Полная версия
Песнь Сорокопута. Ренессанс
Скэриэл снова сел, откинулся на спинку стула, расправил плечи и словно стал выше, глядя на меня сверху вниз.
– Тогда ближе к делу, – вдруг без тени шутовства выдал он. Голос стал ниже, взгляд – холоднее. – Если есть что предъявить, то не ходи вокруг да около. У чистокровных много свободного времени, вы любите тратить его почём зря.
– Да пошёл ты, – бросил я, не готовый к этой резкой перемене.
Меня внезапно разозлило то, что Скэр часто проводил негласную черту между нами. Словно я разговаривал с незнакомым… с чужим человеком.
Не знаю, чего я ожидал, когда поднялся и направился к холлу.
– Стой, подожди, – позвал Скэр за моей спиной.
Я повернулся и увидел, что он успел подняться следом. Теперь он говорил виновато:
– Прости, у меня плохое настроение с утра. Проблемы в школе.
– На дистанционке?
– Да, – чуть помедлив, ответил он. – Ничего сложного, просто много задают, и не всегда успеваю высыпаться. Вот и ругаюсь со всеми. С Джеромом и Эдвардом тоже успел с утра поцапаться.
И правда, выглядел Скэриэл уставшим, измученным. Мешки под глазами, бледная, почти серая кожа, он даже немного схуднул. Как я раньше этого не заметил? Собираясь с духом, я снова к нему приблизился. В одном он был прав: хватит ходить вокруг да около.
– Слушай, – прямо спросил я. – Ты владеешь тёмной материей?
– Ну да, – кивнул он. – Все полукровки владеют. Ты не знал?
– Ты понял, о чём я.
Скэриэл смотрел на меня долгим нечитаемым взглядом. Я не мог понять, о чём он думает, хотя раньше казалось, что все его эмоции ясно написаны на лице.
– Ты это узнал от другого человека? – наконец уточнил он.
– Да.
– От кого?
– Это важно?
Маска спокойствия треснула. Впервые я увидел Скэриэла таким разъярённым.
– Если кто-то сбивает тебя с толку, обсуждает меня за спиной, то да, это важно! – Он чуть повысил голос. – И я бы хотел об этом знать.
Повисло напряжённое молчание. Не знаю, как долго это продолжалось бы, но у Скэриэла зазвонил телефон. Он недовольно глянул на экран и сбросил звонок.
– Мог и ответить, – проговорил я.
– Не хочу. – Скэриэл отложил телефон на кухонный стол и взглянул на меня, скрестив руки на груди. – Ну так что? Это Джером?
– Нет, – растерянно буркнул я. – Мы с ним вообще не общаемся.
– Тогда? – Скэриэл требовательно приподнял правую бровь.
– Люмьер Уолдин, друг Гедеона, – со вздохом произнёс я.
– Мы с ним незнакомы, – теперь Скэр словно бы растерялся.
– Зато он, кажется, всех знает. – Я пожал плечами. – Следил за нами.
– Зачем?
Я зевнул, прикрывая рот рукой. На меня вдруг навалилась усталость. Я плохо спал ночью, встал рано, и этот тяжёлый разговор со Скэриэлом окончательно меня измотал.
– Я присяду? – Указав на диван, я, не дождавшись ответа, сел.
– Ты заболел или что? – спросил он, садясь рядом. Его пристальный взгляд никуда не делся, а я уже хотел побыстрее закрыть тему.
– Нет, просто тоже не выспался. Не знаю, зачем Люмьер этим занимается, но он военный, а у них всегда проблемы с головой.
Скэриэл усмехнулся:
– Он сказал, что я владею тёмной материей?
– Да, причём на очень хорошем уровне. Люмьер решил, что я в курсе, и типа, ну, похвалил тебя. Он подумал, что мы вместе тренируемся. А теперь представь мой шок, когда я это услышал.
Какое-то время он напряженно молчал. Наконец я снова услышал его тихий голос:
– И что ты подумал по этому поводу?
– Что он бредит. Или спутал тебя с кем-то. Я пришёл, чтобы выслушать тебя.
Скэриэл нахмурил брови и уставился куда-то в сторону. Я видел: он колеблется.
– Не хочешь говорить…
Что ж. Значит, вопреки нашей дружбе не у меня одного есть тайны.
– Я боюсь, – тихо признался он и закусил губу.
– Чего? Или кого? – Я сел, отзеркалив его позу.
Он действительно выглядел слегка испуганным: мял пальцами диванную подушку, беспокойно дёргал ногой.
– Что кто-то узнает и может что-то сделать. Это ведь ненормально.
– Что сделать?
– Не знаю. Я много чего боюсь, – поёжился Скэриэл. – Например, в Запретных землях есть подпольные бои без правил. Такой, как я, там сразу станет сенсацией, все захотят посмотреть, как я смогу защититься с помощью тёмной материи.
– Зачем? – Я непонимающе уставился на него.
– Ради денег. Боёв с чистокровными почти не бывает. У вас есть дуэли, но на них не добивают, нет зрелищности, жестокости. Полукровкам и низшим нужны кровь, кишки, месиво. Вы не используете тёмную материю, чтобы кого-нибудь убить ради выживания. Вы ею кичитесь, как родословной или богатством. Если пропадёт чистокровный, начнётся расследование. Если пропадёт полукровка, всем будет плевать.
Я не знал, что ответить. С одной стороны, это не укладывалось в голове. Кто организует бои без правил в наши дни? С другой стороны, я пока мало что знал о Запретных землях. Я был там один раз, да и то закончилось всё большими проблемами.
– На каком ты уровне тёмной материи?
Скэриэл был в смятении. Я уже решил, что не дождусь ответа, но тут он медленно вытянул руку. На ладони показалось тёмное пламя, совсем маленькое, как от спички. Этим владеют все полукровки, я видел такое у Кевина и у Сильвии.
Скэриэл напрягся – и пламя начало расти, приобретать очертания. Вскоре на его ладони скакал тёмный конь. Он бил копытом, шагал, а затем ринулся галопом, продолжая оставаться на месте.
– Вау… – изумлённо выдохнул я. – Как у тебя это получается?
– Ты этого не умеешь? – удивился Скэр, опустив руку. Я расстроенно проследил за тем, как конь испарился.
– Шутишь? Я еле оформляю материю в стрелу. Мистер Аврель, наверное, считает меня неудачником. Из-за проблем с тёмной материей отец отправляет меня к психологу.
– Всё так плохо?
– Да. Тебе бы к нам в лицей…
– Я не чистокровный, – усмехнулся Скэриэл.
– Да, но… – я запнулся. – Но ты владеешь тёмной материей лучше меня. Мистер Аврель обалдел бы от твоих способностей. Да все бы обалдели.
– Не знаю, Готи. – Скэриэл тряхнул головой; прядь упала ему на глаза, и он небрежно убрал её за ухо. – Боюсь, что об этом узнают другие чистокровные или, что хуже, кто-то в Запретных землях.
– Ты всегда держал это в тайне? Никто не знал? Твои родители, ну, я имею в виду, до того, как их не стало… Эдвард? Джером?
– Никто не знает. Я понял, что владею силой, уже после смерти родителей.
– Но ты подозревал, что Джером тебя выдал. Я думал, может, он в курсе.
– Я ему ничего не рассказывал, но мы живём в одном доме, он мог увидеть и сдать меня.
– Люмьер тебя увидел и сдал… кажется, пока только мне.
– Ему можно доверять? Я не хочу, чтобы он растрезвонил дальше. – Скэриэл скривился, словно от боли: прикрыл глаза, плотно сжал губы и шумно выдохнул через нос.
– Наверное, можно… – неуверенно произнёс я. – Ты в порядке?
Он выжал из себя мучительную улыбку и кивнул.
– Голова разболелась.
– Я поговорю с ним. Скажу, что это секрет. Может, таблетку?
– Ага, – кивнул он. – Приму потом и лягу вздремнуть.
– Когда ты узнал, что владеешь материей на таком уровне? – Вопрос не давал мне покоя. – Это же уму непостижимо… Полукровка с силой чистокровного.
– Я… – начал было он. – Послушай, Готи, я не уверен, что знаю, когда это началось. Просто мне было интересно, что ещё можно получить, помимо этого. – Он перевернул руку ладонью вверх, и над ней вновь возникло маленькое пламя. – На пересечении границы мы обязаны предъявлять материю, чтобы нас не спутали с низшими. Когда я был маленьким, это пламя не давало мне покоя. – Скэриэл, как заворожённый, смотрел на огонёк. Так же увлечённо, с такими же горящими глазами он рассказывал лишь про Александра Македонского или Артюра Рембо. – Если представить тёмную материю как навык, способность, разве нельзя её развить? Это как с рисованием. Низшие будто рождены без рук, они заведомо не могут взять кисточку и что-то нарисовать, и этим им забивают голову с пелёнок. «У тебя нет тёмной материи, не пытайся, ты создан беспомощным». Но что, если… – Он сосредоточенно посмотрел на меня. – Если отбросить эти рамки? Ты знаешь, были художники без рук. Всему можно научиться. Та же история и с полукровками. Нас учили, что наш максимум – создать пламя. И единственное его практическое применение – проверка статуса на границе. А что, если не слушать никого и улучшать то, что дала тебе природа?
– Ты думаешь, что каждый низший или полукровка может добиться уровня чистокровного? – ошарашенно спросил я, вспоминая совершенно противоположные слова отца.
«Дано свыше».
– Я не могу отвечать за каждого. Может, будь так, кто-то бы уже знал. Но теоретически это возможно.
– Это может перевернуть весь наш мир…
– Поэтому я не говорю об этом на каждом шагу. Не уверен, что могу взять ответственность за чужие жизни, если все узнают о том, что полукровка способен сравняться по силе с чистокровным.
– Создавать фигуры из тёмной материи – талант…
– Я бы так не сказал, – резко возразил Скэриэл. – В моём случае это была упорная работа сутки напролёт.
– Со скольких лет?
– Сейчас уже и не вспомню. – Скэриэл зачесал пятернёй волосы. – Но с детства.
– Ты боялся мне рассказать? – сочувственно спросил я. По-настоящему злиться больше не получалось.
– Мы с тобой почти не обсуждали тёмную материю. Я помню, как в прошлом году перед летними экзаменами ты был зол и говорил, что ненавидишь эту силу. Я решил, что лучше не поднимать эту тему.
– Ну отлично, теперь, оказывается, из-за моих никчёмных способностей ты всё это время молчал, – раздражённо бросил я и затих.
Прошлый год был действительно тяжёлым. Я очень тосковал по маме и в скором времени потерял интерес к учёбе. Мои оценки скатились на самое дно, но я не рвался их исправлять, как бывало раньше. И даже отец в то время меня почти не трогал, если не считать того, что внезапно на пороге дома то и дело появлялись репетиторы. Да и мой характер в тот год оставлял желать лучшего. Я срывался на всех, истерил, обвинял отца за спиной, перестал разговаривать с Габриэллой и хамил прислуге. Доставалось и Скэриэлу.
– Я молчал с детства, ты тут ни при чём, – неловко успокоил меня Скэр.
– Что ты планируешь делать дальше? – Я снова посмотрел на него. – Так и оставишь всё в секрете? С твоими способностями тебе нужно было учиться в лицее. Или сразу поступать в Академию Святых и Великих.
– Не знаю. – Было похоже, что к таким разговорам он не готов. – Пока оставлю всё как есть.
– Не хочешь… – Я неуверенно продолжил: – Потренироваться вместе?
– С тёмной материей?
– Да… У меня скоро зимние экзамены. Можешь помочь? Люмьер предложил помощь, но мне с ним неловко.
– Конечно. – Скэриэл широко улыбнулся. – В любое время.
Скэриэл признался во всём, а вот я до сих пор скрывал правду о себе. И как после этого меня можно называть другом? Чистота помыслов, ага, как же. Брехня для чистокровных. Я был гнусным лжецом. Совесть съедала меня изнутри, будто голодный дикий зверь.
9
Увидев из окна, как Хитклиф вышел из дома, я спустился в гостиную. Скэриэл стоял у дивана, скорчившись, и казался очень бледным.
– Проверь, что входная дверь заперта, – отрывисто велел он.
Я подошёл к двери, подёргал ручку и на всякий случай закрыл на ещё один оборот. Повернувшись, я столкнулся взглядом с рассерженным Скэриэлом.
– Он знает, что я владею тёмной материей. Люмьер Уолдин следит за мной.
Из последних сил произнеся это, Скэриэл схватился за левый бок. Я приблизился к нему, осторожно приподнял свитер и увидел бинты, на которых уже проступили кровавые разводы.
– Помоги снять, – прохрипел он.
Я аккуратно взялся за низ свитера и стал медленно, аккуратно поднимать ткань, стараясь не задеть рану. До прихода Хитклифа Скэриэл принял обезболивающее и лежал в своей комнате. Я бы ни за что не впустил чистокровного, но Скэриэл был другого мнения. Как только я сообщил ему, что пришёл его дружок, Лоу потребовал мой самый большой свитер и вознамерился во что бы то ни стало спуститься.
– Дальше я сам, – выдохнул Скэриэл, оставшись обнажённым по грудь. – Рана быстро заживёт. Через пару дней буду как новенький.
– Тебе нужен покой, нельзя было вставать.
– Я знаю, Джером, – мрачно бросил он, идя к лестнице. – Этот сукин сын Адам ещё поплатится.
– За что он порезал тебя? – тихо спросил я, следуя за Скэриэлом. – Не думал, что он решится напасть.
– Разве таким, как Адам Шерр, нужна причина? – недовольно выдал он.
Я ничего не ответил, и Скэриэл поплёлся по ступенькам. От помощи он отказался, поэтому мне только и оставалось, что подниматься за ним, беспомощно сжимая свитер в руках.
Хитклиф узнал о способностях Скэриэла и даже не закатил скандал. Что уж там, даже не обиделся. Неужели этот чистокровный совсем наивный и мягкотелый, раз принимает всё от Скэриэла за чистую монету? Я злился из-за того, что даже такой большой секрет не рассорил их.
Через пару дней постельного режима Скэриэлу и правда стало лучше. Адама мы больше не упоминали, словно получить ножевое ранение было ничем не примечательным событием, чем-то между походом в магазин и стиркой белья. Я всё задавался вопросом, что же стало для Адама спусковым крючком, но Скэриэл вечно его провоцировал, так что это всё – он вернулся домой мертвецки бледный и, согнувшись в три погибели от боли, истекал кровью в холле – было вопросом времени.
Теперь Скэриэл вот уже несколько часов сидел в гостиной и усердно переписывал что-то из учебника в тетрадь. Настроение его было приподнятым, что опять же никак не вязалось с недавней стычкой. Проходя мимо, я заглянул ему за плечо и, пробежавшись взглядом по первой строчке, тихо спросил:
– Это латынь?
В последнее время он занимался только ею, так что тут несложно было догадаться.
– Да, – не отвлекаясь, ответил Скэриэл. – Вот послушай. – Он расправил плечи, приподнял подбородок и с торжественной интонацией прочитал: – Aut cum scuto, aut in scuto.
Естественно, я ничего не понял. Даже если он зачитывал мне это ранее, всё равно бы не вспомнил.
– «Со щитом или на щите». – Скэриэл сиял от радости, как будто сам был автором этой цитаты. – Либо победить, либо погибнуть со славой.
Я бы предпочёл и вовсе держаться подальше не только от щита, но и от любого другого оружия.
– Тебе подходит, – кивнул я.
– Надеюсь, что всё же останусь со щитом, – усмехнулся он.
– Прочти что-нибудь ещё.
Мне нравилось наблюдать за тем, как Скэриэл учится. Он с таким азартом принимался за новую книгу или задачу, что это не могло не заражать энтузиазмом.
– Imperare sibi maximum imperium est.
– И как переводится?
– «Власть над собой – высшая власть». Это слова римского философа.
– Что это значит?
– Если возьмешь себя в руки, то всего добьёшься.
Устроившись в кресле, я ещё с минуту наблюдал за тем, как он конспектирует главы. Наконец решился спросить:
– Тебе… это действительно нравится? Или это ради чистокровных?
– Артюр Рембо писал стихи на латыни, хоть и был полукровкой, – всё так же не отвлекаясь от записей, ответил Скэриэл.
– Откуда он её знал?
– Он её учил. – Скэриэл поднял голову и хитро улыбнулся. – Тёмная материя не всегда управляла миром. Да и сейчас во многих странах она потеряла свою значимость.
– Не всегда? – недоверчиво переспросил я.
– Ага.
– Но почему тогда всё вертится вокруг неё?
Прежде я почти не задумывался о том, что творится в мире, кто как живет, как всё устроено. Всю жизнь мне необходимо было выживать, так что не оставалось времени забивать голову другими мыслями, особенно политикой.
– Просто кто-то сверху управляет всем этим и ему выгоден такой расклад.
– Ты хочешь сказать, что это чистокровные?
– Конечно. – Скэриэл потянулся, разминаясь, и встал, собирая в стопку тетради и учебники. – Чистокровным выгодна тёмная материя, потому что только они ею владеют. Если бы полукровки и низшие имели силы, а чистокровные нет, то во всём мире материя была бы запрещена. Она была бы вне закона. Знаешь, как ведьм сжигали в Средневековье. Вот так бы ловили неугодных полукровок и низших. – Он задумался и добавил: – Или даже хуже. Был бы геноцид, нас бы преследовали и уничтожали. Мы живём в больном мире, Джером. Войны, борьба за власть – вся эта зараза была и будет всегда. – Скэриэл взял стопку и направился к лестнице. – Таков человек, ему вечно необходимо что-то делить и доказывать своё превосходство.
– Разве это правильно? – бросил я со своего места.
Скэриэл остановился на ступеньках и удивлённо посмотрел на меня.
– Что значит слово «правильность»? Это соблюдение правил, да? Ну так вот, чистокровные установили свои правила. Мы все им следуем. – Он пожал плечами. – Разве нет? Это «правильно» в Октавии.
Я так и не понял, говорил он это искренне или с сарказмом. Хотя кому я вру, наверное, нет на этом свете человека, который смог бы понять Скэриэла Лоу с полуслова.
Вечером, когда я закончил уборку на втором этаже – сам не заметил, как мытьё окон, стирка, глажка и протирание пыли стали моей еженедельной рутиной – и уставший спустился к ужину, Эдвард что-то бурно обсуждал со Скэриэлом. Моя порция уже остывала на столе.
– Поэтому я и говорю, что надо следить за всей триадой… – Скэриэл с аппетитом уплетал пасту, наматывая спагетти на вилку.
– За тремя чистокровными сразу? – удивился Эдвард, протирая рот салфеткой. – Как ты это себе представляешь? Да и зачем?
– Люмьер Уолдин копает под меня и сдаёт Готье. Конечно, я хочу раскопать что-то и на самого Уолдина, – мрачно ответил Скэриэл.
– Что за триада? – спросил я, усаживаясь за стол.
Руки и плечи ныли после долгого мытья полов. В этом доме слишком много комнат и ещё больше пыли. Есть совсем не хотелось, поэтому я лениво ковырялся вилкой в тарелке, что не ускользнуло от Эдварда. Стоило отдать ему должное, он недурно готовил, но сейчас у меня не было аппетита.
– Скэриэл так называет Гедеона, Оскара и Люмьера, – объяснил Эдвард, пододвинув мне бутылку холодного пива. – Троих разом.
– Ага, – кивнул Скэриэл, – три чистокровки в одной команде.
«Чистокровки». Скэриэл редко использовал это ругательство.
– Нас тоже трое, – сказал, скорее ради поддержания разговора, а не из любопытства. – У нас тоже есть название?
– Конечно, – авторитетно заверил Скэриэл, махнув вилкой. Он указал на Эдварда – Ты. – Следом на меня. – Ты. – А затем на себя. – И я. Мы втроём состоим в Союзе проклятых. Как проклятые поэты из моего сборника. Подождите…
Бросив вилку, он ринулся в гостиную к кофейному столику, мимоходом сшиб очередную стопку книг – и вернулся с потрёпанным томиком в порванной, но неумело склеенной скотчем обложке. Я видел его прежде и даже читал оттуда вслух стихи. Да и про сам этот «союз», кажется, уже слышал.
Мы с Эдвардом переглянулись. Он открыл свою бутылку пива и молча сделал большой глоток, зная, что Скэриэл может в любую минуту отобрать напиток и прикончить его в два счёта.
– Вот, слушайте. – Скэриэл поднялся на стул и громко зачитал: – «Для их творчества характерно, с одной стороны, изображать изнанку жизни, острые муки непризнанности, ощущение заката цивилизации и конца эпохи, спасение от житейских бед в самоиронии, с другой – трогательные, реалистические по сути картины окружающего мира и глубоких душевных переживаний». По-моему, это очень про нас!
– Чудесно, а теперь слезь со стула и доешь, – проговорил Эдвард, сделав ещё один глоток.
Скэриэл послушно слез и схватил вилку.
– Мы все с вами чернокровки, чернь для Октавии, не так ли?
– Не упоминай это слово. – Эдвард скривился. – Это ругательство.
– Чернокровки? – уточнил Скэриэл, невинно хлопая глазами. Конечно, он знал значение этих слов.
– И чистокровки тоже, – дополнил Эдвард.
– Хорошо, папочка. – Скэриэл потянулся за его пивом, но Эдвард ловко отодвинул бутылку. – Эй, я тоже хочу.
– Сначала доешь пасту.
– Но Джерому ты сразу дал пиво, – обиженно процедил Скэриэл.
– Он не был два дня назад при смерти. – Эдвард стойко выдержал его сердитый взгляд и, улыбнувшись, добавил уже мягче: – Поешь. Ты плохо питаешься. Я для кого весь вечер готовил?
Я никогда не мог до конца понять их отношения. Иногда они шутили и смеялись, Скэриэл мог запрыгнуть Эдварду на спину, и они вместе бегали так по всему дому, громко крича и пугая соседей, а иногда – собачились, как супруги после сорока лет брака, и могли сутками не разговаривать друг с другом. Но так или иначе, их взаимопониманию я иногда завидовал.
Скэриэл демонстративно намотал большую порцию спагетти на вилку и запихнул всё в рот, громко чавкая. Сметя всё за три подхода, он отодвинул пустую тарелку, положил голову на стол и выжидательно посмотрел на Эдварда.
– Доволен?
– Доволен, – подтвердил Эдвард, поднимаясь. Он достал из холодильника бутылку, открыл её с громким щелчком и передал Скэриэлу.
– За Союз проклятых! – произнёс Скэриэл, поднимая пиво. Мы втроём чокнулись стеклянными горлышками.
Эдвард забрал пустые тарелки и начал мыть посуду.
– Так вот, мы с вами, как эти самые поэты, тоже словно с изнанки жизни, переживаем острые муки непризнанности, ощущаем закат цивилизации и конец эпохи, – отпив немного, зачастил Скэриэл.
– А что они в этом союзе делали? – спросил я.
– Стихи писали, иногда под псевдонимами. – Скэриэл вдруг стал серьёзным. – Устраивали попойки в трактирах. Проводили ночи в публичных домах.
– Чем это отличается от повседневности в Запретных землях? Только стихов не хватает, – заметил Эдвард.
– Нет, нет, нет. – Скэриэл помотал головой. – Они просто хотели творить и быть счастливыми.
– Что же им мешало? – спросил я.
– Общество.
Я взял сборник, чтобы внимательнее изучить. Там были фамилии, о которых я впервые слышал. Немного помолчав и сделав ещё глоток, Скэриэл продолжил:
– Они бунтовали против порядка, морали и религии. Поль Верлен был первым, кто написал об этом.
– Поль Верлен был полукровкой? – уточнил Эдвард, возвращаясь за стол и закуривая.
– Он был чистокровным. У него было всё – деньги, слава, красавица жена и ребёнок.
– Так чего ему не хватало?
Скэриэл долго, пристально смотрел на него, прежде чем ответить.
– Того же, чего нам всем. Свободы.
10
– Я вам серьёзно говорю, – не унимался Оливер, понизив голос. – Он внезапно появился и так посмотрел на Бернарда, что тот даже пикнуть не успел.
Сегодня вечером мне предстоял первый сеанс с психологом. Из-за того, что я продолжал думать об этом, мне никак не удавалось сосредоточиться на словах Оливера. Он с утра был возбуждён, не мог усидеть на месте, то и дело поглядывал на меня во время занятий и, что ещё более странно, подмигивал, будто мы с ним затеяли что-то на редкость интригующее, о чём я успел забыть.
Прошла неделя с того разговора о тёмной материи со Скэриэлом, мы всё никак не могли найти время, чтобы потренироваться. То он был занят уроками, то я тонул в домашних заданиях, из-за чего вся неделя слилась для меня в нескончаемый поток переписанных страниц конспектов, перепечатанных докладов; помимо этого, по вечерам я заучивал параграфы по истории и поэмы по литературе. Учитывая, что каша в голове лишала меня должной концентрации, попытки их зубрить с треском проваливались. Мучая очередной параграф, вместо расплывчатых строк из учебника я представлял себе настоящих родителей, которые погибли во время переворота, думал о своём пугающем будущем и не менее пугающем прошлом, а когда возвращался в реальность, понимал, что потерял ещё час впустую. Как читать анализ политики Лукиана Бёрко, если он был моим отцом, ума не приложу. Вместо того чтобы отрешиться от эмоций и сосредоточиться на фактах, я всё больше вспоминал слова Люмьера о том, что это не более чем переписанная кровью история. Во мне то и дело просыпалось негодование, и я понимал, что усмирить его не в силах.
Приближалась пора зимних зачётов, и преподаватели соревновались, кто больше задаст на дом и сильнее угробит наши выходные. Я боялся только экзамена по тёмной материи. Мистер Аврель больше не мог закрывать глаза на мои неудачи. Что, если я не поступлю в Академию Святых и Великих? Понизило бы это как-то мою и без того нестабильную самооценку? Академия нужна была в первую очередь отцу, я же никогда не гнался за титулами, статусами и не стремился пустить окружающим пыль в глаза. Я не стремился и к тому, чтобы владеть тёмной материей на высоком уровне. Даже в этом мы различались со Скэриэлом. Он-то с детства увлёкся этой способностью. А я принимаю тёмную материю как должное и злюсь, когда мне твердят про её значимость.
– Мы поняли, – устало произнесла Оливия, внимательно просматривая учебник. – Пришёл герой и спас тебя. Надеюсь, ты высказал Бернарду всё, что о нём думаешь?