Беседы с волками, медведями и скворцами о свободе, коррупции и диктатуре

И никто не хочет понимать, что именно из-за друзей вождя и живут плохо. Ведь если бы все по-честному было, все бы уже давно были сыты.

Про безопасность детей тоже вопрос спорный. Говорят, волки вождя особенно любят молодых барашков и поросят. Да и СВИНовцы не брезгуют свежим мясом. А попробуй пожаловаться полиции на произвол, так сам же и попадешь в клетку. Во времена моего детства было понятно: вот хищники, а вот, например, те же быки или кабаны, к кому можно обратиться за защитой. А теперь не знаешь, кто есть кто. Все стали травоядными. Да вот только некоторые от мяса не хотят отказываться.

Весь вопрос только в том, кто ты в нынешней иерархии. Если есть связи в тереме, можешь что угодно делать: воруй, убивай, ешь мясо. А если нет, то, – здесь Семен обвел копытом соседей по яме, – добро пожаловать к нам за одно только лишнее слово или просто подозрительное поведение.

– Но ведь таких как ты, Семен, умных, думающих животных наверняка много. Почему бы вам не собраться вместе и не открыть глаза остальным на то, что в действительности происходит? – не сдавался Игорь.

Тут в разговор вмешался кролик.

– А ты думаешь, мы не пытались? – пискнул он. – Сразу видно, что ты не местный. Массовые сборища у нас тут запрещены. Точнее, они, конечно, разрешены. Даже закон такой есть, где сказано, что надо только предупредить полицию. Но в реальности полиция требует согласовывать такие вещи. А согласовывает полиция только собрания во славу вождя, – на этих словах Саня смешно чихнул. – Все остальные запрещает под предлогом обеспечения безопасности и комфорта других животных. А попробуй просто так собраться, сразу ослы налетят и наваляют так, что надолго желание собираться отпадет. Они чувствуют свою безнаказанность и отрываются по полной. Знают, что любой суд встанет на их сторону. А если их жертвы хотя бы попробуют заикнуться о своих правах, сразу окажутся в клетке за неповиновение законным требованиям сотрудников правоохранительных органов. А особо ретивых могут и за нападение при исполнении надолго посадить. Пусть даже никакого нападения и не было. Суд всегда на стороне полиции. Они все – одна банда. Банда, задачей которой является не соблюдение правопорядка, а защита режима вождя любыми средствами.

Мы раньше каждый месяц пытались устраивать акции на площади у терема. Без каких-то требований. Просто чтобы напомнить, что у нас есть такое право. И после каждой такой попытки я сначала долго сидел в клетке, а потом долго лечился.

– К тому же, – подхватил Семен, – нас никто не послушает. Это вождь везде с пафосом заявляет, что мы народ. А на самом деле мы как были стадом, так и остались. Только раньше стадо было дикое, а теперь над нами появился пастух.

– Проблема в том, что те, кто против вождя, слишком разобщены, – вклинился в разговор хриплый гортанный голос медведя Платона. – Каждый тянет одеяло на себя. Тот же самый Нахал, куница Ксюня, быки – отец и сын, – которых прозвали Гудками, и так далее. Они пытались объединиться, чтобы противодействовать вождю, но все без толку. Личные амбиции оказались для них важнее. А вождь не дурак, он знает это и этим пользуется.

Все замолчали. Кролик снова чихнул из своего угла. Было очевидно, что здешняя сырость не идет на пользу ему, без того измученному вечным и бесполезным протестом против режима вождя. Но свиньям на это было глубоко наплевать.

– Вождь говорил, что у вас тут выборы, и что животные могут найти другого вождя, если им не понравится Герман, – сказал Игорь.

– Выборы, да, – тряхнул ушами Семен, – даже несколько кандидатов есть…

– Кандидаты есть, только выбора нет, – пискнул Саня из своей норки, – одни и те же морды, сколько я себя помню. И сколько отец мой себя помнил, и дед, и даже прадед. Петух Жорик, селезень Зюзя и бобер Сергуня.

– Забавные имена, – улыбнулся Игорь, – прям как клоуны в цирке.

– Так они и есть клоуны. И повадки у них почти одинаковые, даром, что разные звери и птицы. Не поймешь, кто из них селезень, а кто бобер. Отличаются только громкостью голоса. А суть одна и та же. Все якобы оппозиция, а вождю стоит только слово сказать, так сразу подхватывают и начинают его дальновидность восхвалять на все лады. Еще и стремятся каждый друг друга перекричать, мол, вот как я согласен с мудростью нашего вождя, больше всех согласен. Ну и вождю с них польза имеется. Мало ли кто вдруг усомнится в нашей демократии. Ну, так, не сильно, чтоб за экстремизм к свиньям не загреметь, так ему сразу, вот, пожалуйста, хотите альтернативу, у нас есть и Жорик, и Зюзя, и Сергуня. А то, что они все под его дудку поют, это ж не докажешь. Ну, позиция у них такая, что поделать. Зато народ за них голосует, вроде как, значит, поддерживает. А тех, кто хоть как-то с хозяином терема не согласен, под любым предлогом к этим самым выборам не допустят. Поэтому одни патриоты, а другие – «пятая колонна». Одним – почет и уважение, а другим – палки и копыта свиней.

Кролик снова чихнул и замолчал.

– А кто-нибудь вообще пробовал отсюда выбраться? – сменил тему Игорь.

– А как тут выберешься? – откликнулся Семен. – Куда ни копай, везде земля. Нет у нас тут никого, кто мог бы быстро выкопать ход, достаточно большой, чтобы туда влез хотя бы твой кот, не говоря уж о тебе самом. А медленно рыть не получится – свиньи периодически спускаются сюда вниз и проверяют, чтобы не было никаких подкопов. А решетку наверху нам копытами да лапами не отодвинуть, тяжелая она. Да и не добраться до нее.

– Я могу попробовать разобраться с решеткой, – не унимался Игорь, – у меня все-таки есть руки. Надо только, чтоб кто-то меня подсадил.

– Ну вылезем мы наверх, а куда дальше? Единственный выход из коридора наверху – через казармы свиней. А там они быстро с нами разберутся, – сказал Платон.

– Есть еще небольшое окошко, вон там, в стене, – кивнул Семен куда-то вверх.

– Что нам оно даст? – подал голос Саня, – даже если человек вылезет из ямы, самое большее, что он сможет сделать, это вытащить отсюда меня, может быть, тебя. А что делать с Платоном и другими крупными животными? Бросить их здесь? И потом, как мы будем выбираться через это окошко? Ты же сам знаешь, что оно очень высоко. Сам-то он сможет до него допрыгнуть и вылезти наружу. Но я с трудом представляю, как до этого окна доберусь я или, например, Нафаня. Не будет же он нас туда подкидывать: мы разобьемся.

Семен замолчал, поняв нереалистичность своей идеи.

– Свергнуть вождя невозможно, – снова подал голос Саня, но, если ты и, правда, хочешь попытаться помочь нам, ты можешь согласиться с условиями вождя и пообещать провести его сквозь нору в ваш мир. А когда он тебя отсюда выпустит, найди Нахала. Если вы организуете акцию протеста, и ты на ней выступишь, животные увидят, что точно такой же человек, как и наш вождь, говорит совсем другие вещи о свободе, стабильности и так далее. Возможно, это заставит их задуматься и перестать слепо верить каждому слову вождя, а потребовать уважения своих прав, прекращения беспредела свиней и нашего освобождения. По крайней мере, вождю уже сложнее будет потакать всему беззаконию, которое чинит его окружение, он пойдет на какие-то уступки, и система пошатнется.

– Боюсь, не получится, – произнес задумчиво Игорь, – вряд ли Герман поверит мне. Скорее всего, он выпустит меня одного, а Татарина оставит тут в качестве заложника. А без своего кота я домой не вернусь.

– В таком случае, – вмешался Семен, – тебе и коту надо отсюда выбираться вдвоем через то окошко, о котором мы говорили и идти к скворцу.

– Когда? Сейчас?

– Сейчас нет смысла. Сам ты Нахала не найдешь, да и спит он уже. Птица дневная все-таки.

– Тогда завтра?

– Завтра ты отсюда не уйдешь. Везде будет много животных и полиции. Тебя обнаружат еще до того, как ты вылезешь из окна.

Семен задумался.

– Уходить надо сегодня, после отбоя, – вновь подал голос Платон.

– А где он будет ночь пережидать? Никто его к себе не пустит, а на улицах патрули никто не отменял. И потом, как он к скворцу проберется завтра? Его ж сразу опознают и арестуют, – запротестовал Семен.

– Это не проблема. Выберешься отсюда и иди на закат, – повернулся Платон к Игорю. – На окраине города увидишь наполовину сгоревшую конюшню. Там живут старый конь Август и его жена Вера. Иди к ним и скажи, что от меня. Они тебя на ночь приютят, а утром вывезут из города. У Августа есть своя повозка. В ней тебя никто не увидит. Вообще-то Август верный подданный вождя, все в рот ему смотрит и каждое слово ловит. Но они с Верой мне жизнью обязаны. Поэтому помогут тебе.

– Обязаны жизнью? – переспросил Игорь.

– Когда-то давно, много лет назад в их конюшню ударила молния. Крыша загорелась, а одна из балок упала и перегородила выход. Я как раз недалеко проходил. Прибежал и отбросил эту балку. Все, кто там жил, спаслись. Потом постепенно другие лошади кто разошелся по другим конюшням, где у них была родня, кто умер. Только Август с Верой остались там. Да и некуда им идти было. Детей нет, родственников тоже. К тому же сначала вождь все обещал, что вот-вот или их конюшню отремонтируют, или Августу с Верой новое жилье дадут. Но только уже который год живут они в этих развалинах. Летом дождем их заливает, сено портит, зимой снегом засыпает. Холод жуткий у них. Да только Август все терпит, ждет жилье новое. И на вождя молится… – Платон замолчал.

– А почему им конюшню не починят? – поинтересовался Игорь.

– Такие порядки у нас. Вождю, на самом деле, важнее, чтобы его державу уважали и боялись за границами, а на то, как живет его собственное население, ему плевать. А его подчиненные, зная это, открыто грабят нас. До народа доходит немногое. Хотя это ж именно мы производим все – овцы и бараны сдают шерсть, коровы – молоко, бобры валят деревья и делают из них доски, еноты грибы и ягоды собирают, медведи рыбу ловят, мед достают. Потом сдаем все это дружно в терем. Вождь это налогами называет. Говорит – это практически единственная наша обязанность, а все остальное – только права, – усмехнулся медведь, – право на жизнь, на справедливый суд, на защиту достоинства, запрет пыток и унижений, право на тайну личной жизни и частных разговоров, на неприкосновенность жилища, свобода слова, свобода собраний, презумпция невиновности и так далее.

– Я смотрю, ты хорошо разбираешься в этой теме, – вежливо заметил Игорь.

– Возле терема есть большой амбар. Зернохранилище. Там на стене это все и написано. Вождь распорядился написать. Сказал, мол, это наша конституция. По ней будем жить. А я все хотел законы новые знать, следить, чтоб все по ним жили, чтоб никто не нарушал их. Вождь говорил, что таких юристами зовут. Вот и выучил все это, – Платон прикрыл глаза. – Да только бесполезно это все оказалось. Наши права работают до тех пор, пока вождь и его цепные ослы и свиньи не решат иначе. И тогда конец. Все те слова, что я сейчас перечислял, можно забыть. Они тебе не помогут. В этом случае законы будут работать только для избранных.

– Все животные равны, но некоторые равнее других… – добавил он, помолчав.

– А как ты сюда попал?

– Как-как. Узнал, как высокопоставленные ослы из полиции во главе с их начальником Аполлоном воровали сено из амбара, доски для общих конюшен, да хлевов, а потом отгрохали каждый себе хоромы, утепленные тем самым сеном, а остатки не просто ели – купались в нем, объевшись мухоморов. Вот я и захотел рассказать всем, чтобы наказали их. Свидетелей нашел, кто мог это все подтвердить. Только те же самые ослы и проводили проверку моих сведений. Конечно же, они потом заявили, что ничего из этого не подтвердилось. Зато меня посадили быстро. Обвинили в том, что я якобы помогал одному забугорному койоту воровать у ослов то самое сено и через холмы переправлять. Доказательств, естественно, у них никаких не было. Но они им и не нужны.

– То есть ослы расследовали обвинения против самих себя же?

– У нас тут такое сплошь и рядом. Понятное дело, что никогда ничего не подтверждается, а заявителям потом становится несладко. И ведь все всё знают, – продолжил Платон, помолчав. – Достаточно посмотреть, как живут приближенные вождя, и все сразу понятно становится. Но никого не наказывают. У них там наверху круговая порука. А безнаказанность рождает еще большее воровство. Посадил бы вождь одного-двух своих приятелей в клетку или отправил бы в резервацию. Глядишь, и остальные бы воровать перестали, ну или меньше бы воровали, боялись бы.

– Неужели вождь совсем не борется с воровством?

– Борется, – вмешался в разговор Семен, вызвав на себя недовольный взгляд Платона, – еще как борется. Говорит об этом постоянно. Но наказывают, как правило, всякую мелочь. Ни разу еще в суде не оказался никто из начальников КОРМа, СВИНа или полиции. Про тех, кто вхож в терем, я вообще молчу. Если уж совсем кто-то откровенно погорел, то его тихо отправляют на пенсию. Он потом спокойно доживает свой век в отдельном хлеву, ест от пуза и бед не знает. Вождь своих друзей не сдает. И Платон прав, все всё видят и понимают, но молчат.

– А почему молчат?

– Кому-то удобнее думать, что это не его дело. К нему не лезут, и он сам не вмешивается никуда. Никто ж не хочет оказаться здесь, – Семен обвел копытом яму. – Кто-то полагает, что так и должно быть. Власть имеет право воровать, а те, кто придет им на смену, будут еще хуже. Ну а кто-то считает, что это все происки врагов из степи, а откуда на самом деле у друзей вождя такие богатства, предпочитает не задумываться.

– А как я найду Нахала? – спросил Игорь, когда Семен замолчал.

– Попроси Августа довезти тебя до речки Плинтовки, – ответил Саня, – а потом иди вдоль течения, пока не войдешь в лес. В лесу речка превращается в болото. Там-то и живет Нахал со своей стаей скворцов.

В тот же момент сверху раздались шаги свиней. В этот раз их было несколько.

– Еду принесли, – пояснил баран.

И действительно, стало слышно, как свиньи, громко перехрюкиваясь между собой, двигают по очереди деревянные решетки и чем-то шуршат. Вскоре очередь дошла и до ямы, в которой сидел Игорь. Накрывавшая ее решетка отошла в сторону, и на головы узников упал большой сноп сухого сена, после чего свиньи вернули решетку на место.

Семен встал на ноги и, подойдя к сену, начал неторопливо жевать его, аккуратно отщипывая от снопа по несколько сухих стебельков. Саня с важным видом выбрался из норы и, схватив охапку размером с него самого, деловито направился обратно в свое убежище. Платон лапой подгреб немного сена к себе и стал неловко засовывать его себе в пасть. Стебли и листья вываливались из нее, как у волка Жени, которого Игорь встретил утром. Вспомнив, как давно это было, он поднял глаза наверх и увидел, что и так тусклый свет, проникавший в их часть хлева через небольшое оконце во фронтоне, почти совсем померк. За окном стемнело.

– Тебе пора, – словно прочитал его мысли медведь, дожевав, наконец, охапку сена, – темно, на улицах уже никого нет. Залезай на меня и отодвигай решетку.

С этими словами Платон подошел к стене и подогнул лапы. Игорь взобрался на косолапого и, пытаясь балансировать на перекатывавшихся под густой шерстью мускулах, уперся спиной в стену ямы, схватился за жерди решетки и начал отодвигать ее вперед. Сначала ничего не выходило. Решетка была тяжелой и плотно лежала на земле. Платон внизу кряхтел и фыркал, но терпел. Наконец, решетка поддалась, и вскоре Игорь отодвинул ее достаточно, чтобы он смог выбраться наружу.

Оказавшись наверху, Игорь посмотрел в яму. Оттуда на него глядели его бывшие сокамерники. Даже кролик вылез из своей норки и, все так же подергивая носом, уставился вверх.

– Удачи, – рыкнул Платон.

– Приятно было с вами познакомиться, – проблеял Семен.

К горлу Игоря вдруг подкатил невесть откуда взявшийся комок, и он смог лишь молча кивнуть. Затем он поднялся на ноги и пошел к соседней яме, где сидели Татарин и серый кот.

Двигать вторую решетку уже было сподручнее, и Игорь справился с ней намного быстрее. В яме вместе с Татарином и серым котом находились пятнистый олень, выдра и пара похожих друг на друга, как две капли воды, бурундуков. В углу неподвижно лежал серый комок, который при более подробном рассмотрении оказался ежом. Видимо, это и был тот самый Нафаня, имевший неосторожность в собственной норе поделиться с супругой своим мнением о хорьках из ВЕСТИ.

Игорь лег на живот и опустил в яму правую руку.

– Прыгай, я тебя вытащу, – шепнул он Татарину. Кота второй раз просить не пришлось. Он бесцеремонно запрыгнул лежавшему в яме оленю на спину, оттолкнулся от него и взмыл вверх. Игорь схватил его под передние лапы и быстро вытащил наверх. После этого он опять лег на живот и опустил руку.

– Эй, ты чего? Пошли, – поторопил его Татарин.

Игорь, не обращая на него внимания, шикнул на серого кота, который в нерешительности сидел на дне ямы: «Чего сидишь? Прыгай давай».

– Ты что, этого неудачника тоже хочешь вытащить? – продолжал возмущаться Татарин: – Ты с ума сошел? Зачем он нам?

– Замолчи! – зашипел на него Игорь, – мы втроем здесь оказались, втроем отсюда и уйдем! Ну! – снова обернулся он к серому коту, нерешительно переминавшемуся в яме с лапы на лапу.

Серый вопросительно взглянул на оленя и, получив одобрительный кивок, залез ему на спину, оттолкнулся и прыгнул в руки Игорю.

Встав на ноги и отряхнувшись от земли, Игорь взглянул в небольшое окошко. Оно располагалось не очень высоко, и, подпрыгнув, человек обычного роста вполне мог зацепиться руками за его край и, подтянувшись, выбраться наружу. Затем он аккуратно вернул решетки на свои места.

– Цепляйтесь за мои ноги, – скомандовал Игорь своим котам. Серый кот с готовностью выполнил указание и аккуратно вскарабкался по джинсам на бедро своему спасителю. Татарин все еще был обижен на хозяина за то, что тот, вопреки его желанию, спас серого. Поэтому, забираясь на ногу Игорю, он старался по возможности сильнее поцарапать его когтями сквозь плотную ткань.

– Татарин, я тебя сейчас скину на фиг и тут оставлю! – морщась от боли, прошипел Игорь. Кот промолчал, но дальше лез уже аккуратнее.

Дождавшись, пока оба зверя надежно зацепятся у него на бедрах, Игорь подпрыгнул, подтянулся и просунул половину тела в проем окна.

В ноздри ему ударил свежий теплый воздух. Он был наполнен ароматами трав и полевых цветов, со сладковатым запахом прелой соломы, навоза и нотками пресной воды, доносимыми ветром со стороны реки. Вокруг виднелись темные силуэты овчарен, конюшен, свинарников и прочих построек из необработанного серого дерева. Нигде не горело ни огонька, но потом Игорь вспомнил, что это мир животных, и с огнем они вряд ли дружны. Терем из окна виден не был. Уже практически стемнело, и только на западе была еще видна розово-рыжая полоска заката. Игорь сразу запомнил направление, так как пройдет еще несколько минут, и она исчезнет. Погода была ясная, и на иссиня-черном небе уже были видны первые звезды. На улицах не было ни души.

– Ну что там? – прошипел Татарин с правого бедра.

– Вроде тихо все, – ответил Игорь, продолжая внимательно осматривать обстановку. Он по очереди перекинул ноги через окно, стараясь не сбросить котов, и спустился с другой стороны стены на траву. Татарин и его серый собрат слезли на землю, и троица осторожно направилась в указанном Платоном направлении.

Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь стрекотанием кузнечиков и приглушенным мычанием, блеянием, ржанием обитателей города, готовившихся за стенами своих жилищ ко сну.

Беглецам повезло: им удалось пробраться на окраину города, никого не встретив на пустынных улицах. В ярком лунном свете троица увидела длинное строение с частично уничтоженной огнем бревенчатой стеной и обвалившейся крышей. Одна створка ворот конюшни лежала на земле, видимо, нетронутая с того самого пожара, о котором говорил Платон, вторая была полуоткрыта и тоже, казалось, давно не использовалась. Изнутри не доносилось ни звука, и конюшня выглядела совершенно необитаемой.

Игорь подошел к воротам и заглянул внутрь. Внутри конюшня была залита белым лунным светом, свободно проникавшим сквозь обвалившуюся крышу. Лишь в дальнем конце строения кровля осталась нетронутой, и там царила темнота. Сохранившиеся кое-где стропила отбрасывали причудливые тени на полуразвалившиеся деревянные стены, раньше разделявшие стойла для лошадей. Игорь с трудом представлял, как здесь можно жить.

Однако, словно опровергая его мысли, из темной, более или менее сохранившейся части конюшни раздалось громкое конское фырканье.

Игорь шагнул внутрь, коты последовали за ним. Осторожно ступая между разбросанными тут и там обугленными бревнами и досками, кое-где поросшими травой и мелким кустарником, троица двинулась в дальнюю часть конюшни. Оттуда, почувствовав запах незнакомцев, снова фыркнула лошадь.

Пройдя половину расстояния, Игорь остановился и громко поздоровался.

В ответ из темноты раздалось шуршание, и через несколько секунд в лунном свете показался гнедой конь с белым овальным пятном на морде. Животное настороженно прядало ушами и тихо пофыркивало, разглядывая незваных гостей.

– Здравствуйте, вы Август? – снова громко поздоровался Игорь.

Конь помолчал, внимательно разглядывая человека, а затем неторопливо кивнул.

– Меня зовут Игорь, я человек. А это, – он указал на своих спутников, – мои друзья, Татарин и… – тут Игорь замялся, поняв, что до сих пор не знает, как зовут серого кота, – еще один… кот… Я пришел к вам от медведя Платона, он сказал, что вы можете помочь.

В этот момент за спиной Августа произошло какое-то движение, и из тени вышла серая лошадь с гривой цвета соли с перцем.

– Кто у нас здесь, Август? – голос лошади был мелодичным, но какие-то неуловимые нотки говорили о том, что его обладательнице уже много лет.

– Не знаю, – настороженно и резко, словно в противовес Вере, бросил Август, – говорит, что пришел от Платона.

– Платона, который спас нас несколько лет назад в том ужасном пожаре? – звонко заржала Вера.

– Да, это он, – с готовностью кивнул Игорь.

– Август, что же ты стоишь? Проводи гостя внутрь. Друзья Платона наши друзья, – укорила Вера мужа.

– Давай сначала узнаем, что он хочет, – было видно, что Август не рад ночным гостям, – к тому же он не один, с ним еще два кота.

– Пригласи их войти, там они и расскажут, зачем они здесь в такое позднее время. Не будь сухарем, – гостеприимство Веры резко контрастировало с недоброжелательностью Августа.

Несмотря на очевидное нежелание, конь уступил. Он отошел в сторону и кивнул незнакомцам проходить в уцелевшую часть конюшни.

В ней было почти темно, но свет луны проникал и сюда, освещая стены достаточно просторного помещения. Судя по всему, Август с женой убрали внутренние перегородки между стойлами и сделали себе одну просторную комнату. В одном из ее углов был сложен огромный стог сена. Возле стога стояли длинные ясли, наполненные водой. У другой стены виднелись две подстилки из соломы, судя по всему, служившие лошадиной паре постелями.

– Проходите, присаживайтесь, – захлопотала Вера, – может, хотите сена или молока?

При слове «молоко» в желудке у Игоря громко заурчало, он вспомнил, что не ел уже около суток, и поэтому сразу принял предложение. Татарин громко мяукнул, давая понять, что также не откажется от молока. И только серый кот скромно помалкивал, надеясь, что про него тоже не забудут.

Когда Вера отправилась куда-то за молоком, Август подошел к своей подстилке и улегся сверху.

– Ну, может, мне уже расскажут, для чего ко мне среди ночи является человек, которого уже ищут по всему городу по обвинению в воровстве? – начал он свой допрос.

– Мне к вам посоветовал прийти Платон, – Игорь чувствовал себя немного неуютно, поняв, что ему здесь не очень рады, поэтому голос его неуверенно дрогнул.

– Это я уже слышал, – сварливо перебил его Август, – может быть, ты соизволишь поделиться со мной причиной, по которой ты и эти двое заявились сюда? И почему я не должен сразу же сдать тебя куда надо?

– Нам нужно где-то провести ночь, и Платон сказал, что вы можете нас приютить.

– Платон сейчас в тюрьме СВИНа, насколько я знаю. В связи с этим мне крайне любопытно, где же вы с ним смогли пересечься?

– Мы, – Игорь кивнул и на своих котов, – тоже были в тюрьме у свиней, но убежали оттуда сегодня вечером.

– То есть, вы предлагаете мне укрыть не просто преступников, а беглых преступников? – насмешливо поинтересовался Август.

– Слышишь, Вера, – громко крикнул он вошедшей жене, которая несла в зубах небольшое деревянное ведерко с молоком, – какой подарок нам подкинул Платон. Видимо, скучно ему стало у свиней, решил, чтобы и нас к нему в камеру подсадили.

– Август, – негромко сказала Вера, аккуратно поставив на землю ведерко, – если бы не Платон, ты бы не лежал сейчас здесь на подстилке весь такой самодовольный, и я бы не отгоняла от тебя мух летом и не грела бы зимой, и дети твои умерли бы гораздо раньше. Поэтому будь добр, постарайся быть приветливее с нашими гостями. Хотя бы из уважения к Платону и тому, что он для нас сделал.