Песнь Сорокопута. Ренессанс

– Да, точно, сейчас. – Ещё секунду он пялился, а затем бросился к лестнице.

Единственным, кто ничему не удивился, был Оливер. Он нервно качал ногой и тёр ладони. Да и в целом выглядел всё ещё беспокойно, в то время как его сестра, кажется, чувствовала себя совершенно в своей тарелке.

Когда Оливия надела чёрную футболку Скэра, то почти потонула в ней. Комфортно устроившись на диване, она положила ногу на ногу и довольно выдала:

– Так-то лучше.

Я и Скэриэл всё ещё поражённо смотрели на неё.

– Ну что? – бросила она, не поведя и бровью. – Вот я настоящая. Привыкайте.

– А ты разгроми тут комнату и переверни стулья на кухне, чтобы они точно познакомились с настоящей тобой, – пробубнил Оливер, за что получил локтем в бок. – Ай!

– Хорошего понемножку, – весело ответила Оливия. – Я же не хочу, чтобы они попадали в обморок.

– Как будто тебе вообще есть до них дело…

– Иди к чёрту, милый, – проворковала она.

Оливер громко хлопнул в ладоши, отчего я вздрогнул, и резко встал.

– Ну что там с фотками?

– Да зачем вам фотки? – Оливия закатила глаза. Клянусь, в этот момент она выглядела так же, как Оливер. Потрясающее сходство. – Просто напиши заявление по поводу шантажа на этот кусок дерьма.

Крепкие словечки, вылетавшие изо рта Оливии, поразили меня. Так вот что чувствовал отец, когда я высказал ему по поводу Скэриэла. Теперь я его понимал.

– Нет! Отец так может узнать! – Оливер гневно посмотрел на неё. – И ты не смей ему говорить!

– Больно надо, – бросила Оливия, отвернувшись.

– В общем, – подал голос Скэриэл, – есть кое-что. Не лучшее качество, но что есть, с тем и будем работать. – Он потянулся к рюкзаку и достал фотографии. – Вот.

– Ну хоть что-то, – нетерпеливо проговорил Оливер, протягивая руку.

Я подошёл ближе и принялся рассматривать снимки. Бернард – это, без сомнения, был он, хоть изображение и оказалось нечётким, так ещё сделанным в тёмном помещении – в окружении двух человек нагнулся к белой, тонкой, еле заметной дорожке на столике. Усомниться в его действиях мог только идиот.

– Это лучшее, что я видел в своей жизни, – медленно проговорил Оливер, и Оливия прыснула. Брум повернулся к Скэриэлу и восхищённо посмотрел на него. – Я не знаю, как тебя благодарить. Ты мне жизнь спас.

– Я был рад помочь, – смущённо сказал Скэриэл.

– Это просто охренеть, – оценил я. – Это что? Он наркоман?

– Да хоть маньяк! – Оливер прижал снимки к груди. – Это моё спасение.

– Ага, похоже на кокаин, – подтвердил Скэриэл.

– Вот дела… – только и смог вымолвить я.

– А телефон ты зачем утопила? – вдруг весело спросил Скэриэл у Оливии.

– Ох, – отмахнулась она, – мой глупый маленький братец считал, что, если он будет долго упрашивать этого придурка, тот над ним сжалится.

– Да какая уже разница, – беззлобно сказал Оливер, рассматривая снимки.

– «Пожалуйста, Бернард, пожалуйста, не надо, я не могу достать список вопросов мистера Крона, ну прошу тебя, ы-ы-ы», – спародировала Оливия брата, чуть понизив тон.

– А что оставалось делать?! – вспылил Оливер. – Если бы не это, – он помахал фотографиями, – я бы сейчас повесился, честное слово!

– Повесился, как же, – усмехнулась она. – Кто бы тебе разрешил! Истеричка.

– Сама истеричка! – не унимался Оливер. – Кто мне ладонь порезал? У тебя проблемы с головой. Лечиться надо. Ты бешеная!

– У кого проблемы с головой, так это у тебя, – с ироничной улыбкой проговорила Оливия и сладко добавила: – Это же не я липну ко всяким мудакам.

– И так каждый день, – устало выдал Оливер. – Такого и врагу не пожелаешь.

– А ладонь-то зачем? – спросил Скэриэл. Кажется, ситуация его забавляла.

– Молчи, – гневно предостерёг Оливер, глядя на сестру.

Я уже заранее знал, что она точно не послушается.

– Ну… после того как я избавилась от его телефона, этот… – Оливия не могла подобрать слова, чтобы точно описать брата, – идиот собрался домой к Бернарду, чтобы умолять его на коленях.

– Ладно, хватит мусолить прошлое! – рявкнул Оливер. – У меня теперь другая проблема. Что дальше делать? Как шантажировать Бернарда?

– А вот это хороший вопрос, – хитро улыбнулся Скэриэл.

7

Люмьер разразился заразительным смехом, привлекая внимание редких прохожих, гуляющих в парке. Какая-то пожилая дама смерила нас недовольным взглядом; чуть поодаль двое рабочих-полукровок оглянулись, но быстро вернулись к сбору опавших листьев. Я натянул мамин шарф на подбородок, прячась от сильного ветра.

Люмьер был в прекрасном расположении духа, в отличие от меня. Я бы присоединился и вдоволь посмеялся вместе с ним, не будь я при этом главной причиной столь бурных эмоций. Прошло немало времени, прежде чем он сквозь смех произнёс:

– Повтори, что ты сейчас сказал.

– Эм, – сконфуженно выдал я.

Наверное, я выглядел настолько сбитым с толку, что у Люмьера в какой-то момент проснулась совесть. Он жестом указал мне на ближайшую скамью.

– Прости, я просто… – продолжил он, широко улыбаясь, и сел рядом, закинув ногу на ногу. – Мне, кажется, послышалось, или ты сказа-ал… – растягивая слова, произнёс Люмьер, словно вновь был готов рассмеяться.

Похоже, он не верил своим ушам.

Это было субботнее утро. Я предложил Люмьеру встретиться – мы обменялись контактами ещё в ресторане, – чтобы попросить о помощи. В моём представлении мы бы серьёзно поговорили, но вся серьёзность слетела ещё до того, как я открыл рот. Люмьер сегодня просто светился от радости. Его не смущало, что я назначил раннюю встречу, ему не мешал сильный промозглый ветер, притом что я уже дрожал как осиновый лист. Это я предложил встретиться в парке подальше от лишних глаз, о чём уже жалел, но старался не подавать виду. Всю ночь думал о том, как попрошу Люмьера о наставничестве, и надеялся, что он не откажет мне.

Я выдохнул и быстро произнёс:

– Я сказал отцу, что ты согласился быть моим наставником в Академии Святых и Великих.

Он задумчиво посмотрел на занятых делом рабочих, затем на меня. Казалось, теперь он воспринял мои слова всерьез.

– Удивительно, – выдохнул Люмьер и торопливо взглянул на наручные часы. – Сейчас девять утра. Ты ещё не сказал Гедеону?

– Нет…

Он хмыкнул.

– Так вот почему мы живы, верно? Он просто ещё не в курсе, – словно не обращаясь ко мне, произнёс Люмьер. – Гедеон нас убьёт.

– Не думаю, что это произойдёт, – нерешительно возразил я.

Мне абсолютно не нравилось, куда вёл наш разговор. Я рассчитывал говорить о чём угодно, но не о старшем брате. О неродном старшем брате, после недавней выходки которого мой несчастный свитер весь трещал по швам, да и челюсть ныла. До сих пор в дрожь бросало, когда я вспоминал его расспросы о том, кто же меня обидел.

– Уверяю, когда он узнает, наши тела будут по частям захоронены в разных уголках Запретных земель.

– Но сам он не хочет быть моим наставником, – твёрдо сказал я.

– Бьюсь об заклад, что ты его не спрашивал? – прищурился Люмьер.

– О чём?

– О том, хочет ли он стать твоим наставником.

– Да он меня на дух не переносит! – Я поёжился и уставился на свои ботинки.

– Вы вообще разговариваете? – в голосе Люмьера послышались язвительные нотки. – Ну, знаешь, через рот, словами.

– Нет. – Это было единственное, что я мог уверенно заявить, когда дело доходило до Гедеона.

– Советую. Хороший способ узнать человека поближе. Просто десять из десяти. Лучше, чем обходить стороной и домысливать за других.

– Скажи это Гедеону, – невольно огрызнулся я.

Люмьер лишь вздохнул с почти мученическим видом.

– Каждый день говорю, но, видимо, упёртость у вас в крови.

– Ты же знаешь, мы не родные… – нахмурился я.

– Это не отменяет того факта, что он заботится о тебе. Думаю, он планировал стать твоим наставником.

Я продолжал недовольно сверлить Люмьера взглядом.

– Да, забота у него своеобразная, – чуть помедлив, согласился он.

– Я знаю, что это звучит внезапно, но ты, – я голосом выделил местоимение, – можешь стать моим наставником?

– И тем самым подписать себе смертный приговор? – хохотнул Люмьер.

– Это значит нет? – Тут я окончательно сник.

– Я не отказал тебе. Просто пытаюсь просчитать все пути отхода. Знаешь, до этого дня я был уверен, что твоим наставником будет Гедеон. Да он скорее мне голову отгрызёт, чем позволит нам общаться. Он уверен, что я на тебя плохо влияю.

– Но это не так, – удивился я.

– Просто я ещё не влиял. – Люмьер мягко улыбнулся и добавил: – У меня не самая хорошая репутация. По мнению Гедеона, с тобой может общаться только… кхм. – Он задумался и игриво закончил: – никто?

– Ха-ха, – по слогам хмуро бросил я.

– Он тот ещё собственник.

– Знаешь, а мне всё равно. Он мне не брат, – внезапно повысил голос я, о чём тут же пожалел.

Люмьер хмыкнул, но ничего не ответил. Мы ещё посидели в тишине; он вальяжно прислонился к спинке скамьи, рассматривая раскинувшуюся вдалеке поляну, а я в очередной раз поймал взглядом полукровок.

– Если бы не произошёл этот переворот, то всё было бы по-другому, – задумавшись, проговорил вдруг Люмьер.

Я молчал.

– Твой брат, Паскаль Бёрко, мог быть первым наследником, стать императором, – размышлял он вслух. – Гедеон, я, Оскар и Бернард должны были войти в круг и твоих приближённых тоже. И если бы каждый из нас пошёл по стопам отцов… Если бы мой отец был жив…

Он затих, и тогда я нерешительно проговорил:

– Мне жаль.

Внезапно Люмьер опять расхохотался. Я вздрогнул и удивлённо уставился на него.

– Представь, если бы Оскар стал министром торговли! – Сквозь смех Люмьер продолжил: – Господи, да Вотермил разворует всё, что можно и нельзя продать. – Он положил ладонь мне на плечо и заговорил проникновенным голосом, но в глазах у него прыгали чертенята. – Не подпускай Оскара к себе. Этот идиот не заслуживает даже твоего приветствия.

– Ты его прямо не перевариваешь, – не удержавшись, заметил я.

– Мы с детства не ладим.

– Почему?

– Как-нибудь расскажу. – Люмьер выдохнул и поднялся. – Так, ладно. В детстве я дал клятву отцу, что буду оберегать Киллиана Париса Бёрко. Это была не настоящая клятва, я просто учил её, чтобы в одиннадцать лет после церемонии огня не перепутать слова на посвящении. Если наследник семьи Бёрко нуждается во мне, то я не смею ему отказать. – Он тепло улыбнулся. – Именно для этого меня и отправили в Пажеский корпус – учиться военному делу.

– Но ты перевёлся в Академию Святых и Великих…

– Не будем вдаваться в детали. – Люмьер подмигнул мне. – Фактически меня отстранили от учёбы.

– Почему?

– Было слишком много идиотов, поносивших императорскую семью. Они не хотели отстаивать свою позицию на дуэли.

Да, Люмьер Уолдин точно фанатик. Мои опасения оправдались. Не знаю, хорошо это или нет, но сейчас он согласился стать моим наставником, а это единственное, что мне было нужно.

– Спасибо.

– Поблагодаришь после того, как об этом узнает Гедеон… – сказал Люмьер, а затем добавил: – Если мы останемся живы.

– Что он, по-твоему, может сделать?

– С его богатой фантазией? – присвистнул Уолдин. – Боюсь представить. Например, подставить, и мистеру Бруму придётся выгнать меня из академии.

– Это как-то чересчур.

Мы медленно направились в сторону выхода из парка.

– Я рад, что ты ещё не сталкивался с этой его стороной. Когда Гедеон чего-то хочет, он этого добивается. А если не добивается, то не больно-то и хотел.

– У меня чувство, что мы с тобой о разных людях говорим.

– Но я, в отличие от тебя, с ним хотя бы говорю, – подколол Люмьер. – В детстве он был хитрецом. Подставлял меня ради веселья, а мой отец был строгим. Ремнём выбивал дурость, считая, что это я вечно устраиваю шалости… – Тут он ностальгически усмехнулся. – Ну, какие подозрения могут пасть на спокойного и вежливого Гедеона Хитклифа, который, даже когда сидит, спину держит ровно, ручки на коленках, и взгляд у него такой кристально чистый. Не сын, а мечта! У него всегда были выглаженные галстуки и начищенные туфли, а в руках книжки. Я долгое время считал, что он просто таскает их с собой для образа, пока не поймал его за чтением. Он ко всем обращался «мистер», «миссис» или «сэр». Устраивал мелкие взрывы, подрывал петарды, подставлял прислугу или преподавателей, но у него всегда было алиби. Кому доставалось? – Люмьер рассмеялся, словно эти воспоминания грели душу. – Конечно, мне. И руки у меня то запачканы в грязи из-за игр, то исписаны ручкой после выполнения домашнего задания. На голове бардак, на лице следы от джема, мятая рубашка и порванные шорты. Если Гедеон был Томом Сойером, то я Гекльберри Финном, не иначе. У Гедеона с детства ловко подвешен язык.

– А ещё взрывной характер и проблемы с гневом.

– Да, знаю, – кивнул Люмьер. – Я думаю, это у него началось после переворота. Мы с ним видели немало жестоких сцен. Легко спятить. Но не переживай, он работает над этим с психотерапевтом.

– С кем? – Я остановился.

Люмьер замер в шаге от меня.

– Ты, по всей видимости, не знал? Неудивительно. Он, скорее всего, держит это в секрете.

– Отец тоже предложил мне «пару сеансов у психолога».

– У тебя тоже проблемы с гневом? – удивился Люмьер.

– У меня проблемы с тёмной материей.

Мы вновь двинулись дальше.

– Тебе нужно больше тренироваться.

– Знаю, – буркнул я, ускорив шаг.

– Дать несколько уроков?

– А ты можешь? Какие у тебя оценки по практике?

– Обижаешь. Я второй после Гедеона. – Люмьер задумчиво хмыкнул. – И если между нами, то уж лучше быть вторым после Гедеона, чем стоять у него на пути.

– Ты прямо делаешь из него монстра, – с сомнением произнёс я.

– Разве? – Люмьер удивлённо посмотрел на меня. – Напротив, я тебя ввожу в курс дела. – Помедлив, он вдруг спросил: – Что ты вообще о нём знаешь? Допустим, какой его любимый цвет?

– Э-э… чёрный? – растерялся я.

– Синий. Что он любит из еды? – Люмьер с усмешкой наблюдал за мной.

– Без понятия. Яблочный пирог?

– Он не ест сладкое. Чем он интересуется? Что любит?

– Совет старейшин? – неуверенно произнёс я.

– Мимо. Он их на дух не переносит.

Тут я возмутился. Казалось, Люмьер дурит меня.

– Нет! Я точно уверен в том, что он хочет туда попасть.

– Попасть хочет, но он ненавидит их всех. И законы, которые они принимают.

– Но мой отец состоит в Совете старейшин!

Я мигом прикусил язык. Уильям Хитклиф – не мой родной отец. Я ещё не смирился с этим.

– Я бы сказал, что в семье не без урода, но это прозвучит грубо, – стальным голосом выдал Люмьер. От его тяжёлого взгляда стало не по себе. Было в нём что-то от Гедеона. Возможно, поэтому они сошлись.

– Гедеон хочет попасть в Совет. Он часто это обсуждает с отцом за ужином.

– Как я уже тебе однажды говорил – перестраховка. Он знает, что Октавией правят старейшины. А ещё Гедеон не хочет, чтобы правил ты.

– Не больно-то и хотелось, – скривился я.

– Ты должен править. – Люмьер вновь остановился. Я нехотя посмотрел на него, понимая, что ничего хорошего за этими словами не последует. – Во главе страны должен стоять наследник династии Бёрко. Я понимаю, что тебе не прививали уважение и гордость по отношению к империи, ты вырос при старейшинах, но это дело поправимое.

Он широко раскинул руки:

– Всё вокруг принадлежит твоему роду, Готье. Эта земля – твоя по рождению. Твои предки основали здесь империю много столетий назад не для того, чтобы спустя время их несовершеннолетний потомок испугался своего призвания.

– Я не испугался, – как можно ровнее возразил я.

– Пока я вижу только испуг. – Люмьер не сводил с меня глаз. – Ты со спокойным сердцем отдашь чужим людям то, что принадлежало твоей семье? Совет старейшин не более чем вооружённая группа, устроившая революцию и захватившая власть. У твоего отца, я имею в виду, у Лукиана Модеста Бёрко были большие планы. Он хотел многое изменить. Если бы не его смерть, Октавия сейчас была бы совсем другой…Я не хочу разбрасываться словами, но кто-то из нынешних старейшин точно причастен к его смерти.

Другая Октавия? Что он имеет в виду?

– Какие планы? О чём ты?

– Не здесь и не сейчас. – Люмьер покачал головой. – Помни одно: у Совета старейшин повсюду уши. Никому не доверяй. Даже Уильяму Хитклифу.

– Но он взял меня в свою семью.

– У меня есть предположения на его счёт… – Люмьер помедлил. – Послушай, я не говорю, что именно он причастен и что он плохой человек, но будь я на твоём месте – подозревал бы каждого, кто шестнадцать лет назад был близок к императорской семье, а сейчас состоит в Совете. Восемь чистокровных семей…

– Хитклифы, Вотермилы, Кагеры, Брумы, Доны.

– Они самые. Я бы подозревал даже своего отца, Маркуса Уолдина, но он погиб, защищая твоего брата, Паскаля. Я видел это собственными глазами.

– Ты был в тот день… там?

Прежде я не слишком об этом задумывался и только теперь представил в красках, с каким ужасом маленькие Гедеон с Люмьером могли столкнуться.

– Я играл с Гедеоном в саду, как вдруг мы услышали крики полукровок и низших. – Он оглянулся, нахмурил брови и не стал продолжать. – Ладно. Сейчас точно не время. Достаточно тебе информации.

– Кто эти остальные семьи? – запоздало спросил я.

– Я сказал, достаточно.

Он развернулся и направился в сторону. Мне ничего не оставалось, как рвануть за ним. В голове был такой сумбур, что я не сразу сообразил, когда Люмьер остановился у ворот парка.

– Мистер Хитклиф или Гедеон – никто не должен понять, что ты знаешь всю правду. Продолжай изображать неведенье. И не ляпни ничего психологу.

– Я не тупой, – огрызнулся я.

– Именно по этой причине я не начал тебя пилить ещё в первые дни, когда ты подслушивал под столом. Что ты вообще там забыл?

– Да так… – пожал я плечами. – Баловался. – Тут я спохватился. – Постой, а если бы я не услышал ваш разговор, то так бы ничего и не знал? Когда ты собирался мне рассказать? Ты вообще планировал рассказывать мне?

– Не раньше второго курса академии, – равнодушно отозвался Люмьер.

– Почему так поздно?

– Я не был уверен.

– В чём?

– В тебе. – Он смерил меня пристальным взглядом. – Ты тоже должен меня понять. На данный момент очень мало кто хочет возвращения династии Бёрко. Я много наблюдал за тобой. Мне важно было знать, что тебе не промыли мозги, что кто-то из новой чистокровной элиты, вроде Уильяма Хитклифа или Гедеона, не стал для тебя примером. Иначе ты бы даже слушать не стал и мигом сдал меня с потрохами. Я много раз говорил Гедеону, что ты скоро должен будешь узнать правду, но он против. Боюсь, если бы ты был с ним в крепких братских отношениях, Гедеон мог бы надавить на тебя.

– Тогда тебе на руку, что мы не в лучших отношениях.

– И с мистером Хитклифом у тебя всё напряжённо, – как бы между прочим бросил Люмьер.

– Не думал, что в этом можно найти свои плюсы.

– Во всём можно найти плюсы. Нужно просто смотреть под правильным углом.

– Ты понял, что у меня не складываются отношения с отцом и братом, поэтому решил, что мне можно доверять?

– Не совсем. Скорее я убедился, что тебе можно раскрыть все карты, когда увидел твоего друга, Скэриэла.

Пока я не понимал, как это связано, но Люмьер пояснил:

– Династия Бёрко всегда хорошо относилась к полукровкам и низшим. Ты сын своего отца.

А ведь я слышал совсем другое. Разве не по этой причине случился переворот?

– Полукровки и низшие ненавидели императора, – тихо произнёс я.

Люмьер прикрыл глаза, устало выдохнул и вновь взглянул на меня.

– Тебе многое придётся узнать. И это не переписанная кровью история из твоих лицейских учебников.

Мы молча смотрели друг на друга. Его лицо, прежде спокойное и веселое, теперь пылало от негодования. Не решившись продолжать эту тему, я зацепился за знакомое имя и осторожно спросил:

– Что ты знаешь о Скэриэле?

– Я думаю, насчёт него ты уж знаешь побольше моего.

– Я уже ни в чём не уверен. В первую нашу встречу ты сказал, что он владеет тёмной материей.

– Да. На очень приличном уровне. Ты тренируешься с ним?

– Это невозможно, – бросил я. – Он же полукровка.

Люмьер непонимающе уставился на меня:

– Я думал, ты его этому научил.

– Нет. Мы никогда не обсуждали тёмную материю.

Люмьер вздохнул:

– Тогда тебе самое время обсудить это с ним.

8

После разговора с Люмьером я отправился прямиком к Скэриэлу. Уже подъезжая, я вдруг подумал, что, возможно, его нет, а мы даже заранее не созвонились. Машины Эдварда у дома не оказалось, и я решил, что мои опасения подтвердились, но, несмотря на это, позвонил в дверь, а когда на пороге возник недоумевающий Джером, с облегчением выдохнул. За его широкой спиной висела тёплая чёрная куртка Скэриэла – значит, он дома. Не хотелось думать, что он отправился куда-то в пальто в такую холодрыгу.

– Привет, – произнёс я. – Мне нужно… – но Джером не стал слушать, просто развернулся, оставив меня в дверях, – поговорить со Скэром.

Вот это гостеприимство. Я вошёл, на ходу стягивая шарф. Джером быстро поднялся по лестнице, видимо, чтобы сообщить о моём приходе или стремясь убраться с глаз долой поскорее. Он просто не переваривал меня и совсем этого не скрывал. Наверное, так и поступают низшие. Они не лгут, не лицемерят, а сразу показывают своё отношение к людям. В этом были и свои плюсы.

Пока я по-хозяйски наливал себе стакан воды на кухне, ко мне спустился удивлённый Скэриэл. Он был в растянутом чёрном свитере, словно с чужого плеча, клетчатых домашних штанах, и впервые в этом доме я видел его в носках.

– Привет! – Он радостно улыбнулся. – Какими судьбами? Ты мне звонил? – Он вытянул телефон из кармана и бросил взгляд на экран.

– Не звонил. Надо поговорить. – Я сделал ещё глоток воды. Скэр беззаботно подошёл ближе. Нахмурившись, я вытер губы тыльной стороной руки.

– О чём? – Он не спускал с меня глаз. Словно сразу почувствовал: разговор будет непростым.

Я вылил недопитую воду в раковину и сполоснул стакан. Скэриэл уже выглядел слегка нервозным. Не будь я так долго знаком с ним, может, и не заметил бы этого.

– Мы можем остаться наедине?

– Конечно, – кивнул Скэриэл.

Джером в это время не спеша спускался по лестнице, но, услышав мою просьбу, замер. Раздражение так и читалось на его лице. Я бы не удивился, пошли он меня сейчас куда подальше.

– Оставь нас, – обратился к нему Скэриэл. Я расслышал в его голосе металлические нотки.

Джером развернулся и угрюмо пошел назад. Я дождался громкого хлопка двери, донёсшегося со второго этажа, прежде чем заговорить. Джером явно давал понять, что он очень зол. Интересно, у него вообще бывает хорошее настроение? Каждый раз, когда я его видел, он был мрачнее тучи.

Скэриэл вновь улыбнулся мне, но я не смог ответить тем же.

– Я всё знаю, – проговорил я тихо.

– О чём? – Он неотрывно, выжидательно за мной наблюдал.

– Почему ты врал мне? – Мысленно я дал себе подзатыльник. Вопрос прозвучал как в третьесортной драме. – Я хотел сказать…

– Слушай, Готи, я не совсем тебя понимаю. – Скэр нервно хихикнул: наверное, понял, что к разговору я не готов и сам. – Это шутка или что? – Он вальяжно уселся на стул. – Репетируешь роль для очередного проекта? Ставите «Отелло» Шекспира в лицее? – Тут он снова поднялся, вскинул руку и угрожающе продекламировал, обращаясь к холодильнику:

Сейчас! Итак, покайся добровольноВ своих грехах, затем что даже клятвой,От каждого отрёкшись обвиненья,Ты ни сломить, ни изменить не в силахСуровое решение моё[3].

Я хотел выглядеть как можно более суровым, но не удержался и прыснул. Скэриэл расслабился, увидев мою реакцию, и вновь улыбнулся.

– Ладно. – Я сел и постарался взять себя в руки. – Я хотел сказать тебе, что знаю твой секрет. И мне обидно, что я узнаю его от другого человека.

– Секрет? – переспросил он, затем ахнул, прикрыв рот рукой, и затих.

– Да, – кивнул я.

Скэриэл вроде бы выглядел испуганно… но меня не покидало ощущение, что он опять собрался шутить. С покаянным видом он закивал:

– Я должен был признаться раньше, но да, ты должен знать мой секрет.

Он точно имел в виду не то, о чём я собирался говорить. Просто дурачился. Так и оказалось.

– Я ни черта не понимаю в сортировке мусора и иногда пихаю пластик не в тот пакет, – посетовал он. – Тебе Микки рассказал?

– Что? Какой Микки? – раздражённо бросил я.

– Он забирает наш мусор по утрам, – как ни в чём не бывало продолжил Скэриэл, махнув рукой в сторону окон. – Вечно мной недоволен, говорит, что я ленюсь, и за это мне приходится платить штраф. – Он прищурился, подался ближе и шёпотом переспросил: – Так это Микки меня сдал?

– Блин, Скэр, я серьёзно! – повысил я голос.