Проект Лумумба

Пока что не пришла повестка из военкомата, я решил несколько подстраховаться и уточнить свой правовой статус. Как призывника. Поэтому, я наведался к участковому врачу и пожаловался на частые и сильные головные боли. Заодно удостоверился, что выписной эпикриз из Института травматологии и ортопедии всё ещё благополучно приклеен в моей медицинской карточке. Участковый наш терапевт, к которой я обратился, перенаправила меня к невропатологу. Посетил патолога нервов. И он уточнил дальнейший мой маршрут. По лабиринтам Минздрава. Нервный доктор сказал мне: «В армию, говоришь, забирают?». Пришлось согласиться, с догадливым доктором. «Наверное…» – промямлил я, в ответ. Далее, доктор, абсолютно бесплатно, написал мне направление. На консультацию, в психо-невродиспансер. Отправился я туда. А это учреждение, вроде уже и не совсем медицинское. С виду, на режимный объект похоже. Вооружённой охраны, правда нет. Но пару человек, плотного телосложения, в белых халатах праздно сидели за столиком, в вестибюле. И внимательно оглядев вновь пришедшего, интересовались целью посещения. В моём случае, было именно так. Я вежливо показал направление из моей районной поликлиники. Мне предложили подойти к окошку регистратуры. Далее, тётушка приняла от меня направление, паспорт и светокопию справки из Института Травматологии. Это теперь, ксерокопию любой бумажки сделать не проблема. Даже дома. У кого есть аппарат. А в те времена, я посетил светокопию. Затем зашёл к нотариусу и заверил свой экземпляр. На эту беготню, ушло полтора дня. Ну ладно, главное, что «шевеление» по вопросу началось. Открыли мне карточку в ПНД и назначили приём у доктора, на послезавтра. На девять часов утра. «И чтобы не опаздывать, к девяти – быть здесь!» – напутствовали меня, в регистратуре. На сим, день общения, с преддверием психушки завершился.

Следующий день, прошёл в раздумьях о стратегии. В части общения с диагностами. Поразмыслив, пришёл к выводу – главное, это «не перегнуть». Умеренно талдычить, о постоянных головных болях. И не выходить за пределы… Что сможет посоветовать врач, в ответ на такую симптоматику? «Поменьше курить, а лучше – совсем бросить. Проследить за артериальным давлением. Почаще бывать на свежем воздухе. Заниматься оздоровительной гимнастикой. Следить за рационом. Не перегружать себя чрезмерными умственными нагрузками. Понаблюдать, как окружающие справляются с подобными недомоганиями. И это всё, в комплексе можно осуществить, находясь в доблестных рядах Советской Армии. По призыву. Два года!» – скажет доктор. Успокаивая себя подобными мыслями, я перешагнул порог психоневрологического диспансера. В назначенное время. Далее, после обращения в регистратуру, я был препровождён к доктору. Врач, ознакомившись с моими медицинскими документами, произвёл все долженствующие мероприятия по осмотру больного. То есть, мне было предложено: достать указательным пальцем, с закрытыми глазами, до кончика носа. Затем – проследить взглядом, за перемещением блестящего молоточка. После, этим же молоточком я получил сначала по одной коленке. Затем, по другой. Измерили давление. Завязали глаза полотенцем и попросили сделать несколько шагов, в сторону медсестры. Что было выполнено. Мной. Вполне успешно. На этом осмотр был завершён. Доктор огласил результат обследования: «Причин для госпитализации нет. Продолжайте жить обычной своей жизнью, не перегружайтесь излишними физическими нагрузками, ешьте побольше овощей и фруктов. Не перегревайтесь, на солнце. Дважды в год проведите курс витаминотерапии. Инъекциями. Вот, всё это я пишу в вашей медицинской карточке. И в ответ на направление из вашей поликлиники пишу, что вы поставлены на учёт в Психоневрологический диспансер. С диагнозом: последствия черепно-мозговой травмы. Всё, до свидания, не болейте!». На этом, визит был завершён.

Теперь, надо ждать повестки, из военкомата. И продолжать ходить на работу. Что и было сделано. Ждал и ходил. Ходил и ждал. Дождался – пришла повестка. Явился. И сразу, медкомиссия! Видно, что вояки вопросы решают шустрее. Чем гражданские… Пройдя на комиссию – сразу, терапевту заявил о том, что состою на учёте в ПНД, как травматик. Сразу же выписали запрос, к нервным. И психиатрическим. Но на руки, его не дали. А меня отправили домой. Сказали мол, жди. Вызовем, повесткой. Ну, думаю, машина завертелась… Через неделю, получил повестку. На следующий день, явился в военкомат и узнал, что мне присвоена «Неполная годность». Значит, годен к прохождению нестроевой службы в мирное время. А в военное время – годность полная. «Можешь идти на своё место работы и увольняться!» – напутствовали меня, в военкомате. Я и пошёл. Но не на комбинат, а за бутылкой. Проставиться на работе – святое дело! У нас, все так делали. Иначе – не вежливо… Традиция, есть традиция! На следующий день, появился в цеху, с утра. С пузырём. За пазухой. Оставив ёмкость и нехитрую закусь, в своём шкафчике – отправился ставить печать в трудовую, об увольнении. В отдел кадров. Пока там поговорил, пока здесь пообщался, пока завершил бумажные формальности – гляжу, время к перерыву уже. Точность, как в аптеке! По ходу прощания, с теперь уже бывшими коллегами, в ходе застолья, взял на особую заметку рассказ одного из наших сварщиков. Сашки. Из третьего микрорайона. Как он описывал, период своего поступления, на срочную службу. Полезная информация состояла в том, как он, появившись на сборном пункте, среди множества призывников со всего города выяснял куда, какую команду отправляют. В какой регион СССР. Делалось это так – прикинувшись родственником призывника, он, изображая крайне обеспокоенного поисками сородича, приставал ко всем, с вопросом: «Братана ищу, он полчаса назад, звонил из телефона-автомата домой. Сказал, что в Белгород, его определили. Через пару часов отправка уже. А я в ночную смену работал. Только домой зашёл, он и звонит! Это вы в Белгород?? Ваша команда?». Выслушав ответ, куда отправляется этот отряд, он принимал решение. Нравится ему это место, на географической карте, или нет. Главное, в руках ничего не иметь. Дабы себя не выдать! У призывника в руках чемоданчик, или рюкзак. Обязательно!

Значит, алгоритм был найден! Главное, не перешагнуть ту дату, когда заканчивается набор. Это уже может быть квалифицировано, как уклонение. А за такой грех и статья есть. Вполне себе уголовная. Действуя таким методом, я дотянул до того момента, когда таких артистов осталось человек сорок. Со всей республики. С призывного пункта нас отвезли в Сальянские казармы. Для не бакинцев, поясняю. Это войсковая часть, на краю города. Штаб дивизии, наверное. Откуда взялось, в какие времена закрепилось это название – мне неизвестно. Но продержали нас, там, до вечера. Все новобранцы, уже стали робко надеяться, что останемся служить в родном городе. Не тут-то было! Не знаю, куда подевали всех остальных, но мне и ещё троим ребятам выдали предписание. В город Ханлар. Это в десяти километрах, от тогдашнего Кировабада. Или от нынешней Гянджи. Поехали мы на железнодорожный вокзал. И увидели, что поезд до Кировабада, только завтра. Договорились встретиться завтра, здесь. На вокзале. Я в последний в этом сезоне раз переночевал дома. Через сутки, мы уже стояли на КПП воинской части, в Ханларе. Каковая стала нашим домом на последующие два года. Зашли. Осмотрелись. Видим, что нам ещё одну проходную миновать надо. Дорога в спуск, метров через двести, ещё КПП. Стекляшка. Вертушка и ворота двустворчатые. В обе стороны ворот – забор из сетки рабица, труб и уголков. Окрашенных в зелёный цвет. Подошли к вертушке, глядим на группу офицеров, которые были внутри застеклённого, со всех сторон, помещения. Что-то они там разглядывают. Лежащее, на полу. Рассмотреть не успели, как к нам подошёл солдат. С красной повязкой, на руке. «Дневальный КПП», значилось на повязке. Мы сказали, что прибыли из Баку – вот наши документы. Но уже вышел из стекляшки офицер и взял дело, в свои руки. У него также была красная повязка, выше локтя. Но на ней было написано – «Дежурный по части». «Не глазейте туда! Вас это не касается! Шагом марш, за мной!» – сурово молвил этот капитан. Мы и зашагали, за ним. Так начался первый день, нашей службы. В Советской Армии.

Офицер довёл нас до казармы, стоявшей на отшибе. «Это карантин водителей. Будете размещены здесь» – забрав все наши документы, он удалился. А мы, зашли внутрь помещения. Нас неприветливо встретил дневальный, по казарме. Спросил – кто такие, откуда и почему так поздно. Оказывается, месячный карантин, для новобранцев уже окончился. Всех распределили, по подразделениям. Кроме водителей. Для них карантин продолжается. Вот совершат пятисоткилометровый марш-бросок и только тогда их определят для дальнейшей службы. В различные подразделения. Но вот появился прапорщик. Выудив из кармана здоровенную связку ключей, долго пробовал открыть дверной замок. Наконец-то дверь открылась. И нашему взору предстали стеллажи с пачками постельного белья, подушками, одеялами и обмундированием. Сапоги, головные уборы и портянки рулоном – оказались в другой комнате. Прапор наделил каждого из нас положенной уставной формой цвета хаки. Подушкой, одеялом и постельным бельём. А также, прикроватным ковриком. Бесхитростно сделанным, из куска байкового одеяла. Но с обработанным периметром. Чтобы не махрился. Также, было выдано вафельное полотенце. Белое. Чистое. Кроме подушки, одеяла и прикроватного коврика, всё было абсолютно новым. Матрац лежал свёрнутым, на койке. «Так, пришивайте погоны, петлицы и подворотнички. Застелите койки. Дневальный, возьми из каптёрки машинку, для стрижки волос. И обработай новобранцев. Баня холодная, поэтому водные процедуры, напротив казармы. Вон, через дорогу! Чтобы к ужину были пострижены, побриты и обмундирование – по Уставу. Сапоги вычищены, подшит чистый подворотничок. Ужин в 20.00. В 19.30 – построение. Здесь, перед казармой. Я приду. Проверю внешний вид и отведу подразделение, на ужин. В казарме не курить. Для курения, вон там место. Окурки, аккуратно – в урну. Приступите, время пошло» – отчеканил прапорщик и ушёл.

Вот и начались армейские будни! К нам, четверым новобранцам, прикрепили сержанта Кодзоева. Уроженца Сев. Кавказа. Бравый вояка Кодзоев обучал нас строевым приёмам. И прочим тонкостям из «Памятки молодому бойцу». Ещё раз отмечу, что благодаря курсу начальной военки, пройденному в школе №160, под руководством Льва Иосифовича Бендерского, я владел всеми премудростями строевой подготовки. Что меня радовало! А сержант, только диву давался… Ещё несколько дней спустя, мы приняли «Воинскую Присягу» в кабинете начальника штаба части. И нас распределили, по подразделениям. Я попал в «батарею управления». Выяснилось, что наша войсковая часть № 55582 является зенитно-ракетной бригадой. Состоящей из трёх дивизионов. Третий – располагался где-то, в Нахичевани. Жители города Ростов, это не ваша Нахичевань! Это район республики Азербайджан. Видимо, во времена расселения армян по планете, они и принесли это название, в Ростов. Обозначив так часть города. А может быть и не армяне, это были… Ну кто-то был, точно. Да не об этом речь сейчас! А о структуре нашей войсковой части. И её вооружении. Значит, о зенитно-ракетном комплексе «Круг». Это не переносной ЗРК современности. Это несколько боевых машин, начинённых электроникой. И пусковых установок, на гусеничном ходу. На каждой, из которых, находятся по две жидко-топливные ракеты. Комплекс предназначен для решения боевых задач, в военное время. Он защищает войска, от атак фронтовой авиации противника. Поэтому, предположительный срок жизни подразделения, в боевых условиях равен одному часу. Но и в мирное время, находясь на боевом дежурстве охраняет мирное небо, над головами сограждан. В начале шестидесятых, этой ракетой был сбит американский лётчик-разведчик Пауэрс. На его сверхвысотном самолёте У-2. Гордости авиационной разведки нашего, вероятного противника. Расчёт на то, что на таких высотах, советские средства ПВО неработоспособны – оказался ошибочным. Сбили Пауэрса. Нашим комплексом!

Подъём, физ. зарядка, утренние процедуры, завтрак, построение, развод на работы, или занятия. Термин «развод», ныне, употребляется, как синоним обмана. В те советские времена, пока ещё полублатной сленг не пустил такие глубокие корни, в русский разговорный и полуофициальный языки, в армейской терминологии, это обозначало следующее. Под командой старшего, не обязательно офицера, подразделение выдвигается для исполнения предписанного. Значит, командиры разводят личный состав, в те места, где будут происходить работы, или занятия. Работы могут быть, по обслуживанию техники, или по уборке территории. Для строительных работ, к нашей части было прикомандировано подразделение строительного батальона. Из одноимённых войск. По случайному стечению обстоятельств – все таджики. И с проблемами, в части владения русским языком. Почти, поголовно. Они пахали, как черти. У нас, на глазах. Они строили здание. Двухэтажное. Это будет штаб части. Ныне, штаб есть, конечно. Но одноэтажный домик, стал тесноват. Не только для начальника штаба. Но и для всех. Значит, и для оперативного дежурного, и для политотдела, и для секретной части. С кодировщиками вместе. Короче, аппарат требует пространства. Стройбат – строит, а мы – несём боевое дежурство. Но, стройбат работает, в две смены. Мы охраняем мирное небо круглосуточно. Ещё, в части есть свинарник. За пределами административной территории и парка боевых машин. Через асфальтированную дорогу и ещё, чуток. Там и свинарник. Туда, полковой конь Васька возит в здоровенной бочке, пищевые отходы. Васькой управляет солдат срочной службы. Как его в армию призвали, великая тайна есть. Это неполноценный умственно, но физически развитый воспитанник детского дома. Полный сирота. И вот, куда его девать, советской-то власти? Ну, разве что в армию призвать. Что, кстати, было вполне гуманно и разумно. По отношению к этому человеку. Вот, фамилию забыл! Ну, ладно, спрошу здесь, на Фейсбуке, у бывшего однополчанина. У Виктора Валентиновича Жолудова спрошу.

А ещё, у нас было стрельбище. Напротив части. Через дорогу. Мы завершили курс молодого бойца и приняли присягу. С нами провели несколько занятий, по устройству автомата АКМ 7,62. По итогам нас и вывели на это самое стрельбище. Надо было выполнить следующие упражнения. Совершить несколько, не помню сколько именно, но одиночных выстрелов. Затем, очередями. По мишеням. С вышки. Не с земли. Вышка, ну метра три-четыре, высотой. С крышей, над головой. И площадкой, для стрельбы лёжа. Забрались мы все, впятером. Нас, салаг четверо и офицер. Стреляли, согласно списка, по-алфавитного. Один отстреляется – другой начинает. Ну, вот. А у меня были неплохие навыки стрельбы из пневматической винтовки. То бишь, из «воздушки». Многие помнят советские тиры. Где можно было стрелять и по бумажным, классическим мишеням, и по различным, другим целям. Как по неподвижным, так и по движущимся. Так у нас дома – была, такая пневматика. Мы с папаней выменяли эту радость у его приятеля. Когда я учился в классе шестом, или седьмом. Выменяли на новую акустическую гитару. Которая была куплена мне. Но не пригодилась. Побренчал-побренчал и выяснил, что с музыкальным слухом у меня не ахти. А так, хоть винтовка в доме завелась. Отец провозился над её восстановлением некоторое время. В результате реставрации, инструмент для развлечений в квартире получился отличным. Так что, по мишеням пулять сноровка имелась. Ещё в школьные годы отвёл нас военрук, однажды, на стрельбы. В ДОСААФовском тире. Стреляли из мелкокалиберной винтовки. И что? Из пацанов, трёх десятых классов у меня были наилучшие показатели. Несмотря на минусовые диоптрии. Очкарик я. Минус четыре. Было. Теперь-то, поменьше. Дальнозоркость старческая, наверное, компенсирует. По молодости я ещё в очках ходил. Но потом, бросил их надевать. Только за рулём. Ну, не об этом разговор. А о мелком эпизоде, который мне запомнился. По сей день.

Лежим на площадке, этой самой вышки. На стрельбище. Смотрим на мишени. Офицер подкручивает бинокль. Настраивает. Затем, спрашивает: «Кто из чего стрелял ранее, на гражданке?». Я бодро отрапортовал, что доводилось. Из мелкокалиберной винтовки. Но из пневматической – безмерно. Другие трое, указали только «развлечения в тире». Из «воздушек». «Ну поглядим, какие вы стрелки… Упражнение такое: я выдаю боеприпас, вы снаряжаете магазин, готовите оружие к бою. Занимаете позицию. Прицеливаетесь в центр мишени. Производите три одиночных выстрела. Затем, очередями, по два выстрела. На счёт «раз-два», удерживаете спусковой курок. И происходит два выстрела. Удержите дольше, произойдут лишние выстрелы. А это снизит оценку выполнения упражнения. Вопросы есть? Вопросов – нет. Петров, занять боевую позицию. Стрелять, по команде «Огонь!» – скомандовал руководитель занятий. Я, получив патроны, снарядил магазин, подготовился к стрельбе, навёл прицел на крайнюю левую мишень. Которая представляла собой стоящего человека. В натуральную величину. Это моя мишень. Условный противник. «К стрельбе готов!» – бодро отрапортовал я. И вдруг, вижу, как слева, к мишеням приближается собака. Целенаправленно так, трусцой. Видимо, учуяла, что около мишеней крутились люди, приводившие эти устройства, в боеготовое положение. «А вдруг, они что-либо обронили там, съедобное, эти бойцы? Надо проверить!» – наверное, подумала голодная собачка. И вышла в «зону поражения», непосредственно. Почти около мишени стоит уже! Землю нюхает. Всё это происходит достаточно быстро! А офицер командует: «Огонь!». Медлить нельзя, надо исполнять команду. Но я понимаю, что на мушке у меня не мишень, а собака! Значит, на какое-то мгновение, я инстинктивно прицелился в движущийся объект. В собачку. И вот произошло осмысление ситуации. У меня есть выбор! Пальнуть в мишень, или в животное! Вероятность промаха равновелика, я не профессиональный снайпер. И вообще-то, из автомата Калашникова стреляю впервые. На принятие решения, ушла пара секунд. Наверное. Перенацелился в мишень и завершил упражнение. Собачонка не пострадала, она дала стрекача. После первого же выстрела. Упражнение я выполнил на «отлично». Единственный, кстати! Хотя, соблазн пальнуть в собаку всё-таки был…

Дело, потихоньку подошло к Новому Году! Телевизор чёрно-белый работал, но «не ахти как». В ленинской комнате. Так называлось в Советской Армии помещение, где военнослужащие должны были проводить свой досуг. Для этого, кроме телевизора, здесь были установлены канцелярские столы в минималистичной комплектации. И стулья. На стенах, конечно были развешаны плакаты. Агитационные. И никаких голых женщин! Сугубо политика. И позитивное восприятие советского образа жизни. Как трактора, вспахивают колхозные поля. Как депутаты, слушают ораторов. Как стада крупнорогатого скота, кормятся на лугах и пастбищах Советского Союза. Ни на одной из стен, не было ни одного квадратного сантиметра, не занятого пропагандистскими материалами. Ведь заходя в ленкомнату, боец должен сразу, начать ощущать прилив патриотизма. И чувства глубокого удовлетворения. Одновременно с этим, оформлялись и росли отрицательные эмоции в адрес вероятного противника. Каковыми являлись страны НАТО, под управлением США. Упоминание стран социалистического лагеря должны были неизменно вызывать чувства искренней интернациональной солидарности и братской дружбы. Но, не с Китаем. Про эту страну мы знали, что там есть Мао Цзе Дун, хунвейбины, остров Даманский и доменные печи, в каждом дворе. И ещё, они перебили всех воробьёв. Чтобы те не поедали урожай злаковых культур. Вместо китайцев. Ценились в совдепии, времён моей молодости китайские ракетки, для настольного тенниса. И кеды. Являвшиеся дефицитом, в госторговле. Больше ничего примечательного китайского производства не припоминается… Ну, ладно, про Китай-то. Про армейские шутки и приколы, продолжим. Коснувшись описания ленкомнаты в канун Нового года вспомнилось, как одного молодого бойца, старослужащие заставили залезть на крышу казармы и метлой отгонять помехи, от телевизионной антенны. И кричали ему, через форточку: «Вот правее – хорошо отогнал, молодец. Но по центру, все-равно, рябь какая-то. Прибавь активности, шустрее махай…».

Розыгрыши и различные прикольные шутки – есть неотъемлемая часть жизни и быта большого, мужского коллектива. Собственно, и не очень большого, также. Определили меня в расчёт станции КБУ. Или «кабины боевого управления». Это ЗИЛовское шасси, с целой комнатой экранов, пультов и прочего оборудования. Сюда стекаются данные от других машин комплекса. От станции обнаружения цели, от дальномера, от высотомера и так далее. Внутри тесно. Когда это всё оборудование работает, то оно нагревается. Зимой это приятно. А летом – караул! Ведь, это был этап ламповой радиоэлектроники. Анекдот припомнился, в тему: преподаватель войскового училища читает лекцию курсантам: «На современных самолётах и наземной, военной технике применяются новейшие радиоприборы». Вопрос учащегося: «На лампах или транзисторах?». Ответ лектора: «Повторяю русским языком. Для непонятливых. На самолётах и наземной технике». Ненавязчиво и доходчиво. Это – армия, сынок! Ха-ха… Так вот, из числа шуток и розыгрышей, произошедших на этой самой КБУ. После занятий по строевой подготовке, сидим внутри станции, мёрзнем. Офицеров нет, боевую задачу на разводе никто не поставил. Дежурный по части провёл развод и не вникая в ненужные подробности, скомандовал: «По местам занятий и работ – разойтись!». Ну, все и разошлись. Что-то ни командира части, ни начальника штаба, на разводе не было. Это случай редкий. Ну, приплелись мы к нашей станции. Вдруг появляется солдатик, по невыцветшему обмундированию видно, что из «молодых», из «салаг». И вообще, не из нашего подразделения. Не из батареи управления. Спросили: «Тебе чего?». Он отвечает: «Мне наш старшина сказал, что около плаца стоит станция. Иди туда, там тебе скажут, что делать. Я из первого дивизиона. Вот, я прибыл. Что делать-то?». Нам-то никто ничего не говорил, понятия не имеем. Но есть в команде старший. Байрамов Эльдар. Он старший сержант, прослужил уже полтора года. Сам, откуда-то, из Грузии. Ему и решать.

Байрамов парень был тихий, без выпендрёжа. Но тут он, видимо, решил расслабиться. «Есть тебе работа. Расчёт – занять свои места. Хорош курить» – и полез сам в станцию. Мы, значит это я ещё один ефрейтор тоже проникли внутрь. Байрамов вынул откуда-то двух- или трёхлитровую жестяную банку с крышкой. Открыл крышку, глянул внутрь и удовлетворённый увиденным передал банку тому солдатику. «Значит так. Найди какую-нибудь палочку или шепочку. И этой палкой начни смазывать клиренс станции. Смазка в банке. Должно хватить. Там, больше половины осталось. Времени тебе – час. Мы, пока, внутри станции поработаем. Приступи, время пошло. Закончишь – доложишь. Вперёд!» – отдал распоряжение сержант и захлопнул дверь станции. Я сразу начал перебирать в памяти всё, что могло быть связано с термином «клиренс». И неизменно вспоминалось, только одно толкование. Сие есть – расстояние. От самой нижней точки автомобиля. И до земли. Но ведь это нельзя смазать. Ни густой смазкой, ни жидкой. Теперь понятно, в чём соль. Но молчу. Жду развязки. А сержант включил станцию, начал там что-то проверять. Вынули они, вдвоём, какой-то блок и начали новый конденсатор припаивать. Взамен сгоревшего. И посмеиваются. Оба. И Байрамов и этот… Не помню кто. Решаю разрядить повисшую тишину: «Интересно, он всю станцию вымажет, или?». Байрамов и говорит: «Почему так думаешь?». «А как ещё думать, ведь сразу видно, что клиент спёкся. Это слово «клиренс», он впервые слышит, ясен пень. Валенок, что с него взять. Кроме анализов, как сказали бы в поликлинике» – отвечаю. «А ты откуда знаешь этот прикол? Уже рассказали, старослужащие? Это мы молодых бойцов разыгрываем!» – ввязался в разговор этот, которого я не запомнил. – Да в журналах, наверное, вычитал. Может быть в «Технике молодёжи», а может быть в «За рулём». Да откуда, такое упомнить? Просто, знаю и всё… – отозвался я. Чем заслужил уважительный взгляд и одобрительный кивок сержанта Байрамова.

Конечно, дорогой читатель, создаётся впечатление, что без удержу, я начал заниматься самовосхвалением. Во, какой я догадливый! А когда мы выползли из станции, сразу увидели этого деятеля. Перемазанного солидолом на две трети от его общей поверхности. Примерно, в таком же состоянии, находилась и сама станция. Вдобавок, мимо проходивший прапорщик, опознал своего подчинённого. В перемазанном смазкой солдатике. Мгновенно начав орать: «Я тебя куда послал, а где нахожу! Чем ты здесь занят и почему?». Сжавшийся от страха бедняга пролепетал: «Прибыл, как вы сказали. К боевой машине, которая около плаца стоит. Обратился к старшему сержанту. Доложил о прибытии. Получил распоряжение и приступил к исполнению. Вот, как раз всё и закончил». Начавший прозревать, прапор сурово гаркнул: «И что же ты закончил??». Салага, воодушевлённый своим трудовым подвигом, гордо ответил: «Клиренс смазывал!». Далее, последовала непередаваемая тирада прапорщика. Нашему веселью, подбавила огонька вскрывшаяся разгадка. Нежданного появления этого бойца возле нашей машины. Выяснилось, что направлен он был не к нам вовсе. А к другой станции. Которая стояла на противоположной стороне футбольного поля. И машина та, вовсе не КБУ – кабина боевого управления. А совсем другая. Станция обнаружения цели – СОЦ. Совершенно, не похожие машины. СОЦка – та, на гусеничном ходу. И со здоровенным локатором на крыше… Вбейте в поиск, поинтересуйтесь. Ну салага! Или – салабон. Термин «салага» встречался мне «на гражданке». А вот про салабона, услышал здесь впервые. Иная среда, другая лексика… Никогда не задумывался раньше, но может быть салабон, это только сухопутный новобранец? Потому как, словечко «салага» употребляется на флоте, точно. Ведь Баку – морской город! У нас и Военно-морское училище было. Кроме наших, там ещё и арабы учились. На Зыхе. Это на краю города, на побережье. Было училище и для моряков гражданских. Недалеко от музея Ленина. Сейчас, конечно, всё не так. Но я ведь пишу, о том, что было. Очерки, так сказать, автобиографического характера.