Беседы с волками, медведями и скворцами о свободе, коррупции и диктатуре

– Но ведь они не разрешат.

– Само собой, не разрешат, – кивнул скворец, – но, согласно конституции, мы живем в правовом государстве, и должны действовать по закону. Вот и будем действовать по закону. Мы же не такие, как вождь и его свора, которые сами правила придумали и сами же на них наплевали.

– И что мы будем делать, когда они не разрешат?

– Как что? Пойдем на митинг. Вообще-то они и не имеют права нам разрешать или не разрешать. Это они сами себе так придумали. А на самом деле все проще. Мы их должны уведомить, а они просто должны обеспечить нашу безопасность и не допустить никаких инцидентов. Вот и все.

– Они нас всех арестуют?

– Ну не всех. На всех их не хватит. Но самых активных, да. Нас с тобой, например. Но мне к этому не привыкать, я после каждого такого митинга потом в яме сижу. Причем соколы вождя ловят меня сразу, как я из леса этого вылетаю. Но по-хорошему, – уже серьезнее добавил Нахал, посмотрев на Игоря и все это время тихо сидевших у его ног котов, – вам к свиньям снова лучше не попадать. Второй раз так легко уйти от них у вас уже не получится. А после того, как вы их провели вчера вечером, они вам захотят отомстить.

– Я второй раз этим свиньям не дамся, – подал снизу голос Татарин.

– И я, – тонким голосом вторил ему серый кот.

– Послушайте, – вдруг осенило Нахала, – а, как и откуда вы вообще сюда попали?

– Мы вылезли из барсучьей норы где-то в лесу, но мы даже не знаем, где именно.

– Барсучьей норы?

– Да, там раньше жил барсук. Его потом забрали в СВИН как экстремиста. Хряки обвиняют его в том, что он рассказывал о рыболовных угодьях вождя на запруженной бобрами реке.

– А, так это ж Прохор, я его знаю. Его почти зимой еще забрали. И где нора его, знаю. Но проблема в том, что она достаточно далеко от города. Вы вряд ли сможете туда добраться, прежде чем вас схватят.

– Я готов рискнуть, – твердо сказал Игорь.

– А я нет, – зло мяукнул Татарин.

– А тебя никто и не упрашивает. Можешь хоть сейчас идти к этой норе и возвращаться домой, – резко бросил Игорь в ответ.

– Спасибо за разрешение. Я бы давно уже вернулся, если бы знал, где эта нора, – огрызнулся кот.

Помолчав, он повернул голову к Нахалу.

– Эй, скворец, а ты можешь меня вывести обратно к норе?

Нахал вопросительно взглянул на Игоря, словно спрашивая разрешение. Тот в ответ молча пожал плечами.

– Да, птицы из моей стаи смогут отвести тебя, – ответил скворец Татарину.

– Отлично, тогда пойдем, – сказал тот, не глядя на своего хозяина.

Нахал резко свистнул, и, спустя минуту, на соседнюю ветку приземлилась еще одна птица.

– Георгий, отведи, пожалуйста, этого кота к норе Прохора.

Второй скворец молча кивнул головой и поднялся в воздух.

Татарин, гордо задрав вверх голову, потрусил за своим провожатым, даже не попрощавшись с Игорем.

Серый кот все это время попеременно смотрел то на Игоря, то на Татарина, колеблясь, к кому из них примкнуть, и словно ожидая подсказки от кого-нибудь, как ему действовать дальше. Когда же Татарин уже скрылся в кустах, он, наконец, принял решение и, тонко мяукнув, бросился догонять своего недавнего обидчика.

– Ладно, – скрипнул Нахал Игорю, когда и серый кот затерялся в лесной зелени, – ты пока располагайся, а я начну заниматься организацией нашего митинга.

С этими словами скворец вспорхнул со своей ветки и моментально смешался с другими птицами.

Поняв, что в лесу ему придется провести достаточно долгое время, Игорь начал осматриваться по сторонам, прикидывая, где на утопающей под ногами от влажности земле и из чего можно соорудить шалаш. В это время наверху птицы подняли жуткий гвалт, видимо, обсуждая детали предстоящей акции. Спустя пару минут обсуждения, огромная стая черных скворцов поднялась в воздух и рассеялась по разным направлениям.

Найдя более или менее высокое и сухое место, Игорь начал руками ломать лапник с окрестных елок, чтобы соорудить из него некое подобие шалаша. Деревья, как и все в этом месте, были вдоволь напитаны влагой, поэтому сочные и тяжелые ветви ломались с трудом. Раздосадованный предательством своего питомца, Игорь с остервенением отвоевывал у леса материал для своего убежища, и через пару часов шалаш был готов.

К этому времени вернулся Нахал.

– Мы попытались подать заявку на митинг, но, как этого и стоило ожидать, нам отказали, – доложил скворец, усевшись на вершину шалаша. – Сказали, что по удивительному совпадению в это же самое время на болотной площади будет проходить весенняя ярмарка, и что заявка на нее была подана еще несколько дней назад. Правда, об этом никто до сегодняшнего утра не слышал, но удивляться тут нечему. У нас постоянно так происходит.

– И что мы будем теперь делать?

– Как я и говорил, действовать в соответствии с теми правилами, которые сам же вождь для нас и придумал – собирать митинг там, где мы решили. А то, что там в это время будет ярмарка, для нас даже лучше. Там соберется такая аудитория, которая бы никогда по своей воле не пришла на организованный мной и моими соратниками митинг. Тебе только надо успеть выступить перед ними до того, как всех нас заметет полиция и СВИН, – с задором чирикнул Нахал.

– А как я попаду в город? Меня же там ищут.

– Оставь этот вопрос мне.

Игорь сел на землю возле своего шалаша.

– А почему ты до сих пор не в клетке у СВИНа, если ты такой ярый противник вождя?

– Не знаю, – скворец легонько вспорхнул над веткой и тут же уселся обратно, – видимо, боятся волнений, если посадят меня. Что бы вождь и его клика ни твердили, у меня здесь много сторонников.

– Но тебя же все равно ловят после каждой такой акции.

– Ловят. Потом отпускают.

– Тебе не кажется это подозрительным? В клетках у свиней я видел зверей, попавших туда за одно неосторожное слово или действие. А ты такой известный нарушитель спокойствия, и до сих пор на свободе.

Скворец снова весело чирикнул.

– Думаю, что не сажают надолго меня потому, что знают, что я и из клетки смогу продолжать борьбу. Как я уже сказал, у меня много друзей и сочувствующих. Они помогут, если что.

– Тебя могут просто убить.

– Могут. Но зачем? Вождю не нужен мученик, противник его режима, пострадавший за свои убеждения. А ведь именно так меня будут воспринимать. Ему надо меня дискредитировать. Показать, что я ничего из себя не представляю, и сам не лучше тех воров из его окружения, которых я регулярно изобличаю. Про меня ведь много чего говорят. И то, что я агент забугорных, потому что своей деятельностью лью воду на их мельницу, и что я работаю на степных, потому что долгое время жил в степи. Просто говорят, что я враг, потому что рассказываю о коррупции в окружении вождя, и все это делаю, исходя из каких-то своих интересов. Следят за мной постоянно. Пытаются найти что-то компрометирующее. Но пока у них ничего не выходит. Доказательств-то у них нет, потому что и доказывать нечего.

– Но все в городе все равно считают тебя лжецом и смутьяном, – заметил Игорь.

– Ты знаешь, это парадоксальная вещь, – тут Нахал перелетел с одной ветки на другую. – Я им все выкладки даю: что, у кого да где. Не веришь мне – иди и сам проверь. А на меня они уже который год найти ничего не могут. А верят все равно им, а меня называют лжецом. Хорьки работают на славу. Даже думающие животные, послушав их бред несколько дней подряд, волей-неволей начинают к ним прислушиваться.

– Тогда для чего ты всем этим занимаешься, если зверей не переубедить?

– Ну, во-первых, у меня не так уж и мало сторонников. А во-вторых, это же не повод просто сложить крылья и ничего не делать. Я верю, что однажды вождь уйдет, и наш лес будет свободным, и стараюсь всеми силами приблизить этот момент.

– Но если вождя не станет, то рухнет вся выстроенная им система. А ведь это не только клетки у СВИНовцев, коррупция, кумовство и прочее. Это же еще и безопасность, растительная монодиета, мир между хищниками и травоядными. Это тоже все исчезнет?

– Скажи еще, что мы вернемся назад в «лихие времена», – насмешливо продолжил за Игоря Нахал. – Я смотрю, пропаганда не обошла стороной и тебя. А были ли эти времена настолько ужасными, как о них любит трубить теремная пропаганда? Согласен, тогда было опасней, чем сейчас. Могли задрать волки в лесу, хищники могли умереть от недоедания в голодный сезон. Но ведь жили как-то. И многие доживали до старости и умирали своей смертью. Зато тогда все животные были свободны и действительно равны. А теперь? Есть волки, которые давятся травой и живут в лесу, а есть те, кто живет в роскошных хоромах, по-прежнему едят мясо, только им его даже не надо добывать – приносят прямо к их столу. Есть свиньи, овцы и быки, которые, как и раньше, перебиваются с соломы на коренья, зимой мерзнут и голодают. А есть их собратья, у которых сена и сладких овощей в теплых стойлах столько, что в жизни не съесть. А некоторые из них уже не гнушаются и мяса. Раньше твое выживание зависело только от твоей скорости, силы и осторожности. А теперь – от приближенности к вождю. Выживают не лучшие. Выживают приспособленцы. А все лучшие бегут, куда могут. Кто в степь, а кто и еще дальше. И кругом царит ложь. Ведь хорьки врут обо всем: об улучшении питания, о росте благосостояния, о борьбе с воровством, об увеличении продолжительности жизни, о всеобщей любви к вождю, о коварных врагах, которые только и думают, как на нас напасть, о том, как они там ужасно живут, голодают, грызутся друг с другом, воруют и убивают.

И вообще, вождь и его пропаганда всех убеждают, что есть только два пути. Или сохранение нынешнего положения вещей, или возврат к лихим временам. Третьего не дано. Но с чего они это взяли? Почему невозможен третий вариант, когда мы будем жить в безопасности, которой нам недоставало раньше, и в свободе, о которой при нынешнем режиме не приходится даже говорить? Почему они все твердят о том, что вождю нет альтернативы, и если он уйдет, все рухнет? У нас много других животных, умных и справедливых, которые могли бы его заменить. Но у большинства мозги окончательно промыты хорьками, и никто даже не хочет попытаться что-то изменить в своей жизни. Дрожат над своей стабильностью и боятся…

– Боятся возвращения в «лихие времена»?

– По-разному. Многие просто боятся перемен. Большинство животных и птиц живут при вожде уже несколько поколений, они привыкли к существующему укладу. Здесь для них все не идеально, а порой несправедливо и унизительно, но зато понятно и знакомо. Перемены – это всегда неизвестность. А неизвестность порождает страх: кем я буду в новой системе? Что я получу, а что потеряю? Правда ли будет лучше, чем сейчас, или станет только хуже? Уверен, что если бы все эти вопросы не вызывали неуверенность и страх, сторонников вождя было бы намного меньше. А сейчас те, кто все же готов рискнуть и что-то изменить в своей жизни, предпочитают добиваться перемен не здесь, у себя дома, а пытаются попробовать себя в степи или за бугром.

– Вождь говорит, что у вас здесь есть и оппозиция. А они как-то пытаются изменить жизнь к лучшему? И почему бы тебе не попробовать объединить усилия с ними, если они тоже не согласны с курсом вождя?

В ответ Нахал зачирикал как-то по-особому – громко и монотонно.

– Прости, ты меня насмешил, – сказал он, перехватив удивленный взгляд Игоря. – Более верных холуев вождя, чем Зюзя, Сергуня и Жорик и представить нельзя. Оппозиция они только на словах и до тех пор, пока им разрешают что-то говорить. А на деле они все в рот вождю смотрят и ждут его реакции на то или иное событие, первыми никогда и ничего не говорят. А когда услышат – сразу на все лады начинают с ним соглашаться и твердить, что вождь все снова сделал правильно. Нет, иногда они ему, конечно, противоречат в чем-то, оппозиция все ж, как-никак, – тут скворец снова странно чирикнул, – но эти их потуги создавать видимость собственного курса настолько незначительны, что даже смешны. Так что эта так называемая оппозиция уже давно продалась за собственный комфорт и доступ к кормушке. Ведь они себя тут чувствуют не намного хуже преданных сторонников вождя. А настоящих противников вождя и его своры у нас кличут не оппозицией, а экстремистами и пятой колонной. Вождю не нужна оппозиция. Ему нужна система беспрекословного подчинения. И он ее создал. Теперь больше всего вождь боится, что эта система, построенная не на законе или верности его сторонников, а на их страхе и круговой поруке, однажды рухнет. В этом случае все его окружение предаст его в один момент и побежит спасать свои шкуры. А он останется в одиночестве. И животные припомнят ему все унижения, через которые им пришлось пройти, – и террор полиции и свиней, и тотальное воровство, и неуемную жадность верхушки на фоне живущих на грани нищеты зверей, и его бессмысленные войны, и многое другое. И кара за это будет суровой. В этом и заключается самый большой страх вождя. И этого он постарается не допустить любой ценой, даже ценой крови несогласных с ним.

Скворец замолчал и прислушался к птичьему пересвисту.

– Ладно, отдыхай пока. А я полечу. Один из наших принес новости о темных делишках Тараса – повара вождя. Надо их проверить, – с этими словами Нахал взмахнул крыльями и взмыл к кронам деревьев.

Оставшись один, Игорь оперся спиной на теплый шершавый ствол дерева, возле которого он соорудил свой шалаш, и закрыл глаза. Щеками он чувствовал тепло солнечных лучей, которые пробивались сквозь зеленую листву деревьев, мягко шуршавшую на легком ветру. Так Игорь просидел несколько минут, не думая ни о чем, просто наслаждаясь весенним теплом и запахами леса. Тихий шепот листьев и разноголосое пение птиц звучали убаюкивающе, и вскоре он заснул.

Часть 6. В которой Игорь узнает о некоторых особенностях звериного бизнеса

Весь этот и следующий день Игорь спал и гулял по весеннему лесу, изучал близлежащие окрестности, опасаясь, тем не менее, отходить далеко от болота, чтобы не быть замеченным другими животными, которые могли бы доложить о его местонахождении полиции. Нахал почти не появлялся, занятый своими делами, и он был полностью предоставлен сам себе.

Все же Игорю не удалось полностью избежать встреч с лесными обитателями. В одну из своих прогулок он услышал в кустах слева от себя громкий шорох. Прежде, чем Игорь успел сообразить, что ему делать и куда прятаться, на тропинку перед ним выбрался грузный бурый медведь. Сперва он не заметил человека рядом с собой, а лишь шел вперед, опустив морду к самой земле и что-то там старательно вынюхивая. Спустя несколько секунд косолапый учуял незнакомый запах, остановился и поднял голову, уставившись на незнакомца. Игоря охватила паника, он начал судорожно озираться в поисках подходящего дерева, где он мог бы спастись от опасного хищника. Затем он вспомнил, что все животные в этом мире должны быть травоядными и попытался успокоиться. Но полностью сделать это ему не удалось. В голову пришли слова козла из КОРМа о задранных быке и корове неподалеку от норы барсука, через которую он попал в этот мир, а также диалог с раненым волком в соседней клетке. Медведь подошел ближе и, подслеповато щуря глаза, хрипло рыкнул.

– Ты кто?

– Ч-человек, – Игорь постарался сказать это как можно тверже и громче.

– Человек, хм, – медведь подошел вплотную и начал обнюхивать своего собеседника. В какой-то момент он случайно ткнулся черным кожаным носом Игорю в руку.

Игорь порывисто одернул ее и сделал шаг назад.

– Ты чего, дикий? – недоуменно спросил косолапый и посмотрел человеку в глаза.

– Н-нет, нормальный. Просто от неожиданности, – беспокойство от встречи с хозяином леса один на один в глухой чаще не покидало Игоря.

– Какой-то ты нервный, – настаивал на своем медведь, продолжая рассматривать незнакомца. Его голос звучал протяжно и немного ворчливо.

– Ты точно ничем не болен? – на всякий случай косолапый перестал обнюхивать собеседника и отступил назад. Затем он нелепо плюхнулся на землю и вздохнул. – Я уже старый, мне болеть нельзя. Подцеплю от тебя заразу какую-нибудь и помру еще.

– Да здоров я, здоров, – Игорь взял в себя в руки. С таким голосом и манерами медведь теперь напоминал ему не грозного хищника, а безобидного персонажа какой-нибудь сказки. – Просто я недавно в ваших краях и еще не привык, что все здесь едят траву.

– То-то я смотрю, не знаком ты мне. У нас тут, вроде, один человек только – вождь, но ты – не он, – рассудительно заключил косолапый.

– А насчет травы, то да, – тут медведь, не вставая с земли, подтянул к себе передней лапой ветку ближайшего куста. Он засунул ее себе в рот и, не закончив фразу, начал жевать. Прожевав и проглотив зеленую массу, медведь продолжил мысль. – Трава – это наше все. Ты тут, кстати, пчел нигде не видал? Сладкого охота до ужаса. В этом году не ел еще ни разу.

Игорь отрицательно помотал головой.

– Эх, ну ладно, – медведь подтянул к себе еще одну ветку и снова начал жевать. – Тебя как звать-то? – спросил он, расправившись с очередной порцией листьев.

– Игорь.

– Игорь. – Задумчиво повторил косолапый, – А я – Василий. Будем знакомы, – он степенно качнул головой и принялся за третью ветку.

Обглодав и ее, Василий продолжил расспросы.

– А как ты сюда попал?

Игорь замешкался. Он не знал, как к Герману относится его новый знакомый, и стоит ли ему раскрывать истинную причину того, как он здесь оказался.

– Ну, эээ, я тут ищу кое-кого.

– Понятно, Тут хорьки давеча рассказывали, что еще какой-то человек у нас тут нарисовался помимо вождя. Вроде бы даже украл что-то. Я не особо вникал, если честно. Эти ВЕСТИ столько чуши несут, – медведь басовито хохотнул и схватил еще одну ветку.

– Даа, от хорьков чего только не услышишь, – делано засмеялся Игорь.

– Ну, в общем, это не про тебя, – утвердительно сказал Василий и внимательно посмотрел на собеседника.

– В общем, это про меня, – вздохнул тот.

– Я так и подумал, если честно, – спокойно произнес медведь. – Хорошо, что ты сам признался. Иначе я б тебя съел.

Игорь сделал шаг назад и нервно посмотрел по сторонам в поисках помощи. Но они с медведем были тут вдвоем.

– Да расслабься ты, – сменил Василий тон на добродушный, – я ж пошутил. Никто у нас тут никого не ест. Монодиета ж, – с этими словами медведь цапнул очередную ветку и в один присест обглодал с нее листья.

– А в КОРМе утверждают, что у вас регулярно находят убитых животных. И вождь то же самое говорит.

– У нас много что говорят. Если всему верить, можно и с ума сойти. Порой такой бред несут, что остается только удивляться, как им такое в голову приходит. Живем все хуже, а нас убеждают, что мы поголовно заблуждаемся, и настойчиво объясняют, что на самом деле с каждым днем мы все больше богатеем.

Игорь про себя вздохнул с облегчением, придя к выводу, что его нового знакомого вряд ли можно причислить к сторонникам вождя, и поэтому, скорее всего, он не выдаст повстречавшегося ему беглеца.

Василий в очередной раз протянул лапу к кусту, подтянул к себе ветку и, не глядя, принялся обгладывать ее. Однако листьев на ветке уже не было, а между когтей медведя виднелся только голый прут. Пару раз укусив его мощными челюстями и не ощутив во рту листвы, косолапый с недоумением взглянул на то, что было в его лапе. Затем он осмотрел другие ветки и обнаружил, что зелени на этом кусте уже не осталось.

Громко вздохнув, Василий тяжело поднялся с земли и, пройдя пару шагов, снова плюхнулся на мохнатый зад у соседнего куста. Привычным жестом он ухватил ветку и продолжил трапезу.

– А насчет мясоедства, я тебе так скажу, – пробубнил медведь с набитой листьями пастью, – Наверное, бывают такие инциденты. Но в основной массе про все эти убийства спятившими хищниками травоядных животных я слышу только от полиции и КОРМовцев. Лично мне за все эти годы не встречалось ни одного животного, кто бы лично был знаком с убитыми или видел их трупы. А ведь я живу в лесу и так или иначе должен был с ними пересекаться.

– То есть, это все ложь?

– Ага. Очередная, – Василий ел, не останавливаясь.

– А для чего?

– Это ж элементарно. Во-первых, чтобы был повод держать все это стадо силовиков. Во-вторых, это еще один способ сохранять контроль над животными. Ну и, в-третьих, нам же надо постоянно напоминать о том, как плохо нам жилось в «лихие времена», и как вождь заботится о нашей безопасности теперь. Любому нормальному зверю, конечно, понятно, что безопасности никакой по-прежнему нет. Просто раньше травоядные страшились хищников. А теперь хищники опасаются травоядных. Но и те, и другие боятся друзей вождя.

– Недолюбливаешь его? – прямо спросил Игорь.

– А за что мне его любить? Что он лично для меня делает? Всем необходимым я обеспечиваю себя сам. У меня есть небольшое дело – мед, воск у пчел собираю, а потом продаю. Все знают, что самый хороший мед – у меня. На части рвусь, чтоб дело мое крутилось. Иногда неделю в берлоге потом прихожу в себя от пчелиных укусов. Кстати, берлоги на зиму тоже своими лапами рою. Короче, пользы мне от вождя никакой. Как поработал, так и выжил. Да и не нужна мне эта польза, хоть бы жить не мешал. Но нет же. Я – медведь, а постоянно опасаюсь, как бы ни попасть на глаза его свиньям, козлам и ослам. Они ж, как захотелось им медку халявного, так сразу меня находят. Проверки сразу устраивают какие-то. А метка КОРМ на месте? А почему поизносилась, а новую не проставил? А мед не разбавляешь? А пчелы не болеют? А нектар откуда, с наших полей или сопредельных? А налоги все заплатил? А докажи. Вот и приходится мне каждый раз откупаться, чтоб в яму не посадили. Нарушения они всегда найдут, нюх-то натаскан, да и жажда наживы покоя не дает. Каждый сезон думаю, лишь бы договориться с ними получилось. В яму или клетку никому не охота. Так и получается, что соберу сто килограммов меда, а пятьдесят этим нахлебникам отдаю. А мне же и самому нужно тоже что-то иметь, чтоб было с чем к зиме подготовиться, да и официальные налоги никто не отменял.

– За что тебя так не любят?

– Дело не во мне. Здесь все, кто пытаются чего-то добиться сталкиваются с подобным отношением. Большинство из тех, кто что-то придумал, создал и раскрутил, в один прекрасный момент сталкиваются с силовиками. И чем большего успеха ты добился, тем с большим количеством препятствий ты сталкиваешься. В окружении вождя каждый хочет воспользоваться своим положением и урвать себе кусок пожирнее. Кто-то хочет просто разбогатеть, кто-то – устранить конкурентов. Но для тех, у кого нет нужных связей, все кончается одинаково. Стоит тебе чуть подняться, тебе сразу напоминают, кто здесь главный, и ставят тебя на место. Так что в моем деле все зависит не от твоих талантов, а от твоих знакомств и связей. Есть знакомства – ты хоть что делай, тебя отмажут. Нет знакомств – тебе не выжить, всегда найдут к чему придраться и повесить на тебя всех собак. А кто не понимает ситуацию, быстро оказывается у свиней или козлов, а его дело уходит тем, с кем он не захотел договариваться. Кто пошустрее, конечно, успевают свалить за бугор. Но дороги назад им уже нет. Если здесь поймают – пощады не будет.

– И что, вождь в курсе всего этого?

– А кто ж его знает. Но только сомневаюсь я, что весь этот беспредел его друзья без его же ведома творят. Ну, а если даже он этого не знает, то это не оправдывает его. На то он и вождь, чтоб держать все под контролем и быть в курсе того, что происходит в городе и в лесу.

Василий сунул себе в пасть очередную ветку.

– А кого ты здесь ищешь? – внезапно сменил он тему.

– На самом деле, уже нашел. Там, на болоте у скворцов.

– Нахала что ли?

Игорь утвердительно кивнул.

– Птицы трещат, что он, вроде, опять какой-то митинг затевает?

– Да, завтра.

– Ясно, ну, что ж, дело хорошее, – протянул Василий.

– Придешь?

– Кто, я? – косолапый замялся, – да я бы сходил, но у меня дел по горло. Нужно ульи искать и мед собирать – первый взяток уже начался. На солнце надо полежать, шкуру после зимовки прогреть. Короче, не до митингов мне. В другой раз, может быть.

– Но разве это не тот самый шанс выразить свое недовольство и попытаться что-то изменить?

– Ну, наверное, да, – неуверенно ответил медведь и, чтоб замаскировать свое замешательство, он остервенело рванул охапку листьев с очередной ветки, – но в этот раз у меня не получается.

– А в какой получится?

– Не знаю. В следующий раз обязательно постараюсь прийти.

– Мне кажется, ты просто боишься, – поднял бровь Игорь, – боишься попытаться заявить о своих правах, выступить против этих нахлебников и потребовать уважения к себе.

– Не боюсь я, – нахмурился медведь, – просто и вправду дел невпроворот. Нахал все эти митинги в такое неудобное время устраивает. Ну, никак не получается у меня. К тому же, что даст мое участие во всех этих митингах? Одним медведем больше, одним меньше. Все равно ничего не изменится. Нас таких недовольных слишком мало, чтобы мы могли на что-то влиять.