Полная версия
Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972
Николай Митрофанов
Венеция
Венеция, Пьяцца Сан Марко,Хаос бушующих вод…Вслед за босою весталкой —Иду я по площади вброд.Кто она? Беатриче, маркиза —В красном плаще до колена,А может, сама «Мона Лиза» —Пришла из французского плена.Вода прибывает… О Боже —Веди нас, весталка, быстрей…Пред нами судилище Дожей,Тюрьма и спасение в ней.На башне пробили куранты,И чайки охрипли от клича…Слышу – тоскующий Данте —Снова зовет Беатриче.Ольга Можайская
Венеция
I.По Пьяцетте бродят эфиопы.Потускнел лагуны изумруд…Все ограды мнимые ЕвропыБеспокойных демонов приют.Черным лебедем скользит гондола.Низкое с решеткою окно.Чудится предательство, крамола…Все, что в тех стенах погребено,Плесневеет цветом ядовитым,Точит и незыблемый гранит,Прячется под мраморные плитыИ зловонным пламенем горит.Но твоим неодолимым чарамУступает жадная волна…О любимица богов! недаромИменем Венеры названа.С новым не померишься Аттилой,Дряхлая Владычица морей.Старишься над влажною могилойВ приглушенном блеске фонарей.Нежишься на солнечном просторе,Плещешься средь радужных зыбей,Раковина розовая моря,Город самых мирных голубей.II.Когда в голубое лоноТебе велят погрузитьсяИ рухнут твои колонныИ стены морской столицы, —Вернешься в родные глубиТы в кружеве легкой пены.Но тот, кто навек полюбит,Капризом зовет измены.И в час золотой отлива,Сияя красою прежней,Ты царствуешь горделивоУ низкого побережья.Быть может, не ты – другаяСтупает по глади водной,Бестрепетная, нагаяВ зеркальности первородной,Чтоб снова на камне голомСушить золотые пряди,Вступить в хоровод веселый,Как подобает наяде.Александр Моргулис
«А если ты жгла меня…»
А если ты жгла меняИ тешиться мной хотела,Копытом стучу коняВ тяжелую тину тела.Взвевайся и развевай,Как по морю пленный парус,Меж балок и синих свайМерцающую Тамару.Так – рея на высоте,Не в тусклом чернильном блеске,Лишь ангел слететь хотелКо мне с венцианской фрески.Андрей Муравьев
Муравиада (отрывок из моей биографии)
(фрагмент)
Италия – мой первый выезд с братомИ очертания Швейцарских снежных гор,И в этом мире, ярком и богатом,Искал найти ответ мой жадный юный взор…Милан, Венеция, заснувшие дворцы,Моста причудливая арка,Каналы тихие и храм святого Марка —Завесы вечности приподнял я концы.Людмила Мухина
Венеция
Всплёски.Пересекающиеся весла.В каждой волне —Губы хохочущего солнца.Кадр за кадром —Прямо ко мне!Плещутся, бьются краски.В той волне – мазки черепиц.Эта – лазурь неба в клочья рвет запросто,А эта – поникшее деревоТопит, повергнув ниц.Вьются угрями верткимиВ воде столбов отражения,Расклеванные гондоламиПод стенами замшелыми.Гондола черным лебедемЛетит послушно.Подбросит веер влажныйУ самой суши.Подставят гондольерыЛюбезно руки —И выползут на берегБогатые старухи.Пойдут, сутулясь важно,К святому Марку,Струится ветер влажныйСветло и ярко.Трепещут низко голуби,Как блестки в волнах.Все словно рукоплещетЛегко и вольно.А где венецианцы?Как им работается?Туристы-иностранцы,Узнать вам хочется?Плывите на Мурано!В цеху старинном,Под отсветом багрянымИ с трубкой длиннойНад месивом расплавленнымСтоят, колдуют,В стекло живую душуИз трубки вдуют.В затейливой оправеПурпурный кубок,Под масками лукавымиИзгибы губок.Но стенки легких сделаныНе из волшебной ткани.Уходят раньше времениИз жизни парни.Пойдите к кружевницам!Старинный промысел.Весь инструмент: иголочка, рука и домысел,Творит рука-волшебницаИзвивы пенные.Сплетают кружевницыУзор отменный.Пять лет четыре девушки,Потупив взоры,Для драгоценной скатертиПлетут узоры.В игре тончайшей пеныРусалок танцы.Вот так они работают – венецианцы!Владимир Мятлев
Гондолонера
Моя Маделена, с тобой обвенчатьсяМы в храме не можем, нам надо из пленаОтчизны жестокой далеко умчатьсяВ широкое море, моя Маделена!Моя Маделена, в канале зеркальномНа глади недвижной гондола готова,Скорее, скорее в наряде венчальномСойди по ступенькам палаццо родного.Гондолу качнуло, мелькнуло виденье,Княжна гондольеру в объятья упала.Уста повстречались в немом упоеньи.Гондола скользила по глади канала…И синие волны, и ветер прибрежныйВсю ночь доносили до места их встречиПод звуки лобзанья и шепот их нежныйБезумную песню: «Моя Маделена».Наутро на берег, где дети плескались,Пригнала два трупа сребристая пена…Объятья сливались, уста прикасалисьИ словно шептали: «Моя Маделена!»Баркаролла
(слова на собств. мелодию)
Ты плыви, моя гондола, Ночью лунною вперед, Раздавайся, баркарола, Далеко по лону вод. В золотом палаццо дожей, При звездах и при луне, Та, кто мне всего дороже, Будет грезить обо мне. Ты плыви, моя гондола, Ночью лунною вперед, Раздавайся, баркарола, Далеко по лону вод. Об условном помня часе И обет любви храня, На порфировой террасе Будет ждать она меня! Ты плыви, моя гондола, Ночью лунною вперед,Раздавайся, баркарола,Далеко по лону вод!Спят отец и мать, и братья,Нелюбимый мертв жених,Для меня ее объятья,Скоро, скоро буду в них.Ты плыви, моя гондола,Ночью лунною вперед,Раздавайся, баркарола,Далеко по лону вод!7 декабря <1906 г.>, ОрелВладимир Набоков
Итальянке
К тебе, в минувшее, к иной, чудесной доле,душа моя плывет в зазубристой гондоле;осталось горе за кормой.Я рад, что до конца молчали мы упрямо,что в пышный, страшный сад не вышли мы из храмалюбви глубокой и немой:на каменных устах прекрасного былогоулыбкою горит несказанное слово,невоплощенная мечта, —как световой двойник стоцветной, вечной зыби,дрожащий, над водой, на внутреннем изгибевенецианского моста…© Vladimir Nabokov, 1920, 1923, 1941, 1942, 1943, 1944, 1945, 1946, 1950, 1951, 1952, 1953, 1955, 1956, 1957, 1966, 1970, 1991, used by permission of The Wylie Agency (UK) LimitedЕвдокия Нагродская
«Лагуна спит, ночь дышит томной лаской…»
Лагуна спит, ночь дышит томной лаской,Приди ко мне, тебя лагуна ждет,Плывем туда, где мраморною сказкойСан-Джорджио встает, встает из сонных вод.На мрамор ступеней с тобой мы сядем рядом,Твой нежный гибкий стан рукой я обовью,Букет из тубероз пусть дышит сладким ядом,И где-то стон гитар поет любовь мою.Мы призраки… Мы бред прекрасной ночи,Серебряный туман, что над водой дрожит,Увидеть могут нас влюбленных только очи,И то в волшебный час, когда лагуна спит.Неизвестный
«Плывя по каналам молчащих Венеций…»
Плывя по каналам молчащих Венеций,Любовью забытой горю.И в небо всплывает кровавый венец.И воды звенят, горюя.И струны звенят, горюя.Струны двух сердец,Кто ты, забытая? С кем говорюПод небом гордых Венеций.Под небом тихих ВенецийГудит черный конец.Кому ж я скорбь мою дарю,Забытая, со мной горюющая.Максим Нетропов
Венецианская ночь
Над мягкими водами плеск раздается,И слышится смеха кристалл,В мерцании ночи ракета несется,Искрясь приглашает на бал,На бал челнострельный цветистых огней,Пылающих блеском бенгала,На праздник лучистых и знойных очей,Влекущих под звоном бокала.Вот вспыхнули искрыЧелнов разукрашенных,Стремительно пущенных вдаль,И кажется близкойНемного подкрашенныхОков лицевая эмаль.Бесшумно скользим мыНад озером бархатным,Внимая стихии своей.Мы оба любимы,Мерещится крохотнымВесь мир нам в покрове ночей.Осоки купаваТихонько колышется,Звенит соловьиная трель.Там – ждет меня слава,А здесь – уже слышится,Горя страстью новой, свирель.И парк, стариноюГлубокой обвеянный,Молчаньем своим говорит.Волна за волноюКамыш залелеянныйКолеблет и радость творит.С тобою все цветноВ тиши огнедышащейПод звуками дальнего бала,И сладко, приветно,В глазах полумыслящихЧитать бледнолучность опала.Оркестры играютВ зигзагах заглушенных,Встает, разливаясь, луна,И медленно таютНа кудрях раздушенныхЛюбви поцелуи и сна.Над мягкими водами плеск раздается,И слышится смеха кристалл,В мерцании ночи ракета несется,Искрясь приглашает на бал,На бал челнострельный цветистых огней,Пылающих блеском бенгала,На праздник лучистых и знойных очей,Влекущих под звоном бокала.Александр Никитин
Под звуки баркароллы
Посв. Н. В. Касьяновой
Играйте, милый друг! Пусть звуки баркароллыПеренесут меня в ту светлую страну,Где смуглый гондольер с кормы своей гондолыКупает грань весла в заснувшую волну.И от весла его, как лента огневая,Бежит, воспламенясь, канала полоса,И зноем дышит ночь, истому навеваяНа эти берега, на эти небеса…Полна соблазнов ночь! Как страстная гитана,Раскинулась она над морем и землей,Смущая грешный мир сквозь пелену туманаПленительной своей, бесстыдной красотой…И на призыв ее к любви свободной, к счастьюС гондолы льется песнь под звуки мандолин.Та песня рождена безумной южной страстьюВенецианских дев, ласкающих мужчин…Я слышу лепет их беспечный и веселый,Я слышу плеск волны и весел мерный стук…Играйте, милый друг! Пусть звуки баркароллыПеренесут меня в страну любви – на юг!Лев Никулин
В Венеции
I.В стенах прохладной БазиликиС гербами рода на щите,Как прежде недвижим, великийОдин, на бронзовой плите…И, не пронзая взором арки,Он не увидит в облаках,Над куполом святого Марка,Борьбы невиданной в веках…Века он стережет гробницу,Недвижен мантии узор,И металлическую птицуВо мгле не различает взор.И грохот пушек арсеналаНе нарушает сон эпох, —Он не расслышит у каналаОрудия тяжелый вздох;Он в небе не увидит боя…Еще намеченный удар —И в волны тихого прибояВоздушный падает корсар…Но чуждый бою за каналомКреста не двинет он рукой,И над усопшим кардиналомНедвижен мертвенный покой…II.Вы, сочетавшие в сердцеХитрость, отвагу и пыл, —Я постучался у дверцыВаших гранитных могил…В склепы купца и вельможиПусть возвращаются сны, —Слышите, мертвые дожи,Трубы великой войны?..Воин, епископ и герцог…Вспыхнуло пламя зарниц, —Внуки стучатся у дверцыВаших гранитных гробниц…Венеция
Вуаль от бешеных москитов,Улыбка, утомленный рот,О, милая… Любовь не скрыта,И сколько юношей убитоУ ваших бронзовых ворот…Лепные окна над каналом,К воде склоненные столбы,Как грустно вам с лицом усталымБродить по опустевшим заламИ слушать оклики судьбы…Уже витрины антикваровГрустят по книгам и гербамИ вечер заревом пожаровОт фонарей кафе и баровНисходит к бронзовым гробам…Иван Новиков
Монастырь в Венеции
О, как тих монастырь,Как спокойна широкая паперть!Заросший зеленый пустырь,А она бела, как скатерть.И монахини к ранней обеднеКак темные на ней, четкие четки;И одна всегда идет последнейИ медлит, медлит у чугунной решетки.Подошла; прильнула; застыла.Или все томит неутомный грех?Или ничего сестра еще не забыла?Или просто она моложе всех?Кто знает! Разве лишь ты, одинокая келья,Ты, молчаливый и ветхий псалтырь!Отзвенело земное веселье,Звонит – монастырь.ВенецияВенецианский бокал
Цявловским
Картины, полки, книги, книги…И всюду запечатленыСобытья, лица, даты, миги:Миниатюры старины.Но вот на волнах корректуры —И золот и закатно-ал(С улыбкою глядят авгуры!)Блеснул Венеции бокал.Он прост и ясен, и прозрачен,Ко влаге жаден, влагой щедр,И вязью кружевной охвачен,Как пеною вскипевших недр.Недаром днем и ночью каждойЗдесь выплывают кружева:Знать в утоленье страстной жажды —Вот старина: как сон жива!И вéка вдруг – как не бывало,Все живо явью давних дней:В лучах заветного бокалаКак стало все видней, родней!Любовь, поэзия и слава —Не тень ли Пушкина меж нас?И голос дрогнул у Мстислава,И ночи плыл безмолвный час…Душа забвения искала —И сжала трепетно рукаВенецианского бокалаЧуть отпотевшие бока.8 мая 1935 г., М<осква>Ирина Одоевцева
«Ни дни, ни часы, а столетья…»
Ни дни, ни часы, а столетьяВ разлуке дотла сгорев…И вот наконец Венеция,Дворцы и Крылатый лев.Стеклянные воды канала,Голубизна голубей.Ты плакала: – «Мне этого мало.Убей меня лучше. Убей!..»Казалось, что даже и смертьюНичем уж тебе не помочь.Не в первую, нет, а в третьюВенецианскую ночь…– Послушай, поедем в Венецию!..Владимир Орлов
Венеция
1. Воспоминание о первом утреВдруг колокол – и все уяснено…ФетКаких еще мне ждать подарков,Когда надежд давно вобрез,Средь дряхлых мраморов Сан-Марко,Где бродят тени догаресс?Покуда жив, не позабуду:Из незапамятных временДошел ко мне, подобно чуду,Колоколов хрустальный звон.Из мглы с отливом перламутраОн все призывнее звучал…Кончалась ночь. Рождалось утро.Гондолы бились о причал.И я нашел… В подземном храме,Мерцая пурпуром шелков,Молились, сидя пред дарами,Двенадцать дряхлых стариков.2. ПрощаниеВосемь лет в Венеции я не был…БунинНет, не восемь, а уже двенадцать!Только время снова расставаться —И теперь, конечно, навсегда…Провожает перезвон хрустальный,Облетает первоцвет миндальный,Плещется зеленая вода.Что ж, пройтись в последний по Скьявони,Отыскать дорогу к Коллеони,Улочек распутывая сеть,Поглядеть на купола Сан-Марко,Молча постоять возле тетрархов,Под конец у «Гарри» посидеть…Сам не знаю, по какой причинеЗагостился я у графа Чини,А пора, давно пора назад —Из волшебной сказки венецейскойВ задремавший под водой летейской,Грозно замолчавший Ленинград.Алексей Охрименко
Отелло
Венецианский мавр ОтеллоОдин домишко посещал,Шекспир узнал про это делоИ водевильчик накропал.Да, посещал он тот домишко,А кто не знает почему,То почитать Шекспира книжкуМы посоветуем ему.Девчонку звали Дездемона,Собой, что белая луна,На генеральские погоныАх, соблазнилася она.Он вел с ней часто разговоры,Бедняга мавр лишился сна,Все отдал бы за ласки, взоры,Лишь им владела бы она!Сказала раз она стыдливо,Ах, это было ей к лицу:«Hе упрекай несправедливо,Скажи всю правду ты отцу…»Папаша – дож венецианский —Большой любитель был пожрать,Любил папаша сыр голландскийМосковским пивом запивать.Любил он спеть романс цыганский,Свой, компанейский парень был,Но только дож венецианскийПроклятых мавров не любил.А не любил он их законно —Ведь мавр на дьявола похож,И увлеченье ДездемоныЕму что в сердце финский нож!Но убедил Отелло дожа,Что мавр отнюдь не Асмодей,И дал добро на брак вельможа,И стало все как у людей.Оно бы так, но подчиненныйОтелло – Яшка-лейтенантНа горе бедной ДездемоныБыл страшно вредный интригант.Исчез платок! Обман и драма!Подвоха мавр не уловил,И, не считаясь с тем, что дама,Он Дездемону удавил.Кончиной потрясен супруги,Вошел Отелло в жуткий раж —Всех перебил, кто был в округе,А под конец пырнул себя ж!Пусть поступил Отелло смелоИли трусливо – вам судить,Hо мавр – он сделал свое дело,А значит, может уходить…Девки, девки, взгляд кидайтеСвово дале носа выИ никому не доверяйтеСвои платочки носовы!Николай Павлов
«Слышишь, играет виола…»
Слышишь, играет виолаГрустный, до боли мотив?Плавно скользнула гондола– В узкий пролив.Слышишь, звенят мандолины?Давит величьем портал…Вкован в немые теснины– Мутный канал.Близится лоно лагуны…Строги громады дворцов.Сердца откликнулись струны– Песней без слов.О, эти тайные ласки,Страсть, и любовь, и обман!..Чудился в тающих красках– Тициан…Валентин Парнах
«Иду в улыбки и в толпу беспечных…»
Иду в улыбки и в толпу беспечных,Когда на площади оркестр и тьма.Цепляется за пуговицы встречныхВенецианских шалей бахрома.Но волн хочу. О ветр и мол,И столкновения гондол!1913 г.«Аравитянки иль индуски…»
Аравитянки иль индускиО смуглые цвета,Лица родимый очерк узкийИ дикие уста!Легчайших кружев плеск, белея,К ее руке приник.Ей нежно открывает шеюКастильский воротник.Вот ночью черной и веселойНа вековом молуОна стоит перед гондолой,Чтоб долго плыть во мглу.Венеция и бред Востока,И музык древний часИсторгли жадно и жестокоМой стон по Вас!1913–1917 гг.София Парнок
«Я не люблю церквей, где зодчий…»
Я не люблю церквей, где зодчийСлышнее Бога говорит,Где гений в споре с волей ОтчейВ ней не затерян, с ней не слит.Где человечий дух тщеславныйКак бы возносится над ней, —Мне византийский купол плавныйКолючей готики родней.Собор Миланский! Мне чужаяКраса! – Дивлюсь ему и я. —Он, точно небу угрожая,Свои вздымает острия.Но оттого ли, что так мирноСияет небо, он – как крик?Под небом, мудростью надмирной,Он суетливо так велик.Вы, башни! В высоте орлинойМятежным духом взнесены,Как мысли вы, когда единойОни не объединены!И вот другой собор… Был смуглыйЗакат и желтоват и ал,Когда впервые очерк круглыйМне куполов твоих предстал.Как упоительно неяркоНа плавном небе, плавный, тыБлеснул мне, благостный Сан-Марко,Подъемля тонкие кресты!Ложился, как налет загара,На мрамор твой – закатный свет…Мне думалось: какою чаройОдушевлен ты и согрет?Что есть в тебе, что инокинейГотова я пред Богом пасть?– Господней воли плавность линийСвятую знаменует власть.Пять куполов твоих – как волны…Их плавной силой поднята,Душа моя, как кубок полный,До края Богом налита.Борис Пастернак
Piazza S. Marco
Я лежу с моей жизнью неслышною,С облаками, которых не смять.Море встало и вышло, как мать,Колыбельная чья – уже лишняя.Потому что водою вдовицПриоделися рифы и россыпи.Говор дна – это скрип половицПод его похоронною поступью.В серый месяц, как в старые латы,Не вмещается лай собак,Отекают туманом телята,И уходит в степь рыбак.О какой он рослый в спореС облаками. Как – он рослый?Вскоре ты услышишь: мореПеревесят его весла.Венеция <редакция 1913 г.>
А. Л. Ш.
Я был разбужен спозаранкуБряцаньем мутного стекла.Повисло сонною стоянкой,Безлюдье висло от весла.Висел созвучьем СкорпионаТрезубец вымерших гитар,Еще морского небосклонаЧадяший не касался шар;В краях, подвластных зодиакам,Был громко одинок аккорд.Трехжалым не встревожен знаком,Вершил свои туманы порт.Земля когда-то оторвалась,Дворцов развернутых тесьма,Планетой всплыли арсеналы,Планетой понеслись дома.И тайну бытия без корняПостиг я в час рожденья дня:Очам и снам моим просторнейСновать в туманах без меня.И пеной бешеных цветений,И пеною взбешенных мордСрывался в брезжущие тениРуки не ведавший аккорд.Венеция <редакция 1928 г.>
Я был разбужен спозаранкуЩелчком оконного стекла.Размокшей каменной баранкойВ воде Венеция плыла.Все было тихо, и, однако,Во сне я слышал крик, и онПодобьем смолкнувшего знакаЕще тревожил небосклон.Он вис трезубцем скорпионаНад гладью стихших мандолинИ женщиною оскорбленной,Быть может, издан был вдали.Теперь он стих и черной вилкойТорчал по черенок во мгле.Большой канал с косой ухмылкойОглядывался, как беглец.Туда, голодные, противясь,Шли волны, шлендая с тоски,И гóндолы[570] рубили привязь,Точа о пристань тесаки.Вдали за лодочной стоянкойВ остатках сна рождалась явь.Венеция венецианкойБросалась с набережных вплавь.1913–1928 гг.Петр Перцов
Венеция
Ты дорог мне, реликвия святая,Крылатый лев на мраморном столбе!О, сколько раз, на севере мечтая,Венеция, вздыхал я о тебе!Твоя краса, твоя печаль немая,Твоя покорность тихая судьбе,Весь жребий твой в изменчивой борьбе, —Весь этот сон и блеск былого рая.Твоих дворцов узорных вереница,Твоих каналов черных тишина,Где тайною, как тень, окружена,Скользит гондола, легкая как птица, —Еще ты вся бессмертных чар полна,Бессмертного волшебная гробница.Венеция. Дворец дожей ночью
В этой мраморной аллее,В арках стройного окна,Ночью лунной реют феи,Веют духи-чародеи,Чарованье веет сна.И за ним в немые сениЧудной жизни входит строй —Чей-то призрак, чьи-то тениНа широкие ступениПодымаются толпой.Веют перья, блещут латыВ смутных месяца лучах…Чей убор мелькнул богатый,Чей мерцает пурпур смятыйВ этих сумрачных рядах?То ли дож с своею свитой,Дож Венеции былой —Он, веками позабытый,Он, легендою повитый,Входит снова в город свой?И чертог его старинныйОжиданием объят…Снова шумен двор пустынный,Снова ожил портик длинныйПочернелых колоннад.Веют перья, блещут латы,В глубине горят огни…Чей-то шлем сверкнул крылатый,И пылает пурпур смятыйВ убегающей тени.1897 г.Дмитрий Петровский
Венеция в природе
Мариечке
То, что вверху, то и внизу.
ЛеонардоI.Каждый вечер, дышавший прохладой,Нес я лестницею сады, —Ставил, лез и метал синий факелДискоболом первой звезды.И первому шагу в прохладеКидал под ноги ночи цветы,Палисадник в бежавших оградахКидал недр ископаемых синь.И, в кобальт погружая стопы,Ослеплялись песками пустынь,И, во сне раскачавшись, кустыЦеловали укусом босых.За миражем зажмурясь мечты,Умирали как те без воды,Замирали во влаге следы,Замирали в пространстве весы и часы,Как в укусе змеи ослы (по ночам)На распятьях слоновой костиЗамирали Христы…Все в мерцаньи в пробеге звездыОстанавливалось, светясь…И листы, что возжаждав росы,Лепетали «Или, или»И качалисьВ них отражалисьКак в мираже прудыВ опрокинутой чаше землиВесь сводчатый мирЗеркалами сменялись, летятИ взгляды сошлись как бойцыВ рукопашной схватясьИ бились и билисьИ долго волною война шла на башне.—И башни дыбилисьИ падали в чащу ночного каналаКачалась вода, шлаИ лестницей сада несла через чашу оградыВершины и их окунала в каналыГондолой и дальшеИ пальмы и мальвы и пихты и сосныКак галлюцинанты,Как в трансе – в каналеИ были балластомБелые сальные плошки иллюминацийВ себя окунавшие ночь иИх пламя лизавшая ночьГлядела им в очиКак галлюцинантка.И в головокруженьи туда жеВ блестящий катилась канал…Дискобол запускал синий факелВ лазурную чашуЗвезды и смеялсяСмеялся сам Бог довольный,И в сон придвигалКанцоною сосен и пальмСам венцом и венцами венцовИ пел.Венцы и венцы.О венцов и вверху и внизуБез конца: мы в пловучем лесу,Мы в Венеции ночи и мачтПлывем и весло не мутитИ веслаИ не будит и мель и кильМелка ведь во сне синева.Это – звезды мелькают,Рукой достаю в них поуды.Нестор Петровский
Pax Tibi Marce!
Прощай, Венеция гнилая!В последний раз передо мной,На сотню верст, благоухая,Ты блещешь «сказочной» красой!К тебе стремился я издавна;Ты в дивном блеске снилась мне,И в красоте самодержавной,И в неприступной вышине…И день настал… и рок безбожный,Неутомимый реалист,Умчал навек тот призрак ложный,Как вихрь уносит желтый лист.Там, где по лживому ученью,Искусство, роскошь, вкус царят —Повсюду мерзость запустеньяВстречает изумленный взгляд.Где жил художник, к славе пылкой,Велик, и сердцем, и умом —Корпят бездарные «мазилки»Над загрязненным полотном.Там, где великие маэстроГармонией ласкали слух, —Теперь военные оркестрыПленяют маршем швабский дух.Где ослепляя зренье блеском,Сверкали мрамор и гранит —Теперь, под грязным арабеском,Кирпич ободранный торчит.Где прежде расписные флагиСмотрели в зеркало волны —Теперь над лужей грязной влагиВисят дырявые штаны.Прощай же, чудо отставное!Заросши тиною и мхом,Лежа в торжественном покое,Во сне мечтая о былом.И пусть малюют нам маралы,Пусть воспевают нам певцыТвои вонючие каналы,Твои облезлые дворцы —В серьезность этих увлеченийЯ – скептик – верить не могуИ из лагун, без сожаленийВ курьерском поезде бегу.Июнь 1900 г.