Песнь Сорокопута. Ренессанс

Фрэнсис Кель

Песнь Сорокопута. Ренессанс

© Кель Ф., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Praefatio

Здравствуйте, дорогой читатель.

Могу ли я уже называть вас Сорокопутёнком или Птенчиком? Так мы в фандоме Сорокопута зовём верных читателей цикла.

Вы держите в руках второй том коллекционного переиздания. Я надеюсь, что вы уже ознакомились с первым, рассмотрели карту, где помимо Ромуса представлены и другие города Октавии, прочитали новые главы и дополнительную информацию в конце книги. А ещё оценили список упомянутых героями произведений, авторов и художников.

В конце этой книги я тоже дам дополнительную информацию и даже расскажу немного о своих делах и планах. Прошу вас обратить на это внимание. Мы всей командой Черным-Бело надеемся, что коллекционное переиздание Ренессанса вам понравится так же сильно, как нравится оно нам.

Спасибо, что возвращаетесь в Октавию вместе с нами.

Чистота крови – чистота помыслов.

1

Киллиан Парис Бёрко.

Ни в одном учебнике не упоминалось это имя. Мне пришлось перерыть все полки в секции «Отечественная история», прежде чем я наткнулся на императора Париса Бёрко, прапрапра… – сколько там ещё этих «пра-», не счесть – …дедушку. Вероятно, второе имя принцу дали в честь него. Правил он мало, никаких важных реформ не проводил, войн не вёл, и так уж выходило, что на занятиях мы его пропускали.

В библиотеку я рванул, едва прозвенел звонок на большую перемену: бежал, перепрыгивая ступеньки, и чуть не сшиб младшеклассника в дверях. Я так увлёкся поисками, что кто-то из посетителей нажаловался на меня из-за чрезмерного шума. Мне сделали замечание, но, учитывая, что днём ранее вся моя прежняя жизнь оказалась самым настоящим фарсом, слова сердитой библиотекарши я воспринял как ленивый всплеск воды посреди мощного шторма. Я извинился, пообещав быть тише, и только сейчас осознал, как странно выгляжу. Нам не давали никаких важных заданий по истории, поэтому мой спонтанный интерес к династии Бёрко мог показаться кому-то подозрительным. Я устало опустился на стул и решил не спешить с выводами.

Допустим, я и правда наследник престола, сын Лукиана Бёрко. Кто об этом знает? Отец (поправочка: неродной отец), Гедеон, Люмьер, Оскар и мистер Вотермил. Эти люди точно в курсе происходящего. Но кто ещё? Их определённо должно быть больше.

Теперь другой вопрос. Почему Уильям Хитклиф взял меня в семью и выдал за своего сына? Он состоит в Совете старейшин. Туда рвётся и Гедеон. Что собой представляет Совет старейшин, я знал лишь по урокам гражданского воспитания. Он руководит страной, состоит из чистокровных, в прошлом приближённых к императору, а также делится на партии; его члены разрабатывают, принимают – или отклоняют – законы и назначают министров. Во главе Совета стоит Верховный Сизар – Фредерик Лир. Он был главным советником императора Лукиана Бёрко, а до этого – советником его отца. Ему уже под семьдесят лет, и это очень уважаемая фигура. Целые лекции посвящены тому, сколько Верховный Сизар сделал для Октавии. Я бы не удивился, узнав, что он сам утверждает материал для учебников: слишком уж его хвалят в лицее.

На этом мои познания заканчиваются. Совет появился после падения империи. Если я – это всё ещё не укладывалось в голове – …нет, если принц взойдёт на престол в девятнадцать лет, Совет может лишиться власти. Что, если отец… Уильям Хитклиф забрал меня к себе, лишь бы я никогда не узнал о своём происхождении и не попытался однажды свергнуть старейшин? Но ведь проще было бы от меня избавиться…

Что-то не сходилось, и это раздражало. Мне было около года. Отец… Уильям Хитклиф мог убить меня, как убили всю семью Бёрко, либо убрать с дороги чуть позже, года в два или три: например, утопить, а затем месяцок погоревать на виду у соседей. Поддержать легенду, что любимый младший сын утонул. Мне скоро семнадцать, а я пока жив, значит, ему – или кому-то ещё, кто во всём этом замешан, – нужно что-то другое.

Допустим, мне никогда бы не рассказали, что я принц. Да и сейчас я узнал об этом случайно. Я мог всю жизнь считать себя одним из Хитклифов. Наверное, это было бы меньшим из зол.

Отец не скрывал, что наблюдает за мной в стенах лицея. Оценки, незначительные замечания, всё, что стоило донести до родителей, он обязательно узнавал. Уверен, доложили ему и о том, что меня не было на первом уроке на днях, а затем я появился в заляпанной кровью рубашке на два размера больше. Я всё ждал, что он вызовет меня к себе в кабинет, но, как оказалось, он был слишком занят работой. Судьба давала мне время на передышку перед серьёзным разговором.

Оглядевшись, я понял, что никому нет до меня дела. В общей какофонии я различал перешёптывания: кто-то впереди готовился к октавианской литературе и перелистывал страницы; сбоку кто-то тихо диктовал напарнику химическое уравнение; скрипел стул, слышались шелест тетрадей и быстрое клацанье по клавиатуре.

На моём столе возвышалась гора из книг. Я был решительно настроен просмотреть каждую в поисках зацепок. Но, подумав, осознал: так я дам понять отцу… Уильяму Хитклифу… что со мной что-то произошло, – конечно, если ему об этом доложат. Либо я влюбился в учительницу истории, престарелую миссис Столь, и теперь из кожи вон лезу, чтобы произвести на неё хорошее впечатление, либо узнал, что я наследник императорской династии, и разыскиваю всю возможную информацию о ней.

Я не понимал, говорит ли во мне здравый смысл или паранойя.

А если я скажу отцу и брату, что знаю правду? Как они со мной поступят? Попытаются ли избавиться от меня? С младших классов нас убеждали, что Лукиан Модест Бёрко был никудышным императором, чьё правление привело к восстанию полукровок и низших. Навести порядок смог только Совет старейшин. Получается, я – единственная угроза для новой власти.

О смерти императорской семьи мне было известно немного: лишь то, что стража, ворвавшись в разгромленный дворец, увидела тело императора с пулевыми ранениями. Северину Бёрко вместе с детьми застрелили в загородном доме.

Паулина и Паскаль. Им сейчас было бы двадцать девять и двадцать три года, но они похоронены в семейной усыпальнице рода Бёрко. Я не знал их лично, не питал к ним родственных чувств, в моей голове они оставались только историческими личностями со страниц учебников. Из-за этого казалось, что я слишком чёрств, раз не скорблю о них. Они моя семья, но я не испытываю к ним ничего, кроме смятения и недоверия.

До конца перемены оставалось ещё пятнадцать минут, нужно было срочно что-то предпринять, иначе я не усижу за партой во время урока. Краем глаза я заметил, как библиотекарша то и дело бросает в мою сторону недовольные взгляды. Кажется, она уже записала меня в список нежелательных посетителей. Я принялся вяло разбирать книги и возвращать их на полки. Это было ошибкой. Стоило просто оставить всё на столе. Я перепутал порядок расстановки книг – войны девятнадцатого века перекочевали в один ряд с Великими географическими открытиями, а «История великой династии Бёрко» теперь соседствовала с биографиями Аристотеля и Платона.

– Ты целенаправленно пытаешься запихнуть «Взлёты и падения Лукиана Бёрко» в один ряд с военными реформами восемнадцатого века? – внезапно раздался позади меня насмешливый голос.

Я чуть было не выронил три книги, которые пытался удержать в одной руке, пока второй безуспешно тыкался в плотный книжный ряд. Не знаю, по какому случаю Оливер заглянул в библиотеку, но мне совсем не хотелось сейчас объяснять свои хаотичные поиски. Ему точно не соврёшь о том, что задано по истории.

– Мгм, – неопределённо промычал я, пойманный на месте преступления, повернулся и столкнулся с Оливером взглядами. – Не заметил, куда ставил.

– А-а-а, – с долей разочарования протянул он. – А я уже было подумал, что ты специально приходишь в библиотеку, чтобы перемешивать книги в разных секциях.

Я не мог понять, шутит он или говорит серьёзно. Может, Оливер сам любитель время от времени устроить здесь бардак. Возможно, из-за таких вот шалостей старенькая библиотекарша всё время на взводе.

– Что читал? – Он с интересом пробежал взглядом по корешкам книг. – Биография Бёрко?

– Да так… – неуверенно начал я, пытаясь придумать убедительную причину. – Поспорил со Скэриэлом насчёт императора…

– Да? И о чём же? – не унимался Оливер.

Я точно знал, что он видит мои жалкие увиливания и с нескрываемым удовольствием следит за тем, как я буду выкручиваться. Зря я упомянул Скэриэла, ведь Оливеру, кажется, всё про него интересно. Я чуть не дал себе по лбу. Надо было что-то ляпнуть про Габриэллу или ещё кого, с кем он не рвётся подружиться.

– Ну… Я вот считаю, что Лукиан Бёрко в свободное время любил вязать шарфы.

Оливер посмотрел на меня так, словно я испортил воздух. Лучше бы промолчал, честное слово. Я видел, как он переосмысливает своё дружелюбное отношение ко мне. Кажется, я стремительно скатывался в его глазах на самое дно и скоро окажусь в одном ряду с Мартином и Кливом.

– Точнее, ищу, вязала ли Северина Бёрко, – исправился я на ходу, вспомнив, как мама однажды подарила мне шарф.

Со стороны раздалось раздражённое шиканье, напоминающее о том, что мы в библиотеке. Понизив голос, Оливер спросил:

– И как?

– Что как?

– Вязала ли Северина Бёрко? – рассмеялся он.

– В книгах об этом ни слова… – Я запихнул оставшиеся тома на полку и вернулся за стол.

– Тогда поищи в интернете, – продолжая улыбаться, Оливер присел рядом.

До этого он держал руки в карманах, теперь я увидел, что его правая ладонь аккуратно перевязана бинтом.

– Ты ведь знаешь, вся информация об императорах проходит проверку, её очень мало в сети. – Я убрал тетрадь в рюкзак. На языке так и вертелся вопрос о забинтованной руке.

– Но ты же не взрывчатку собираешь, – хмыкнул он. – Хотя если что-то личное ищешь, то воспользуйся VPN.

Почему это не приходило мне в голову? Я знал: в Октавии интернет строго контролируется, новости фильтруются, большинство зарубежных сайтов блокируется, но есть аналоги, вполне позволяющие жить комфортно. Я никогда прежде не задумывался о VPN, но, с другой стороны, и поиском запрещённых тем тоже не занимался.

– А ты пользовался?

Оливер подпёр подбородок кулаком, удивлённо приподнял правую бровь и глянул на меня, словно мы говорили о прописных истинах.

– Только с ним и сижу.

Я зачем-то медленно кивнул. Оливер хмыкнул, опёрся на спинку стула, разглядывая меня, и добавил мимоходом:

– Я так порно ищу.

Вот это, конечно, тема для обсуждения. Я замолчал, уткнувшись в сцепленные перед собой ладони. Оливер пощёлкал пальцами перед моим носом.

– Эй, Хитклиф, – прыснул он со смеха. – Не заморачивайся.

– Ты что-то хотел найти в библиотеке? – решил я сменить тему. До конца перемены оставалось не больше десяти минут.

– Тебя.

– Зачем?

Тут он мигом стушевался: перестал сверкать улыбкой, спрятал руки под стол, придвинулся ближе, словно собираясь поделиться тайной. Нервно обвёл взглядом зал, затем неуверенно вернулся ко мне. Смотрел он при этом мне в район ключиц.

– У тебя, случайно, нет номера Бернарда? – Голос звучал почти заискивающе.

– Прости, но нет. Да никогда и не было, – подавшись к Оливеру, я тоже понизил голос.

С Бернардом я виделся, только когда собирались папины друзья. Его отец, очень талантливый врач, управлял больницей. Я удивился: у Оливера, который на подобных раутах стоял с сестрой в сторонке и практически ни с кем не общался, и шумного Бернарда, болтавшего с гостями в центре зала, что, есть что-то общее? Хотя я мог ошибаться. Раньше-то мне казалось, что у Скэриэла и Леона тоже нет ничего общего. А потом обнаружились удивительные познания в балете.

– Жаль, – разочарованно сказал Оливер. – Ты просто часто с ним зависал, когда мы семьями собирались.

– Ага, но номерами не обменивались и за пределами этих встреч не общались. Ты можешь спросить у Оскара, они соседи.

– С Оскаром я совсем незнаком. Только здороваемся, и всё. – Оливер окончательно раскис.

– У меня есть номер Оскара… – начал было я и замолчал.

Вчера я принял жёсткое решение вычеркнуть его из своей жизни, а теперь вот упомянул при Оливере.

– Ты можешь его попросить достать номер Бернарда? – Он с надеждой приподнялся на локтях.

– Не знаю… – замялся я, отодвигаясь и соображая, за что ухватиться, как вывернуться. Наконец признался: – Мы с ним тоже не близки. Гедеон с Оскаром в ссоре, и, если я буду общаться с ним, мне влетит.

– Понимаю, – протянул он, хотя мне казалось, что ни черта не понимает.

– Прости за личный вопрос, а зачем тебе номер Бернарда?

– У меня был его номер, но, представляешь, я утопил телефон! Я хотел у Бернарда спросить про латынь в академии. Что именно они проходят, какой преподаватель. Слышал, что он хорош в латыни.

Не знаю, врал ли Оливер или нет, но звучало достаточно убедительно. Я слышал, что Бернард изучает латынь, да он и сам рассказывал смешные истории с занятий.

– А с рукой что? – Я указал на бинты.

Оливер озадаченно посмотрел на меня, затем на свою правую ладонь, словно только сейчас о ней вспомнил, и отмахнулся:

– Да пустяки. Ночью проголодался и хотел приготовить сэндвичи с сыром. Как видишь, повар из меня бестолковый.

– Нарезал сыр в темноте, что ли? – настал мой черёд шутить.

– Что? – Казалось, мысли Оливера далеко. – А, нет. Просто нож соскочил.

– А у Леона спрашивал про номер Бернарда?

– Леон? Они общаются? – Глаза Оливера округлились.

– Мне кажется, да.

«Точно общаются», – подумал я, вспоминая, что Бернард – обладатель дружелюбного характера и мастер весёлых историй, при этом любящий потрепаться не по делу и перемыть другим косточки. Именно он рассказал Леону про драку между Гедеоном и Оскаром, так ещё и что-то там вякал про Скэриэла.

«Бернард говорил, что у тебя появился ручной полукровка», – сказал тогда Леон.

– Вот вы где! – торжествующе раздался окрик сбоку, а следом – агрессивное шиканье наших ближайших соседей.

Мы с Оливером вздрогнули и повернулись. Лаванда Фло, наша староста, заведовавшая организационными вопросами в лицее, стояла напротив стола с папкой в руках. Оливер мигом отодвинулся, словно само её присутствие было ему неприятно. Я вспомнил, как он однажды так отреагировал на Лору. Тогда он ещё скорчил гримасу, но в этот раз сдержался. У меня закрались подозрения, что Оливер на дух не переносит девушек. Всех, не только полукровок и низших.

– Вы мне и нужны, – не дожидаясь приветствия, деловито объявила Лаванда, чуть понизив голос. – Мы в общем чате решили устроить дополнительные занятия по танцам для тех, кто плох в вальсе.

– Общий чат?

– Вальс?

– Да, дорогие мои, – с укором подтвердила Лаванда. – Вы оба вышли из чата ещё в начале года. А мы там, между прочим, важные дела обсуждаем.

– Точно! – прыснул Оливер. – Да я сразу вышел, как увидел десятки сообщений «Приветики!» и «Как прошло ваше лето?». У меня еле хватает терпения видеть вас по полдня в лицее, боже упаси ещё читать эти сообщения сутки напролёт.

Выглядел он при этом очень довольным собой. Лаванда напряглась; я был готов к тому, что она сейчас треснет его папкой по голове или просто выскажет пару ласковых.

– Я не выходил, – в тон Лаванде произнёс я, – просто отключил оповещения, а то вы там до двух ночи мемы с котятами кидали.

Оливер положил ногу на ногу и ритмично покачивал ступнёй. Смотрел он на Лаванду так изучающе, словно она устраивала тут целое представление.

– Неважно, – отрезала она, пытаясь сдержать раздражение. – Мы будем танцевать вальс на выпускном балу лицеистов. Вас записывать на дополнительные занятия?

– До выпускного ещё полгода! – повысил голос Оливер.

Я глянул на библиотекаршу, та грозно уставилась на нас в ответ.

– Ой, кто это тут у нас возмущается, неужели гуру организации? – Прищурившись, Лаванда сложила руку козырьком у лба и осмотрелась, затем опять едко глянула на Оливера. – Вот если бы ты занимался хоть какими-то мероприятиями, то знал бы, что к ним нужно готовиться заранее. – Она принялась загибать пальцы. – Найти преподавателя, помещение, обговорить расписание, оплатить занятия…

– Понял, каюсь. – Оливер театрально поклонился ей. – Пять ударов плетьми мне по спине, и конфликт решён.

– Обойдёмся без кровопролития, – отмахнулась она деловито. – Так что с занятиями? Вас записывать? Как у вас с вальсом?

– Обязательно танцевать? – обречённо спросил я.

– Да! – опять завелась Лаванда. – Ты хоть понимаешь, что это выпускной бал лицеистов и там мы…

– Стоп, стоп, стоп. – Оливер примирительно выставил руки вперёд. – Мы всё поняли. – Положив руку на грудь, он с чувством произнёс, словно изображал героя шекспировских трагедий на сцене: – Выпускной – дело всей жизни. – И, обращаясь ко мне, драматично изрёк: – Как мы могли это забыть?

Не сдержавшись, я прыснул от смеха. Лаванда сердито на нас уставилась. То, с каким рвением и верой она бралась за дело, было прямо противоположно тому, с каким пренебрежением относился ко всей этой суете Оливер. Вдобавок я посмел хихикать над шутками Брума в её присутствии! Думаю, для таких, как я и Оливер, в аду припасён отдельный котёл.

– Нет, мы не будем ходить на дополнительные занятия, – подытожил Оливер, вальяжно развалившись на стуле.

– А ты умеешь танцевать? – недоверчиво прищурилась Лаванда.

– Да. Я помогу Готье с подготовкой, если ты оставишь нас в покое. – Повернувшись ко мне, Оливер многозначительно поиграл бровями и добавил: – Мы с тобой потанцуем и прекрасно проведём время, зачем нам кто-то ещё?

– Делайте как вам угодно, – с обидой бросила она и, развернувшись на каблуках, направилась к выходу. Оливер проводил её взглядом и прокомментировал:

– Её бы энергию да в мирное русло.

И тут я задумался совсем о другом. Если Оливеру и правда некомфортно с девушками, как он будет танцевать на выпускном? Только если с Оливией. А ведь я тоже не прочь с ней потанцевать. В нашем классе девочек было меньше, чем мальчиков, поэтому я не понимал, как мы разобьёмся на пары. Может, администрация разрешит пригласить кого-нибудь не из лицея. Хотя приглашать мне всё равно некого. Я внезапно осознал, что у меня практически нет подруг.

– Пойдём, скоро звонок, – вздохнул Оливер, поднимаясь.

– Где Оливия? – Я двинулся следом, закидывая рюкзак на плечо.

– Парень из параллели попросил её поговорить наедине, – равнодушно бросил он. – Наверное, в любви признаётся, а она вежливо его отшивает.

Сердце сделало кульбит, но я быстро взял себя в руки. Оливер с любопытством оглянулся. Он явно проверял, как я отреагирую.

– Она тебе нравится, да? – прищурившись, спросил он.

– Да, – признался я. Не было смысла лукавить. Оливер видел меня насквозь. У Оливии в поклонниках половина лицея, и он их всех недолюбливал.

Мы торопливо пересекли холл, направляясь к лестницам.

– Ты ей тоже нравишься, – как ни в чём не бывало произнёс Оливер и, опередив меня, поднялся по ступенькам.

Я встал как громом поражённый, не осознавая, что мешаю потоку учеников. Это не могло быть правдой, но я, как утопающий, схватился за соломинку. Оглянувшись на меня, Оливер хмыкнул и спустился, встав на две ступеньки выше.

– Я думаю, она в тебя влюблена, – проговорил он в тот самый момент, когда заиграла мелодия, возвещающая начало урока.

– Что? – Я ухватил его за рукав и с силой потянул на себя. – Ты издеваешься?

Я правильно всё расслышал? Влюблена? Быть того не может. Ученики понеслись к кабинетам, а мы так и стояли на лестнице.

– Я серьёзен, – проговорил Оливер. – У неё есть личный дневник. Она пишет там инициалы. «Г. Х.» Думаю, что это ты, Готье Хитклиф.

2

– Если Адам Шерр скажет что-то грубое, не реагируй, – шепнул Скэриэл, прежде чем мы вошли в кабинет.

Большое полуподвальное помещение. Ни капли дневного света. Гнетущая атмосфера богом забытого места, где творятся страшные вещи. Сглотнув, я уставился на свои ботинки. Под ногами был тёмно-коричневый паркет с горизонтальным рисунком, и он никак не сочетался с бетонными стенами, выкрашенными в давящий багровый цвет. Скэриэл однажды сказал, что на эти стены вечно летят кровавые брызги, а отмывать их – неблагодарное занятие. Огромная дизайнерская люстра портила и без того убогую картину. Я не представлял, как можно долго сидеть здесь и не сойти с ума.

Мистера Эн – огромного, жирного полукровку с двойным подбородком и тяжёлым взглядом из-под нависших век – на самом деле звали Энтони. А кто-то ляпнул, что в молодости он был известен как Жестокий Тони. И правда, он избавлялся от подельников легко, бросив лишь: «Без обид, дружище». Кто в здравом уме согласился бы с ним работать?

Да только вот Скэриэл работал.

Мистер Эн уже подгрёб под себя большую часть Запретных земель, годами отвоёвывая клочки территории у других группировок. Я знал, что клуб «Глубокая яма» принадлежит ему. До меня доходили слухи, что основную прибыль мистер Эн получает от торговли наркотиками и «висом»[1] – концентрированной имитацией тёмной материи, препаратом, который выпускали в виде таблеток. Я никогда не видел эти таблетки своими глазами. Вис – не то, что тебе могут предложить в особенно тёмных уголках ночного клуба.

Развалившись на стуле, мистер Эн сидел за огромным, заваленным бумагами столом. На полу – большая пустая сумка. В стороне – продавленный низкий диван, на котором вальяжно уселся Адам с ещё одним парнем. Мистер Эн курил толстую сигару, сосредоточенно наблюдая за тем, как два амбала выбивают дурь из мужчины напротив.

Мы прошли вперёд и встали сбоку от зверской расправы. На лице Скэриэла не дрогнул ни один мускул, словно это было обыденностью – наблюдать за наказанием подчинённых. Впрочем, и мистер Эн не обратил на нас внимания.

Похоже, мужчину били уже не первый час. Я успел разглядеть кровавое месиво, в которое превратилось его лицо. Глаза заплыли синяками, нос кошмарно покосился и распух, передние зубы отсутствовали. Он громко кашлял, давясь кровью. Светлый свитер был весь забрызган алыми каплями. Ткань, поношенная, с катышками и грязными разводами, выглядела так, будто кофтой успели несколько раз вытереть пол. Чуть поодаль в углу валялась порванная куртка. Посиневшие запястья мужчины были связаны за спиной; иногда он заваливался на сторону, не в силах устоять на слабых ногах.

После очередного града ударов мистер Эн металлическим голосом произнёс:

– И где же мои деньги?

– Я… – мужчина пытался отдышаться, по подбородку текли кровавые слюни, – не… знаю.

Он захрипел, закашлялся, алые брызги долетели до бумаг на столе.

Лицо мистера Эна покраснело, а губы сжались в тонкую злую линию. Я задавался вопросом, сколько длится допрос с побоями.

– Избавьтесь от него, – раздражённо бросил мистер Эн.

Мужчина взвыл, как подстреленный зверь. Он попытался отползти, но получил удар в солнечное сплетение и затих, размазывая кровь по полу. Мистер Эн сдвинул брови и брезгливо сморщил нос – кажется, он был недоволен чистотой паркета.

Один из амбалов вышел за дверь. Я не отрываясь смотрел на мужчину, скорчившегося недалеко от нас. Он хрипел, временами пытаясь что-то произнести. Взглянув на Скэриэла, я с ужасом понял, что эта сцена по-прежнему его не трогает. Он тоже наблюдал за избитым, но выглядел отстранённо.

Мистер Эн продолжал курить, выпуская столбы табачного дыма, – этот запах смешивался с затхлым, сырым запахом крови. Если подойти ближе, можно уловить ещё шлейф тяжёлого одеколона, забивавшего посторонние ароматы. Я догадывался, что после этой встречи ещё долго буду ощущать на себе его парфюм.

Вскоре вернулся громила – кажется, Рой. Я встречал его раньше и помнил с тех времён, когда он работал вышибалой в клубе. Теперь он стал мастером запугиваний, расправ и заметания следов. Рой тащил ведро с водой – торопливо, не боясь расплескать по дороге. Я застыл. Неужели они утопят его у нас на глазах? Скэриэл устало переступил с ноги на ногу, отошёл на два шага и лениво прислонился к стене. Для полноты картины ему не хватало ещё достать пилочку для ногтей. Я отошёл следом.

Второй амбал поднял беднягу, грубо схватив за волосы, и с силой опустил его голову в ведро, основательно расплескав воду. Избитый начал вырываться; поднялись пузыри с выходящим воздухом. Он кричал под водой, бился в конвульсиях. Пока один амбал держал мужчину, второй налёг на ведро, чтобы оно не перевернулось. Казнь длилась две долгие минуты. Я краем глаза заметил, как Адам на диване оскалился, наблюдая за обмякшим телом. Его друг выглядел испуганным.