Прогулки с курицей и без

А вот в Исландию мы ездили специально на северное сияние полюбоваться – “зырт”, как говорили у нас в Баку. Уехали с гидом километров за 60 от Акурери (самый северный город) подальше от городских огней. Ночь, мороз жуткий, ни грамма водки для отогрева, только какао и тьма египетская. Помучались часа два, вернулись в гостиницу злые и замерзшие. Тут, конечно, надо было бы организовать-приспособить двух-трех наших смекалистых ребят с лазерами. Было бы вам и сияние. И пара рюмок водки не помешала бы вместе с изумительной исландской селедкой. Да разве эти исландцы додумаются? А перо само тянется к водочной теме, и я уже понимаю – почему.

Обратный путь на юг с Аляски мы проделали на круизном корабле (Norwegian Cruise Line). К водочной теме отношение прямое. Во-первых, там были напитки – “all inclusive”, впервые, надо отметить, за все мои круизные путешествия. Во-вторых, это был последний, завершавший сезон рейс до Ванкувера. Предстояло перебазирование корабля на Карибы, и на борту шли грандиозные “сейлы” всего, что еще имело отношение к северу: свитера, куртки, копченная рыба и, конечно, водка. Литровая бутылка «Столичной» высокого качества продавалась за 10 долларов. Как такое не купить! Купили восемь бутылок, в упаковке по четыре, по две коробки на семью.

Перед приходом в Ванкувер все вещи, кроме ручной клади, были выставлены в коридор. Накупили мы много всякой ерунды, включая дюжину коробок с лососиной, которой, как позже оказалось, полно в калифорнийском Costco, но дешевле и вкусней. Все это команда доставила на берег; нам же оставалось только взять эти вещи, сесть в такси и отправиться в снятую на три дня квартиру. Собрались по-быстрому. Кинул взгляд (для проверки) – пакет с водкой у Иры. Можно трогаться. Добрались минут за 30, полюбовались видом с двадцатого этажа. Настроение прекрасное, разбираем чемоданы и пакеты, готовим поесть и тут с ужасом замечаем, что второй упаковки водки нет. Забыли!

«Ерунда! – утешила нас Нана, – сейчас мы с Геней быстро смотаемся в порт. Только давай на метро, чтобы снова в трафике не стоять». И мы помчались на поиски четырехголового зеленого змея, так бездумно оставленного на произвол судьбы. Доезжаем до порта, спрашиваем, где искать оставленный багаж. Опускаемся все ниже и ниже в гигантский склеп ванкуверского порта и наконец стучим в желанную дверь стола находок.

Огромный зал полный забытых чемоданов, сумок, пакетов, картонных ящиков. Все бесцеремонно вскрывается в поисках потенциальных бомб. Сегодня это уже стало само собой разумеющимся. Очень милый средних лет дядечка спрашивает, с какого мы судна, как фамилия… И появляется наша разодранная упаковка с нетронутыми бутылками. Теперь надо было бы их как-то переупаковать. Дядечка любезно помог с пластиковыми пакетами и осторожно поинтересовался нашим акцентом. Услышав «Russian», он изумился: «Я тут работаю почти 20 лет. Видел оставленные сумки, чемоданы, даже детей. Но первый раз вижу русских, которые забыли водку!» Мы улыбнулись, закончили укладывать бутылки в пакеты и, радостные, помчались на выход.

Через минуту сзади раздался знакомый голос: «Мадам, погодите! Вы забыли кошелек!» Мы остановились, и только сейчас Нана поняла, что оставила на упаковочном столе сумочку с деньгами и документами. Дядечка искренне пытался прекратить наш истерический смех, утешая: «Кошельки оставляют часто, OK. Но чтобы русские забыли водку…»

Ну, как было не выпить по такому случаю.

The Medicine

Есть у меня друг – Слава Кеслер. В Америке Слава прошел долгий и сложный путь от водителя такси, инженера–механика до владельца экскурсионной компании, где, по-моему, он себя нашел.

Слава всегда любил историю, географию, путешествия. Он знает каждый уголок в Сан-Франциско и почти каждый уголок в Америке. Ездить с ним большое удовольствие, особенно, когда он раз в год устраивает поездки «исключительно для друзей». Друзей обычно набирается на большой сорокаместный автобус. Мы уже совершили многодневные путешествия в Йеллоустон, по каньонам Юты и Аризоны, а недавно в штат Нью-Мексико. Поездки эти очень интересные, совершенно разные, но объединяет их одно – регулярное потребление горячительных напитков прямо в автобусе. Это, конечно, нарушение правил, и такое совершенно невозможно даже вообразить во время любой другой экскурсии, если бы весь наш автобус не состоял только из друзей, друзей русскоговорящих и, возможно, поэтому никогда не отказывающих себе на отдыхе, в веселой компании, пропустить рюмочку-другую под копченую колбаску из русского магазина.

Я и сам не без греха, но последнее путешествие в Нью-Мексико совпало с днем Йом Кипур, когда я соблюдаю пост. Конечно, по большому счету, как хорошему еврею, надо было бы от поездки воздержаться, но – слаб. С другой стороны, я невольно наложил сам на себя «епитимью», оставаясь голодным, когда мимо то и дело проносят рюмочки и источающие дразнящие запахи закуски. Главный организатор сбора начального набора бутылок в дорогу – наш дорогой Андрюша Панов. Обычно начальный набор – это «гусь» водки (это 1,75– литровая бутыль), «гусь» виски и дюжина пива для «разогрева» и «лакировки». Потом запас пополняется в дороге. Слава обычно просит водителя остановиться на полчаса возле супермаркета – минимум два раза в день.

Итак, мы грузимся в автобус, чемоданы и сумки укладываются под автобус, в багажное отделение. И только наш водитель, мексиканец по происхождению, Эдуардо плавно вывел автобус на шоссе № 25, как с задних рядов к нему начал пробираться Андрей. «Эдуардо! Эдуардо, я дико извиняюсь, – жалобно голосил Панов, – что-то моя жена плохо себя чувствует, а я оставил все лекарства в багажном отделении. Будь добр, остановись на секунду». Слава как руководитель тура снисходительно улыбнулся и дал добро. Через минуту Андрей уже втаскивал в автобус под наш хохот сумку с гремящими бутылками. Надо сказать, что с этого момента слово medicine – лекарство – стало очень популярным. Эдуардо быстро смекнул, что мы под этим подразумеваем, и даже подшучивал, когда автобус проезжал мимо очередного ликеро-водочного магазина: «Вам дополнительное лекарство не нужно?»

Поездка удалась и, конечно, не только из-за выпивки. Мы посмотрели одно из самых больших в мире шоу воздушных шаров, когда в течение одного часа в воздух поднялось больше 500 красивейших аэростатов, побывали в изумительном национальном парке «Белые пески». Последний день мы провели в знаменитом городе Санта-Фе. Нагулявшись по музеям и галереям, которые составляют основную часть города, мы стали собираться в обратный путь. Место сбора было назначено у центрального сквера, где стоял наш автобус. Я, как всегда, пришел вовремя, а потому раньше всех, и присел рядом с Эдуардо на скамейку. Мы поговорили «за жизнь». Он был немного грустный. Оказалось, что у него сегодня день рождения – 45 лет. На мой вопрос, зачем же грустить, Эдуардо ответил, что 45 – эту уже старость. «Брось, – решил подбодрить его, – я на двадцать лет старше и то не считаю себя старым». Он был искренне удивлен и никак не мог поверить. Пришлось показать водительское удостоверение. Эдуардо покачал головой и восхищенно сказал с приятным испанским акцентом: «Чего тут удивляться? Каждый день medicine, каждый день medicine!»

На обратной дороге домой мы отмечали его день рождения. В автобусе. С двумя остановками.

Коктейль «Листерин»

Нам, выжившим в советских джунглях и закаленных эмиграцией, удалось выработать (порой на интуитивном уровне) если не способность, то желание «бить систему». Хотя система – а сюда входят правительство, начальство, медицинская страховка, авиакомпании и проч. – продолжает бить нас, причем «с упорством кастрата», как говорил мой папа. Но иногда все же удается если не побить, то хотя бы слегка «отбрыкнуть».

Взять, к примеру, те же авиакомпании. Я что-то не припомню, чтобы на внутренних американских линях когда-либо давали бесплатно вино или коктейли, но за $4 иногда покупал, поскольку выпить в самолете – лучшее средство заснуть, по крайней мере для меня. Впрочем, я очень быстро понял, что проще и выгоднее взять с собой небольшую бутылочку. Но увы, после трагедии девятого сентября размеры бутылочек, разрешенных в салон, уменьшились до 3,4 унции, да и то только для медицинских препаратов, крайне необходимых для пассажира, а цена на алкоголь увеличилась до $8. Чтобы вас не томить, сразу объясняю название рассказа и рассказываю рецепт.

Вы, конечно же, знаете и, наверное, пользуетесь листерином для полоскания полости рта. А назван он в честь английского хирурга Джозефа Листера, основоположника современной операционной антисептики. Но это не важно. Важно найти стеклянную объемом в 3,4 унции бутылочку от листерина, хорошенько ее промыть и заполнить желаемым (а в самолете – желанным) напитком. Я предпочитаю водку. Контроль в аэропорту бутылочка проходит безукоризненно. А дальше просто. Когда стюардесса разносит (заметьте – бесплатные) прохладительные напитки и соки, возьмите томатный, апельсиновый или клюквенный. С улыбкой попросите второй стаканчик. Можно еще добавить лед, кусочек лимона или лайма. Дальше смешиваете тот или иной сок с водкой в нужной пропорции и получаете по две порции Bloody Mary, Screwdriver или Cosmopolitan практически даром.

Я пользуюсь этим методом уже много лет и не стал бы предлагать вашему вниманию этот рассказ, если бы совершенно случайно в очередной раз, делая Bloody Mary в самолете, не поймал полный ужаса взгляд соседа – американца. Еще бы не ужаснуться. Вроде цивильно одетый человек, говорящий с соседкой на каком-то тарабарском языке, подливает себе и ей в сок листерин и похоже, что с удовольствием сие пойло пьют! Так что пользуйтесь рецептом этого вкусного и недорогого коктейля. Кстати, можно обойтись и без сока.

Похоже, что бутылочки с листерином специально выпускают в объеме 3,4 унции для выходцев из России. Ровно 100 граммов.

Об авторской песне

Бакинские рестораны 60–70-х прошлого века не баловали посетителей изысканной кухней. Чтобы поесть вкусно: шашлык из свежепойманного осетра, дюшпаре (маленькие пельмешки – 20 штук помещалось на столовой ложке), люля-кебаб из картошки с луком и курдючным жиром или другие восточные «слабости», надо было ехать за город, в маленькие частные, а потому полулегальные заведения – «ханышки», как мы их называли. Но и рестораны не пустовали. Туда ходили в основном себя показать, выпить, потанцевать или просто послушать музыку – ресторанную музыку.

Я отношу «ресторанную музыку» к отдельному жанру и убежден, что надо обладать недюжинным талантом, чтобы создать по-настоящему «классическое» произведение. За последние четверть века в русских ресторанах не умолкая звучат: «Ах, какая женщина», «Киевлянка» и др. Чем это не классика. Не знаю, кто играет и что поют в бакинских ресторанах сегодня, но 40 лет назад это был ансамбль, включавший, как правило, кларнет, барабан и аккордеон. Более дорогие рестораны позволяли себе еще саксофон и электрогитару.

Но главное – песни. Песни исполнялись в основном на русском, но часто на азербайджанском и армянском. Ресторанным голосом Баку был молодой и талантливый Борис Давидян, больше известный как Бока. В ресторан или на свадьбу порой ходили только послушать Боку. Голос Боки раздавался из дворов, окон квартир и из тех редких автомобилей, которые имели магнитофон. Подражатели Боки плодились, как тараканы. Я слушал Боку много раз, но познакомиться не довелось. Я знал, что он рано лишился матери, освоил гитару, что блатные песни Боки навеяны тем, о чем рассказывал его отец-фронтовик. Позже Бока остепенился, стал маститым и увенчанным наградами бардом. Сейчас он живет в Лос-Анджелесе.

А коснулся я этой темы вот почему. Однажды моя старшая дочка Софа позвонила и спросила, знаю ли я человека по фамилии Давидян. Я не сразу сообразил, кто это. Оказалось, что Борис Аркадьевич – один из ее пациентов. Позже я получил два подписанным им диска, начал слушать – и нахлынули воспоминания. На этих дисках нет ранних песен Боки, но я их помню. Я бы их разделил по мелодиям и словам на три категории:

1. Грустные, размышлительные – хорошо слушать, сидя за рюмкой водки с друзьями: «Ах, эта доля, доля воровская…»

2. Сентиментально-танцевальные – хорошо зажиматься с девушкой в медленном танце: «В одном из замков короля…»; «Сигарета, сигарета, ты одна не изменяешь…»

3. Веселые, зажигательные – ноги сами идут в пляс: «Али-баба, ты посмотри какая женщина…»; «На бульваре Гоголя клены опадают…»

Надеюсь, что мои читатели помнят эти песни. Кто не знаком, зайдите на http://www.bokamusic.narod.ru/audio.html. Я отношусь к ним с долей иронии, но это наша молодость, нам было пьяно и весело. Пел Бока и по-русски, и по-армянски, и по-азербайджански. И как память о многонациональном, многоязычном Баку над всем его творчеством возвышается: «На один клетка попугай сидит, на другой клетка ему мать плачит. Она ему любит, она ему мать, она ему хочет к сердцу прижимать». Это песня-баллада о попугаихе, которая по команде хозяина вытаскивает билетики на счастье. Веселый танцевальный припев «Таш-туши, таш-туши, мадам попугай! Таш-туши, таш-туши, один билет дай!» сменяет душещипательная концовка:

Еще один песня с попугай споем,

После с попугаем вместе спать пойдем.

Ему болит сердце, ему надо спать,

Ему надо срочно лежать на кровать!

В ту неделю, когда я, вдохновленный дочкиным подарком, слушал новые и вспоминал старые песни Боки, у меня гостил известный и всеми уважаемый бард Александр Моисеевич Городницкий. Городниций очень любит Калифорнию, и как только выдается возможность, приезжает сюда на творческие встречи с читателями и почитателями. И вот за дружеским обедом я начал разговор на тему, что такое – авторская песня, должна ли она обязательно укладываться в рамки русской поэзии, а для затравки спросил, знает ли он Бориса Давидяна. Оказалось, что нет. И я поставил диски с песнями Боки. На Городницкого эти песни произвели большое впечатление. Особенно про попугая. Он постоянно напевал:

Ему болит сердце, ему надо спать,

Ему надо срочно лежать на кровать!

Александр Моисеевич и Борис Аркадьевич пока еще не познакомились, но в результате такого косвенного представления друг другу родилась песня «Бакинский двор», которую Городницкий посвятил мне:

Что за сны мне снятся

С недалеких пор:

Ленина тринадцать,

Мой бакинский двор.

Вспоминаю робко

Давнее житье:

Сохло на веревках

Пестрое белье.

Пахло нефтью море

Рядом за стеной.

Радости и горе,

Стужу или зной

Поровну делили,

Сто пятнадцать душ,

Розочка и Лиля,

Тетя Вартануш.

Двор будили сонный,

Утром не спеша,

Продавцы мацони

Или лаваша.

Брезжили с востока

Первые лучи,

Разбивали стекла

Меткие мячи.

Облаков в оконце

Светлая гряда.

Ярче были солнце,

Небо и вода.

Белых чаек крылья,

Пароходный крик.

Ссорились мирились,

Делали шашлык.

От судьбы суровой,

Прячась, словно вор,

Вспоминаю снова

Мой бакинский двор.

Жизни половина

Не вернется вновь.

Разливались вина,

Проливалась кровь.

В мире заоконном

Самолетный гуд.

Во дворе знакомом

Незнакомый люд.

В край тот, сердцу милый,

Нынче не дойти:

Свежие могилы

Поперек пути.

На концертах после исполнения этой песни Александр Моисеевич всегда допевает:

Таш – туши, таш – туши, мадам попугай!

Таш – туши, таш – туши, один билет дай!

Хоттабыч

Все началось с того, что Женя нашла дальнего родственника, двоюродного брата папы. Родственник с семьей жил в городе Черновцы, на Украине, и настойчиво приглашал приехать к нему в гости. И вот очередным летом он сообщил, что может как инвалид войны достать для нас семейную путевку на базу отдыха под Черновцами, в местечке с удивительным названием Валя Кузьмина. (Кликнул на «гугле», чтобы убедиться, что не забыл название за много лет, и выскочили на экране компьютера и карта, и вид на одноименное озеро, и реклама об этом красивейшем месте Западной Украины). А тогда я и понятия не имел, что или кто эта Валя есть, но мы с Женей согласились: лето в Баку жаркое, маленькую Софу хорошо было бы куда-нибудь вывезти, а нам давно хотелось посмотреть Львов, тем более что именно через Львов шел путь в Черновцы.

Итак, за месяц вперед семейная путевка была куплена. Билеты на самолет продавали, если кто еще помнит, за пятнадцать дней и только по предъявлению паспорта. Это важный элемент повествования, как вы увидите в дальнейшем.

Оставалось найти место, где остановиться во Львове на три-четыре дня. Сейчас, при наличии интернетовских источников информации, это не предмет для разговора, а тогда – таки да, был. И не одного, а многих разговоров, звонков и писем. Мы отправлялись в довольно далекое и сложное по тем временам путешествие с маленьким ребенком, и я, как мог, старался обезопасить себя от проблем. Одна из истин, освоенных в КВН: лучший экспромт – это экспромт, хорошо и заранее подготовленный. В числе задействованных каналов были: папин знакомый, который знал сестру жены врача львовской санэпидстанции, мамин пациент, который до войны знал начальника львовской пожарной команды, а также многие другие.

Все обещали позвонить, и написать, и помочь, короче, наша подготовка к далекому и рискованному путешествию нашла столько спонсоров, как будто мы отправлялись на Северный полюс. Но время шло, а дело дальше разговоров не двигалось. У меня уже были авиабилеты Баку – Львов с пересадкой в Краснодаре, когда я поделился своими проблемами на работе. Случайно оказавшийся рядом доцент нашей кафедры Элик Тургиев, чудесный парень, увы, недавно слишком рано покинувший нас, сказал: «А у сестры моей жены во Львове муж какой-то начальник в КГБ. Когда ты прилетаешь? Я ей напишу, может, он поможет». Больше я ничего от Элика не слышал. И все, что у меня было в день отлета по части бронирования мест в гостинице – это телефон жены врача городской санэпидстанции.

Мамин пациент сказал, что пожарного из Львова он так и не нашел и в знак извинения принес литровую банку черной икры. Мама настояла, чтобы мы взяли всю банку с собой. Кто знает, как там с едой на Западной Украине, а ребенку надо что-то кушать.

Ребенком Софа обожала черную икру, но терпеть не могла самолеты «Аэрофлота». Я и сам их не очень любил, но других не было. А Софа не просто не любила самолеты, я бы сказал – ненавидела «от глубины души». Обычно через полчаса после взлета все, что не вмещалось в гигиенический пакет, было на ней, на сидении, кругом. Не помогало ничего. Полет до Краснодара на Ил-18 был отвратительный, со всеми вытекающими, прошу прощения за возможные аналогии, последствиями. На трассе Краснодар – Львов мы уже садились в новенький ТУ-104. Пробираясь по салону к нашим местам, мы уговаривали слегка отмытую Софу не бояться: «Вот видишь – это новый самолет. Его специально сделали так, чтобы пассажиров не качало». У наших кресел Софа задала только один вопрос: «Я буду сидеть здесь?» Мы не успели ни ответить, ни вытащить гигиенический пакет…

Спускались мы по трапу из самолета на поле львовского аэропорта в дурном настроении и дурном запахе. Я крепко сжимал в руке номер телефона сестры жены врача санэпидстанции. Спереди и сзади от нас на солидном расстоянии держались выходящие пассажиры. Над Софой вились мухи. Было довольно жарко. Справа от трапа стояли двое: поздней молодости, как и я, но более подтянуто и элегантно выглядевшие мужчины в серых дакроновых костюмах. Оба смотрели мне прямо в глаза. Когда мы сошли с трапа, один подошел и спросил: «Вы Геня Щирин?» И не дожидаясь ответа, протянул руку: «Здравствуйте, я Толя – Элика баджанах (один из двух женатых на родных сестрах). Элик, к сожалению, не сообщил номера рейса. Пока выясняли, на каком вы самолете, ребята не успели изъять багаж в полете, так что пойдемте отдохнем, пока выгрузят багаж». И нас привели в правительственную комнату отдыха, с кондиционерами, коврами, креслами, холодными бутылками «Боржоми» и хрустальными бокалами на столах. Я, потрясенный всем происходящим и особенно фразой «не успели изъять багаж в полете», что-то мычал, Женя пыталась оттереть Софу салфетками, смоченными в «Боржоми», а Софа извивалась и кричала: «Ура! Мы здесь будем жить!»

Зазвонил телефон, Толя на секунду поднял трубку и, обращаясь к нам, сказал: «Все, ребята, багаж в машине. Поехали!» Я с ужасом сообразил, что квитанции на оба чемодана по-прежнему лежат у меня в кармане, но промолчал, нервно ожидая, что нас ждет дальше. В машине Толя продолжал: «Понимаете, ребята, Элик не написал, в какой гостинице вам хотелось бы остановиться. Пришлось мне выбирать на свой вкус. Тут была старинная гостиница «У Жоржа», нынче «Интурист». Переоборудованная, в центре города, у парка. Думаю, вам понравится».

Мне гостиница понравилась еще в машине от одного упоминания слова «гостиница», но когда мы подъехали, то это чувство моментально переросло в любовь. Классический, в стиле ампир, отель полукругом огибающий небольшой сквер с очаровательным памятником Адаму Мицкевичу работы известного скульптора А. Попеля (1904 год, гляньте в интернете – стоит того). «Вещи отнесут в ваш номер, – сказал Толя, – вы его посмотрите и скажите, нравится или нет. Я подожду у бара». Номер оказался очень милым: большой, с тремя кроватями, письменным столом и окнами во двор. Женя стала раскладывать вещи, а я вернулся доложить Толе, что все в порядке. «Как вид?» – спросил Толя. «Нормально, чистенький дворик», – ответил я. «Стоп, стоп! Какой дворик? Должен быть вид на памятник. Ну-ка, подождите меня», – возмутился Толя и направился в регистратуру. Я продолжал мычать, что номер чудесный, что ничего не надо менять, что… «Позови Женю и дочку, мы тут посидим в баре, выпьем, пока ваши вещи перенесут». Я повиновался воле волшебника. Сказка продолжалась. Через полчаса мы вошли в такой же номер, но уже с видом на сквер и памятник, причем наши полураскрытые чемоданы, туфли и зубные щетки были положены на точно такие же места в новом номере, где мы их оставили в предыдущем.

Не буду утомлять перечислением всех фокусов новоявленного Старика Хоттабыча, с которым мы за четыре дня очень подружились. Я настоял на приглашении в ресторан, Толя с женой приглашение приняли. На следующий день мы обедали у них дома. Хоттабыч оказался очень интересным, энциклопедически образованным человеком, начальником отдела областного КГБ в чине подполковника. Было приятно, что и ему с женой не скучно с нами. Мы фактически провели все четыре дня вместе. Днем мы ездили по Львову и окрестностям, вечером выпивали и рассказывали анекдоты. Антисоветские анекдоты в исполнении подполковника КГБ звучали особенно смешно.

Обычно утром мы втроем завтракали в нашей гостинице и были, по-моему, единственными советскими гражданами. Большинство за соседними столиками – канадцы и поляки, приехавшие навестить бывшую родину и родственников. Мы приносили с собой на завтрак литровую банку черной икры и густо намазывали бутерброды Софе, ну и себе тоже. Иностранцы подзывали официантов и, откровенно показывая на наш столик, просили икры. Но, увы (редчайший случай!), икра была не для них. Приятное ощущение, жаль, что испытать его довелось лишь раз в жизни.

Подошло время двигаться дальше. На следующий день мы отправлялись поездом в Черновцы. Это было недалеко, часа четыре езды. Толя предложил позвонить своим коллегам в Черновцы, чтобы нас развлекли и там, но мы очень настойчиво отказались, боясь, что старенького родственника может хватить кондрашка при виде нас в таком неожиданном окружении.

Оставалась единственная проблема – купить авиабилеты назад в Баку. Как я уже упоминал, билеты начинали продавать за 15 дней до отлета, а у нас получалось целых 18. Толя сказал, что это не проблема – давай деньги и все. «А паспорта? – возразил я, – не могу же я тебе оставить паспорта. Мне они понадобятся в Валя Кузьмина». «Не бери в голову, – сказал Хоттабыч ,– все сделаем. Ты сообщи, каким поездом и когда вы вернетесь, я вас встречу и передам билеты».

Возможность купить авиабилеты без паспорта была для меня так же непостижима, как «изъять багаж в полете», но я начинал потихоньку привыкать. «Спасибо, Толя, – сказал я, – но встречать нас не надо. Как приедем из Черновцов, я позвоню, и мы встретимся. Или я на такси заеду за билетами по дороге в аэропорт» – «Ну-ну. До встречи», – был ответ, и мы попрощались.

Мы провели пару дней у Жениных родственников – очень приятные люди оказались – и изумительные две недели в Валя Кузьмина. Про отдых там у меня есть отдельная история, а сейчас закончим эту. Пока мы отдыхали в Валя Кузьмина, Женин родственник купил нам три билета на поезд до Львова. Я, конечно же, не стал звонить Толе. Было 4 возможных варианта приехать из Черновцов во Львов в этот день. Самолет наш улетал в 10 вечера. Мы могли приехать пополудни в 1:30, в 2:45, в 3:50 или в 5:40.