Бремя версий

С работой всё обстояло вполне очевидно. Нужно подготовить и разослать все мыслимые запросы для установления характеризующих данных о личностях убитого и убийцы, допросить соседей по дому об их взаимоотношениях и, главное, постараться поточнее подтвердить личность погибшего. Если большую часть работы Игорь в состоянии выполнить сам, то для установления принадлежности обнаруженных следов крови и частей тела одному трупу нужно провести генетическую экспертизу. Если найдутся кровные родственники, то та же экспертиза докажет принадлежность останков конкретному лицу.

Придется поломать голову, как этих людей найти. Без помощи Куницына и возможностей уголовного розыска дело может затянуться. Информация о брате убитого очень уж куцая. Ни имени, ни адреса. Знаем только фамилию и отчество. Игорь решил не ограничиваться только письменным поручением оперативникам, но и лично переговорить с Куницыным, чтобы он взбодрил своих подчинённых.

Разговор с ним Игорь отложил на вечер, а сам, приехав в Калашинский следственный отдел, поднялся на второй этаж, чтобы доложить руководителю отдела Сорокину о ходе расследования.

В служебных хлопотах день пролетел незаметно. За окном стемнело. Игорь спохватился, что не предупредил Куницына, чтобы тот дождался его приезда. Но на звонок начальник уголовного розыска ответил сразу и заверил, что он на службе и ждёт Игоря, поскольку всё равно дежурит.

Теперь можно было и не очень торопиться.

В коридорах отдела полиции, несмотря на позднее время, было людно. Кого-то приводили и уводили. Кое-кого и в наручниках. Сотрудники с озабоченным видом сновали из кабинета в кабинет с листками служебных документов.

Игорь, постучав, вошёл в кабинет Куницына, но увидев, что тот не один, шагнул, было назад, чтобы подождать в коридоре.

– Заходи, заходи Игорёк, – весело окликнул его хозяин кабинета, – ты нам не помешаешь.

– Здравствуй, Евгений, может, я позже, – засомневался Игорь, которому не хотелось обсуждать свои вопросы при постороннем.

– Да мы уже заканчиваем, – успокоил Куницын, – вот, Игорь, познакомься с товарищем.

Игорь назвал себя и кивнул в знак приветствия мужчине средних лет, который, привстав со стула, представился:

– Майор Третельников.

Этот Третельников был в обычном гражданском костюме и свитере, и Игорь решил, что это какой-нибудь опер из соседнего района.

Хитрый Куницын, поняв ошибку Игоря и желая поинтриговать, спросил:

– Ты подумал, что это – мой коллега мент? Ну и ошибочка у тебя вышла. Майор-то он майор, но не полицейский, а армейский. Ничего тебе это не подсказывает?

– А должно? – не удержавшись, съехидничал Игорь, не любивший эти Женькины подначки.

– Ещё бы не должно. Кто у нас главный в районе по дедукции, если не ты?

– Известно, кто у нас главный по дедукции – мой шеф Сорокин, – парировал Игорь, – хочешь, спроси его сам на досуге.

– Нечего и спрашивать. Он чиновник, а следак ты. Разве не так? Ладно, даю ещё подсказку. Помнишь, обедали с тобой в кафешке, и один перец там в мундире рассекал?

– Конечно, помню. Ну и что? – удивился Игорь.

– А то, что мундир-то, вот этого товарища, – указал Куницын на Третельникова.

– Как же это так? – спросил Третельникова Игорь.

– Понимаете, товарищ следователь, был проездом в Москве. Знакомых навещал. Ну и переоделся в гражданское, чтобы внимание не привлекать. Когда на вокзале меня провожали, несколько бдительность утратил, вот чемодан с военной формой и украли. Хорошо ещё, что документы и деньги хранил при себе. Форму-то мне не так жалко, а вот награды никто по второму разу вручать не станет. Спасибо большое вашим ребятам, что помогли вора обнаружить и все медали вернуть.

– Да что там благодарить, это наша работа, – с притворной скромностью отозвался Куницын, – вас, товарищ майор, машина внизу ожидает. Отвезут как раз к отходу электрички в Москву.

Пожав им руки, майор отправился к машине, а Игорь вопросительно воззрился на Куницына.

Тот сначала делал вид, что взгляда не видит, а потом, рассмеявшись, пояснил:

– Когда мы моего «крестника» в геройской форме в кабаке с бабой увидели, я ещё подумал, вот бывает же. Смолоду воровал, а выпали в жизни испытания в какой-нибудь горячей точке и пожалуйста: стал героем. И тебе ещё, помнится, сдуру это сказал. Только начало меня, как старого опера, какое-то седьмое чувство точить и подталкивать. Проверь, да проверь. Ну, запросили по районным и линейным отделам полиции, не проходили ли по кражам военные шмотки. И на тебе, на Казанском вокзале в Москве такая регистрация была. Именно наш случай: майорский китель и точное описание наград. Короче, вор, он и есть вор: черного кобеля не отмоешь добела. Так мы этого майданщика прямо тёпленького на квартире той самой официантки, твоей антисанитарной подруги, и взяли. Как говорится, с поличным, и угол был при нём. Ну, как тебе?

– Лихо! Ты, прямо как Мегрэ, нутром зло чуешь, – уважительно согласился Игорь, – только как ты сказал? «Майданщик»? И при чём тут «угол»?

– Ну да, майданщик – это вор вокзальный. Их всегда так звали. А «угол» на блатной фене – это чемодан. Надо бы тебе уже это знать, борец с преступностью, – поиронизировал Куницын.

– Ладно тебе, гений сыска, победы победами, но предстоит ещё разок серьёзно поработать, – Игорь по-прежнему улыбался, но говорил уже вполне серьёзно.

Куницын это понял и настроился слушать. Задача найти не кровавого преступника, а просто брата убитого человека, тоже была не из лёгких. Полных данных нет. Где жил или живет – неизвестно.

– Ну, Игорь, ты загадки задаёшь. Боюсь, мы столько времени провошкаемся с поисками этого брата, что как раз до пенсии хватит, – стал отнекиваться Куницын, – может быть хоть что-то ещё известно?

– Всё, что знаю, рассказал, будет новая информация, доложу, – заверил Игорь, – давай подумаем, где концы можно найти.

– Теоретически по месту прописки, по домовой книге. Но этот убиенный столько раз женился и сидел, что вряд ли был прописан там же, где брат. Потом с чего ты взял, что брат родной? Может и двоюродный, и сводный, и какой хочешь, поэтому отчество не обязательно совпадёт, – пустился рассуждать Куницын, и вдруг сообразил, – есть, правда, одна ниточка. Нужен запрос в колонию, где он последний раз чалился. Её номер мы из справки о судимости знаем. Там в личном деле осуждённого будет отметка, если оставались родственные контакты на воле. Жена-то, которую он подрезал, вряд ли ему посылки слала и на свиданки ездила, поэтому кого-то ещё могли указать. Давай я попробую начальника полиции уговорить, чтобы запрос дали шифртелеграммой, так всё побыстрее будет, если повезёт. Ну, а упрётся шеф, тогда ты со своим Сорокиным подключишься. Идёт?

Игорю ничего не оставалось, и он согласился. Куницын, коротая дежурство, готов был общаться хоть до утра, но Игорь возразил, что ему нужно как следует выспаться, и поэтому пора домой.

Выйдя из полиции, Игорь запустил двигатель «Альмеры» и, давая ей прогреться, стал рассматривать звёздное небо. Сверкающий звёздами морозный небосклон в некоторых местах подпирали уходящие вертикально вверх столбы дыма. В засыпающем городке стояла полная тишина. Такой благодати в Москве не бывает. Игорю почему-то вспомнились случайно выученные в школе стихи Ломоносова: «Открылась бездна звёзд полна, звездам числа нет, бездне дна». Короче и лучше не сказано почти за три века.

Открыв дверцу машины, и готовясь сесть на водительское место, Игорь внезапно понял то, что он никак не мог сформулировать по дороге из Москвы. «Царапнула» его оказывается совсем простая мысль о том, что Маринины друзья – люди современные, успешные, порядочные в своём кругу – для него всё равно, что инопланетяне. Они отгорожены своей собственной системой моральных координат и просто не воспринимают доводы любого, кто не из их матрицы. Сколько не старайся.

Почему получилось так, что люди, выросшие в одной стране, разделены непониманием, оставалось для него загадкой. Не все из них дети олигархов, или богачей из списка «Форбса», не все учились в иностранных школах, но с родной страной они свою будущность никак не связывают. И считают это своим естественным правом, никоим образом не оскорбительным для миллионов, как они выражаются, «зоотечественников».

Сам Игорь, его родители, друзья, коллеги, их пристрастия и интересы, да и дело, которому он служит, если и вызывают интерес этих инопланетян, то несколько брезгливый, отстранённый. Мол, смотри-ка ты, они ещё кувыркаются на обломках «империи зла», цепляются за устаревшие сказки о справедливости и не желают осознать очевидную пользу приоритета личного над коллективным, сексуальной свободы и мультикультурализма. Ах, не разделяет большинство эти навязываемые общечеловеческие ценности?! Вот за это и не хлынул пока на отсталую, но упрямую Россию золотой дождь европейской благосклонности.

С этими невесёлыми мыслями Игорь переключил передачу и поехал отсыпаться.

15

Наступил февраль, который не подвёл и оправдал своё прозвище: «кривые дороги». Снег сыпал и сыпал. Вьюги заботливо растили сугробы и снежные шапки на крышах домов. От постоянных ветров снег уплотнялся и начинал свисать с карнизов длинными козырьками. Коммунальщики пытались обрушивать их шестами, где дотягивались, с земли или с крыши, но стихия всё равно брала верх. Тогда, во избежание травм, тротуары у домов огораживались верёвками, чтобы ограничить хождение под снежными навесами.

Какой-то шустрый хозяйственник, желая сделать эти верёвочные ограждения более заметными, придумал привязывать к ним с интервалами лоскуты кумачовой ткани от старых транспарантов, хранившихся в подвалах и на чердаках ещё с советских времён.

Теперь некоторые улицы Калашина напоминали сцены из охоты на волков. Горожане и стар, и млад, в отличие от серых хищников, глупых тряпочек не пугались, и, рискуя здоровьем, принципиально подныривали под натянутые верёвки, привычным путём сокращая дорогу. Получалось, что власть опозорилась, не совладав со стихией, но всех об этом честно предупредила, а народ предупреждением о такой, в буквальном смысле «нависшей» опасности, дружно пренебрёг и продолжал рисковать.

Игорь старался обходить угрожающие обвалом участки, что было законопослушно, хотя, в глазах встречных, немного трусовато. Приходилось делать вид, что его это не задевает и хорошего настроения не портит.

Хорошее настроение Игоря имело основания. Он неожиданно для себя решил проблему с установлением имени и места жительства брата убитого мужчины. А ведь, несмотря на все запросы, путём переписки это сделать пока не удавалось.

Признаться честно, особых умственных усилий и физических затрат ему не потребовалось.

Игорь, в очередной раз перебирая изъятые на квартире убитого документы, решил не просто хранить их в подклеенном к задней обложке уголовного дела конверте, а взять, да и осмотреть, оформив соответствующим протоколом. Это придавало им вид вещественного доказательства, устанавливающего личность.

Приступив к этой работе нынешним утром, он машинально снял с паспорта обложку из искусственной кожи и обнаружил под ней сложенный вдвое листочек бумаги. На нём аккуратным почерком был записан московский адрес и данные человека. Фамилия и отчество у него и у убитого совпадали. Значит, брат. Вот так просто и без затрат. Смутное чувство вины перед полицейскими, рассылавшими во все концы запросы, Игорь, невнимательно на первых порах осмотревший бумаги убитого, конечно, испытывал. Что ему стоило сразу снять с паспорта обложку? Но вот, не догадался, и теперь затеяна ненужная переписка.

Признаваться в этом Куницыну не хотелось, потому что тот сразу начнёт подкалывать и не остановится до лета. А вот переформатировать задание по розыску брата было необходимо.

Игорь решил, что лучше о таких вещах говорить по телефону, чтобы покрасневшие от стыда и вранья щёки не выдали.

– Евгений! – решительно произнёс в трубку Игорь, – запиши, пожалуйста! – он прочитал текст найденного листочка, – Записал? Это предположительно адрес и имя брата нашего расчленённого. Нужно организовать его доставку сюда в Калашин, в следотдел. Лучше бы завтра-послезавтра. Как я узнал? Следственным путём! Тоже, знаешь, работаем, на месте не сидим!

Куницын, явно заинтригованный таким всеведением следователя, начал задавать уточняющие вопросы, но Игорь уклонился от дальнейшего разговора, сославшись на занятость. Понятно, что для него эта отсрочка временная, и Куницын рано или поздно докопается до правды, но лучше уж поздно.

16

Февраль для торговли стройматериалами считается довольно глухим месяцем. Морозы и сугробы не мешают только масштабному строительству, а возведение частных коттеджей обычно замирает. Ведутся только отделочные работы в тех домах, которые успели подвести под крышу.

Сергея Юсупова временное снижение числа заказов не беспокоило: всех денег всё равно не заработаешь, а свободного времени прибавилось.

Несколько раз по вечерам он приезжал в дом к Абдулло. Тот против таких визитов не возражал, но часто бывал занят встречами со своими земляками, и общаться Сергею приходилось чаще всего с Тахиром.

Сергей всегда привозил игрушки или конфеты детям и делал это от души. Ему доставляло удовольствие их вручать. Первым к нему за гостинцами подходил более независимый старший мальчик, а его младшие сестрёнки сначала по-прежнему дичились и только на третий-четвёртый раз осмелились сами взять из рук Сергея привезённых им немудрящих китайских куколок и шоколадки.

Женщины, управлявшиеся в доме, с Сергеем не общались, но некоторые их просьбы, переданные через Тахира, он выполнял. Как-то привёз рис и макароны, потом попросили купить кусковой сахар и лавровый лист. Магазинные чеки он сохранял, и деньги за товар ему до копейки возвращали.

Разговоры с Тахиром, особенно на религиозные темы, продолжались иногда часами. Из-за них-то Сергей и приезжал в этот стоящий в дальнем углу земельного участка дом.

Часто Тахир на вопросы Сергея сам ответить не мог. Не хватало знаний. В этих случаях приходилось беспокоить самого Абдулло, если он в тот момент бывал дома. Тогда нужные ответы легко находились.

Постепенно Сергей погружался в новый для себя мир, полный писаных и неписаных правил и строгих запретов. Оказалось, что обе живущие в доме женщины – это жёны Абдулло и двое детей у него от первой жены, а младшая девочка от второй. Сергея удивило, что в этом необычном доме царило полное спокойствие, жёны между собой ладили, детей воспитывали сообща, и не разделяя: кто чей. Всё это было в диковинку, но ни с кем на работе он своими новыми знаниями не делился. Да и не с кем было.

Но, главное, он вдруг почувствовал, что увереннее начинает смотреть в будущее. Он, раньше никому не нужный простой парень, оказался угоден Всевышнему, который теперь предопределяет его жизненный путь, как и судьбы множества братьев по вере. Сергей, по своему простодушию, настолько искренне считал открывшееся религиозное чувство даром лично ему, что своё желание тщательно выполнять обряды и соблюдать запреты он расценивал как ничтожную свою плату на ниспосланное ему спасение.

Абдулло осторожно поддерживал Сергея в его намерениях погрузиться в религию, но старался остудить его пыл, призывая к постепенности. Он теперь начал выкраивать часы и подолгу разговаривать с Сергеем, стараясь убедиться в подлинности его чувств. Как слушатель присутствовал и Тахир, который, пользуясь случаем, и сам узнавал много нового.

Когда в один из вечеров заговорили об обязанностях мусульман и Абдулло на память процитировал Коран:

– «Вам не достичь благочестия, покуда не будете делать пожертвований из того, что любите». Аллах заповедовал нам не только молитвенный обряд, но и «закят», и «садака» – подаяние нуждающимся братьям. Наш долг поддерживать братьев, особенно тех, кто в походе по пути Божию, тех, кто совершает «джихад», борясь с мирским злом и соблазнами. Помните об этом.

– Уважаемый Абдулло, а мне кому передать такое подаяние? – заинтересовался Сергей.

– Ты можешь сейчас ничего не передавать. Слишком мал твой доход. Кроме того, твоя вера только началась, и твоё сердце должно в ней укреплять, поэтому ты сам вправе получить подаяние от братьев, – с улыбкой ответил Абдулло, – но если ты сам хочешь помогать, то мы это примем с благодарностью. Аллаху Акбар! Бог велик!

Продолжению разговора помешал приход нового гостя. Сергей уже знал, что его зовут Холик. Смуглое с резкими чертами лицо Холика, как обычно, не выражало никаких эмоций. При невысоком росте крепко сбитая фигура излучала немалую силу, которую было не скрыть за скупыми движениями. Он сдержанно поздоровался сначала с хозяином, потом с остальными и молча присел на предложенный стул.

Сергей почувствовал, что его присутствие становится лишним, и начал прощаться. Тахир вышел на улицу его проводить.

– Зачем тебе этот неверный, Абдулло? – негромко проговорил Холик, – нужно держаться от них подальше, а не учить их нашей вере.

– Ты сильно ошибаешься, Холик, – возразил хозяин дома, – польза от него будет. Да и по отцу он нашей крови, а это большое дело.

– Он не знает наших обычаев, не знает наш язык, – упрямо продолжал Холик, – его не воспитывали в нашей вере. Он будет плохой мусульманин.

– Какой он будет мусульманин – это ведает Аллах, – строго отрезал Абдулло, – не тебе судить об этом. По обычаям он русский, и выглядит как все они, но в том его сила. Он не трус и боец неплохой. Главное, чтобы сердце его устремлялось к истинному решению. Вот в этом я ему помогаю. Не вздумай помешать мне, иначе горько пожалеешь.

– Я не собираюсь мешать тебе, Абдулло, делай, как велит тебе Аллах! – при этих смиренных словах Холик опустил взор, но мускулы на его скуле предательски заиграли от стиснутых в ярости зубов.

Абдулло, внимательно следивший за говорящим, только укоризненно покачал головой.

17

Начальник уголовного розыска Куницын позвонил следователю Климову вечером и предупредил, что завтра утром доставят брата убитого для допроса.

Игорь договорился с райбольницей, чтобы прислали фельдшера. Предстояло получить образцы крови и букального эпителия с внутренней стороны щеки брата убитого для генетической идентификации останков. Образцы эпителия мог отобрать и следователь-криминалист Горячкин, но отбор крови хотелось всё-таки доверить специалисту.

Ровно в одиннадцать в дверь кабинета постучали. На приглашение Игоря вошел знакомый полицейский сержант и сообщил, что нужного человека привезли.

В кабинете из-за спины сержанта появился неопрятный дедок маленького роста, и у Игоря мгновенно засосало где-то под ложечкой в предчувствии неприятностей.

Но посетитель вел себя вежливо, назвался, предъявил паспорт и ожидал, что ему сообщит Игорь.

Игорь коротко рассказал о случившемся, выразил, как умел, своё сочувствие и приступил к допросу.

Выяснилось, что с судимым родным братом тот иногда созванивался, но подробностей о его жизни в Калашине не знает. Больше родни у них нет.

Игорь под роспись в постановлении разъяснил ему права потерпевшего и поинтересовался, сможет ли он опознать тело брата по нескольким фрагментам. Потерпевший заявил, что попробует.

Пришло время звать фельдшерицу, которая до этого мирно посиживала в кабинете криминалистики и угощалась растворимым кофейком.

Игорь объяснил потерпевшему, что предстоит небольшая процедура. Медицинский специалист получит у него соскобы с внутренней стороны щёк, что совершенно безболезненно, и отберёт немного венозной крови в стерильный флакон и на марлевый тампон, что также не больно и безопасно.

Потерпевший выслушал Игоревы речи внешне спокойно, но, увидев вошедшего медработника в белом халате, неожиданно заартачился. Делиться со следствием своим биологическим материалом он никак не желал. Причину отказа он не называл, но витийствовал много и всё время поминал конституционную неприкосновенность личности.

Разъяснения Игоря и его ссылки на статью двести вторую уголовно-процессуального кодекса России, дающую следователю право отбора образцов для сравнительного экспертного исследования, буйный потерпевший проигнорировал, но сопроводил язвительным комментарием, что и при тоталитарном режиме так не беспредельничали.

Препирательства шли уже более часа, и взбунтовалась теперь фельдшерица, которую в больнице ожидала целая очередь страждущих, коим назначили уколы. И правда, на её мобильный телефон позвонили уже несколько раз, и Игорь чувствовал, какими словами его там поминают.

Нужен был какой-то хитрый ход, но Игорю в голову как-то ничего не приходило. Окончательно разозлившись, он, перебив орущих потерпевшего и фельдшера, громко объявил, что все едут в райбольницу. Потерпевший опознавать брата, а фельдшер – на уколы. Пока они, застёгивая верхнюю одежду, выходили из кабинета к машине, Игорь успел позвонить в полицию Куницыну и слёзно попросил:

– Женя, выручай. Этот козёл – терпила не желает сдавать кровь. Упёрся и все. Без образцов наше дело повиснет.

– Ага, как припёрло, сразу Женя, Женя. Ладно, выручу последний раз, но ты мне честно рассказываешь, как адресок этого братца добыл. Идёт?

– Если поможешь, расскажу, – сдался Игорь.

– Тогда не сильно торопись, я сержанту позвоню, скажу, чтобы терпилу завёз к нам в полицию, – распорядился Куницын.

Игорь, выйдя на мороз, нос к носу столкнулся с раздражённой фельдшерицей, которую нагло высадили из полицейской машины. Игорь постарался её словесно утешить и под руку повёл к своей «Альмере».

– Не волнуйтесь, сейчас домчим вас с ветерком, – обещал он, – десять минут, и вы на работе.

Высадив свою пассажирку у главного входа и объехав кругом здание райбольницы, он остановил машину у здания морга. Потерпевшего ещё не привезли. Игорь прошел внутрь и поздоровался с судмедэкспертом Ребровым. Тот в задумчивости перелистывал чью-то историю болезни.

– Что, опять врачи-убийцы постарались, работёнку подкинули? – попытался пошутить Игорь. Ребров шутки не принял, отложил в сторону документы и серьёзно сказал:

– Понимаешь, Игорь, сложно всё: симптомы похожие и методики лечения правильные, а течение болезни у каждого своё. Чей-то организм побеждает, чей-то сдаётся. Часто понимание причин этого приходит только у меня на секционном столе. Вот и шутят, что патологоанатом – лучший диагност. Ладно о грустном, где этот твой опознающий, я уже все кусочки разложил.

– Сейчас прибудет. Имей в виду, тип ещё тот. Образцы для генетики сдавать отказался и скандалить начал. Сейчас Куницын его обхаживает.

– Да, он мне уж звонил. Чудной он сегодня какой-то. Велел наш туалет временно закрыть, вроде там ремонт. Для чего ему это, не пойму.

– Ну, а вы что? – Игорь тоже удивился такой просьбе Куницына.

– А мы чего? Просят закрыть, и закрыли, да ещё снаружи дверь старыми стульями перегородили для надёжности.

В эту минуту двери распахнулись, и в кабинет вступил потерпевший, сопровождаемый Куницыным. Потерпевший выглядел печальным, и выражение его лица было каким-то натянутым.

Не успел Игорь открыть рот, чтобы приступить к процедуре опознания, как потерпевший произнёс замогильным голосом:

– Мне надо в туалет. Скорее.

– Да туалет у нас на ремонте, засор случился. Сбегайте за угол, всего и делов, – растерянно предложил Ребров.

– Не могу за угол, мне по-серьёзному надо и поскорее, – испуганно возразил потерпевший.

– Вот дела, – посочувствовал Куницын, – давайте на улицу, там сержант проводит куда надо.

После ухода страдальца Куницын снял шапку и, улыбаясь, расселся у стола Реброва.

– Объясни, что происходит, и сколько нам ждать, – поинтересовался Игорь.

– Подождёшь, сколько надо. Сигнал будет, – пообещал Куницын.

Вскоре действительно раздался звонок мобильного телефона. Куницын, выслушав звонившего, кивнул Игорю:

– Дуй, выручай своего терпилу.

– Откуда выручать-то? – недоуменно поинтересовался Игорь.

– Из инфекционного отделения. Это в соседнем флигеле. Действуй шустрее, там ждут, – отрезал Куницын.

Игорь торопливо дошел до домика с вывеской: «Инфекционное отделение Калашинской райбольницы» и, следуя указанию стоявшего снаружи полицейского сержанта, с трудом отворил тяжелую входную дверь, Игорь очутился в светлом коридоре, весь проём которого перегораживала металлическая решётка с дверцей, запертой на огромный висячий замок. За решёткой понуро стоял потерпевший и с некоторой надеждой посматривал на вошедшего Игоря. Там же за решёткой, возвышаясь на две головы над своим пленником, выпрямившись во весь свой немалый рост, стоял заведующий инфекционным отделением Жора Шалобасов. Засученные рукава белого халата обнажали могучие Жорины ручищи, которые он победно сложил на груди. Глаза из-под золотых очков озорно блестели, а заросшие черной бородой щёки то и дело расплывались в улыбке, которую Жора, одергивая себя, старался скрыть.