Бремя версий

Быстренько утвердив график грядущих дежурств, руководитель отдела Сорокин объявил несколько свежих приказов по следственному управлению и, запустив по кругу журнал, чтобы каждый расписался в ознакомлении с ними, потянулся через весь стол за списком расследуемых дел. Все вздохнули. Начиналась наиболее волнующая часть еженедельного марлезонского балета.

– Угу. Следователь Величко. У тебя в этом месяце на завершение идут два дела. Так? – водя пальцем по строчкам списка, отметил Сорокин и строго спросил, – ну как, справишься?

Петя Величко обречённо подтвердил, что задачу осилит. Все понимали, что Пете это будет стоить нескольких вечеров, а то и ночей работы, но деваться было некуда. Все ходили под одним Богом. Из-за большого количества уголовных дел нагрузка каждый месяц росла, а требования к качеству расследования только ужесточались.

– Ладно, теперь Белов. У вас, Иван Иванович, на окончании одно дело, – скороговоркой произнёс Сорокин, зная, что уж старые кадры не подведут.

Белов степенно подтвердил, что, точно, старые не подведут.

– Хорошо. Следователь Климов! Не вижу от тебя ходатайства в суд о продлении срока содержания твоей обвиняемой по убийству под стражей. Имей в виду – в четверг крайний срок, – предостерёг Сорокин.

– Я помню, но решил, что в этом нет необходимости, – решительно заявил Игорь.

– У тебя, я вижу, какие-то новые фокусы, – вспылил Сорокин.

Все шушуканья в кабинете разом смолкли, и повисла напряжённая тишина. Если сейчас Игоря отстранят от расследования, то дело повесят на кого-то из присутствующих.

Сорокин это понял и решил отсрочить казнь.

– Отдельно обсудим, оставайся после совещания, Климов. И вы, Иван Иванович, задержитесь, – распорядился он.

Когда все разошлись по рабочим местам, Сорокин жестом пригласил Климова и Белова пересесть поближе к нему и вопросительно посмотрел на Игоря.

– Я как раз собирался вам докладывать, – начал Игорь, – объективно подтверждается, что обвиняемая находилась в состоянии необходимой обороны. Тот, кто оказался жертвой, судя по характеризующим материалам, дважды осуждён. В первый раз за убийство жены, во второй раз за причинение тяжких телесных повреждений второй жене. В обоих приговорах отмечено, что он сначала угрожал, затем избивал, и, в конце-концов, брался за нож. В первом случае летальный исход, во втором – врачи спасли женщину, проведя несколько операций. Мотив преступлений один – неспровоцированная ревность, как и в нашем случае. Орудие преступления во всех случаях одинаковое – нож. Если бы обвиняемая не защищалась, то со стопроцентной гарантией мы осматривали бы её труп. Свидетели, которых я допросил, подтвердили показания обвиняемой о характере их отношений с убитым, но прямых очевидцев убийства не было. В собранных по делу объективных доказательствах, таких как результаты экспертиз и данные осмотров, никаких противоречий нет. Версия об имевшей место необходимой обороне является основной и ни ничем не опровергается. Поэтому я одним днём хочу принять два решения: об освобождении обвиняемой из-под стражи и о прекращении уголовного дела с признанием в её действиях состояния необходимой обороны.

– Лихо ты во всём разобрался, ничего не скажешь, – покачал головой Сорокин, – а ты понимаешь, какая буча поднимется? То арестовываем, то освобождаем. Весь город на ушах стоит. Куда ты расчленение трупа денешь? Ладно бы просто убила, пришла и созналась. Это одно дело. Но у тебя она и труп покрошила, и следы крови уничтожила, и одежду сожгла. При таком раскладе, если сделать, как ты предлагаешь, сразу жди проверку из управления. А уж эти какие-нибудь косяки в деле отыщут, они на это мастера. Это ведь не преступления раскрывать и расследовать. А результат будет тот, что твое решение отменят, дело отдадут другому следователю, а тебе и мне отвесят по взысканию. И это за рядовое по доказухе дело.

– Разрешите мне умное слово сказать, – вмешался в разговор Белов, – ты, Игорь, ещё раз подумай. Может быть правильнее квалифицировать её действия как убийство при превышении пределов необходимой обороны? Она-то, ведь, не знала о том, что он первую жену убил, а вторую покалечил. И никто в Калашине этого не знал, пока ты старые приговоры в архивах не раскопал. Было ли соразмерным её сопротивление? Может, погрози она топором, он бы и убежал? Да и все её последующие действия вполне осознанные, даже стоит сказать: продуманные. Ведь никто этого убийства сразу и не заметил. Если сделать так, как я предлагаю, то и овцы будут целы, и волки сыты. Она наказание получит минимальное, ведь суд её явку с повинной учтёт, да и статья за убийство при превышении необходимой обороны в своей санкции очень мягкая, и никому из отдела отдуваться не придется ни перед управлением, ни перед общественностью. Да и по-житейски, должна же она хоть как-то ответить за труп любовника? А, Игорь?

– Ничего она никому не должна, – возразил Игорь, – конечно, к ней в черепную коробку не влезешь и мысли не прочитаешь. Но пришла она сама, хотя могла и не приходить. А ведь, понимала, что мы её сразу посадим. То, что труп, как здесь сказано, покрошила и новыми обоями кровь на стенках замаскировала, тоже объясняется. Не хотела она в праздник такое на детей обрушить. Чувствует она перед ними вину. И за то, что сошлась с таким уродом, и за то, что его убила. Дети, хоть они уже почти взрослые, для неё всё равно дети, и никого родных у них больше нет. Поэтому она и тянула с явкой с поличным, сколько могла, понимала, что после её признания на них все будут пальцами тыкать. Но это лирика. Главное, что мы должны оценить: была ли реальная угроза её жизни? Была. Его нож изъят. Личность убитого установлена и доказано, что он способен на такие характерные преступления. Значит, имела она право себя защищать любым доступным способом. А мотивы расчленения трупа и уничтожения следов я уже обозначил.

– Ишь ты, он «обозначил», – раздражённо перебил Сорокин, – раз тебе всё ясно, как Божий день, что же до сегодняшнего совещания ты дело не прекратил и её не выпустил?

– Экспертиза генетическая пока не завершена. На днях обещали доделать. Это необходимо, чтобы сомнений не оставалось, кому принадлежат части трупа, и действительно ли он кровный родственник потерпевшему, – ответил Игорь и, улыбнувшись, добавил, – а потом, я ведь ходатайство о её аресте в суд направлял с вашего согласия, вот и отменять эту меру пресечения по закону должен с вашего согласия.

– Про закон он вспомнил! – окончательно вышел из себя Сорокин, – не получишь ты моего согласия на такие фокусы. Всё, свободен! И вы ступайте, Иван Иванович и потолкуйте ещё с вашим ученичком, а то он совсем от рук отбился.

Следователи вышли от начальства и молча направились в кабинет Белова, чтобы спокойно в подробностях обсудить все обстоятельства дела и выработать возможные варианты юридической оценки содеянного. Белов сразу принялся заваривать чаёк для придания дискуссии более конструктивного течения. Но и под освежающий и бодрящий напиток, осторожные увещевания Белова ничем не увенчались. Игорь упорствовал и, как он выразился, на компромисс с совестью, идти не собирался.

– Ну что тут поделаешь, – развёл руками Белов, – делай, как знаешь, но будь готов к неприятностям. Ещё раз взвесь, стоит ли овчинка выделки. Молодой задор не во всех случаях хорош.

– Знаете, Иван Иванович, не хочу против совести поступать, – возразил Игорь, – ни в молодости, ни в старости.

– Ты давай без намёков, пацанёнок ещё. Знай край, да не падай! – осерчал Белов, – дуй отсюда, делами лучше займись!

21

На третий день после этого разговора на рабочий стол следователя Климова легло заключение судебно-медицинской генетической экспертизы. Объёмистый конверт вскрыли ещё при регистрации в канцелярии, но Игорь почувствовал, что ему нужно собраться с духом, чтобы отогнуть неровно оторванный край грубой бумаги, вытащить на белый свет и начать читать экспертное заключение.

Оснований для беспокойства, казалось бы, не могло быть. Но опасение, что сложившая картинка событий может враз развалиться, подспудно сидело в его сознании. Он на собственном опыте знал, как это бывает. Один маленький, но неубиваемый факт легко рушит всю следственную конструкцию, которую возводили несколько месяцев. И такой сюрприз мог содержаться в бесстрастных выводах экспертизы.

Игорь пересилил себя, рывком вытащил прошитые и опечатанные листы и начал пробегать глазами текст. Так: эксперты такие-то, с таким-то стажем, на основании постановления следователя Климова, провели по уголовному делу номер такой-то, исследование в целях молекулярно-генетической идентификации представленных на экспертизу биологических объектов. Это всё понятно, вот основное: принадлежат ли части трупа мужчине? Ответ – да! Являются ли части трупа останками одного и того же человека? Опять, да! Теперь далее: изучив представленные на экспертизу биологические материалы – кровь во флаконе (пакет № 1) и кровь на марлевом тампоне (пакет № 2) эксперт приходит к выводу, что лицо, признанное по делу потерпевшим, состоит в биологическом (генетическом) родстве с убитым с вероятностью 96,6 %.

– Фу-у, – Игорь откинулся на стуле и вытер ладонью взмокший лоб. Отпали сомнения. Не было ошибки в его рассуждениях.

Но оставалась основная работа – юридически грамотно и с чётким изложением доказательств составить текст постановления о прекращении уголовного дела. Торопиться в таком деле нельзя. Нужно учитывать, сколько негативно настроенных должностных лиц этот документ будет изучать с целью отмены. Не дать им для этого ни единого формального повода – задача не для слабаков.

Сразу кинуться к компьютерной клавиатуре Игорь себе не позволил. Продумать структуру и доводы постановления требовалось тщательно. Для того чтобы мысли пришли в равновесие, Игорь принялся за рутинное, но хорошо успокаивающее занятие – подшивку материалов дела.

Получилось два стандартных тома. И опять он не сел за постановление, а, заточив простой карандаш, начал аккуратно нумеровать листы дела.

К окончанию этой части работы он уже мысленно вчерне наметил основные блоки текста будущего документа. Но опять не стал торопиться и занялся составлением описей для первого и второго тома.

Когда и эта отсрочка себя исчерпала, он пришил к томам обложки, и, отложив дело в сторону, просто посидел, сосредотачиваясь.

Составление постановления заняло все время до конца рабочего дня. Игорь, формулируя свои мысли, старательно подбирая слова, составлял предложения, делал в скобках ссылки на тома и листы уголовного дела, стремясь придать всему тексту единую нерушимую логику.

Пробежав глазами текст, он убедился, что на первый взгляд, вроде бы, получилось. Все концы сошлись. Но окончательную доработку он решил отложить до утра, чтобы на свежую голову ещё раз оценить написанное.

Решив разом покончить с остальными вопросами, Игорь засиделся на работе допоздна, но написал ещё одно постановление – об отмене меры пресечения в виде содержания под стражей. Этот документ естественно вышел покороче. Но одной подписи Игоря для придания ему юридической силы было недостаточно. В правом верхнем углу первой страницы должен теперь расписаться руководитель Калашинского следственного отдела Сорокин В.И., подтверждая, что он согласен с отменой ареста, и заверить свою подпись круглой синей печатью с распластанным на ней от частого применения двуглавым орлом.

Памятуя его обещание такое постановление не подписывать, Игорь запланировал начать осаду сорокинского кабинета с завтрашнего дня, когда можно будет разом положить на стол сформированное дело и оба постановления.

С утра Игорь перечитал написанное накануне, нашел и исправил несколько опечаток, и отнёс уголовное дело Сорокину. Они сухо поздоровались, Игорь ничего не объяснял, а Сорокин не спрашивал. Придвинул поближе к себе оба тома для прочтения и жестом отпустил Игоря.

Игорь пришел к себе в кабинет и стал терпеливо ожидать, какая реакция последует. Никаких сигналов со второго этажа долго не поступало. Это означало одно – Сорокин читает дело.Часа через два, Игорь, якобы для

разминки, поднялся на второй этаж и прогулялся мимо приёмной Сорокина. Его новенькая секретарша, заметив Игоря, заявила, что руководитель отдела занят и все намеченные встречи перенёс на вечер. Уже на лестнице Игорь столкнулся с поднимающимся Беловым. Они поприветствовали друг друга и разминулись. Белов, вероятнее всего, шёл по вызову Сорокина, чтобы совместно почитать материалы дела и ещё раз обсудить возможность его прекращения. Прошли очередные два часа. Игорь ещё раз пошёл к приёмной Сорокина и там узнал, что Сорокин зачем-то уехал к Калашинскому межрайонному прокурору. Ничего не оставалось, как вернуться к себе и ждать результатов этих консультаций.

Только в пятом часу ему позвонили из канцелярии и попросили забрать дело. С тяжелым сердцем Игорь поплёлся за ним, ожидая неприятностей. Но постановление об освобождении обвиняемой из-под стражи оказалось подписано Сорокиным и, как положено, украшено печатью следственного отдела.

Обратно в кабинет он бежал бегом, зажав подмышкой оба своих тома. Нужно было успеть сегодня же передать постановление в следственный изолятор, чтобы там смогли до конца рабочего дня оформить документы об освобождении и выпустить бывшую обвиняемую.

До следственного изолятора, или тюрьмы, как она всегда и при всех властях называлась, ехать предстояло не очень долго. Примерно с километр от окраины Калашина. Старые кирпичные стены тюрьмы с башенками по углам доживали уже второе столетие. По устным городским преданиям выстроить каменный острог повелела чуть ли не сама Екатерина Великая. Конечно, это были враки. Строилось всё в середине девятнадцатого века, но дух истории в сводчатых коридорах узилища явно витал. Правда, присутствовал и обычный тюремный дух, который ни с чем не спутаешь, потому, что во всех местах лишения свободы он одинаковый. Кто бывал, тот знает, кто не нюхивал – тому не сразу и объяснишь. Да и не надо.

Кроме запахов, для подобных учреждений существовал и единый цвет – серый. Назывался он, правда, на украинский манер «шаровый», но это дело не меняло и все двери, стены и решётки были вымазаны одинаковой краской в несколько слоёв.

По этим слоям, как по годовым кольцам деревьев, наверное, можно было вести свою хронологию. Эти – самые глубинные, окаменели ещё при «угнетателях» царях, эти – при «освободителях» большевиках, а уж самые свежие, к которым ещё местами липли руки, легли на решётки в современную эпоху.

Игорь, по долгу службы бывавший в этом заведении десятки раз, покорно следуя инструкциям, миновал анфиладу «шлюзов», которые от обычных анфилад отличались тем, что открыть следующую тяжёлую дверь ты мог только тогда, когда за твоей спиной наглухо запиралась предыдущая.

Попав в помещение дежурного, Игорь протянул ему нужные бумаги и попросил:

– Это в спецчасть передайте на освобождение. Мне надо с ней сначала пообщаться, права разъяснить, поэтому выведите её ко мне поскорее.

В дежурке между тем ожидалось заступление новой смены, и появление Игоря в такой ответственный для внутренней жизни следственного изолятора момент расценивалось как нежелательное. Игорь это понимал, но знал, что он следователь «родной», калашинский, а не залётный, из другого района, поэтому и на первоочередное обслуживание может вполне рассчитывать.

Его проводили в кабинет для следователей и оставили дожидаться. По дороге, в узком коридоре, пришлось буквально переступать через моющих к началу новой смены полы женщин из числа следственно-арестованных.

Долго его ожидание не продлилось, через минуту нужную подследственную ему доставили, оказалось, что она была в числе мойщиц полов, и идти за ней в женский корпус изолятора не пришлось.

Она присела на краешек привинченного к полу табурета, сгорбившись и сложив на коленях руки с набухшими от работы венами. Голову женщина наклонила, и Игорю оставались видны только округлый подбородок и курносый нос. Остальное заслонял сбившийся вперёд серый платок.

Прошло несколько минут, и Игорь решил прервать молчание. Чтобы привлечь её внимание он, по возможности, неказённо сказал:

– Зинаида Васильевна, здравствуйте.

Она отреагировала на приветствие и подняла голову. Её раскрасневшееся полное лицо красивым назвать было нельзя, но глаза, казавшиеся сейчас, при тусклом электроосвещении, серыми, заиграв в солнечных лучах, могли бы его преобразить.

– Здравствуйте, Игорь Николаевич, – тихим голосом произнесла она, – что будете дело в суд передавать?

– Нет, я по другому поводу. Завершены все назначенные по уголовному делу экспертизы. Я попрошу их прочитать и расписаться в том, что вы с заключениями ознакомлены.

–Да, что там читать. Давайте, я, где нужно, распишусь, – равнодушно сказала она.

– И ещё, Зинаида Васильевна, я, расследуя дело, пришёл к выводу, что вы, защищаясь, находились в состоянии необходимой обороны, поэтому я принял решение о прекращении в отношении вас уголовного дела за отсутствием в ваших действиях состава преступления. Вы имеете право на реабилитацию, в том числе на материальную компенсацию. Внимательно прочитайте, что вот здесь написано, и подпишите.

Она выслушала молча, как бы ещё не веря услышанному, и начала читать бумаги, протянутые Игорем. Чтение затянулось. Игорь видел, что из-за волнения смысл написанного до неё не доходит, и она то и дело возвращается глазами к уже прочитанным строчкам.

С такими темпами процедура могла длиться долго, а время поджимало.

– Давайте, я прочту вслух, – предложил он.

Она согласно кивнула и протянула ему постановление.

Игорь читал быстро, тщательно выговаривая слова, и всё время поглядывал на свою, теперь бывшую, подследственную.

Сначала она сидела неподвижно, потом как-то встрепенулась и её лицо, оживившееся от нахлынувших эмоций, раскраснелось ещё сильнее. Казалось, она просыпается после долгого, полного кошмаров, сна.

– Вам всё понятно? – решил уточнить Игорь.

Она вновь просто кивнула головой, ничего не произнеся.

– Документы о вашем освобождении я отдал администрации следственного изолятора. Сейчас вы пойдёте домой. Вот ваш паспорт и ключи от квартиры. Если будут какие-нибудь трудности с работой, или вообще просто вопросы, не стесняйтесь и обращайтесь ко мне. Вам понятно?

– Понятно. Но я сейчас уходить не могу, я ещё полы не домыла, – неожиданно возразила она.

Игорь аж поперхнулся:

– Какие тут, на фиг, полы! Домой дуйте, чтоб пятки сверкали! Полы она не домыла. Кому рассказать – не поверят!

Игорь решительно поднялся с места, взял опешившую Зинаиду Васильевну за рукав, и повёл прямо к дежурному.

В коридоре распрямившиеся на звук их шагов поломойки провожали странную пару удивлёнными взглядами.

22

Всё чаще стали задувать теплые ветерочки. Сугробы осели и потеряли безупречный белый цвет. У южных стен домов появились проталины и неудержимо расползались вширь день ото дня. Сам воздух, напитавшись влагой, казался осязаемым. Весна была не за горами.

У старшего следователя Климова предаваться фенологическим наблюдениям времени не было. Ему дополнительно передали одно из дел, с которыми не управился в срок следователь Величко. Приходилось вникать в чужие материалы, и кое-что переделывать по-своему.

Он, составляя собственный план расследования, погрузился в чтение протоколов допросов свидетелей и на отдельном листе помечал, что и у кого необходимо спросить для установления полной картины преступления, когда по телефону позвонил Сорокин:

– Привет, Игорь, чем занят? Дело изучаешь? Молодца! Тут из управления позвонили, у них жалоба, адресованная президенту страны, от потерпевшего по делу об убийстве с расчленением, которое ты прекратил. Велено тебе завтра с утра быть у них в отделе процессуального контроля со всеми материалами и объяснением. Понял?

– Понял! – отозвался Игорь, при этом также понимая, что весь намеченный ранее график придётся перекраивать и обзванивать уже вызванных на допросы людей, чтобы зря не приезжали.

– Радости в голосе совсем не слышу, – съязвил Сорокин, – где же твоя убеждённость в собственной правоте? Вот им там и доложишь свои доводы. Посмотрим, что скажут наимудрейшие. Не забудь мне потом позвонить, порадовать.

Дело, о котором шла речь, Игорь пока хранил в своём сейфе, не сдавая в общий архив. Как чувствовал, что скоро дёрнут «на ковёр». Никаких объяснений он писать не собирался, считая это излишним, поскольку все возможные резоны изложил в постановлении о прекращении дела. А вот сопроводительное письмо с точным указанием томов и листов дела в них он заготовил.

Решив, что одним днём предстоящие разборки могут не ограничиться, он позвонил в Москву Марине и предупредил, что завтра к вечеру приедет. Марина обрадовалась такой оказии, что было слышно по голосу, и у Игоря потеплело на сердце.

К девяти утра Игорь уже стоял в следственном управлении у дверей кабинета с номером 113. Цифра «13» ему с детства доверия не внушала, и он всегда ждал от неё подвоха. Но пока дверь была заперта.

В длинном коридоре время от времени появлялись спешащие на работу сотрудники. Игорь пытался наугад определить того, кто его вызвал, но давал промашку, за промашкой.

К двери с нужным номером под стук каблучков уверенно подошла невысокая щуплая девушка с распущенными светлыми волосами. В её руке был ключ с прикреплённой бирочкой. Девушка отрыла дверь и вошла в кабинет, не обращая внимания на Игоря. Он, для приличия, выждал несколько минут за закрытой перед самым его носом дверью, давая девушке время снять пуховик и привести себя в порядок.

Постучав и услышав «да», он вошел в кабинет и назвался.

– А, это не ко мне, – заявила девушка, на которой оказался форменный китель с погонами майора юстиции, – вам надо к моему сокамернику Богопольскому. Он скоро придет. Вы присядьте, подождите.

Игорь так и сделал, сняв куртку и сев на место посетителя у пустующего стола, который, как он догадался, и принадлежал вызвавшему его сотруднику.

Через несколько минут появился и сам хозяин стола, оправдывающимся тоном сообщая о жутких пробках. Это был высокий стройный парень одного возраста с Игорем. После рукопожатия и взаимного представления он предложил называть его Кириллом и, извинившись, привел себя в рабочее состояние, сняв и повесив в шкаф легкую дублёнку и пиджак. Оставшись в белоснежной рубашке с красным галстуком, он уселся за стол и посмотрел на Игоря, который выгружал из сумки два тома уголовного дела.

Игорь, глянув на Кирилла, поинтересовался:

– Мне, может быть, дело нужно в канцелярию сдать?

– Нет, я сам потом зарегистрирую, времени совсем нет, – остановил его Кирилл и улыбнулся, – потерпевший пишет, что преступление ты не раскрыл, убивала и расчленяла его брата целая шайка. А ты, чтобы их отмазать, всё свалил на чокнутую на сексуальной почве даму, которую за взятку и освободил. Как тебе сюжет?

– Как в кино, бред какой-то, – удивился широте фантазии жалобщика Игорь.

–Бред-то, бред. Но жалобёнку спустили из администрации президента, куда и докладывать о результатах её рассмотрения будем, – более серьёзным тоном сообщил Кирилл, – знаешь, Игорь, давай, чтобы мне всё дело не лопатить, ты расскажи, где наиболее проблемные точки, чтобы я сразу вник.

– На мой взгляд, таких точек нет, – пожал плечами Игорь.

– Ну, ладно, не хочешь говорить, твоё дело. А объяснение привёз, которое мы просили? – уточнил Кирилл.

– Объяснения нет. Все в постановлении написано, что я могу ещё объяснить? – сказал Игорь, глядя прямо в глаза Кириллу.

Выражение лица Кирилла изменилось и построжело.

– Чего-то вы там, в своём Калашине, недопоняли с Сорокиным, – недовольно протянул он, – ладно, можете быть свободным.

– Я прошу вас сделать отметку на копии сопроводительного письма, о том, что вы получили дело на руки, – тоже переходя на «вы» попросил Игорь.

Кирилл, не глядя на Игоря, нервно поставил на копии косую подпись и обозначил дату.

Игорь отвесил общий поклон и, прихватив куртку и сумку, отправился на свежий воздух. Было о чём подумать. При таком развороте событий ему нужно предупредить Марину, что не приедет, и срочно возвращаться в Калашин.

Стараясь не поддаваться нехорошим предчувствиям, Игорь остервенело принялся за работу. Его напор благотворно сказывался на ходе расследования, иногда за день удавалось сделать то, на что в обычном состоянии могла уйти неделя.

В пятницу к вечеру его вызвал к себе Сорокин. Игорь поднимался на второй этаж в кабинет руководителя отдела совершенно спокойно. Он знал, что разговор пойдет о прекращённом деле, но как-то внутренне перегорел и решил: будь, что будет.

У Сорокина его дожидались скромно сидевший в сторонке Белов и незнакомый в форме подполковника юстиции, который расположился во главе стола для совещаний.

Игорь представился и сел на предложенный стул.