От лотка до молотка. Книга о торгах. История и практика проведения публичных торгов (очерки)

К началу XVI в. всю светскую и религиозную власть на территории Персии сосредоточила в своих руках династия Сефевидов (потомков основателя суфийского ордена Сефевие). Это отразилось и на экономике страны, поскольку выстроенная «вертикаль власти» жила по своим законам: все принадлежало падишаху, и на все надо было испрашивать соизволения владыки, поэтому все разрешения для купцов выдавались во дворце. А кто имел туда доступ, тот и получал (за неимоверные подарки и подношения) все привилегии в ведении торговли. Соответственно, правом на торговлю, а тем более такую, как на острове Ормуз, ожидаемо обзавелись только крупные торговые семьи и кланы – персидские олигархи, которые создали некий закрытый клуб, куда входа не было никому из посторонних. Обычно это были члены правящего шахского дома и родственники наместников персидских провинций. Так же обстояли дела и на острове Ормуз: каждая купеческая семья или клан контролировали поставки какого-то определенного товара или определенное направление товаропотока. То есть привозимые в Ормуз товары сразу попадали в руки определенных купцов, которые просто расплачивались с морскими купцами напрямую и забирали весь груз. Здесь не было никакой конкуренции, никто про торги и не слышал. Купцы называли такую практику «переложить из одной руки в другую». Именно в результате передачи товаров от морских купцов сухопутным на острове Ормуз и появился термин «сдать с рук на руки». Не хочешь продавать этому купцу – вези товар в Аден, потому что здесь, в Ормузе, продавать было больше некому!

Аден и Ормуз

Кстати, именно это экономическое различие между Аденом и Ормузом сыграло интересную роль в истории! Великий Альбукерки понимал, что тот, кто владеет Ормузом, тот в состоянии блокировать индийско-персидскую торговлю. И он ее успешно заблокировал. Быстрый успех этого легендарного полководца позволил взять два важнейших для торговли острова: Сокотру (мультикультурная прихожая Красного моря, владея которым, Альбукерки надеялся перекрыть морские пути арабо-африканской торговли) и Ормуз (тем самым была перекрыта индийско-персидская торговля). С Ормузом португальцы справились легко и быстро, поскольку персидские купцы-олигархи (каждый трясясь за свои барыши от конкретного товара) договорились между собой и без особого сопротивления сдали остров захватчикам. Они готовы были потерять часть своей прибыли, но не были готовы потерять свои торговые монополии, которые они постарались сохранить любой ценой, в том числе и путем предательства интересов своего государя. Ничего не напоминает?

Португальцам оставалось заполучить Аден, в который отправлялись индийские купцы, успешно обходя Сокотру. Но Аден стал для Альбукерки как кость в горле, будто заноза в теле португальского государства. Аденские купцы вместе с местными правителями организовали серьезную оборону побережья и города: многим из них было что терять, и они не собирались просто так отдавать захватчикам свои товары и права. Поэтому завоевать Аден португальцам так и не удалось за все время их господства в Индийском океане.

Вот так демократический принцип перехода прав собственности на товар в открытых и честных торгах, применявшийся в арабском Адене, оказался более мощным стимулом в стремлении не допустить португальского владычества, чем олигархический способ прямой и безальтернативной передачи товаров «с рук на руки», применявшийся на персидском острове Ормуз.

Главный инструмент оптовика

Испокон веков у всех народов считалось, что купец, отправившийся за море и привезший оттуда товар, уже сделал свое дело, потому что море (и все, что было за ним) – это и был его промысел или, как мы бы сейчас сказали, зона его бизнес-интересов. А потом в дело вступали сухопутные купцы, которые выкупали весь привезенный товар и развозили его караванами по разным городам и странам. Купцы-мореходы и купцы-караванщики – это и были всегда самые крупные оптовики.

Во все времена и во всех странах купцы делились на тех, кто торговал в розницу, и тех, кто работал с мелким, средним и крупным оптом. Мелкий или средний оптовик сам продавал (развозил) товар по лавкам розничных торговцев или выгружал товар в свои лавки, и уже его приказчики продавали товар в розницу. Разница между торговцами всегда была огромна и показательна. Ибо, вне сомнения, никогда, ни в какую эпоху не было страны, где все торговцы находились бы на одном и том же уровне, были бы равны между собой и как бы взаимозаменяемы. Уже вестготское законодательство говорило о заморских купцах (negociatores transmarini), купцах особых, которые за морем торговали левантийскими предметами роскоши, – несомненно, это были еще те «сири» (Syri), что присутствовали на Западе уже в последние годы Римской империи. Неравенство между купцами делалось все более заметным в Европе после экономического пробуждения в XI в. Как только итальянские города вновь включились в левантийскую торговлю (т.е. торговлю со странами Леванта – Ближнего Востока), они столкнулись с формированием у себя класса крупных купцов, ставших вскоре верхушкой городского патрициата. И такая иерархия еще больше укрепилась по мере процветания всего купеческого сословия, чем были отмечены последующие столетия.

Все торговые сообщества немного раньше или немного позже создали подобные иерархии, нашедшие отражение в повседневном языке. В странах ислама «таджир» – это крупный импортер и экспортер, который, сидя дома, руководит агентами и комиссионерами. Он не имел ничего общего с «ханутщ» – лавочником на рынке. Когда монах-августинец Себестьян Манрике (Маэстре Манрике) побывал в индийской Агре, бывшей уже в 1640 г. громадным городом, то он написал в своих путевых заметках, что названием «содагор» (sodagor) обозначали того, «кого мы у себя в Испании назвали бы торговцем – mercader, но иные гордо именуют себя „катары“ (Katari) – самым почтенным званием среди тех, кто в сей стране занят торговым искусством, званием, каковое означает богатейшего купца с большим кредитом». В Западной Европе словарь отметил аналогичные различия. «Негоцианты» – это французские катары, хозяева товара. Это слово появилось в XVII в., но не вытеснило сразу уже привычные термины «оптовый купец» (marchand de gros, marchand grossier, magasinier), или попросту «оптовик» (grossier), или, в Лионе, «купец-буржуа» (marchand bourgeois). В Италии дистанция между розничным торговцем (mercante a taglio) и негоциантом (negoziante) была так же велика, как в Англии между торговцем (tradesman) и купцом (merchant), который в английских портах занимался только дальней торговлей, а в Германии – между лавочником (Kramer) и купцом (Kaufmann или Kaufherr).

Уже в 1456 г. в понимании Бенедетто Котрульи (итальянский купец XV в. и неаполитанский дипломат, автор книги «О торговле и совершенном купце» (1458 г.) и один из создателей бухгалтерии) занятия торговым искусством (mercatura) и заурядной розничной торговлей (mercanzia) разделяла целая пропасть. То были не просто слова, но явные социальные отличия, от которых страдали или которыми похвалялись. На вершине пирамиды – гордость тех, кто «понимал курс» и торговал деньгами, дальше уже было некуда (nec plus ultra). Яркий пример – презрение генуэзцев, владельцев ссудного капитала в Мадриде при Филиппе II, к любой торговле товарами, каковая, по их словам, была ремеслом «грошовых торгашей и людей более низкого состояния» («bezarioto et de gente piu bassa»), к торговцам (mercanti) и мелким людишкам. Двигаясь по торговой иерархии вниз, наблюдаем, что таким же было и презрение негоцианта к лавочнику. «Я вовсе не торговец-распространитель (читай: розничный торговец)! – воскликнул в 1679 г. крупный онфлёрский коммерсант Шарль Лион. – Я не торговец треской, я – комиссионер!» (работающий на комиссионных условиях и, следовательно, купец-оптовик). А на другом конце, у основания пирамиды – зависть, почти ярость. Разве не звучит горечь в словах того антверпенского венецианца, который в 1539 г., без сомнения, лишь наполовину преуспев в своих делах, поносил «людей из этих больших торговых компаний, основательно ненавидимых двором и еще более того – простым народом», людей, что «испытывают удовольствие, выставляя напоказ свое богатство»?

Великий французский историк Фернан Бродель так дополняет эту картину внутрисословного разделения торгового люда: «На нижних этажах иерархии копошилось множество разносчиков, уличных торговцев продовольствием с лотков, „странствующего рыночного народа“, как мы их называем (traveling market folks, as we call them), перекупщиков, лавочников, жалких коробейников, мелких зерноторговцев, ничтожных торгашей: любой язык дал бы богатый набор названий для этого торгового пролетариата. А сюда прибавлялись еще все профессии, порожденные торговым миром и в большой мере жившие за его счет: кассиры, бухгалтеры, аукционеры для крупных партий товара, комиссионеры, всевозможные посредники, возчики, моряки, курьеры, упаковщики, чернорабочие, носильщики… Когда грузо-пассажирское судно приходило в Париж, то еще до того, как оно коснется пристаней на Сене, с лодок перевозчиков выскакивала туча носильщиков и брала судно приступом. Торговый мир – это была вся эта совокупность людей со своей сплоченностью, своими противоречиями, своими цепями зависимости – от мелкого торгаша, бродившего по отдаленным деревням в поисках мешка пшеницы по дешевке, продолжая изящными или же невзрачными лавочниками, до владельцев городских складов – портовых буржуа, что снабжали продовольствием рыбацкие суда, парижских оптовиков и негоциантов Бордо… Все эти люди образовывали одно целое. Таким образом, торговое сообщество жило внутри того общества, которое его окружало».

Крупные оптовики, чтобы не подвергать риску свой товар в чужой стране (путем долгой продажи), всегда нанимали комиссионеров – местных купцов, которые продавали их товар за комиссию. Комиссионеры же были заинтересованы в быстрой продаже чужого товара, поэтому регулярно устраивали распродажи, но исключительно в виде торгов, которые давали им ряд неоспоримых преимуществ и гарантировали «приемку работ» со стороны заказчика – иностранного купца-оптовика. Во-первых, на торгах всегда присутствовало не только много мелко- и среднеоптовых покупателей, но и множество свидетелей, поскольку торги проводились публично. Во-вторых, на торгах устанавливалась справедливая на тот момент цена, что не позволяло хозяину товара впоследствии обвинить комиссионера в неудачной или малоприбыльной сделке (чтобы истребовать назад законное вознаграждение комиссионера). В-третьих, с каждой сделки, заключенной на торгах, комиссионер уплачивал налоги в местную казну, а это было уже прямым доказательством добросовестности комиссионера.

Но иногда комиссионеры могли выкинуть товар на рынок или устроить торги, чтобы подешевле его продать, причем исключительно с целью выдавить конкурентов с рынка. Отсюда и горькое разочарование двух турских шелкоторговцев, стакнувшихся с неким сицилийцем и прибывших в Мессину (Сицилия) с 400 000 ливров, чего, как они полагали, было достаточно, чтобы сломить генуэзскую монополию. Но в этом предприятии они потерпели неудачу, и генуэзцы, столь же проворные, как и голландцы, немедленно преподали им урок, поставив в Лион шелк по более низкой цене, нежели та, по которой купцы из Тура получали его в Мессине. Правда, если верить докладу одного комиссионера, относящемуся к 1701 г., в те времена лионцы, зачастую бывавшие комиссионерами генуэзских купцов, вступали с ними в сговор. Они делали это, чтобы повредить турским, парижским, руанским и лилльским мануфактурам – их прямым конкурентам. Поэтому с 1680 по 1700 г. число ткацких станков в Туре будто бы снизилось с 12 000 до 1200.

Или, например, посмотрим на индийский город Сурат, расположенный на берегу Камбейского залива в Аравийском море. Англичане устроили там свою факторию в 1609 г., голландцы – в 1616 г., французы намного позже – в 1665 г., но зато с какой роскошью! Один из величайших французских купцов Средневековья Жан-Батист Тавернье (держал в своих руках всю европейскую торговлю бриллиантами с Индией и по торговым делам совершил 5 путешествий в Индию. Умер в Москве) так описывает свои впечатления: «Сурат в 1672 г. равнялся по величине Лиону, и туда щедро набился миллион жителей. На рынке царили банкиры-менялы (саррафы), купцы и комиссионеры, принадлежавшие к могущественной купеческой касте – бания, каждый из которых с полным правом похвалялся честностью, ловкостью и богатством. Их можно насчитать до тридцати таких, кои обладают богатством в две сотни тысяч экю, и более трети от сего числа располагают двумя-тремя миллионами». Рекордные состояния принадлежали откупщику налогов (30 млн) и одному купцу, «каковой дает ссуды под процент купцам, маврским и европейским» (25 млн)».

Жан-Батист Тавернье. Гравюра XVII в.

Сурат был тогда одним из крупных перевалочных пунктов Индийского океана между Красным морем, Персией и Индонезией. То был порт выезда и въезда в империю Моголов, т.е. место сбора всей Индии, излюбленное место встреч арматоров и заимодавцев на условиях бодмереи (заем под залог судна, фрахта и груза, получаемый капитаном судна от их владельцев в случае острой потребности в денежных средствах для совершения рейса). «Туда стекались векселя; тот, кто садился тут на корабль, был уверен, что найдет здесь деньги. Именно там голландцы запасались серебряными рупиями, нужными им для их торговли в Бенгале», – утверждает Тавернье.

Еще один признак крупной торговли: полнейший этнический и религиозный космополитизм. Далее Тавернье пишет: «Рядом с бания (занимавшими первое место как посредники) и многочисленными ремесленниками-„язычниками“ в городе и его окрестностях следует поместить на равных или почти на равных правах мусульманскую торговую общину, деловые связи которой тоже простирались от Красного моря до Суматры и остальной Индонезии, плюс активную колонию армян, которые знали всех и которых знали все в Сурате». За исключением китайцев и японцев, говорит один путешественник, Готье Схаутен, купцы со всего мира и «купцы всех наций Индии» присутствовали здесь: «Там ведется богатейшая торговля».

Однако иностранным купцам долго оставаться на чужбине было опасно: или ограбят, или обманут, если торговать малыми партиями. Купцы не хотели, чтобы посторонние знали о размерах их истинного богатства, поэтому побыстрее скидывали товар местным, в основном крупным купцам или своим доверенным комиссионерам.

Прибыль купца-морехода или купца-караванщика была обусловлена не только тем, что он привозил редкие для данной местности товары, в том числе издалека, но еще и тем, насколько быстро он мог все распродать и отправиться за новой партией, т.е. оборачиваемостью товаров. Прямые двусторонние торговые переговоры успешно использовали оптовики средней руки. А вот торги – это был метод продаж, как правило, крупнооптовых партий, к которому прибегали самые богатые купцы, торговавшие целыми кораблями и караванами товара. Обычно это были купцы 1-й гильдии, которые обладали правом заниматься экспортно-импортной торговлей (зачастую при поддержке своего государства) и крупнооптовой торговлей внутри страны. Самым наглядным примером купцов-мореходов являются Ост-Индские компании Голландии, Англии и Франции XVII—XIX вв.

Эдвин Лорд Уикс. Прибытие принца

Просуществовавшая почти 200 лет, знаменитая Голландская Ост-Индская компания была первым акционерным обществом в мире! С начала XVII в. она успешно торговала по всем морям и океанам. Голландская федеративная Республика Соединенных Провинций, созданная в борьбе с Испанией в самом начале XVII в., во многом обязана объединением всех голландских земель и появлению Нидерландов именно Ост-Индской компании. Так как задачей компании было не только получение прибыли от заморской торговли с пополнением бюджета молодого воюющего государства, но и противостояние испанским, португальским, а затем и английским торговым конкурентам, то Генеральные Штаты Республики Семи Провинций в 1602 г. предоставили Ост-Индской компании официальное право вести на всех океанах, особенно на Тихом и Индийском, монопольную торговлю. Власти передали в аренду Ост-Индской компании, которая официально подчинялась Генеральным Штатам, все свои опорные пункты и фактории за морями. Совсем скоро успехи и доходы компании позволили ей вести самостоятельную внешнюю торговлю, а позже и неофициально влиять на голландский парламент.

Корабли Голландской Ост-Индской компании

Несколько тысяч голландских кораблей долгое время являлись самым большим торговым флотом мира. Авторитет и первенство Нидерландов на море были настолько бесспорными, что и сегодня почти все термины и понятия, используемые в морском деле, имеют голландское происхождение. Кроме прав на свой военный и торговый флоты, на монопольную торговлю с государственных факторий, Голландская Ост-Индская компания получила от Генеральных Штатов право от имени правительства Нидерландов заключать международные контракты и официальные договоры с любыми азиатскими государствами и даже право объявлять и вести войны с захватом земель, устанавливая на них голландскую юрисдикцию. Например, на острове Ява в городе Батавия (ныне Джакарта) была устроена то ли штаб-квартира генерал-губернатора Ост-Индской компании, то ли столица голландских колониальных владений в Азии. Впрочем, долгое время это было одно и то же. Компания имела свои земли и фактории в Америке, Африке, Индии, Индонезии, Вьетнаме, Бирме, Сиаме, Китае, Японии и на Цейлоне. На этих землях компания устраивала плантации пряностей, перца, чая, кофе, сахара, какао, урожай которых потом успешно продавала по всей Европе.

В 1610 г. корабли Ост-Индской компании впервые привезли в Европу китайский чай, и на долгие годы голландцы стали монополистами по его продаже. Торговые обороты компании были колоссальными, дивиденды составляли от 200 до 1000% годовых, которые компания старалась выплачивать натурой. А как были этому рады акционеры! Пожалуй, это был тот редкий случай в истории, когда все акционеры не возражали против того, чтобы дивиденды им выплачивались товаром. В начале XVIII в. Голландская Ост-Индская компания с 12 000 сотрудников и 20 большими филиалами по всему миру стала самой богатой частно-государственной компанией в мире.

Само собой, при такой монополии можно было устраивать любые торги, аукционы и тендеры по продаже перца, корицы, гвоздики, мускатного ореха, чая, кофе, какао, сахара, хлопка и даже опиума – открытые и закрытые, ангажированные и честные, в зависимости от того, как эти торги могли повлиять на увеличение прибыли компании. Все действо происходило в Амстердаме рядом с Домом таможни, причем первоначально торги шли прямо на площади. Образцы товаров, которыми были забиты пришедшие в порт корабли Ост-Индской компании, выносились из Дома таможни и раскладывались на столы, расположенные под навесами, а местные купцы подходили к тем столам, где лежал товар, на продаже которого они специализировались. Позже торги были перенесены на Амстердамскую биржу, где заключались только спотовые сделки, т.е. сделки с наличным товаром.

В Амстердаме же была устроена и штаб-квартира Ост-Индской компании, разросшаяся со временем в комплекс великолепных зданий. Вот что пишет в своей книге «Амстердам. Один город – одна жизнь» знаменитый нидерландский писатель и журналист Геерт Мак: «Запах гвоздики наполнял все здание, где в XVII веке находилась Голландская Ост-Индская компания. И этот запах не выветрился до сих пор!»

Начало XVIII в. стало веком господства другой Ост-Индской компании, которой протежировал гениальный Оливер Кромвель. Первая Английская (Лондонская) Ост-Индская компания была основана Джоном Уоттсом и Джорджем Уайтом из-за торгового соперничества англичан с голландцами, которые в 1599 г. вдвое повысили цену на перец при продаже его на Британских островах, что сильно возмутило как простых англичан, так и английские власти. Англичане подошли к делу с размахом: компания в момент ее учреждения насчитывала 125 акционеров и имела капитал в 72 000 фунтов стерлингов (умопомрачительная для того времени сумма!), который в 1612 г. возрос до астрономических 400 000. Для сравнения: средних размеров трехмачтовый корабль стоил тогда не больше 1000 фунтов стерлингов.

Английская Ост-Индская компания просуществовала с 1600 г. до середины XIX столетия. Ее история началась с постоянных сражений с Голландской Ост-Индской компанией за моря и океаны. Но это было только начало. Успешно вытеснив из Индии французов, англичане взяли ее под свой полный торговый контроль, монополизировав поставки в Европу индийских товаров. Одновременно с этими двумя грандиозными проектами Англия успешно колонизировала Северную Америку, а при непосредственном покровительстве и всесторонней поддержке Кромвеля захватила часть островов Карибского моря.

Компания купцов Лондона, торгующая в Ост-Индиях, она же Британская Ост-Индская компания, получила от государства не только право на монополию внешней торговли, но и право на беспошлинный экспорт товаров. Ее фактории веером расположились в Индии, во всей Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке. На огромных территориях земного шара с помощью силы, хитрости и коррупции Английская Ост-Индская компания от имени властей делала все, что хотела: управляла провинциями и целыми государствами, собирала налоги, держала армию и флот и монополизировала все что можно и нельзя. Дошло до того, что местные правители стран, которыми фактически управляли английские генерал-губернаторы компании, лишились права вести собственную внешнюю политику.

Огромные доходы приносила торговля шелковыми, хлопчатобумажными тканями, пряностями, красителями, перцем, чаем, кофе, сахаром и остальными колониальными товарами, которые везли в Лондон караваны кораблей компании. В XVIII в. мировой торговой столицей стал Лондон, отняв пальму первенства у Амстердама. В такой благоприятной коммерческой обстановке грех было не продавать товары на открытых и честных торгах. И обязательно с повышением цены!

Классическим примером продажи крупными оптовиками партий товаров на торгах служит знаменитый Лондонский чайный аукцион.

Томас Хосмер Шеферд. Штаб-квартира

Британской Ост-Индской Компании на Лиденхолл стрит. Гравюра 1828 г.

Так уж повелось, что при слове «традиции» у любого человека возникают ассоциации, связанные в первую очередь с английскими традициями как символом многовековых и нерушимых правил поведения в обществе. И в этом смысле Лондонский чайный аукцион – это великая традиция, которая сохранялась более 300 лет! Лондонский чайный аукцион был регулярным событием, которое сделало Лондон главным коммерческим центром и непререкаемым авторитетом в международной чайной торговле. Аукционная форма продажи чая возникла в силу вынужденных обстоятельств и в рамках конкурентной борьбы, которую вела во 2-й половине XVII в. Английская Ост-Индская компания с голландскими коммерсантами, за которыми стояла могущественная тогда Голландская Ост-Индская компания.

Так, до 1669 г. все чаи, поступающие в Англию, закупались английскими коммерсантами мелкими партиями непосредственно у голландских купцов. А во 2-й половине XVII в. англичане освоили альтернативный путь в Китай – в обход торговых форпостов Голландской Ост-Индской компании в Индийском и Тихом океанах, что позволило англичанам самостоятельно закупать чай у китайцев и доставлять его в Англию. Но сила голландских купцов даже в самой Англии была еще слишком велика: они контролировали все точки реализации чая и тесно сотрудничали со всеми чаеторговцами в Англии (попросту подкупили их высокими агентскими комиссионными).

И здесь, надо сказать, произошла необыкновенная метаморфоза: англичане (как и купцы любой иной страны: французы, голландцы, итальянцы и т.д.) всегда ратовали за эксклюзив и монопольные права – уж в своей-то стране точно! И дело было не только в желании всех подавить и получить все права на не ограниченные никем и ничем прибыли.

Просто крупнооптовая торговля в те времена иных принципов, кроме монополизма и эксклюзивности, не предполагала. Конкуренция могла быть только среди мелких лавочников, а крупные оптовики, а уж тем более главная торговая монополия страны – Английская Ост-Индская компания, не опускались до недостойных их величия методов дешевой «лавочной» конкуренции. Крупным купцам проще было договориться между собой – такая вот была нормальная олигополия или картельный сговор. Правда, в те времена таких «ругательных слов» никто не употреблял. Считалось, что это просто «умение вести дела».