Вкус жизни

– На том свете терпение твое зачтется, – усмехнулась Инна.

«Что же она о муже с такой злой иронией?.. Рана свежая? Наверное, думает: я сейчас здесь, а он там с другой… может, даже в нашей постели… ведь не щадил же ее, даже когда в больнице лежала». – Жанна вся сжалась как от острой боли.

– Может, обойдемся без подробностей? – тихо попросила Лена. Но Эмма не услышала ее замечания.

– …Остается лесть. Ею она опутала его из-за денег? И всё?? «Не может быть!» – успокаивала я себя и сама себе не верила… Случалось, искала мужа, чтобы убедиться в и так очевидном. Пыталась смотреть на его свидания сквозь пальцы. Не получалось… Если бы это что-то меняло в сердце… Весь мир утратил для меня интерес. Это глупо, но это так. Я не могла переломить себя, была точно в отупении… Я столько времени и сил потратила на обиды, растравливая себя… Когда я не была такой несчастной, он не вызывал у меня неприязни, несмотря на все недостатки, мне хотелось его видеть, заботиться.

Для совестливого человека такие отношения – на два фронта – пытка, а ему хоть бы что. Есть ли предел человеческой подлости? Сколько раз он переходил рубикон за годы нашей совместной жизни, а мне приходилось прощать его снова и снова. Говорят, в жизни за все приходится платить. Да, видно, не всем. Бывают счастливчики, вроде моей свекрови и ее сына… Все им с рук сходит.

«Студенты, наверное, считали ее уверенной и счастливой, – почему-то подумалось Лене. – Как же она, бедная, извелась-измучилась! И не придумаешь, чем можно вывести ее из этого губительного состояния».

– Наверное, когда он ухаживал за тобой, воображала: «вот мой джокер в кармане, вот моя выигрышная карта!» – усмехнулась Инна.

– Просвистело мимо меня мое счастье. Каждой женщине не хочется уступать своего мужа, ни с кем не делить… Но я для него – пустое место. Смотрит сквозь меня. А для души нет ничего страшнее холода безразличия. Шахматист Бобби Фишер сказал удивительно правильные слова: «Нет ничего целительнее прикосновений любимого и любящего человека». Не гарантирую точности воспроизведения, но суть я изложила верно. Предложили бы мне дворец, яхту, бриллианты – я все равно выбрала бы любовь, уважение, нежность. Есть вещи, которые не купишь… Если богатая женщина имеет молодого мужчину, она его не любит, а упивается властью над ним. И наоборот. Мне так кажется.

«Обрушила на нас свои тридцать два несчастья, всколыхнула у всех свои беды», – поежилась Галя.

«Никогда не слышала, чтобы женщина настолько откровенно говорила о сексуальных отношениях. Я восхищаюсь ее прямотой. Она – настоящая. Ее поведение – «очередной «крестовый поход» в защиту прав женщин в семье», – подумала Аня.

«Когда Эмма говорит, в ней столько тоскливо-беззащитного. Ей больно, очень больно…» Сердце Лены защемило. Ей захотелось, как когда-то в детстве, убежать далеко-далеко.

– …Любовниц предпочитают женам, потому что там праздник, а дома будни. За праздник они готовы платить любую цену. Ты на кухне часами ради него торчала, а она ему в это время стихи по телефону читала, расслабляла его плоть до состояния экстаза, – выразила свой четкий взгляд на проблему Инна.

– Эмма, мне кажется, что вы оба из разряда тех, которым надо, чтобы их развлекали. Поэтому вам вместе было скучно, – осторожно предположила Аня.

– Почему та женщина не отняла у тебя Федора и не вышла за него замуж? – Это Жанна спросила.

– А что она выгадывала? Ей от него деньги нужны были. Понимала, что в семейной жизни с Федором ей ничего хорошего не светит. Своего-то мужа она по полной программе в домашних делах припахивала: кухня, дача, огород, ремонт машины – все на нем. А на моем не больно-то покатаешься. Полезней обоих мужиков одновременно использовать. Не удивлюсь, если их было больше… Да и Федор не дурак был, чтобы из-за какой-то шлюшки семью бросать. Он был просто слишком слаб, чтобы хранить верность. Собственно, как и она. Ее знакомые «делились» со мной достоверными сведениями о том, как она прокладывала себе путь наверх…

– Сколько можно терпеть и балансировать между невозможным и чуть менее невозможным?

– А может, твой муж тоже из-за денег? Ведь у него не ладилось с бизнесом, и ему, наверное, было неловко перед семьей. Я знаю такие примеры.

– Блуд у Федора генетически обусловленный, он у него в крови, – определила исходя из собственного опыта Инна.

– И все-то ты знаешь, – усмехнулась Лера.

– Я слышала, что мужчина должен быть сильным, чтобы его уважали, и слабым, чтобы его любили. Вот ты и любила его таким, – неуверенно предположила Аня.

– Нет, я ненавидела его слабым! – непримиримо воскликнула Эмма. – Неправда, что женщина любит мужчину за то, что он делает ей больно. Это гадкие выдумки самих мужчин. Как правило, жены любят сильней, поэтому, доставляя нам боль, мужья тут же оправдывают себя, мол, так устроена природа, против нее не попрешь. А при чем здесь природа? Просто жены в силу своих материнских обязанностей менее эгоистичны. И им же за свою доброту приходится страдать от недостатка внимания и заботы со стороны мужей. Такой вот парадокс… И даже если мы прячемся или бежим от проблем, они все равно тянутся за нами хвостом… Нет, не стоит ради мужей лезть из кожи вон!

– Хватит трепыхаться. Бессмысленно так себя терзать. Перестань оплакивать свою жизнь. Все мы по жизни совершаем массу ошибок. Все мы умны задним числом. Надо быть к себе снисходительнее. – Это Жанна снова «запела свои псалмы».

– Только я свои ошибки старалась исправлять. Вот в чем разница между мной и Федором. Он был слишком чувствителен к ощущению власти и мои просьбы в чем-то измениться воспринимал как попытку его подчинения. Боже мой, Боже праведный! Как часто мне хотелось петь ему песню Арно Бабаджаняна на слова Роберта Рождественского «Только ты живи, радостно живи!» Но из всех щелей моего дома выползали измены, жестокость, безразличие… И тогда думалось: есть ли на свете настоящие мужчины или они только в наших мечтах и в песнях, написанных прекрасными мужчинами с женской душой? Дай, Господи, хоть кому-то из достойных женщин испытать такое счастье, какое я слышу в этой удивительной песне… Иначе вообще не стоит жить…

– Малоутешительное откровение. С возрастом понимаешь, что жизнь по сути своей трагична, но в ней бывают приятные оазисы, особенно в молодости… Ох уж я бы придумала, чем досадить твоему Федору, уж я бы с ним поквиталась! – возбужденно сказала Инна. – Зря ты раньше не отважилась поделиться своей бедой. А то все: Федя любит, Федя хочет! Ось земли, черт возьми!

– Не все так просто, как кажется. Я помню его подкупающий взгляд, ради которого можно простить многие обиды, – задумчиво заметила Кира.

– Как в нашей жизни все несправедливо. Хотелось бы услышать что-то обнадеживающее, – уныло и потерянно вздохнула Аня. И вдруг заметила, что веки Инны густо намазаны тенями в тон блузке и это ей удивительно шло. Казалось бы, мелкий штрих, но он увел мысли Ани в сторону размышлений о женской красоте и отвлек от грустного разговора.

– Мой четвертый, тот, которого я привезла с юга, шутил: «Отношения – это манипуляции друг другом и соблазны, которые достаточно быстро лишают нас свободы», – рассмеялась Инна.

– Где взять справедливость? Ее надо выстраивать веками, – деликатно начала было Жанна, но шум спора Лили с Инной не дал ей попытаться проанализировать серьезную проблему.

«Эмма, бедняжка… Но мне бы не хотелось делать свою жизнь всеобщим достоянием», – подумалось Лене.

– Мы-то детдомовские, а как ты могла опростоволоситься с Федором? Как могла позволить уговорить, обмануть себя? Куда твоя мама смотрела?

– Это было как наваждение. И я сначала для него была как мания. Он сказал: «Как увидел твои глаза, сразу понял – пропал»… Может, он уже тогда всем одно и то же говорил… Когда влюбляемся, много ли мы слушаем родителей? – усмехнулась Эмма. – …Боже мой, как я его любила! Только что не молилась на него. Всё для него готова была делать. А он подло пользовался этим…

– …Разве Федор не ушел от вас? – деловито и заинтересованно осведомилась Инна. Ей показалось, что Эмма ждет этого вопроса.

– От таких жен не уходят. Его слова, – с гордым вызовом ответила та.

– Почему сама не оставила его, узнав о предательстве? – спросила Жанна.

– А зачем она должна себя наказывать за то, что делал он? – возмутилась Инна.

– А почему она должна мириться с изменами? – рассердилась Жанна.

– А ты сама сообрази.

– Сначала я терпела в меру отпущенных мне сил и старалась не показывать виду, потому что считала, какие бы неурядицы ни случались в семье, на детях это не должно отражаться. Плакала ночами тихо, сдержанно, горю воли не давала, на замок сердце при детях запирала, считалась с их нежной психикой. А когда они узнали, то ради сына. Дочери были за развод. Дважды я пыталась уйти, но сынок говорил: «Мне нужен отец. Потерпи, перебесится». И я соглашалась, очень рассчитывая на его поддержку.

А Федор продолжал развлекаться и нагло издеваться надо мной. Я же с грехом пополам проглатывала одну его горькую пилюлю за другой… Внешне я была как сомнамбула, а в сердце плач всё громче и отчаяннее… И все-таки именно нарастание болезни вывело меня из состояния заторможенности, подхлестнуло, заставило взяться за ум.

«Эмма привыкла подавлять свои чувства. Но если вдруг вскипит или вспыхнет, «то берегись вся окрестная милиция», – с улыбкой подумала о сокурснице Лена.

– В характере русской женщины наряду с терпением неприкасаемость… А когда тяжело, неизлечимо заболела, куда уж было уходить? Диабет – нешуточное дело… Вот ты, Алла, говоришь, что в семье супруги шлифуют и оттачивают чувства. Уж не знаю, что мой муж шлифовал… – зло добавила Эмма. – Я с тридцати пяти лет на полном «самообслуживании», а Федор после шестидесяти обо мне вдруг вспомнил, когда уже вовсе ни на что не был способен, да еще обижался, непонимающе смотрел на меня, когда я отказывалась делить с ним постель и презрительно бросала: «Бегу, спотыкаюсь…» Он был противен мне в своей убого-ущербной похотливости.

– В женской мудрости много печали, – промолвила Лена.

– И это называется, сумела победить обстоятельства? Но какой ценой! – возмутилась Инна.

– Помню наши диспуты с Федором. «Ты презираешь меня с высоты своей добродетели? Меня ни молчанием, ни слезами, ни болячками не проймешь».

«А ты торжествуешь, упиваешься своей властью над больным человеком? Такова твоя система ценностей?..»

«Тошнотворно, противно…», – заерзала на стуле Лера, намереваясь выйти в коридор.

«Бедная, прошла все мыслимые и немыслимые испытания на верность, на прочность и терпение. Неожиданная, обнаженная откровенность – результат болезни. Понять Эмму можно…» – подумала Лена.

– Ты Федора ненавидела?

– Нет. С ненавистью долго не проживешь. Презирала… Я уверена: он не будет вспоминать обо мне с грустью или тоской, как и его мать о своем муже. Мы для них – отработанный материал.

В комнате стояла напряженная тишина. Лена испуганно смотрела на бледное лицо Эммы, на ее дрожащий подбородок. Она боялась нервного срыва. «Как хорошо, что я была избавлена от длительного горького опыта ревности», – думала она.

А Эмма вдруг Галиного мужа вспомнила. «А ведь он тоже мучился, с ума сходил. На «сходке», будучи нетрезвым, как-то пожаловался, мол, чего только не передумаешь… кажется, убить готов, растерзать, в пепел превратить и развеять. Но как до дела… не можешь. Оказывается, это трудно… А утром ночные бредни спадают… встаешь и опять на работу идешь… и будто живешь… Но все равно никак нельзя, чтобы оружие было где-то рядом. А вдруг минутное затмение и – вся жизнь напополам…

Но Галка не виновата в мнительности своего мужа. Он культивирует в себе ревность, а она страдает. Пусть не распускается, в руках себя держит… А я разве виновата в слабости Федора?.. Помню, Галя внушала своему сыну Игорьку, чтобы никогда не верил сплетням, мол, их выдумывают люди, заинтересованные в крахе твоей личной жизни или бизнеса, мол, это происки недоброжелателей; составляй собственное мнение о людях, тогда будешь успешен и здоров».

– В нашем доме сейчас пять вдовых мужчин живут одинокими. А один, шестой, привел себе молодуху, так она его быстро «прибрала» на кладбище и квартиру захапала для своего внука, – тихо, чтобы не слышала Эмма, на ухо Жанне сказала Лиля.

Та ей также тихо ответила:

– Я приметила, если мужчина женится во второй раз и у него в этой семье нет детей, то новая жена не очень-то жалеет своего мужа. Первая жалеет прежде всего как отца своих детей. А если мужчина женится, будучи в возрасте, то уж явно кроме денег от него ей ничего не надо.

– Сомнительное заявление, – не согласилась с ней Лиля.

– Федор считал позором уходить из семьи, а жить непорядочно – нормальным, но не мог дать обоснование своим прихотям. Мама поощряла, значит, все хорошо. Он так и остался на всю жизнь ее капризным ребенком. Нельзя матерям прощать такое воспитание. Сам не умел любить и не верил в мою любовь, воспринимал ее как женскую слабость. Отсюда и разочарования. Жили, не понимая друг друга, будто говорящие на разных языках. Ни нежности, ни ласки… ни для души, ни для плоти. Не обрела я с ним, как говорится, «ни неба, ни земли обетованной». И отцом не был образцовым. Ни потискать, ни поиграть, ни посмеяться вместе с детьми, ни поговорить по душам, ни тем более научить чему-либо. С нашей собакой был нежнее. Занят был исключительно только собой. Может, и правы современные ученые, что игрек-хромосомы деградируют и погибают в восемь раз быстрее, чем икс. Вымирают настоящие мужчины, – вздохнула Эмма. Она никак не могла успокоиться и перекрыть клапан потока горьких излияний.

– Ученые исследовали наличие гена стыда? Слышала звон, но не знаешь, где он, – не поверила Лиля.

– Покаяние к твоему мужу может прийти только в случае полного мужского бессилия. И то сомневаюсь. Ведь он гордится тем, что делал? – дерзко и воинственно спросила Инна. – Убивать таких гадов надо, чтобы и не плодились, – зло и решительно добавила она.

– Я мечтала, что моя семья будет зоной чистоты и порядочности, что в ней все будут разговаривать тихими спокойными голосами ласково и уважительно. Ведь муж вырос в маленьком городке, где в глаза осуждали пьющих, дерущихся, где по-соседски, дружески, без стеснения журили и детей, и взрослых… – как-то не очень логично попыталась увести разговор в теоретическую плоскость Эмма.

И снова о больном, только очень тихо, чтобы слышали только двое:

– Мне казалось, что все проблемы в семье можно решить доброй беседой за круглым столом. Этот способ я считала беспроигрышным, – призналась она. – Бывало, требует увеличить число дней без предохранения, а я объясняю, что уже раз рискнули и чем все закончилось? «Тебе несколько минут удовольствия, а я опять стану страдать рвотой, головокружением. Потом через два месяца в больницу на истязание… Ты вон палец порежешь, так стонов на три дня. А меня без сознания поволокут после операции, кровищи немерено потеряю. Слишком неравноценные ставки». Так не понимал, на дыбы вставал. В чем-в чем, но тут я не уступала… Так до оскорблений и угроз опускался.

Женщины потупили глаза, страдальчески морщась. О чем они думают? «Зачем Эмма так… слишком обнаженно… это же слишком личное… неловко как-то… Будто в состоянии половинчатости…» Или свою боль вспоминают?

– А мне мой бывший после развода врать начинал в глаза, мол, ничего подобного не было, ты сама всех этих женщин выдумала, – с печальным недоумением отозвалась Рита. И это тоже прозвучало как-то не очень уместно и неловко. «Лучше бы мне не вмешиваться в разговор», – подумала она, сердито мотнула головой и раздраженно уставилась в неизменную картину противоположного дома.

– Иногда думаю: «Может, уйди я от него, все упростилось бы?.. Нет. Дети чувствовали бы себя обделенными, а благодаря мне они успели повзрослеть без стрессов… Знать всегда больнее, чем не знать».

Эмма замолчала, будто что-то припоминая или выбирая из вороха событий.

Лене подумалось: «На ее долю выпали такие мучения, что каждая женщина, рассказывающая историю своей жизни, осознает, что ее слушает более страдающий и глубоко понимающий человек».

– Иногда один минус каким-то непросчитываемым образом сводит на нет все плюсы, – сказала она вслух.

– Особенно если этот минус длиной в жизнь, – добавила Эмма. – Сорок лет я пыталась объяснить мужу простые житейские истины. Он часто хоть с истерикой, но соглашался. Проходило совсем немного времени, и он снова поступал по-своему – проявлял ко мне неуважение. Он будто постоянно находился в стоячей воде своего незыблемого сознания и понимания. Не скоро я поняла, что эта непрошибаемость у него на уровне генетики и бесполезно что-то предпринимать.

В общем, мне оставалось только поражаться пустоте сердца мужа, его примитивному пониманию любви, его дикому эгоизму. Он никогда не понимал, что мне бывает очень тяжело, что я нуждаюсь в помощи, в утешении. Он воспринимал человека только в связи с тем, что можно от него получить. Ни сочувствия, ни жалости. Ведь как специалисты говорят: никакая обработка не скроет, какой породы дерево. Так и человек: сколько ни лакируй, его гадкое нутро все равно вылезет наружу… И подвернулся же он мне на горе горькое! Много ли мне тогда надо было: поразил исключительностью, благородством, отыскал созвучие душ, закружил весельем. Старше, опытнее был. Это только кажется, что этого мало.

Он был моим единственным мужчиной. Меня оскорбляло его неуважение. Его душа, к которой мне было не прикоснуться, всегда оставалась чужой. В минуты тоски мне казалось, что я его никогда по-настоящему, доподлинно не знала. Дети выросли, а он все продолжал куролесить. Он из тех, которые никогда не говорят «нет». Какое количество лжи и подлости от близких людей может вынести человек? Иногда мне казалось, я доходила до предела своих далеко не безграничных возможностей… У нас было все что угодно, только не семья. Как поется в песне: «из горького горя я счастье свое добывала».

Лера ударилась вдруг в рассуждения:

– …С годами свежесть ощущений притупляется. Чувства надо освежать. К тому же правильные люди по большей части скучноваты, а интересные, полные жизни нередко переходят границы добра и зла, ввергают свои семьи в несчастья. Во всем нужна мера. Я в этой связи случай вспомнила. Были мы в гостях у моих деревенских родственников, и мой муж не захотел есть вареную курицу, приправленную только деревенским ароматом. Если ел до этого жареную, с массой пряностей и всяческих приправ, вареной не хочется. Наверное, твой муж думал: «Зачем мне нужна женщина с устаревшими идеалами скромности, нежности и трудолюбия, если с «перчиком» намного вкусней. Нормы морали придумали слабаки…»

– Ты права. Есть женщины добрые, открытые. Такие ему неинтересны. Есть женщины без сердца. Порок притягателен… Как-то в квартиру не смогла войти. Мысленно взбесилась: «Есть где разгуляться в четырехкомнатной квартире. Раздолье, хоть полк баб приводи… Жри свою виагру! Может, скорее издохнешь. (Женщины дружно вздрогнули.) Прости меня, Господи», и ушла к соседке, – резко отреагировала Эмма на рассуждения Леры. – Муж сокрушил мою волю. Сначала я плакала. А ему нравилось меня мучить, он чувствовал свою власть надо мной. Много раз замечала, что он расчетливо дразнит и злит меня. Позже страдала, но гордо молча переносила боль. А он все равно продолжал уязвлять, унижать пренебрежением, упиваться своей жестокостью. Похоже, это его забавляло. И тогда на ум мне приходила соседская девочка-даун, которая с восторгом наблюдала растерянность людей, облитых ею из окна помоями… Он до сих пор, когда ходит по дому, чтобы не наткнуться, обходит меня точно так же, как шкаф или стул, не глядя. Он вообще не смотрит на меня, если не обращается по делу. Да и в этих случаях часто спрашивает, будто не видя меня, думая о чем-то другом.

А ведь было время, когда я считала его недостойным себя. Вокруг меня кружило много обожателей. Я прерывала знакомства по своему усмотрению, мягко убеждала в ненужности дальнейших встреч… Ума не приложу, чем присушил? Просто одно к другому в нем все удачно было пригнано и припорошено… И вон как все обернулось: я глаза мозолю, скуку нагоняю; мной пренебрегают и на привязи держат с холодным удовольствием. Никому не дано разобраться в человеческих пристрастиях… Сплошные противоречия и непонимание между мужчинами и женщинами.

Эмма говорила жестко, сухо, почти черство, будто не с нею это все было, будто никогда не любила, не жалела, не терпела. «С гордым сознанием собственной безупречности и даже превосходства», – ядовито подумала Инна и тут же устыдилась своей ехидной мысли: «Кому завидую?» И все же не смогла не съехидничать, пусть даже про себя: «Боялась продешевить, вот и нарвалась».

«Нет в жалобах Эммы и следа заносчивых обид. Ее горячность, ее негодование полностью овладевают мной. Она близка мне силой убежденности. Я вижу всё с нею происходившее ее глазами», – думала Лена.

– Это многое проясняет. И до сих пор не перебесился? – то ли спросила, то ли предположила Лиля.

– Куда там! И возраст не охладил его живейшего интереса ко всему, что касается утех плоти. Его постоянно влекут новые опьяняющие ощущения. Он из породы сластолюбцев. Ловеласы в вечной погоне за наслаждениями. Хотят, чтобы их всегда ласкали, говорили комплименты. Новые женщины всегда таят приключения. В поведении таких мужчин задействованы только органы чувств. Сознание, может, есть и царствует где-то на периферии, но не управляет ими. Не обременяют они себя самоанализом. Вторгаются в чужую жизнь, ставят все с ног на голову и уходят, если наскучило. Они четко осознают только одно: что это будет повторяться и повторяться, потому что если нельзя, но очень хочется, то можно. Для таких мужчин отношение с женщиной – игра без правил.

– Не скажи, некоторые искренне верят, что на этот раз эта женщина последняя, – сказала Аня. – Я об этом даже по телевизору слышала от знаменитого режиссера, как его там…

– Они, видите ли, жизненные проблемы видят с другого угла, со своей «кочки» зрения – всё только себе и для себя. Одну любовницу мужа хорошо изучила, она из той же породы. Мужа своего припахивала, а сама нежилась в объятьях других мужчин. Вот они с моим Федей и нашли друг друга. Семья для таких людей далеко не самое главное. Она для них – способ избавиться от забот, от бытовых нужд и не более того.

– Федор одержим не чувствами, а страстями, – коротко и четко сформулировала свое мнение Алла. – …Мир шире, загадочнее, интересней, романтичней узких рамок семьи, – попробовала она увести разговор из плоскости личных обид в пространство высоких духовных ценностей.

– Федор – подлый мелкий тиран, – презрительно сказала Жанна.

– В масштабах одной семьи – крупный, – уточнила Лиля с усмешкой.

– В чем причина постигающих разочарований в любви? Реальная жизнь не сходится с воображаемой? – предположила Аня. – В душе каждого человека есть нечто такое, чем он, не отдавая себе отчета, очень дорожит. И когда он с этим расстается, то безумно страдает, и его жизнь становится невыносимой… Только у всех это нечто разное.

– Когда-нибудь кто-то, кто будет намного умнее нас с вами, создаст теорию беспроигрышных семейных отношений, – засмеялась Лиля.

– Пробовали уже. Была мода на «компьютерную сваху». Забыла?

– Баловство все это, – вяло махнула рукой Эмма. – Воспитывать сыновей надо порядочными.

– Ой, девчонки, я анекдот вспомнила. На первом курсе в колхозе на картошке ребята рассказывали. «Две женщины подошли к высоченному столбу, по которому Бог приказал им взбираться, чтобы попасть в рай. Одна говорит: «Появись на столбе столько суков, сколько у меня было мужиков». Сучки густо усеяли столб до самого верха, и она оказалась в раю. Вторая грустно повторила заклинание своей подруги, и на макушке столба вырос один-единственный маленький сучок». Видно, ты этот анекдот восприняла как шутку, а твой муж как руководство к действию, – невинным тоном сказала Инна.

– Помню, этот анекдот потряс меня. Я долго не могла прийти в себя. Верила и не верила, пугалась, злилась, – призналась Аня.

– …Да, ты, Эмма, положительная. Но разве ум и добрый характер притягивают мужчину к женщине? Твоих чудных свойств достаточно, чтобы быть для него хорошим товарищем, – рассмеялась Инна. – Жажда обладать женщиной вызывается другими качествами: умением кокетничать, стервозностью, хитростью, особенным обаянием, умением играть, заводить, наглым демонстрированием красоты и сексуальности, – с опозданием на несколько десятков лет просвещала ее Инна.

– Не все же мужчины такие, – вяло защищалась Эмма.

– Это их суть в большей или меньшей степени. Тебе не повезло, нарвалась на яркий образчик.

– …Понимаешь, Эмма, есть просто обладание, а есть обладание с наслаждением. Ты, наверное, мужу себя преподносила на блюдечке, а его это доводило до белого каления. Ему страсть от женщины нужна, пусть даже наигранная, артистичная, и все время разная, свежая, особенная, а не твое благонравие. Ему игры, препятствий не хватало. Собственно, он любит не женщин, а миражи, свои фантазии. Он с избытком получал все необходимое ему за деньги. Там он герой, если даже мало что может. Такие мужчины говорят: «Если женщина не вызывает у меня шок, она мне не нужна, она мне не подходит». Они таким образом превозносят себя. Мужчине, если он не любит, труднее, чем нам… А ты считала обладание мужем само собой разумеющимся, не требующим дополнительных умственных затрат, – с жестким откровением добавила Лера. – Тебе надо было научиться видеть себя его глазами и подстраиваться. А ты не могла, потому что тоже любила не реального мужа, а придуманного в юности. К тому же, будучи слишком правильной, ты не могла залезть в шкуру эгоиста. Человек должен немного меняться в процессе любой деятельности, приспосабливая себя к тому, что у него уже есть внутри, если, конечно, это категорически не идет вразрез с его взглядами. У одного получается, у другого не очень, – выразила Лера свое мнение о причине несчастливой личной жизни Эммы. – Мужчина осознает любовь, только когда ее теряет. А до этого не задумывается. Он где-то впереди, в чем-то другом… Этим надо уметь пользоваться. У твоего мужа никогда не было страха тебя потерять, а то бы он больше тебя ценил. Представь себе игрушку или любимую книжку. Пока она лежит в шкафу, мы на нее не обращаем внимания. Но стоит ее потерять, как она начинает казаться в сто раз дороже.