему научил Марли, казалось вполне достаточно для того, чтобы управиться с животным, воспитанным эльфами.

Сегодня им предстояло впервые выехать в лес. И она, и эльф взяли с собой оружие и охотничий рог – на случай, если наткнутся на неприятности. Однако это почти не волновало девушку. В последнее время было тихо, разведчики всегда возвращались спокойно, встречая порой лишь следы пауков. К тому же, Охтар продолжал постоянно выгонять их из крепости – не внове.

Но выезжать на лошади!

Лилия нервничала, и Алассея качала головой, словно дивясь странному, нервному человечку. Кобыла была очень разумной, ловкой и внимательной, так что, может, не стоило так беспокоиться, но…

Девушка, как и всегда, боялась ошибиться. Она давно заметила это за собой, как и её друзья – подобное очень тормозило поначалу всё обучение, хотя продолжалось, к счастью, недолго.

–Самое главное – внимательно смотри на лошадь и на то, что перед тобой, – говорил Марли, оглядываясь на Лилию и Алассею. – Ты хорошо держишься на её спине. Снаружи, конечно, не так привычно, но только для тебя – Алассея знает, что делать. Просто будь внимательнее. Если понадобится делать что-то особенное, я скажу.

Лилия и Марли вывели животных на площадь. Снег в этот день шёл с ночи, и закончился как раз к их послеобеденным планам. Булыжник уже подмели, и прутья метел оставили за собой тонкие и плавные белые полосы.

–Уже готовы? – окликнул их один из эльфов со сторожевой башни над воротами.

–Нет, ждём! Пара минут, – отозвался Марли.

Словно в подтверждение его слов, дверь левой галереи отворилась и оттуда вышел Ирис, ведя в поводу жеребца.

Эльф согласился сопровождать их – иначе стражи ворот просто не дали бы разрешения Марли и Лилии выбраться наружу. Они, в свою очередь, никому больше о планах не рассказывали.

–Зачем заставлять их нервничать? А Ирис, к тому же, разведчик. Ничего не случится.

Лилия посмеялась про себя о том, что с таких слов обыкновенно начинаются крупные проблемы; однако у неё действительно не было дурных предчувствий. И потом – иногда утомляет, что тебя постоянно сопровождает целый отряд «охранников». А именно в это вылился бы их сегодняшний выезд, расскажи они о нём хоть кому-нибудь ещё.

Вот так получилось, что в конце зимы, в самый её расцвет Ирис, Марли и Лилия выехали верхом через наполовину приотворённую створку главных ворот навстречу лесу.

2

Снаружи, на просторе, всякая погода кажется более явной и величественной. Вот и теперь над их головами опрокинулось глубокое синее небо, под ногами разостлался безмолвием мягкий снег, а по сторонам возносились потемневшие стволы гигантских секвой. Холод чудесным низким дыханием заполнял всё вокруг. К ночи обещал приступить жестокий мороз, но пока в безветрии и солнце выехавшие верхом эльфы и девушка увидели добрый знак в пользу своего предприятия.

Как расширились небо, воздух и холод, так сразу необъятным показалось пространство вокруг. Лилии верхом на Алассее вдруг стало страшно; исчезли стены манежа и заборы выгона, исчез круг, по которому они шли. Теперь можно идти далеко-далеко вперёд, или свернуть в сторону и затеряться в бескрайнем холоде…

Благо, у неё всё-таки были направляющие – впереди в такт шагам лошади покачивалась спина Ириса, сзади слышалось шуршащее дыхание Мэри.

–У всех всё в порядке? – негромко осведомился Ирис.

Односложные ответы были положительными.

Все трое вскоре свернули со знакомой тропы и двинулись между секвой, утопая в снегу. Жеребец Ириса, Мотто, прокладывал кобылам дорогу. Так брели около получаса; деревья вокруг становились всё ниже, стройнее, росли теснее. В конце концов всадники оказались в густом смешанном лесу. Тёмно-зелёные в серебре сосны путались над головой с сетью голых, чётко очерченных ветвей.

Снега здесь было меньше и лошади пошли свободнее. Ирис свернул влево, провёл Мотто вдоль деревьев и вдруг нырнул в самую их глубь. Лилия и Марли последовали за ним, и оказались на широкой дороге, по которой могли проехать рядом четверо всадников. Сейчас она казалось пустынной. Ветви деревьев защищали от больших снежных заносов и здесь, образуя живой коридор.