Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Из «венецианского альбома»

Сегодня тих, но сумрачен залив;Мой старый друг мне показался новым:Спокойных волн лазоревый отливВдруг потускнел – и сделался свинцовым.Идет ли то гроза издалека,Иль в небе чересчур светло и знойно? —Все так же даль ясна и широка,Но что-то в ней тоскует беспокойно…Венеция безмолвна, как всегда,Ее дворцы и холодны, и строги…Огонь небес, угрюмая вода —И жаркий трепет сдержанной тревоги…

«Создана наша ночь не для радостных встреч…»

Создана наша ночь не для радостных встреч,Не для шумных торжеств создана:В тишине как-то странно разносится речь, —Негодует в ответ тишина…Так и кажется мне в час разлуки с тобой:Для печали немой рожденыЭти тени дворцов в полумгле голубой,Эти робкие всплески волны…Как прекрасно, как жутко! расстаться – и плыть,И отдаться на волю волне,И о том, что нельзя ни вернуть, ни забыть,Тихо грезить в томительном сне!

«Вчера я до зари не мог забыться сном…»

Вчера я до зари не мог забыться сном;В тоске моя душа стонала и томилась…А трепетная ночь плыла перед окном, —Плыла как в забытьи, – и пела, и молилась…Венеция спала. Спокоен и ленив,У мрамора дворцов ласкаясь и сверкая,На полосе луны в истоме лег залив,Как чаша, серебром до верху налитая.И так прозрачен был, так строен неба свод,Что, кажется, одним волны случайным всплёскомНарушился бы сон небес и тихих водИ даль отозвалась тревожным отголоском.Быть может, я один подслушал в этот час,Чего хотела ночь в таинственном волненьи,Кому она мечтой безгрешной отдалась,Кого звала к себе в восторженном томленьи…Манила ночь в тоске покой иных миров,Властительницу-смерть, что глубь небес объемлет…Молилась, чтоб земле заснуть без грез и снов,Как звездный караван в прозрачной бездне дремлет.Но это был лишь бред… Мир снова оживет:Невольник или трус – он умереть не смеет…Я слышал, как рассвет, предтеча дня, идет, —Я чувствовал, как ночь тоскует и бледнеет…

Виссарион Саянов

Венеция

В холодный день светлы твои каналы,С утра мелькают весла по волне…Я видел это, кажется, во сне…И в наступившей сразу тишинеЛетит в волну цветное покрывало…Да, это ты зовешь, венецианка,Да, это ты зовешь из полусна!Невидимая, все же ты видна,Неслышимая, все же ты слышна…Зовешь меня сегодня спозаранку,Зовешь меня, и в звонкой тишинеТвое лицо обращено ко мне.Идешь сквозь гул осенней непогоды,По всем путям, что вечер озарил, —И вспомнились немеркнущие годы,Когда Россию Грамши полюбил.

М. Свентицкая

Венеция

Потухли в небесах зари вечерней краски,На темный небосклон взошла луна,Скользит гондола, словно лебедь в сказке…А в ней… она…Сверкают белизной во мраке звездном плечи,Гирлянды роз за лодкою скользят,И слышны страстные ликующие речи,Блестит их взгляд…Как на крылах вперед летят гондолыИ спит Венеция, как чудный – яркий сон,И слышен смех вечерней баркароллы,И арфы стон…

Владимир Святловский

Венеция

Наверно, вы не раз блуждалиПо Пиацетте, вдоль аркад,И гондольера подзывали:«Проехать Гранде – и назад!»Купая мраморы подножийВ струе цветистой, как опал,Палаццо позабытых дожейТам смотрит сумрачно в канал.Минуем плац, где Коллионэ, —Суров таинственный бандит, —И вот на изумрудном фоне —Лазурный неба монолит.То –  Адриатики безбрежнойВечерний радостный простор,Он чист, как запрестольный, нежныйМонахинь покаянный хор.Когда же солнце заходилоЗа синей Лидо полосойИ огоньки паникадилаСверкали в ризе золотой, —Багрянцем вспыхнув, оживалиЧервонноокие дворцыИ будто плавились эмали,Иль тлели медные ларцы.

Вальс «Венеция» (весенний сон)

За кручами альпийских гор, —У Адриатики ленивой,Хранит свой царственный уборСвятого Марка Град счастливый.В столице дожей горделивойЯ жил давно, в рассвете лет.Любил дворцов немые залы.И мой заносчивый беретВидали сонные каналы…Я помню вечер, в день приезда,Отель, балкончик на Пьяцетту,Шум гидов около подъезда,Тебя, лукавую Лизетту,Когда ты, ставни приоткрыв,Смотрела томно на залив…Я был взволнован, был счастлив…День догорал. Утихли шумы,Умолк рокочущий прилив,Угасли молодые думы,Рой впечатлений пережив.Подкрался вечер. Я ленивоУселся в кресле у окна.Залив колышется, как нива,Одевшись в мутные тона.И женщин, разодетых ярко,По узким мостикам и аркамШаги становятся звончей.Не слышно взлета голубей,Которых днем кормили гиды.Мост «Вздохов» кажется светлейОт ярких фонарей на Лидо.Уже луна, уже не жарко…Чуть видны отблески огнейНа сонных львах святого Марка…Прильнувшие к столбам гондолыНе бороздят седой воды,Лишь пароход бурлит у мола,Роняя искры из трубы.Да, нарушая сон ленивый,Вдали оркестр играет струнныйМотив задумчивый, игривый,Так подходящий к ночи лунной…И, звуком нежным усыплен,Я видел сон.О, сладкий сон!..В страну любви им унесен,В края немолкнущих созвучий,Где я, как юноша, влюблен,Как солнце, – светлый и могучий…И вижу я, – стою над кручей,Сверкает море меж колонн,Плющами мраморы увиты,А небеса, – как божий трон,Как из лазури монолиты.А там, где небо с морем слито,Жемчужные искрятся дали,Звенит полуденный простор…В цветах из света и эмалиНачертан неземной узорИ сил незримых слышен хор.Я был любви и неги полон,Горел огнем безбрежной ласки,И видел: парус между волн,Одежд ладьи седые краски.В ней плыть хотел на Остров Сказки,В который был уже влюблен.Но вдаль ушел неверный челн…И вот – закатом ослеплен,Я видел только гребни волнИ слышал, как прилив вечернийГудел грозней и равномерней…И, будто вещая Ундина,Меня влекла к себе пучинаНеотразимой глубиной.И я внезапно, как лавина,Рванулся к пропасти седой…Раздался всплеск, и я… проснулся…Когда, затем, я оглянулся, —Нависли бархаты ночиИ звезд дрожащие лучиНа них уж выткали узоры…Растаял сон, остыла кровь,Невидимые смолкли хоры,И песню взволновавших сновСменили буден разговоры…О, милый, незабвенный сон!..Люблю я тех, кто был влюбленВ простор воды и гимн созвучий…В стране любви прекрасен сон,А юный сон – как вальс певучий…1912 г.

Дмитрий Святополк-Мирский

Венеция

Серебро луны на зеркале лагуны.Черные тени дворцов тянутся в глубину.Звенит в воздухе «Santa Lucia».Город Джорджоне и Тьеполо!Англичане и американцы качаются в черных гондолах, и, как готические колокольни, высятся черные силуэты гребцов.Англичане и американцы…Чужие звуки слышатся… «Addio mia bello Napoli».Чужая это, новая песня.Union Jack плавает над белой яхтой.Addio… Addio… Прощай, прощай, Венеция былого!..Стихла песня. Медные сольди летят в протянутую руку певца.И снова звуки слышатся. Не твои, оскверненная Царица.Не твои, жемчужина мира, Венеция, краса вселенной, камея, на которую, в прозрачные ночи прошлого, месяц глядел дрожа и томился по тебе, Пеннорожденная!Во дворце Дожа толкутся черные чужеземцы, и бритые лица их нахально смеются в свете электрических ламп.Они за лиру входят туда, куда послы Султана шли как на страшный Суд Божий.Осквернена, обесчещена, терпеливо сносишь ты позор свой. Без ропота.Но каждый камень шепчет тебе о прошлой славе.Серебро луны на зеркале лагуны.Черные тени дворцов тянутся в глубину.Черные гондолы скользят по глади канала, в белом озарении месяца.Страстные, безудержные песни колышут полночный воздух.Белые фигуры венецианок, белее, чем луч влюбленного месяца, выделяются на погребальном фоне гондол.Плещется лагуна. И напевает песнь свою, близкую сердцу твоему, Венеция.Серенады струятся. И тихий шепот любви, и женский смех, и полночный бой часов, и звон шпаги, и блеск воды – сливаются в один стройный хор. И он поет хвалу Пеннорожденной и дочери ее – царице морей, Венеции. И струится, струится сладкая песня.О, город Тьеполо и Джорджоне!

Игорь Северянин

«Где грацией блещут гондолы…»

Где грацией блещут гондолы,Лавируя гладью лагун;Где знойно стрекочут мандолы;Где каждый возлюбленный – лгун;Где страсть беззаботна, как люди;А люди свободны, как страсть;Где гении столько прелюдийНапели потомству; где пастьУмеют победно и славно;Где скрашена бедность огнем;Где чувствуют смело, – недавноЯ думал о крае таком…Июнь, <1909 г.>

Анатолий Секретев

Венеция

Посв. Поэту – Георгию Иванову

Дочь Адриатики златая,Печально видеть Твой закат,Волнующая неземная,Первоплощенный Мифов Град…Венеция –  Ты, как Старушка,В морщинах, с прошлой Красотой!Турист –  Ей милостиво в кружкуБросает грош, как «золотой»…О, Ты, красавица былая,Отвергнешь, в гневе, дар грошей!В канал зеленый, умирая,Сойдешь, рыдая, Тень Дожжей…Турист. О, Варвары-Столетья!Души Твоей далек, как он.Один Поэт лишь в Лихолетье,С Тобой узрит минутный Сон…1971

Н. Селиванов

Венеция

Дремлет Лев святого МаркаИ царица моря спитА. ФетСпит мертвым сном жемчужина морей,О прошлых славных днях храня воспоминанье.Но и в развалинах полна так обаянья,Что оторвать от них я не могу очей.В седое прошлое волной воображеньяЯ унесен. Мне мнится, что в окнеДворца забытого я вижу привиденье:В уборах дорогих, в узорчатой парчеСтоит красавица с кудрями золотымиИ грустно смотрит в даль очами голубыми,И жадно слушает, как плачет серенадаЕй в клетке золотой – и мука, и отрада.

Александр Семенов-Тян-Шанский

Венецианские строфы

I.1.И вдруг Венеция! Она,Вся как невеста убрана,Предстала мне в красе венчальной,И в глади вод своей зеркальной,В красе той радостно-печальнойОна была отражена.2.И отражалась, и двоилась,И то являлась, то таилась.Да кто она? И сон, и явь…Мудрец, ты мудрость здесь оставь,Земные строки переплавь,Что есть, что будет… здесь свершилось.3.Гляди – лагуна будто спит,Томясь в былом и в небывалом,И отливает, и горит,То перламутром, то опалом,И солнце чуть лучом усталымЕе воскрылья золотит.4.Туда, туда к далеким зорямТут отходили корабли,Туда… не видно их за морем,И возвращались и неслиДобычу для своей землиЧужим уплаченную горем.5.Давно под сводами дворцовУмолкли струны, отзвенелиИ звоны чаш, и глас певцовИ нет там кованых ларцовДля самоцветных ожерелий.6.Умчалась празднеств вереница,Едва найдешь их легкий след,Но дивный Праздник длится, длится…Ты –  Адриатики Царица,Ты –  Праздник тот, другого нет.7.Над зачарованным каналомДворцы торжественным хораломЗдесь воздымаются, зовутВсе к новым встречам и причалам.Не здесь ли камни вопиют?8.Красуйся, зодчества держава!Здесь власть твоя легка, светла,Здесь из причудливого сплаваКамней, металла и стеклаТворцу возносится хвала;Ему хвала и слава, слава;9.Зане, что славе той причастныйИ человек и раб и тварьОт века призван Им, как царьТворить свободно, самовластно;И вот искусства на алтарьНесет он жертвы ежечасно.10.Но, бедный путник, ты затерян —Доколе здесь тебе бродить?Красы той пестрой не испить…Иди, не бойся, город веренТворцу, что дал ему здесь быть,Он весь молитвою измерен.11.Твой взор блуждает здесь не тщетно,Очарований новых ждет;От храма к храму незаметноТебя здесь верный путь ведет.12.Сосредоточие строений,Сосредоточие души,Здесь каждый храм взимает пениС разнообразных впечатлений;В его торжественной тишиИ ты, о путник, заглушиОгни разнузданных стремлений —13.Иль всех соедини в одноМолитвой дышащее пламя…Так все вокруг – здесь в каждом храмеКаналы, площади с дворцами,Гляди – воссоединеноИ к небу вдруг вознесено.14.Колонны все возносят ввысь,А выше, видишь, вознеслисьТам куполы над куполамиИ крест над ними и над нами.Какая высь!.. Перекрестись!..15.Благословенная минута!Жалеть ли, что порвалась крутоДворцов прибрежная каймаИ встал в пространстве разомкнутомМарии храм della Salute,Ведь Ею попрана чума?16.Как позолоченный цветок,Что с неба брошен в мир наш грешный,Сияет Марк красою вешней,Пасхальной радостью утешной,Но там внутри он тих и строг.17.Внутри священная дремота,Внутри святая позолотаВечерней гаснущей зари,Свечей зажженных янтариИ мед молитв и слез без счетаВеками собранных, что в соты.18.Но полно, Муза, не перечь,Пора закончить нашу речь.Не мы одни – другие вправеПером и кистью право правитьИ могут лучше нас сберечь,Что в сердце нам дано прославить,19.Печаль и прелесть увяданьяВ надежде скорого свиданья…Рассвет, а в нем уже прощанье,Закат, а в нем иной рассвет,Противоречий сочетанье,Былых веков безлетний следИ скрытой вечности сиянье.20.Давно то Гуарди усмотрелИ Тернер то запечатлел,Воздушным светом упоенный,А ныне Вейдле то воспелВ стихах и прозе просветленной.21.Да, много тех, кто здесь бродил,Пером и кистию водил,Чьи стих и кисть здесь просияли,Красы Венеции лобзали,Кто радость пил в ее печалиИ с нею радуясь грустил.II.1.Довольно, Муза, не перечь!..Но ты, ослушница поэтов,Уже со мной на вапоретто…Куда же хочешь ты увлечь?Причал! Ужели остров этот?Тут бы охотнику залечьСтрелять по уткам в час рассвета…2.Полуболото, полулуг,Кусты, кусты, а там осока,Ну что ж – идем… Пришли и вдруг,Как на дворе, в траве… вот сбокуГляди – как будто полукругКакой-то церкви невысокой.3.Все просто в ней. О кроткий зовБылых, совсем иных веков;Колонны тонкие, как свечи,Над ними кровля в поперечьиИз черепиц, как у домов;Чуть выше выступы, что плечи,И снова черепичный кров…4.Еще повыше выступ строгий…Но разве может мой убогий,Мой робкий стих то передать,Как этот купол смог пологийЕдва приметно увенчатьИ будто неба свод обнять.5.Вот этот розовато-серыйИз кирпича сложенный храм?В нем все повымерено верой,И мера стала верой там,То вера в мир, то вера в меруИ в то, что Бог снисходит к нам.6.Здесь так же просто, и мгновенноКак перед нами вдруг возникТы – милый Божий дом смиренный,Что некий гений безыменныйВ честь Santa Foska здесь воздвиг.7.Но мы уж рядом в базилике —Таких не много на земле;Святых торжественные лики,А за престолом – погляди-ка —Что угли в тлеющей золеСиянье неба в полумгле!8.Ведь это небо не простое,Не голубое – золотое,То вечность золотом горит —И в небе том высоко стояНа нас Владычица глядит.9.О добрый путник незнакомый,Остановись, смирись, застынь,Вглядись в одежды этой синьИ взглядом взгляд тот не покинь —В нем тайн предвечных водоемы.III.1.Тут подошел ко мне одинПриличный очень господин,Искусствовед, знаток отменныйИ Византии паладин…Как проповедник вдохновенныйХвалил он этот храм бесценный.2.Он говорил мне, что однаМадонна эта, что виднаНа этом небе золоченом,Ему дороже, чем милльоныСокровищ разных, чем полнаВенеция и чем славна.3.«Здесь дух, тут святость, здесь святое,А там лишь плоть и все такое,Чем приукрасить, чем облечьХотят все бренное, пустое…Все это можно даже сжечь,Уничтожению обречь…»4.Люблю внимать Савонаролам,И этот новый был мне мил,Своим суровым протоколомМеня совсем он убедил.Но вот в абсиде – за ПрестоломЯ снова взгляд тот уловил.Он был ни грустным, ни веселым,Но он прощал и не судил…5.Благословенна и светлаИскусства чистая основа —Нам Богом данная хвала;В ней луч божественного Слова…И если та хвала былаПорою с примесью бедовой6.Чувств человеческих земных,Влетев на крыльях золотыхХвалы той радостной, – не те лиЗемные чувства просветлели,Как просветлели песни их?7.Так пусть художник за свой страхСвятых своих приукрашает,И пусть их свита выступаетВ парче тяжелой и шелкахИ ангелочки там играютВ кудрявых этих облаках.8.Хвалы затейливым приправам,Аллегорическим забавам,Времен минувших пестрым нравамТы, путник мудрый, улыбнись,Но вспять бросаться к переправамНа древний берег берегись.9.С тех пор, что Слово воплотилосьИ то последнее «свершилось»Слетело к нам с Его креста,Другое сердце в нас забилось,Иною стала красота.10.Краса былая стала пресной,Теперь, омыта силой крестной,Она не тешит, но горитВ сердцах, как зов страны небесной;Лишь он искусство сохранит.IV1.Уже смеркалось, вечерелоИ вапоретто дал гудок,Но долго взор искал Торчелло,Зеленый этот островок.А тот, чье сердце сиротело,Он был теперь не одинок.2.Он знал, и Муза то узнала:Кто там на небе золотомБлюдет без устали о том,Чтоб здесь Венеция сияла.3.Метнулась чайка второпях…За нами волны разбегалисьИ колыхались в камышахИ утки дикие качалисьНа тех смолкающих волнах.1968–1969 гг.

Нина Серпинская

О чудесном

Сияли закатно знамена Венеции,В лагунах тонко зеленела вода.Шептал он: «С такими губами ЛукрецииНе станете монахиней – никогда».Качались слова, как фонарики желтые,В тягучую топь погружая глаза,Прежде любившие, ввертывали мертвыеЖелание тончей острия ножа.Куда-то проваливалось «я» Московское,Чертящие жизнь на углы, круги,И будто запела арию из «Тоски» я,В которой качание итальянской любви.

Алексей Сидоров

Венецианский сонет

Небесный шелк неумолимо ал.Ты позвала – прекрасная подруга.Под ветром, надвигающимся с юга,Нахмурился мечтательный канал.Чью маску отеняет там портал?То черный евнух твоего супруга.Блеснула сталь – и зазвенел упругоОтточенный предательский кинжал.За поворотом, у палаццо Дожей,Следят замаскированные тоже —За чернобархатным плащом моим.Последнее я шлю тебе прощанье —Твой друг пропустит жданное свиданье.– Я погибаю – пусть: я был любим.

«Нет луны на свете яркой…»

Нет луны на свете яркойКак луна святого Марка,И такого не бывалоВеселее карнавала.Из-под каждой полумаскиПриключений ищут глазки.Опасаться вечно надо —Ожидает Бастонада.Только мне не страшно фурий:Я –  Венеции Меркурий,Знаю я как на ладониГород славного Гольдони:Каждой ночью вечно новыПохожденья Казановы.

«Венеция, звезда морей…»

Венеция, звезда морей,Тебе я буду песню петь,Прекрасней нет страны моей,Чтоб жить и сладко умереть.Здесь золотая бороздаОтрадных дней, часов, ночей– Венеция, морей звезда,Венеция, звезда морей!Теперь пора любить и петь,Ответить зову ласки «да»;Мы будем пламенно хотеть,Чтоб длился карнавал всегда, —Наш праздник станет веселей,И счастьем озарит годаВенеция, звезда морей,Венеция, морей звезда!

Моисей Скороходов

Баркаролла

Бьются волны в борт гондолы,Освещенные луной,И под звуки баркароллыМы плывем в тиши ночной.Всюду ряд волшебных зданийНа гранитных берегах,И неясность очертанийВ тихо блещущих волнах.Сколько сказочных виденийВ бледном сумраке ночном!Только ты в немом томленьиВся склонилась над веслом.Только ты не веришь сказкамЭтих радостных ночей,И моим не веришь ласкам,И тоске моих очей…

Максим Славинский

Догаресса

«В голубом эфира полеБлещет месяц золотой;Старый дож плывет в гондолеС догарессой молодой»[573].Убаюканный волнами,Утомленный трудным днем,В ложе, убранном коврами,Дож заснул глубоким сном.Тихо плещет о гондолуСветло-синяя волна, —И челом поникла долуДожа старого жена.Звезды ясными лучамиС неба ласково глядят, —Затуманился слезамиДогарессы светлый взгляд.Ночь полна благоуханьем.Ночь и нежит и томит, —И тоскою и рыданьемДогарессы грудь кипит.Дож, проснись, – жена рыдает,Обласкай, уговори!Слезы, что из глаз роняет,Поцелуями сотри!Не тобой, властитель старый,Догаресса занята, —Ей иные снятся чары,Снится юность-красота.Невозвратное былоеПеред ней воскресло вдруг, —Сжалось сердце молодоеОт забытых раньше мук…Свет и блеск. Толпой шумящей,Улыбаясь и смеясь,Во дворец на пир блестящийВся Венеция сошлась.Бархат мягкий и тяжелый,Море шелка и цветов…Молодежи смех веселый,Важный говор стариков…Догаресса всех встречает,Всех улыбками дарит,На поклоны отвечает,Но тревогой взор горит.И страданье, и заботаЗалегли в груди у ней,Очи светлые кого-тоРобко ищут средь гостей.Вот он, вот красавец стройныйС бледным вдумчивым челом;Дышит взгляд любовью знойной,Светит ласковым огнем.Он спокойно и с улыбкойК догарессе подошелИ, склонивши стан свой гибкий,Речь безумную повел, —И слова его звучалиТо надеждой молодой,То отчаяньем печали,То безбрежною тоской:«Завтра утром, ранним-рано,В час, как солнце лишь взойдетИ осветит из туманаГладь лазурных, сонных вод,Уезжаю навсегда я,И тоскуя, и любя, —Но поверь мне, дорогая,Не забуду я тебя.Пусть опасности и битвыЖдут меня в стране чужой, —Будут мне твои молитвыИ кольчугой, и броней.О, взгляни же на прощаньеВзглядом ласковой любви,На разлуку и страданье,На тоску благослови!»И внимала, замирая,Бедным сердцем смущена,Догаресса молодая,Дожа старого жена…«В голубом эфира полеБлещет месяц золотой;Старый дож плывет в гондолеС догарессой молодой».

В. Сладкопевцев

Венецианское предание

По зыбкому лону холодной волныЛениво гондола скользит,В ней паж молодой, полный жизни красы,С догарессой-красоткой сидит.Лаской жгучей глаза голубые горят,Ручки гибкие друга ласкают;И не чует никто, что за ними следят,Что гондолу их две нагоняют.И уж близко совсем. Вот и рядом уж с ней.«Стой» с передней сурово звучит.Вздрогнул паж. Стала снега красотка белей.«То отец мой», – она говорит.Крепче девушку обнял красавец молодой,Пред собою кинжал положил,И лишь только что дож на гондолу ногой,Он кинжалом красотку пронзил.После в волны морские он бросился сам,И с тех пор, как преданье гласит,В эту ночь по холодным и зыбким волнам,Как и прежде, гондола скользит.

Борис Смиренский

«Свернулись синие волокна…»

Свернулись синие волокнаНочных блистающих плащей,И блики трепетных свечейПроникли в стрельчатые окна.С прощальным отблеском зариУгас на дремлющих руинахГорячий день, и фонариЗажглись на утлых субмаринах.Тянулись в призрачную тьмуЗубцы соборного портала;Луна накинула тесьмуНа ленту синего канала;И, перевязанный каймой,Он спал, волнующе и жарко…И мерен был курантов бойНа площади святого Марка.

Владимир Смиренский

Казанова

Тысяча любовниц целовалаЭти потускневшие глаза.Что же делать, если жизни мало,Если смерть перед порогом встала,Разве можно повернуть назад?Ведь для тысячи любовниц милымБыло это сердце, что теперьБьется без желаний и без силы,Сердце, что и мне теперь постыло,Потому что у порога – смерть.Правда, я могу еще смеяться,И недаром мне сказал Вольтер:«Умный Вы, и Вам бы надо взятьсяЗа греховный подвиг святотатца,Дабы показать другим пример».Но смешным уделом богословаНе меня Вольтеру соблазнять:Ведь еще не умер Казанова,Неужель я не заставлю сноваСердце девичье затрепетать?Быть не может! Что с того, что зубыПожелтели, как у старика.Разве разучились эти губыЦеловать насмешливо и грубоМедный кубок и цветной стакан?Снова в путь, чтоб в грохоте и гулеВстретить уходящую весну,Чтоб во тьме венецианских улицТак же, как и церкви потонули,Самому навеки потонуть.Но пути – тревожны и пустынны(Вот оно, глубокое окно!)В этой ночи, сумрачной и длинной,Молча, с недоступной МарколинойПрошлое мне вспомнить суждено.А наутро в узеньком мундиреРобкий, точно мальчик, офицер.Кто ж из нас подумает о мире,Если солнце блещет на рапире,А вдали ехидствует Вольтер?Никому и ни о чем ни слова(Надо молча отходить ко сну).Кто сказал, что умер Казанова?Он живет и – вот глядите – сноваЧерез теплый труп перешагнул…

Алексей Смирнов

В альбом Э. Ю<ргенсону>

В лунном сиянии дожей аркады;Море в серебряном сне…Чу! от Salute плывут серенады:Звуки скользят по волне…В зыбкой гондоле, дремотно мечтая,Сладко внимать в тишинеПесням, где плачет любовь молодаяОб улетевшей весне…Венеция, 30 июля 1908 г.

«Садик бедной траттории на Джюдекке отдаленной…»

Садик бедной траттории на Джюдекке отдаленной,После ряда темных комнат, знойным солнцем озаренный…Под листвою винограда как там ярки пятна света!Как красива там хозяйка, шалью черною одета!Вот на стол она вскочила, кисти зрелые срезая.Как она смеется звонко, их товарищу бросая!Стройный, юный, белокурый, весь он полон к ней участья…И в глазах у двух влюбленных блещет молодость и счастье…Gallo Rosso. Венеция, 1911 г.

Ирина Снегова

«Я слыхала, что упорно и давно…»

Я слыхала, что упорно и давноОпускается Венеция на дно.В Адриатику, в прозрачность, в синеву,Опускается не в дреме – наяву.Слишком людным стало море, и оноРаскачало тишь лагун. Уйдут на дноКолоннады, серенады, мгла времен,Ярость мавров и безвинность Дездемон…Ваша правда, в мире все на срок даноИ всему идти когда-нибудь на дно,Но должны ж мы что спасаемо – спасти,Может, можно где-то денег наскрести?Может, можно. Хрупкий город!.. Жизнь мояНе пускала меня в странные края.Не видала я Венеции в глаза.Что мне в ней!.. Спасти ее нельзя?В доме тихо. Дождь. В окне почти темно.Опускается Венеция на дно.1970 г.

Леонид Собинов

Венеция (в закоулках)

Вечером узкими, темными каналамиПлыли мы, как призраки, в гóндоле,Знакомясь с местными анналами,Колокольный слыша звон в дали.Мерный скрип весла всплескамиРазбил мертвую тишину пережитого;Льется вода с весла блестками,Как цветы на могилу забытого.Перед нами окно светится картиною:Внутри старец тешится скрипкою;Ваш дворик с темно-зеленой куртиноюПодарил нас своею улыбкою.Вдруг очаг вспыхнул в окне булочной,Внутри тенью кто-то мелькнул спокойною.За углом смехом рассыпался гул ночной,Воздух пахнет водою застойною…Еще утром был в музеях, в соборе яВзволновался чудесными красотами,Но и в переулках, как и там, история,Наверно, чьими-то сохранена заботами.7–8 октября 1933 г., Венеция