Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

«Нет ничего прекрасней и привольней…»

Нет ничего прекрасней и привольней,Чем навсегда с возлюбленной расстатьсяИ выйти из вокзала одному.По-новому тогда перед тобоюДворцы венецианские предстанут.Помедли на ступенях, а потомСядь в гондолу. К Риальто подплывая,Вдохни свободно запах рыбы, маслаПрогорклого и овощей лежалыхИ вспомни без раскаянья, что поездУж Мэстре, вероятно, миновал.Потом зайди в лавчонку banco lotto,Поставь на семь, четырнадцать и сорок,Пройдись по Мерчерии, пообедайС бутылкою Вальполичелла. В девятьПереоденься, и явись на Пьяцце,И под финал волшебной увертюрыТангейзера – подумай: «Уж теперьОна проехала Понтеббу». Как привольно!На сердце и свежо и горьковато.

Варвара Холодковская

Ночь в Венеции

Тихо спускается ночь ароматнаяС горних далеких высот,Синих небес глубина необъятнаяБлещет милльонами звезд.Диском серебряным в бледном сиянииТихо всплывает луна,Плещется робко в приветном журчанииВ берег канала волна.В сумраке ночи белеют колонныГерцога мрачных дворцов,Блещет холодный мрамор балконовВ благоуханьи цветов.Звук мандолины и нежный и сладостныйСлышен в ночной тишине.С легкой улыбкой привета и радостиТень промелькнула в окне.Ближе доносится звук мандолины,Точно кого-то зовет…И под окно молодой синьориныТихо гондола встает.И баркаролою страстной и знойнойДаль оглашается вод…Юный красавец, высокий и стройный,Ту баркаролу поет.«Выйди, желанная, выйди, прекрасная,Дай мне взглянуть на тебя.Свет моей жизни, солнышко ясное,Я умираю, любя.Выйди скорей, дорогая Инеса ,Жду я с гондолой моей,Скроет от мира нас ночи завесаЛегкою тенью своей».Тихо открылась окна половина,И средь ночной тишиныВ ней показалася вдруг синьорина,Облита светом луны.«Рыцарь прекрасный мой, любим мы оба:Бдительна стража отца,Верной тебе я останусь до гроба,Но не покину дворца.Зоркие очи сердитой дуэньиБодрствуют даже во сне.Так призови же, мой рыцарь, терпенье,Или забудь обо мне».– «Так посмотри же, как я умираю», —Рыцарь печально сказал.Острый клинок дорогого кинжалаВ твердой руке не дрожал.И, засверкавши, глубоко вонзиласьВ сердце холодная сталь…Выплыв из облак, луна озарилаСветом зеркальную даль.С криком отчаянья вдруг распахнуласьРама широких окон,Тень синьорины безумно метнуласьЧерез высокий балкон.Волны канала бесшумно раскрылиЧерные бездны свои,Тело красавицы в них погрузилосьС криком последним: «прости!»Волны канала безгласное телоПрочь унесли от дворца,Быстро за ними гондола летелаС трупом красавца-певца.1913 г.

Гурий Хронусов

Венецианская мелодия

Над сонною владычицей морейСпустилась ночь!Но загорелся блеск твоих очей —– И тени прочь!Как светлое виденье на балконЯвилась ты!Волшебных грез повеял сладкий сон!Летят мечты!И пышная колышет грудь волнуЛюбовных мук!Твоя перчатка скрыла белизнуЛилейных рук!В спираль крутясь, к щекам твоих кудрейПрипал фонтан!И кудри шелку мягкого нежней!Их цвет – каштан!Не долго тонкий шарф красу твоейГруди таил —– И легкий ветер мрамора белейПлечо открыл!И шлет луна, играя и блестя,Лучей обман!И платье, страстно шелком шелестя,Схватило стан!Спустись скорей ко мне! Давно уж насГондола ждет!Давно и лунной ночи тихий часК любви зовет!Вон там вдали сверкает и блеститВолна морей!И нежно так, лаская, говорит:«Ко мне скорей!»Умчимся мы, и заиграет кровь —– Я песнь спою!И в песне той открою всю любовьТебе мою!К гранатам влажных губ прильну, горя,Я много раз!И в розы утренних небес заряОденет нас!

Георгий Цагарели

Венеция

Вечерний ярко-алый шелкУкрасил свод небес просторный.Ты проплыла в гондоле черной,И золотой канал умолк…А я слежу огней игру,Моя любовь неутолима.Прощай!.. у стен ИерусалимаТвоим я рыцарем умру!

На закате

Венеция горит, изящные палатыВ каналах отразив, как в глубине зеркал.Вечерний небосклон в рубинах засверкал,Осыпав золотом старинных стен заплаты.Спокойно шли века… И Марка лев крылатый,На книгу наступив, к мечтам надменно звал…Корабль морских бродяг в лагуну приплывал,И грабили дворцы веселые пираты.По зыби алых вод тяжелые гондолыСкользили, торопясь. Смолкал напев веселыйВлюбленных рыцарей и уличных певцов.Вставало зарево в густеющем тумане,И доносился стон из дымных окон зданий,И принимал канал остывших мертвецов.

Николай Цветков

Ночью в Венеции

Сергею Николаевичу Цветкову

Тихая песнь несется с гондолы,светлая в небе сияет луна,тихо – кругом… лишь волна плещет робко,нежно гондолу качает она…Думы несутся одна за другою,но на душе нет печали, тревог:чудная ночь успокоила сердце, —нежный ласкает лицо ветерок.Звезды на небе блистают, играют —вдруг оборвется одна, упадет,с неба высокого, темного небав море глубокое быстро уйдет.Вот проплывает другая гондола.Слышатся тихие звуки на ней:чудную кто-то поет серенаду,– звуки все льются нежней…Ночь безмятежная! ночь восхищенья!сколько в тебе красоты,сколько покоя в тебе, упоенья!Ты – создана для мечты!Венеция, 30 июля 1906 г.

Лидия Чарская

Дож и Адриатика

Синь небес… Лучи восхода,Клики праздного народа…И цветы… цветы!Сколько красок, жизни, света,Сколько радости, привета,Блеска красоты!Слышны сладостные звуки —Чьи-то трепетные рукиСтруны шевелят.Всюду говор, оживленье…Лодки в праздничном смятеньеПо морю скользят.Под жемчужною фатою,Вся покорная прибоюГолубых валов,Ждет невеста, замирая,Южным солнцем залитая,Ждет у берегов.Папа дожа СебастьянаС дщерью мощной океанаОбручить решил.Чтоб над бездною морскоюКак над верною женоюЧеловек царил…Вот зачем венециане,Горожанки, горожанеК морю собрались.Разукрашены гондолы,Сладкозвучные виолыНежно раздались.В лодке, розами увитой,Дож Циани именитыйС музыкой плывет.Отпрыск царственного рода,На глазах всего народаСебастьян встает.Перстень с папскою буллоюВысоко над головоюПоднимает он.Кротко море голубое,Притаилось не живое…Стих виолы звон.В знак покорности стихииДож алмазы дорогиеМорю отдает.И бросает перстень в волны,Что порою злобы полны,Так страшат народ.И опять виолы сладкойЗвуки слышатся украдкойВ славу красоты.И горят лучи восхода…Громче возгласы народа…И цветы… цветы…

Степан Чахотин

«Мне снится вновь и призрачность каналов…»

Мне снится вновь и призрачность каналов,И тихая печаль гондол,И дружный звон изысканных бокалов,И убранный цветами стол.Я помню: в спальне – старая икона,В гостиной – бабушкин портрет.А у раскрытого, в цветах, балконаЗнакомый стройный силуэт.Я легкий жест руки надменной знаю,Печаль в улыбке узнаю.Вновь сладкие часы переживаю,Вновь яд воспоминаний пью.Усталым золотом лучи закатаВенчают купол и портал.Под поцелуем алого гранатаАмур влюбленный задремал.Но в небесах, лагуной отраженных,Являет лик мне свой любовь.Как эхо дней забытых, отдаленных, —Венеция мне снится вновь.

«Позднею ночью, при белой луне…»

Позднею ночью, при белой луне,Лик твой, Венеция, нравится мне.Мрачный и ветхий каналов уборТайной столетий чарует мой взор.В окна покинутых, гордых дворцовПризраки смотрят, и слышен их зов.И по балконам, крестам, куполам,Звонким ступеням и сонным мостамТени и вздохи чуть внятно скользят,Шепотом мне о любви говорят.Музыка грустных и пламенных словС масок снимает оковы веков.Музыке смерти мне сладко внимать.Мертвых любовь я желаю узнать.Много ночей напролет я не сплю.Призраки! призраки! вас лишь люблю.

«Кружится сладко голова…»

Кружится сладко голова.Ясней пылает ум.Идут беспечные словаНавстречу вместо дум.Играет искрами вино.Звеня, пьянит бокал.«Откроем, Арлекин, окноНа темный наш канал.Смотрите, тишина кругом…Как сонный страж, – луна.Лагуна томным, лунным сномИ негою полна.Умолкло эхо серенад,Толпы нарядной гул.Осенней влагой дышет сад,В саду Амур уснул».«– О, маска! я не Арлекин.Я – тень забытых снов.Из снежных голубых равнинНа твой пришел я зов».«От вас исходит свет луча» —В ответ раздался смех.Коснулись две руки плеча.И бог любви утехВ саду проснулся и стрелойДва сердца вмиг пронзил.Дыханьем, пламенной игройОн двух соединил.Идут бессвязные слова.В тумане алом ум.Кружится сладко голова,А в сердце странный шум.

«Тобою я не встречен…»

Тобою я не встречен.Сжимает сердце жуть.Я весел был, беспечен…Теперь пустынен путь.Плывут ночные тени.Летают злые сны.Ночь, полная сомнений,Без звезд и без луны!Над водами лагуныТуман повис седой.Натянутые струныНарушат ли покой?Встают и где-то таютСтаринные мосты,И страхи замираютВо мраке пустоты.Гондола к дальней целиНи медлит, ни спешит.О сердце, не во сне лиТоска меня томит?Ответ я слышу ясный:– Ты к пристани причаль,Твой путь, как ночь, опасныйСулит одну печаль.Венеция, лето 1911 г.

«Miracoli! с высокого дворца…»

Miracoli! с высокого дворца,Из окон я библиотекиТвой вижу силуэт, как тень лица,Уснувшего, любя, навеки.И мост, и призрачный канал,Молитвы старых колоколен,И ряд пустынных, сонных зал,Где я брожу, любовью болен.Колонны, мраморный балкон,Молчат аккорды клавесина.Вот маска, веер и роброн,Часы – у черного камина.Портреты предков и дожей,Парчи великолепной складки,Старинных кружев, фонарейИ люстры бронзовой остатки…Всё это жило для любви,Дыша канцонами и страстью.Miracoli! в моей кровиПочти уж нет ее, к несчастью…

«Последний день приходит карнавала…»

Последний день приходит карнавала,Я с каждым часом становлюсь грустней,Любовь меня к балкону приковала,Любовь меня пытает много дней.В вечернем небе зарево пожара.Последний луч на мраморе дворцов.Я сердцем жду безропотно удараИ слышу тихий и упорный зов.Гондолы след – серебряная лента,С лиловой шляпы улетает вуаль.Как вор, урочного я жду момента,Как страж, свой взор я устремляю вдаль.Но нет и нет! тревожней миг за мигом!Пишу письмо, безумное, как бред,Начало лжи, таинственным интригам,Предчувствие возможных близких бед.Последняя, в объятьях карнавала,Нисходит ночь, на ухо шепчет мне:«Вынь роковой любви из сердца жало,Чтоб не гореть на медленном огне».Но я отверг совет. Смеясь и плача,Я принял вызов смелый и слепой.Победа ли, позор ли, неудача? —Мне все равно: молясь, вступлю я в бой.Венеция

«Опять в palazzo Morosini…»

Опять в palazzo Morosini,По темной лестнице, за мной,В плаще и в маске, бледно-синийВосходит тихо призрак твой!Тяжелый ключ имеет каждый.В замкe старинном ржавый звукВ глухую полночь слышен дважды,Как эхо в сердце, полном мук.Твой звонкий шаг в просторных залахПочти сливается с моим.Свинец в плечах, в ногах усталых,И жест руки неуловим.Идем туда: к последней двери.Я приглашаю. Я зову.В любовь, как в грех прекрасный, верю,Любя во сне, как наяву…Вот кресло и камин. Я сядуНа мраморном полу у ногТого, кто дал мне выпить яду,Кто был со мной суров и строг.Мне слов не надо. Не забудуСвятых и пламенных речей,Звучавших раз в угоду чуду,Исторгших слезы из очей.Позволь обнять твои колени.Склонись, о предок мой, ко мне…Соединятся наши тениВ последней, вечной Тишине.Венеция, осень 1912 г.

Венеция

Лагуна спит. В лучах закатаВисят недвижно парусаИ цепью золотых дукатовДворцов сверкает полоса.Скользит бесшумная гондола,Качаясь мерно в такт весла,Бренчит, поет вдали мандола.Без меры город, без числа…Люблю, Венеция, твой облик,Твоих каналов аромат,Гортанный гондольера окрик,Забытый у палаццо сад.Твоих старинных закоулковЗамысловатый лабиринт,Мостов, каналов, переулков,Зеленных лавок, бочек вин…Оторван здесь от жизни были,Умчавшись сотни лет назад,Я розово-душистой пылиВеков вдыхаю аромат.1925

Федор Червинский

В Венеции

Будут мне грезиться многие годыУзких каналов зеленые воды,Мрамор твоих почерневших дворцов,Тихого Лидо пески золотые,Теплого моря валы голубые,Белые крылья его парусов…Будут мне грезиться многие годыВ серых туманах отчизны моейСтарой темницы подземные сводыРядом с волшебным дворцом палачей,Песни вечерние в гондолах сонныхПод светозарным покровом небес,Куполы храмов, в водах отраженных,Мачт отдаленных желтеющий лес…Многие годы, о, многие годы,В серых туманах отчизны скорбя,Буду я жаждать, как узник – свободы,Снова увидеть тебя…

Колау Чернявский

Удине

Со старой гравюрыИ Удине, и Пьяцца Контарена.Шатры купцов цыганские на ней.На площади – латинская арена,– Смиряют резвых, бьющихся коней.Здесь лавочник, на нищего похожий.Как римлянка, просящий величав.Ему подать склоняется прохожий,А он сидит, надменно замолчав.Над чашею фонтана, сенью лоджийКрылатый лев на острие мечаНапоминает нам столицу дожей,Как отблеском далекого луча.И в плесени, как в черни горностая,Тая убранство белое свое,Венеция румяно золотая,Жеманная, желанная встает.

Игорь Чиннов

«Задуматься, забыться, замечтаться…»

Задуматься, забыться, замечтаться,Заслушаться ночной тоски.Венеция, весна, и ночь, и пьяцца.Вот – хризантемы, видишь – орхидеи(Обрывки дыма и туман).Что ж, посидим, друг другу руки грея.Нет, волшебство едва ли возвратится.От лунных чар болят виски(Платить по счету: кьянти, асти, пицца).И мы идем, и в луже грязной роза,А музыка один обман,Как постаревшая Принцесса Греза.

«И по Дворцу венецианских дожей…»

И по Дворцу венецианских дожей,Среди парчи и бархатов кровавых,Мечей, кинжалов, воинов суровых,Я шел, не воин – беженец, прохожий,И щерился Отелло темнокожий,Испытанный в воинственных забавах.В тяжелой мрачности Эскориала,Где ожидалась дивная победа,Плыла Непобедимая Армада(Она непоправимо затонула) —И здание суровое дрожалоОт грозных кликов смертного парада.И тот миланский грузный замок Сфорца.Как много битв, и стонов, и проклятий!(Там со Христом, убитым, Богоматерь —Работа Микеланджело – и Смерти.)…Я слушал кровь слабеющего сердца,Беглец, усталый от кровопролитий.

Георгий Чулков

Сон в Венеции

Per occulta virtù che da lei mosse,D’antico amor senti la gran potenza.DanteВенеция прекрасная!Святого Марка возлюбленная дочь!Я ночью дивною тебя увидел —Каналы томные, волшебные дворцы…И траур гондолы,И сон твоих лагун,И звон твоих часов на башне —Весь мир твой стал понятен мне.И сказка древняя казалась мне вчерашней былью:И вновь с зеленым морем дож венчался твой;В палаццо Тинторетто вновь писалПлафоны пышные;Фасады прокураций венчались розами;А там, на пьяцце белой,Восточную колонну, с львом крылатым Марка,Надменно ставила, как дар богатый,Толпа венецианцев…Яркий сон веков!Великолепная Венеция!Твоей одежды коснуться жаркими устами, —Тайной страстью питая сердце,Тайную надежду лелея,Что будет миг —И нагота священной плоти откроется,И ты на ложе золотом томиться будешьВ знойной новой неге.Так верить… Боже!И ночью, в час свиданья,К палаццо дожейРобко, тихо прийти и ждать.И там, внутри, по темным коридорам, искать тебя,И шорохам внимать пугливо;Стыдливую любовь сменить безумствами;И влагу страсти пить…Так снилось мне.Но сны пришли иные.Морей зеленых диво! Венеция! Прости!Родных полей я чую тишину…И вновь я ваш, желтеющие нивы!И вы, леса…Кровь ранней осени на бледных листьях вашихМилее мне, чем царственный и пышный багрянецКрасавицы заморской.Странная Россия!Твою я песню слышу.Сердце верит песне…Чудесней мир вокруг:Ты улыбнулась мне таинственной улыбкой;Стан твой нежно-гибкий склонился над криницей;Вон дикой вереницей проплыли журавли;Вон в небе облак сизый…Как зыбок путь мой!Пусть… Люблю…

Венеция

Как близко та, чье имя тайна!Как близок мой последний день…Но вот, я знаю, неслучайноВенеции мне снится тень.То тихий плеск ее лагуны,То пьяццы блеск и белый свет,Лепечут, шепчут нежно струны,И лепет их – любовный бред.Она, закутанная в шали,А он? Не я ли этот он?И в сердце страсти и печалиСмешал венецианский сон.Так этот мир – как берег Леты —Очарования и сны:Любви таинственной обеты,Дыханье неземной весны.И тишина – как укоризнаХмельной душе – во мне поет:Узнай, поэт, твоя отчизнаУ берегов Летейских вод.8 февраля 1920 г.

Воспоминание

Венеция почила в тихом сне,И тихий лепет струн – как шепот сонный, —И лунный свет подобен пелене,Раскинутой над ночью благовонной…Таинственная! Ты – со мной вдвоем —Нам суждено изведать страх забвенья.И кажется, что вот сейчас умремОт нежного, как сон, прикосновенья…

Ада Чумаченко

Венеция

Какой Венецией, – смотри!Москва прикинулась сегодня.На поле розовой зариМосток, как брошенная сходня,И зыбко пляшут фонариВ разливах темных луж сегодня.И вечер в зеркале канав,Совсем как в зеркале лагуны,Считает, крылья разметав,Огней натянутые струныИ смотрит в зыбкий блеск канав,Совсем как в зеркало лагуны.А здесь, под аркой, у ворот,В платке, накинутом на плечи,Весна, как девушка, поет,Поет и ждет желанной встречи,А ветер ей целует рот,И шаль с волос ползет на плечи…1925 г.

Николай Шатров

«Я положил себе за правило…»

Я положил себе за правило:Не вмешиваться ни во что!Хотя б всю землю окровавило,Лишь полы подколю пальто.Земля… Приветствую конец ее,Чуть шляпу приподняв на миг.Моя любовница –  Венеция!Бог к Адриатике приник.Любыми прохожу каналами,Дробящими кристалл звезды.За всеми флагами линялымиЦветут подводные сады.Где музыка (не ваша грузная)Хрустальной люстрою звенит.А люстры светятся медузами,Всплывая во дворцах в зенит.Я встречусь, наконец, не с жалкимиРабынями ночных минут,Холоднокровными русалками,Что так позорно к людям льнут.Но, переполненный терпением,Не зная в вечности преград,Усну, завороженный пениемДуш, ввергнутых страстями в Ад.

Дмитрий Шаховской

Венеция

Страна, где голуби некрылы,А сторожит их пленный лев,С брегов младенческого НилаНа крыльях тяжких прилетев, —Я мерно плыл в твоем канале,Когда у узкого крыльцаMеня, в гондолах двух, нагналиЧетыpе маски… Их лицаЛицом нагим не привлекая,Следить я начал скорый ходГондол упругих. Так за Каем,Вдруг, Кая легкая идет.Гондолы шли… У поворота(Опять у узкого крыльца)Мелькнуло в черных лицах что-то —Без глаз, без света, без лица.Приостановлен в созерцаньи,Поэму новую творя, —Я бросил взор на тихий, раннийЛимонный отсвет фонаря.И там увидел, что пустоеВокруг и – мертвое лицо;Нет ни поэтов, ни героев, —Ни бесноватых, ни слепцов, —Одни лишь хладные провалы,Провалы вниз, провалы вдоль,На гондольерах, на каналах,На буквах огненных: «Бристоль».

Георгий Шенгели

«В голубом эфира поле…»

В голубом эфира полеХодит Веспер золотой.Старый дож плывет в гондолеС догарессой молодой.Догаресса молодая [577],Призадумавшись, глядит,Как звезда любви, играя,Мутны волны золотит.Глянул дож и поникает,Думой сумрачной томим:Ах, опять красой сверкаетТот патриций перед ним,Тот прелестник и повеса…Вдруг донесся дальний крик,И пугливо догарессаОбратила бледный лик.Молвил дож, помедлив мало,Указуя на волну:– «То спустили в глубь каналаДолг забывшую жену».Догаресса поневолеПрикрывает взор живой.В голубом эфира полеНикнет Веспер золотой.1925 г.

Вячеслав Шене

«Прядут безжалостные Парки…»

Прядут безжалостные Парки……………………………….Созвездий многоокий хорНад площадью Святого МаркаСогласный выводил узор.Был день веселый карнавала.Среди задумчивых лагунВесну Венеция встречалаИ пеньем, и бренчаньем струн.Поблекли радужные краскиДворцами огражденных вод.Со смехом в пестрый хороводСтекались отовсюду маски.Дурманил праздничный угар,Влекли нарядные уборы,И сердца возбуждали жарКрасавиц пламенные взоры.Очарования полна,Ночной владычица природы,Смотрелась южная лунаВ Адриатические воды;Под звуки нежных баркаролИ грохот шумной сарабандыРяды таинственных гондолСкользили по Canale Grande;И над зеркальной гладью струйЛадьям вдогонку посылалиВенецианки поцелуйС мостов Риальто и Кавалли.Аккорды сладких серенадМешались с музыкой бравурной;Певцы Италии лазурнойУже сошлись на маскарад.И каждый раз, как песня спета,Они при звоне мандолинСбирали picсola monetaУ разодетых синьорин.Вокруг полуденное мореСвои раскинуло красы,И били медленно на TorreDel Orologio часы.В ту ночь, залив пересекая,Под равномерный шум весла,От Лидо, золотом сверкая,Гондола тихая плыла.В ней путник ехал одинокий,Глаза в пространство устремив,И элегантный, и высокий,Лицом задумчив и красив.Среди подушек он парчовыхСидел, исполнен тайных грез.Его поспешно в город везКаналов житель бирюзовых.Сирены выли тут и там;Искрясь цветными фонарями.От берегов и к берегамЛадьи тянулись за ладьями;Мигали тысячами глазНебес полночные светила,Но ничего не веселило,Казалось, путника сейчас.Печальным созерцая взглядомЛагуны царственный простор,Веселый смех он слышал рядом.Но ни девиц наивный взор,Ни серпантина дождь без меры,Ни вапоретто ход вдали,Ни песни жгучие гетерыЕго от дум не отвлекли.

Сергей Шервинский

Венеция

(секстина)«Поедемте, друзья, на гладь лагун!Лазурь веслом сверкающим встревожим!Ведь не любить, пока наш голос юн,Венеции и песен мы не можем.Настройте строи виолинных струн.Без струн я не хочу быть даже дожем!Без струн я не хочу быть даже дожем!Подальше от Сан Марко! До лагунНедалеко! – не то бряцаньем струнМы строгие мозаики встревожим…Я взял цветов. Кидать их в волны можем.Фиалки тем, кто белокур и юн!Фиалки тем, кто белокур и юн!Пусть Тициан сидит со старым дожем. —Но с нами Виоланта; песней можемПрославить нежный взор, – сапфир лагун! —Клянусь, сердца сегодня мы встревожим:Ее слова как серенады струн.Ее слова как серенады струн,Парча и смех. О, кто из нас не юн?Мы будущим веселья не встревожим!..Мой будет бучентавр! Я буду дожем!Под гром литавр помчусь я вдоль лагун!Мы о судьбе загадывать не можем!Мы о судьбе загадывать не можем!Мы любим мессы, как и пенье струн.Наш круг благочестив, о, пусть он юн.Мы честь твоя, владычица лагун!И, правые пред папой и пред дожем,Сомненьями мы гладь небес встревожим!Сомненьями мы гладь небес встревожим!Не всё ль равно? Мы „завтра“ знать не можем,Кем будем мы, кто крючником, кто дожем!Но нам –  Венеция и звоны струн!Люби любовь и музыку, кто юн!Поедемте, друзья, на гладь лагун!»«Старки». 18 августа 1913 г.

В Венеции

[Взошел посев, – пришлось нам жать…От этой глупости житейскойПорой так хочется бежать,Бежать к лагуне венецейской.То было счастье, что ееУспел увидеть я, хоть кратко,Когда казалось грустным всё,А сердце так сжималось сладко…Той невеселою весной,Российские покинув долы,Зеленоватою волнойБаюкал я корму гондолы.Какое наслажденье мнеМое безлюдье доставляло.Ничто, как в мимолетном сне,Печаль души не отравляло…Закончив вечером обедВ гостинице американской,Менял я ресторанный светНа полумрак венецианский,]О, теплый полумрак ночной…На Riva dei SchiavoniСтоял я и дышал волнойМорских соленых благовоний,И ветер прикасаньем крылЛаскал мне волосы и шляпу…А лев безмолвный возносилНад морем бронзовую лапу.И было хорошо молчать…Лишь я, Венеция да море…Иль черную ладью качатьТуда, к San Giorgio Maggiore,Где песни давних серенадПоют измученные девы,А путешествующий радВнимать их скорбные напевы…Ему ль, пришельцу, не прощу?Он пьян от воздуха лагуны…Я сам так сладостно грущу,Заслышав голоса и струны![В них что-то пламенное есть,И песня кажется веселой,И пестрых фонарей не счестьНад слишком громоздкой гондолой…Одни и те же лодки тутЗвучат от музыки продажной,А утром мертвецов везутНа остров под псалом протяжный…]Лежи, облокотясь на крайНе накренив его налево,Безмолвствуй, слушай и вздыхайОт венецейского напева…Вдали в огнях piazzetta… ТамЗвучит – вздымаясь – гул оркестра.Взнесен там Верди к небесамБесалиеровским маэстро…Сливаются в единый гулОркестр вдали и серенада…И я в них канул, утонул,И лучшего душе не надо…Я не один в ладье ночной…Я чувствую над сердцем узыИ, одинокие, с тоскойУста целую призрак Музы.21 мая 1917 г.

Четыре города

Сергею Соловьеву

Нет места на земле, к которому любовнейЯ был бы, чем к тебе, родимая Москва,Твоя мне дорога седая голова,Всегда к тебе иду с любовию сыновней…Подругой детства мне Флоренция была,Больная, чуткая и строже, чем другие.Она, как лилия, в моей душе цвела,Ей покровительствовала с небес Мария…Когда же юношеский пыл зажег мне кровьМятежным праздников любви, страстей, мученья,К тебе, Венеция, о, первая любовь,Я уносил души безумные влеченья…Теперь, переходя срединный свой порог,Когда столь многое избыто и знакомо,С благоговением тебя я жду, о, Рома,О, Рим… Надежная ты пристань всех дорог,К вину минувшего привычному устами.На землю скорбную, не чуждый пилигрим,Но словно в дом родной, вступлю в твой мир, о, Рим,Шумящий водами, глаголящий крестами,Проливший мирру роз на мрамор алтарей,И вам я поклонюсь, проникнув в вечный улей,О, Юлий[578] древности, и ты, о новый Юлий[579], —В печальном золоте кампанских ноябрей…1917 г.