Детские не детские истории

Поэтому, моментально отпросившись у мамы, Валька уже через час едет в метро с подругой на Таганку.

– Сначала мы купим корм, – авторитетно распоряжается Катя, – А потом уж пройдёмся.

Купить корм в рядах для рыб дело нехитрое и подруги справляются быстро. Катя покупает целую банку противных красных извивающихся маленьких червяков и ещё крупных желто-белых.

– Катька, и как это рыбы едят такую гадость?

– Я сама удивляюсь, – подруга только разводит руками и деловито складывает приобретения в спортивную сумку. После этого со спокойной душой девочки направляются к более желанным рядам.

– Смотри, какой хорошенький! – восклицает Валька, нежно прижимая к груди крохотного маленького угольно-чёрного блестящего щеночка.

– Это что за порода? – интересуется Катя у усатого хозяина, который стоит рядом и улыбается, позволив Вальке подержать щенка.

– Гималайский горный терьер.

– У нас был раньше эрдельтерьер, – для солидности поддерживает разговор знатока Катька.

– Вот-вот, – соглашается мужик. – Этот – тоже терьер, только очень редкий, в Москве таких пара штук, не больше! Он не такой крупный, как эрдель, – поясняет мужик.

– А какой он вырастет? – спрашивает с интересом Валька.

– Ну, вот такой, – показывает усач до середины Валькиной икры ладонью.

– Так это ж маленький совсем, – радуется Валька, ещё крепче прижимая щенка. – Может, такого маленького мне разрешат? – она смотрит с надеждой на подругу, ожидая от неё слов поддержки.

– Ты говорила, что твоему папе сегодня в рейс, а тётя Маша добрая, она разрешит, особенно, если мы скажем, что он маленький останется, – высказывает предположение Катька.

– Папе на работу только поздно вечером уезжать, а нам сегодня к Наташке на день рождения ещё надо, – раздумывает Валька.

– А ты щенка в комнате спрячь, никто и не заметит, а после дня рождения ты маме его покажешь. Она посердится, конечно, но оставит.

Усатый активно кивает, поддерживая Катьку.

– Щеночек как раз устанет с дороги, так ты его в коробку какую-нибудь положишь, он и будет спать, пока не вернёшься. Ну что, берёшь собачку, дочка? За три рубля тебе отдам! Дешевле не сыщешь! И породистый какой, смотри, шерсть у него как уголь чёрная и прямо лоснится! Красивый будет пёс, ещё на выставке медалей с ним возьмёте, так будете меня вспоминать добрым словом.

– У меня денег нет, – грустно шепчет Валька, не отпуская от сердца собачёнка.

– Без денег не отдам, – грустит мужик. – Без денег собаку не отдают, примета плохая!

– Да есть деньги! Вот! – восклицает Катька, доставая из кармана деньги на мороженое. – Тут вот немного до двух рублей не хватает, корм покупали рыбам!

– Ну ладно уж, – вздыхает усач обречённо. – Что с вами делать, как я гляжу, полюбился пёсик-то. Давай деньги, отдаю вам за рубль девяносто… – Он картинно взмахивает волосатой своей лапищей и берёт у Кати деньги. – Носите, как говорится, на здоровье!

Уже через десять минут счастливые девочки, забыв обо всем на свете, едут домой в метро. Щенок у Вальки за пазухой спит, свернувшись тёплым комочком. Девочки постоянно заглядывают посмотреть, как он спит, прикусив крошечный розовый язык.

Люди в вагоне смотрят на них и улыбаются, и тоже заглядывают Вальке за пазуху.

– Что там у вас, девочки? – спрашивает милая женщина.

Валька слегка отодвигает бортик куртки.

– Ой, щеночек! – счастливо восклицает тётенька. – Как хорошо, что твои родители разрешили тебе завести собачку! А как зовут?

Валька отбрасывает беспокойную мысль о разрешении на собачку, которая вместе с тётенькой вкралась в сознание, и звонко отвечает:

– Я его назову Бим, как в фильме про Белого Бима.

– Хорошее имя, – хвалит женщина, – а что за порода? Он тоже сеттер?

– Нет. Это Гималайский горный терьер, – гордо объявляет Валька.

– Что-то я не слышала о такой породе… – сомневается женщина.

– Так это ж редкая, вот вы и не знаете, – вмешивается Катька. – Таких на всю Москву, может, всего три и есть!

– Ааа! Ну что ж, удачи вам, девочки.

Женщина выходит на Библиотеке Ленина, а подруги едут дальше. От метро до дома бегут бегом, чтобы щеночек не замёрз и не простудился. Уже около Валькиного подъезда запыхавшаяся Катя говорит румяной от весеннего прохладного ветра подруге:

– Ну, я домой, а то червяки задохнутся в банках. На дне рождения увидимся тогда, – добавляет она и быстро уходит.

Валька открывает своим ключом дверь квартиры и тихо заходит.

Из кухни слышны голоса папы и мамы. Лёгкий шум телевизора, который голосом Миронова поёт про соломенную шляпку. Валька, не снимая курточки, стаскивает сапог с одной ноги, помогая себе носком другой.

– Маша, а куда это ты отпустила сегодня Вальку? – слышит Валька папин голос из кухни.

– Так на Птичку с Катей за кормом для рыбок они поехали, а что?

– Ох, чует моё сердце, вернётся она не одна… – нарочито серьёзно говорит папа.

Ловко стащив обувку, Валька тихонько крадётся в свою комнату, залезает под стол, где у неё секретный домик за шторкой. Свернув в комок прихваченные из прихожей шерстяные носки и тёплый шарф, она вместе со щенком кладёт это уютное гнездо на пол в своём убежище. Щенок спит. Валька любуется на него совсем недолго и проворно вылезает из укрытия. Вернувшись опять в коридор, она негромко лязгает дверью, снимает курточку и вешает её в прихожей.

– Мам, я дома, – кричит она.

В прихожую тут же выглядывает из кухни мама.

– О, Валя, как хорошо, что вы не задержались, тебе ведь ещё к Наташе собираться. Я платье тебе погладила уже. Кушать будешь?

– Спасибо, сейчас решу, мам, только одно дело сделаю… – отвечает Валька и проворно юркает в свою комнату.

– Ну, собирайся, собирайся, – улыбается ничего не подозревающая мама.

Она уходит в кухню и Валька из комнаты хорошо слышит, как она гордо докладывает папе:

– Ты зря беспокоился, Витя. Все хорошо и никого она не притащила. У нас взрослая и сознательная дочь. Она понимает, что если нельзя, то нельзя. И общее решение она тоже уважает!

– Все! Сдаюсь! – смеётся папа. – Победила ты меня! Я рад, рад!

Родители замолкают.

«Видимо, целуются», – думает Валька, представляя, как папа обнимает сейчас маму.

– Телячьи нежности, – бормочет Валька. Натянув до половины нарядное полосатое шерстяное платье, она одновременно заглядывает под стол, так что снаружи остаётся торчать её попа в цветастых трусиках и голые ноги.

– Что ты там высматриваешь? – раздаётся за спиной весёлый голос мамы.

– Карандаш укатился, – Валька быстро втискивается в платье целиком и поворачивается к маме.

– Знаешь, я все-таки поем – а то вдруг торт не сразу дадут.

– Вот и правильно, – радуется мама. – Давай, одевайся и приходи, я тебе налью суп.

И мама уходит.

– Уфф, – с облегчением вздыхает Валька. – Пронесло, не заметила. – Надо тебе еды, а то проснёшься, а кушать нечего, – бормочет девочка, обращаясь к спящему.

Попутно она раскладывает на столе уже совершенно готовую открытку, которую вчера нарисовала в подарок Наташе. На открытке прекрасная всадница на белой в серых яблоках лошади, а рядом на вороном мустанге Морис Джеральд. Внутри Валька написала для Наташи поздравление и подписала даже: «От твоей подруги Валентины Нестеровой».

Открытка абсолютно закончена ещё вчера, но Валька всё же присаживается к столу и уверенно окунает кисть в краску.

– Мам, – голосит она. – А можешь мне принести сюда, а то тут у лошади… – не заканчивает она нарочно фразу и начинает водить кистью по лошадиному крупу.

Мама входит с тарелкой и заглядывает Вальке через плечо.

– По-моему, всё прекрасно, не испорть!

– Нет, тут немного надо поправить.

Валька пририсовывает пару серых яблок на белый лошадиный круп.

– Ну, хорошо, ты художник, тебе виднее, – мама ставит суп и выходит.

Суп куриный – Валькин любимый. Она выливает из плошки для красок воду в цветок и наливает туда суп, затем кладёт кусок курицы и ныряет с угощением под стол.

Щенок уже проснулся и, нежно поскуливая, тыкается мокрым носом Вальке в руку. Валька быстренько подставляет ему плошку. Он жадно выпивает суп, даже пробует кусок разварной курятины и вроде собирается ещё немного поспать.

Довольная собой Валька, быстро прикончив остатки обеда, идёт относить тарелку в кухню.

– Все, я поела и дорисовала! Я пошла, мам, пап!

Она быстро чмокает родителей и выбегает одеваться.

– Хорошо, позвони, когда обратно пойдёшь, я встречу, – окликает её на лестнице мама.

– Да это же соседний дом, я сама! – отвечает на бегу Валька.

– Позвони!

– Хорошо! – кричит Валька уже снизу и маме слышно, как за ней звонко хлопает дверь подъезда.

У Наташи в гостях уже собрались гости. В дверях, вместе с именинницей, Вальку встречают Катька и Петька. Петька, похоже, уже в курсе, и Наташа, кажется, тоже, потому что вместо обычного вежливого «спасибо» в ответ на протянутую ей открытку–подарок, она торопливо спрашивает: «Ну как?»

– Поел, – тут же отзывается Валька. – А ты откуда знаешь?

– Катя сказала.

– А он какой? – спрашивает Наташа и глаза её горят от любопытства.

– Хорошенький, вот такой вот манюсенький.

Валька складывает ладони в пригоршни и прижимает их к груди, сладко улыбаясь.

– Ты маме-то сказала? – спрашивает не так восторженно Петька.

– Не успела ещё.

– А он где сейчас?

– В комнате моей под столом спит.

– А если он без тебя выйдет?

– Куда? Зачем? Я ему сделала гнездо из шарфа, и он поел.

– Ну, мало ли зачем? Погулять, – предполагает Петька.

Валька беспокойно взглядывает на друга, не зная, что ответить.

– Не выйдет он, маленькие любят спать, – успокаивает Вальку Катька.

– Давайте-ка все к столу, сейчас будет торт! – зовёт всех Наташина мама – тётя Вера.

В комнате гасят свет и из прихожей в комнату не вносят даже, а вкатывают на тележке огромный торт, на нём горят девять свечей. Гости хлопают от восторга в ладоши и девочки даже пищат. Валька тоже пищит, подпрыгивает, и хлопает со всеми вместе.

– Задувай их, Наташа! – галдят все.

Наташа набирает воздуха и задувает разом все свечки.

– Ты желание загадала? – спрашивает мама.

– Да, хочу собаку, как у Вальки! – выпаливает та.

– А разве у Вали есть собака? – удивляется Наташина мама.

– Есть, с сегодня!

– Поздравляю, Валя, ты, наверное, рада, – сдержанно реагирует тётя Вера.

– Надеюсь, ты уже достаточно взрослая и разумная девочка для того, чтобы понимать, что собака – это большая ответственность. Раз твои родители так решили, значит, они тебе действительно доверяют!

Пока она это говорит, Валька молча опускает глаза в тарелку и заливается ярко-алым румянцем. Краснеет она вся – и щёки, и шея, и даже, наверное, спина у Вальки становится красная от стыда, хотя этого не видно.

– А можно мне самую серединку торта! Я люблю серединку! – нарочно громко и бесцеремонно вопит Петька, спасительно вклиниваясь в тетиверину речь, чтобы остановить её.

– Всем сейчас будет торт, но серединку поровну, – немедленно отвлекается тётя Вера и начинает раздавать красивые сладкие куски.

В гостиную тихонько заглядывает Наташина бабушка и находит взглядом Вальку.

– Валя, тебя мама к телефону, говорит, срочное что-то!

Кусок застревает у Вальки в горле и она долго кашляет, пока Петька не ударяет её плашмя ладонью между лопаток. Тогда она пулей вылетает в прихожую.

– Да, мам?

– Валентина, я бы хотела, чтобы ты сейчас же извинилась перед всеми и немедленно вернулась домой! – в голосе мамы слышна сталь.

Валька крепко сжимает трубку в руке, в глазах у неё разгорается паника. Петька стоит напротив Вальки и внимательно наблюдает за её выражением лица.

– Узнали? – шепчет он.

Валька молча кивает и говорит в трубку безжизненно-послушным голосом: «Да, мама, я всё поняла, я сейчас. Я скоро приду».

– Я с тобой, – тут же решает Петька.

– Иди, если хочешь, на лестнице будешь ждать. Если папа его выкинет, так ты не дашь ему погибнуть, правда? – с надеждой спрашивает она.

– Мне тоже нельзя собаку, я бы взял, – грустно отвечает Петька.

Они возвращаются к гостям.

– Наташа, ты извини, мне надо домой. Щенок заболел, мама позвонила и сказала, что раз это моя собака, то я за неё отвечаю. Ты не обидишься?

– Нет, конечно, – встревает Наташкина мама. – Она не обидится, правда, дочка, мы всё понимаем, – говорит она, обращаясь уже ко всем детям. – Он же маленький, ты ему нужна, ты ему вместо мамы сейчас. Иди обязательно.

Пока Валька и Петя одеваются в прихожей, туда заглядывает Катя.

– Они его нашли? – шепотом спрашивает она.

– Наверное. Тетя Маша ничего не сказала, – отвечает за молчащую Вальку Петька.

– Таким голосом мама говорит, только когда я очень сильно виновата, – вздыхает Валька.

– Может, они его ещё оставят? – с надеждой произносит Катя.

– Наверное, выбросят.

– Жалко ведь, – жалобно восклицает подруга.

– Они такие, они скажут, мол, ты не можешь уважать общее решение, и выбросят.

С этими мрачными словами и еще более мрачными мыслями Валька выходит из квартиры, Петя бежит вслед за ней. На лестничной клетке у квартиры Вальки они расстаются. Петька устраивается на верхнем марше и собирается ждать.

– Я, если ты не выглянешь через час, сам твою маму спрошу, будто я просто зашёл, ты не волнуйся за меня, – говорит он.

– Я за тебя и не волнуюсь, – произносит безжизненно Валька, входя в квартиру.

– Валька, но я ведь лучше собаки! – восклицает Петька, прямо словами Карлсона из мультфильма, правда, когда за девочкой уже закрывается дверь.

Валька меж тем проходит в кухню, где в угнетающей тишине ждут её неприятности. В картонной коробке из-под маминых сапог, на тёплом пледе спит чёрный щенок – Бим. Папа и мама сидят у стола.

– Скажи нам, Валентина, – начинает папа. – Как же ты могла без разрешения принести в дом собаку? И как ты могла скрыть это от нас?

Валька полна всамделишных сожалений, потому покорно склонила голову и смотрит в пол.

Главное, чтобы папа увидел, что она искренне раскаивается, думает она и не поднимает головы. На это вся её ставка сейчас, когда он так сердит, что даже уговорил маму «проявить должную строгость», к чему он не однажды уже её призывал. Продолжая смотреть в пол, Валька покаянным голосом произносит:

– Я не хотела никого обманывать. Так случайно вышло. Я собиралась после дня рождения рассказать вам всё сама. Папа, это редкий пёс! Ты ещё станешь им гордиться, – пытается она выдвинуть сильные аргументы для папы в защиту щенка.

Потом она быстро взглядывает на молчащую, грустную маму и добавляет уже со слезой в голосе: «Он такой хорошенький. И он породистый, вы не подумайте. Он целых три рубля стоил. Это же настоящий гималайский горный терьер! Я так его люблю, мама! Пожалуйста, папа!»

– Как же ты могла его бросить и уйти на праздник, раз уж ты его т-а-а-а-к любишь? – не меняя строгости в голосе, продолжает допрос с пристрастием папа.

– Я его не бросала, я покормила его, и он заснул. Я думала, он будет просто спать до моего прихода, – смущённо отвечает Валька.

– Если бы все маленькие дети просто спали, когда их покормят, то проблем бы не возникало, – тихо вклинивается в беседу мама. – Ты ему суп дала, да?

– Да. А что? Он же вкусный.

– Таким малышам нельзя сразу давать незнакомую пищу. Он что ел у хозяина?

– Я не знаю, – сокрушённо признаётся девочка. – Дяденька не сказал.

– Ты же говоришь, что это породистый щенок? – удивляется мама. – Как же можно было не узнать чем его кормить и когда?! Ты хоть представляешь, что тут было?

– Что? – в ужасе Валька смотрит на родителей.

– Твой щенок начал плакать, как только ты ушла. У него, наверное, заболел животик от незнакомой пищи, и ему было плохо и больно, – продолжает мама.

– Да, да, – добавляет веско папа. – Он выл и пищал так громко, что мы не могли не услышать из кухни. Сначала мы подумали, что это у соседей кто-то плачет, но потом, когда он стал пищать ещё громче, мы поняли, что звук из твоей комнаты идёт, и вошли. Щенок к этому моменту выполз и всю твою комнату уделал…

Папа многозначительно замолкает на этом месте.

– Бедный щенок! Пришлось ставить ему клизму, так ему было плохо, – заканчивает мама.

– А комнату свою ты будешь мыть сама! Так мы решили, – добавляет папа.

– Я буду мыть, только не выбрасывай его! – бормочет Валька, размазывая уже в открытую руками слёзы по щекам. – Я же не знала, что ему нельзя супу.

– И что же это за такой «терьер гималайский», которого нет ни в одном справочнике о породах собак, – не успокаивается папа.

– Горный, – поправляет папу Валька.

– Такого не существует.

– Сколько, говоришь, он стоил?

– Три рубля.

Папа вдруг разражается громким смехом. У него даже слёзы на глазах проступают.

– Думаю, Маша, это будет преогромнейший двор-терьер! – обращается он весело к жене.

– Ты будешь покупать ему кости, а он их будет глодать их у нас на кровати. Он сожрёт всю нашу обувь, так и знай! Впрочем, дело ваше, если хотите – оставляйте, но я с ним гулять не стану! – добавляет он, явно продолжая разговор, который был у них с мамой до прихода Вальки. – Да, кстати, его надо вымыть, от него странно пахнет и… – папа снова обращается к дочери:

– Ты как его назвала?

– Бим, папа, Бим! Тебе нравится «Бим»?

– Глупости, ты взгляни на него, какой же это Бим! – уже вполне миролюбивым голосом говорит папа, собираясь на работу. – Мы назовём его Кузьма, Кузя или неси его вон.

– Все, я ушёл, Маша, – он целует в дверях маму и нарочито строго, но уже не так, смотрит на Вальку.

Выходя из квартиры, папа замечает сидящего на лестнице приунывшего Петьку и делает ему рукой приглашающий жест.

– А, рыцарь в блистающих доспехах, сидишь, ждёшь! Иди уже, твоя королева позволит тебе помочь убрать какашки её щенка.

Петька заходит в квартиру и видит в прихожей зарёванную, но счастливую Вальку.

– Ну?

– Оставили. Назвали Кузей.

– Ну, нормальное имя. Хорошо, хоть оставили! Покажи.

– Пойдём!

Дети идут на кухню, где в коробке лежит щенок.

– Мам, а что ему можно есть?

– Я звонила тёте Гале, она сказала можно молоко, а потом нужно постепенно вводить тёртую пищу, видишь, у него ещё и зубов нет. Валя, он совсем маленький, ему от силы месяц. Наверное, и прививок никто не делал, – сокрушается мама.

– Сбагрили, беспородная животинка, тебя, – ласково говорит она, наклоняясь над коробкой.

Щенок меж тем проснулся и лижет маме руки своим горячим языком.

– Мама, ну правда ведь, он хорошенький?

– Конечно, хорошенький! Вот только какой он будет, когда вырастет? Пойдем, помоем его, и правда, он странно пахнет, химией какой-то.

Мама берёт щенка и несёт в ванную. Дети идут за ней.

Под тёплой струёй воды щенок сидит с удовольствием. На его морде блаженная улыбка, мама намыливает его детским мылом и удивлённо восклицает:

– Валя, Петя, да что с ним такое? Смотрите, вся вода чёрная!

– Да, чёрно-синяя, как от чернил, – констатирует Петька. – Я как-то раз ими красил ткань для макета пиратского парусника, так цвет и запах похожие были.

Когда чернила смыты, щенок оказался вовсе не чёрный, а пегий: чёрно-коричневато-рыжеватый с белыми пятнами.

– Тот усатый сказал, что его глубокий чёрный цвет признак первосортной породы, – печально вспомнила Валька.

– Его глубокий цвет – признак хороших чернил! Жулик твой дядька! – восклицает Петька.

– Ах! – беспокоится мама. – Хоть бы он не вырос огромным, как предвещал твой папа! Валя, а вдруг это какая-то помесь с овчаркой?

– Да нет, тётя Маша, не волнуйтесь, – успокаивает её Петька. – У нас в лагере был щенок овчарки, так вовсе не похож. Видите, у этого лапки короткие, морда плоская, на бульдога немного похож. Он наверняка не больше боксёра вырастет.

– Умеешь ты успокоить, Петя! – смеётся Валькина мама, вытирая щенка махровым полотенцем. –Лучше бы ты «не больше болонки» сказал.

История тринадцатая. Дежурство в столовой

Обычно в школе с четвёртого класса начиналось так называемое «дежурство». Класс объявляли дежурным раз в месяц, разбивали по группам и распределяли кого куда: например, следить за тем, чтобы другие дети не бегали в коридорах на перемене, или поддерживать порядок на лестнице, в общем, разные скучные вещи, вроде ликвидации черточек на светло-сером линолеуме в огромных школьных коридорах. Среди всех этих бесконечных обязанностей следить за входной дверью и дежурить в столовой было не так уж и плохо. Туда назначали на целый день, включая уроки, что было выгодно. Первое место, конечно, занимало дежурство у входной двери. Знай себе сиди, здоровайся с приходящими визитерами и записывай их в журнал, а потом отмечай, когда они уходят. Не пыльная работа, а все остальное время можно играть или болтать.

В столовой дежурить было более хлопотно: нужно было накрывать столы перед школьным завтраком, а потом убирать всё, когда поели, вымыть полы, протереть столы и перевернуть стулья. Муторно, но зато тоже никаких уроков. Поэтому даже такое дежурство было Вальке предпочтительнее, особенно если в этот день была математика, её она сильно не любила.

Назначали на дежурные посты обычно по очереди: у дверей по двое, а в столовую ставили троих: чаще всего двух девочек и одного мальчика, чтобы он помогал носить тяжёлое.

Когда настала очередь Вальки дежурить в столовой, Петька, конечно, сразу вызвался с ней, хотя до этого они поссорились и даже не разговаривали неделю.

– Видимо, решил подлизаться, – подумала тут же Валька, но промолчала и не стала возражать.

Третьей назначили Наташку, потому что Катька заболела.

Тут самую Наташу, что училась с ними с первого класса и все еще пела солисткой в школьном хоре, ту, у которой, в отличие от голубых Валькиных, были большие карие глаза и тёмные волосы, заплетённые в две косички.

Эту подросшую уже Наташку, что так и жила в доме Петьки, и даже в одном с ним подъезде. Этим, кстати, Петька объяснял, почему они часто ходят в школу вместе и из школы тоже, особенно когда Валька не хочет с ним идти. Ещё она часто бывала у него в гостях и сидела до самого вечера, потому что, видите ли, их мамы дружат, а папы работают на одной работе. Вальке, впрочем, не было до этого никакого дела, хотя на её взгляд Петька слишком много уделял внимания Наташе, учитывая, что она была этому явно рада, Валька так и сказала Петьке, когда начался новый учебный год:

– Выбирай, или я, или она!

– Валька, но она же просто друг! – попробовал возразить Петька.

– Между мужчиной и женщиной не бывает дружбы, – безапелляционно заявила Валька и была, между прочим, совершенно права.

Сейчас на дежурстве уже с самого начала стало видно, как старается «подлизаться» к Петьке эта маленькая мартышка-Наташка. Она посматривает на Петьку, когда расставляет стаканы с компотом по столам, а Петька пытается этих взглядов не замечать и крутится возле Вальки, которая сердито ждёт манную кашу у окошка раздачи.

– Чего ты тут трёшься? Иди, ровняй стулья. Нечего тебе тут стоять! – ворчит Валька.

– Подносы тяжёлые. Давай я помогу разносить, а ты расставлять будешь.

– Иди лучше вон к своей подружке, ей тяжело, наверное, – огрызается Валька, стараясь уместить побольше на один поднос.

– Ну чего ты злишься? Я же говорил, что мы просто дружим, потому что мамы дружат. А ты всё злишься и злишься. Я только тебя люблю!

– Я тебе не верю! – гордо вздёргивает нос Валька, отходя от окна раздачи, нагруженная подносом тарелок с манной кашей.

Манка в школе всегда была какая-то особенно клейкая, и её никто никогда не ел.

– И зачем её только готовят, если она – как резиновые блинчики? – спрашивает Петька, беря одну тарелку с подноса и, пока повариха в окне не смотрит, переворачивает её на центр стола блином вверх, затем накрывает сверху вторым, тут же третьим и четвёртым блинчиком. Получается гадкий манный пирог, который тут же начинает медленно крениться.

Валька с интересом наблюдает за съезжающей на бок пирамидой.

– Ты что! Нас заругают! – восклицает Наташа, подходя к столу, где Валька и Петька как бы расставляют тарелки.

– Не заругают! Если кто-то не расскажет, конечно! – отрывисто отвечает Валька и, проворно выставив остальные тарелки, идёт, размахивая подносом, за следующей порцией.

– Петя, давай я быстренько соберу это, – предлагает Наташа.

– Не надо, я сам уберу потом, тут старшие ребята едят, они все равно не будут манную кашу, а тарелки они всегда так переворачивают, вот увидишь, какие будут у них пироги после перемены. Они по двадцать блинов ставят, не меньше, – поясняет, деловито ровняя стулья, мальчик.