Бруклинский мост

– Мелли, ты хоть понимаешь, что ты предлагаешь?! Ты думаешь, это так просто?!

– А если отпустить себя? Как ты говорил. Совсем? Сделать, то, что именно тебе хочется. Не то что можно, а то, что хочется? Вернуть себе свою свободу. Мы ведь на мосту искали как раз свободу. А она у нас, на самом деле и так есть потому что нам нечего терять! – Мел смотрела на него восхищенными, горящими энтузиазмом глазами. Смотрела взглядом гипнотизера-проповедника. Она уверовала в свою идею. Вот она простая формула яркой жизни: делай что хочешь вместе с тем, с кем хочешь. И у Оскара не было никаких ресурсов сопротивляться этому взгляду, ведь он уже давно знал, что на самом деле, помани она его в горящий дом он безропотно туда пойдет. Ведь для неё он хочет быть самым лучшим, самым смелым, самым красивым, самым весёлым, самым крутым. Ведь он должен её привлекать, привлекать больше ровесников, больше чем этот Майкл или Мик или как его там. Она не должна сомневаться в нем, не должна сомневаться в его любви.

– Мелли, господи, что ты со мной делаешь! Хотя… пистолет есть… достань-ка из-под сиденья аптечку. Замечательно! – он нашёл упаковку с одноразовой маской, – Посмотри в бардачке, там должна быть бейсболка. Так, ещё что? Перчатки… где бы найти перчатки? Хорошо бы найти резиновые! Да зачем они, шрамов и татуировок нет, руки как руки. Хвататься не за что не буду.

– А дверь как откроешь?

– Дверь… точно!

– А давай одну руку тебе забинтуем?

– Вариант. И к тому же ложная примета.

– А что буду делать я?

– Сидеть в машине.

– Ну, уж нет! Это я придумала.

– Тогда ты будешь заложницей, на всякий случай, чтобы беспрепятственно покинуть банк. У тебя большая сумка, это хорошо. Вытряхни оттуда книги. Очки не снимай. А волосы убери в хвост. Нас запомнят по одежде. По-моему, в багажнике должна с марта валяться куртка, а для тебя нужно что-нибудь купить, так что сначала заедем в магазин, а пока слушай инструкцию…

VI

– Здравствуйте, я могу вам помочь? – девушка за высокой конторкой мило улыбнулась и печально взглянула на часы. Как жаль, что их банк один из немногих, которые принимают клиентов до пяти вечера. Оставалось только поправить голубой платочек на шее, одёрнуть форменную синюю жилетку с логотипом банка American Way и продолжить работу. А так хотелось в пятницу вечером уйти хоть на пять минут пораньше!

– Да… пожалуй, – посетительница облокотилась на конторку и машинально пробарабанила какую-то мелодию ногтями по идеально гладкой столешнице.

– У меня в последнее время стали возникать проблемы с карточкой. Она перестала читаться.

– Как давно вы оформили карту?

– Ой, я и не вспомню… давно, я думаю очень давно.

– Возможно, она размагнитилась. Давайте посмотрим.

– Сейчас, одну минутку, – она начала рыться в сумочке.

В этот момент распахнулась дверь, и в зал влетел человек в красной бейсболке и медицинской маске.

– Не двигаться! Всем на пол! Это ограбление! – он направил пистолет на испуганную девушку за конторкой. Охранник, стоявший рядом с дверью, медленно потянулся за своим пистолетом, но грабитель мгновенно перевёл дуло на него.

– Я сказал, не двигаться! – он поднял девушку с пола за шиворот и, придушив локтем, приставил пистолет к её голове.

– Оружие на пол! Или я вышибу ей мозги! Быстрее! – охранник послушался.

– Пистолет ко мне! И на пол! Руки за голову! – он вырвал из рук заложницы сумку и швырнул её менеджеру банка.

– Деньги сюда! Все! Шевелись!

– Все д-деньги в хра-анилище… Я не могу…

– Я сейчас всех прикончу! Открывай своё хранилище!

– Я не могу… Б-без главного менеджера туда нельзя, у нас п-правила.

– Какое мне дело до вашего менеджера! Я убью её!

– Пожааалуйста… – простонала заложница.

– Считаю до трёх! Раз! – заложница зажмурилась и жалобно застонала.

– Х-хорошо, сейчас.

– Быстро! – подгоняемая криком, менеджер достала электронный ключ и открыла небольшую сейфовую комнату, которая называлась в этом банке «хранилище». Это хранилище было настолько маленьким, что девушке не удалось и на секунду скрыться от бдительного взора грабителя.

– Возьми! – приказал он заложнице, когда менеджер вернулась с набитой купюрами сумкой. Преступник отступил к двери, обвёл всех пистолетом.

– Не двигаться! Она пойдёт со мной! Не сметь вызывать полицию, замечу копов – пристрелю её!

Быстро пятясь, они завернули за угол здания банка, и только там он её отпустил. Они прыгнули в удобно оставленную машину и резко газанув, вылетели с парковки гипермаркета на пешеходную дорожку, а с неё уже на трассу и помчались прочь из города, к границе штата.

– Оскар, что ты опять делаешь! Тут пешеходная дорожка! Пе-ше-ход-на-я! Въезд и выезд с другой, понимаешь, с другой стороны!

– Конечно, и камеры тоже с другой стороны. А этот угол у них совсем не просматривается.

– Ты знал, где у них камеры?!

– Конечно, иначе я бы и не связывался с этой парковкой.

– Но откуда?

– Во-первых, я же их и ставил. То есть моя фирма. Во-вторых, я их предупреждал, что этот угол останется слепым, но они решили сэкономить. А в-третьих, я здесь работаю, как раз в охране. То есть работал, потому что завтра меня уволят за прогул.

– Мне иногда кажется, что ты этим всю жизнь промышлял. А всё-таки тяжёлый этот миллион!

– Если там миллион, то сумка весит не меньше десяти килограммов. А с чего ты взяла, что там миллион?

– Смотри, как она набита! Там меньше быть не может.

– Я скажу, зря тебя не взяли в сериал, ты бесподобная актриса!

– А то! И ты тоже был хорош.

– Но с твоим «пожааалуйста…» ничего не сравниться. Не думал, что ты на такое способна!

– Ты думаешь, они реально не будут в полицию звонить?

– Конечно, будут!

– Зачем же ты сказал, чтоб не звонили?

– А надо было сказать, «не забудьте сообщить в полицию»? Нам ещё повезло, что эта дурочка тревожную кнопку не нажала, и что там людей не было. Они просто немножко помешкают, посомневаются, что нам и надо. А что ты сидишь? Размотай мне бинт, и переодевайся, давай, мало ли на какой пост нарвёмся. Вдруг они оказались не такими дураками и ориентировки на нас уже разосланы!

– Прямо здесь?

– А где? Я не буду смотреть, и крышу подниму. И, кстати, машину надо будет перекрасить.

– А не жалко?

– У неё всё равно краска не родная, а я давно хотел сделать какой-нибудь рисунок. И кому придёт в голову, что грабители банка разъезжают на расписанном Бьюике! С ума сойти, мы с тобой – грабители! Представляешь?!

– Мы – грабители!

Это было упоительное чувство. Первый в жизни глоток свободы или даже вседозволенности, первый шаг против доселе свято исполняемых норм и правил, который, слава Богу, мало кто решается сделать. Они его сделали. Они оторвались от серой бытности, ежедневной рутины. Спасительной формулы жизни, исповедуемой миллионами современных людей, заключённой в успешной карьере и благополучной семье, для них больше не существовало. Они были счастливы. Они не считали себя в чём-то виновными, они восстановили справедливость. Нет, Оскар не представлял себя Робин Гудом, грабящим богатых в пользу бедных, он грабил исключительно в свою пользу, но полагал, что имеет на это полное моральное право и не испытывал никаких угрызений совести, ведь его поступок, как ему казалось, не причинил зла никому, кроме Сайлачека. Первое преступление – как первая сигарета: или испытаешь отвращение и заречёшься навсегда или увязнешь на всю оставшуюся жизнь. Ни Оскар, ни Мелисса не испытали отвращения. Они вкусили кураж, и, вдавив в пол педаль газа, ушли в отрыв. Собственное будущее заботило их меньше всего, вполне достаточно было того, что они есть друг у друга, есть сейчас, сию секунду, но они даже не могли предположить, что последствия этого ограбления самым печальным образом могут сказаться не только на их судьбах, но и на судьбах многих других людей.

– Звони быстрее в полицию!

– А если он её убьёт?

– Кейт, он не узнает! Ничего он с ней не сделает. Может, он уже отпустил её. Или ты хочешь, чтобы в краже обвинили нас?

– Том, не кричи, пожалуйста.

– Как не кричи! Почему ты не нажала на тревожную кнопку?

– Я испугалась, – Кейт разразилась слезами.

– Кейт, только не плачь! Ну, извини! Хочешь, я сам позвоню?

– Сколько было грабителей?

– О-один, – всхлипывая, отвечала Кейт.

– Вы можете его описать?

– Высокий. Достаточно высокий. Как Том. В красной бейсболке. И одет в куртку, такую странную куртку, сейчас жарко в такой ходить, синюю или зелёную, точно не помню. На лице маска. Белая.

– Белая?

– Да, сержант. Белая медицинская маска, а куртка тёмно-синяя, – подтвердил Том.

– И он левша, – неожиданно добавила Кейт. Охранник Том и полицейский посмотрели на неё с недоумением.

– Почему вы так решили?

– Он пистолет держал в левой руке. А правой держал ту девушку.

– Кстати, он ранен в правую руку!

– Вы в него стреляли? Он же отобрал у вас оружие!

– Нет. У него рука забинтована была. Сильно забинтована. Вся кисть и до локтя, даже рукав куртки был закатан, но двигал он ею достаточно свободно.

– Ну, хоть что-то. Я полагаю фоторобот грабителя получиться не очень. Но всё равно составим. А как выглядела заложница?

– Её я тоже плохо помню. У неё были большие солнцезащитные очки. Стройная. Ростом маленькая, ниже меня. Одета была в белую блузку, бежевые брюки и сумка у неё была большая кожаная бежевая, в неё я и сложила деньги.

– А волосы, какого цвета?

– Не помню, вроде не очень тёмные. Они были в хвост убраны.

– Может, вспомните какие особые приметы? Родинки, шрамы, татуировки?

– Нет, ничего такого. Разве что ногти. Очень длинные, красивые ногти. Она барабанила ногтями по стойке, и я как раз подумала, что и мне пора маникюр сделать.

– Это нам вряд ли поможет. По какому поводу она пришла в банк?

– У неё не читалась кредитка.

– Вы видели карточку? Знаете её имя или когда она открыла счёт?

– Нет. Кажется, она сказала, что давно карту оформила. Раньше я её никогда не видела. Но она же могла оформить карту в любом другом отделении, да и я здесь только второй месяц работаю.

– Потрясающе! Личность заложницы мы тоже установить не можем. Вы хотя бы видели, как они скрылись?

– Они вышли из здания, больше я ничего не видела.

– Я тоже не видел.

– Что ж, вы свободны. А нам ещё с вашим руководством беседовать. Что-то долго они едут! И пусть нам уже кто-нибудь предоставит записи с видеокамер!

VII

Небо медленно, но верно заволакивалось чёрными клубастыми тучами, а дорога по-прежнему была пустынна. Оскар старался сворачивать с крупных федеральных трасс и, в конце концов, перестал представлять, куда едет, хотя и не решался признаться в этом Мел. На пути им попалось несколько мотелей, но он хотел максимально удалиться от Нью-Йорка и опрометчиво решил, что они и дальше без труда найдут жильё. А между тем, более получаса им на глаза не попадалось ничего кроме полей и редких селений на горизонте. Первые капли уже ударились о мягкую крышу Бьюика, когда Мел заметила несколько поодаль от дороги какое-то строение…

…Дверь старого заброшенного амбара поддалась с трудом. Мел и Оскару пришлось втискиваться через узкую щель. Внутри не оказалось ничего, кроме дощатого пола, забросанного некоторыми остатками зерна и сена, одна стена была покрыта мхом и плесенью, пахло сыростью. Дождевые капли бодро прыгали по крыше, и в обугленном углу, где она была провалена, уже собралась небольшая лужица. По всему было видно, что когда-то здесь была ферма, где случился пожар, в котором уцелел только этот амбар, и хозяева здесь не появлялись, по крайней мере, лет двадцать.

Оскар швырнул на пол сумку. Та открылась, и из неё всыпались пачки купюр.

– Как здорово! – Мел подбежала, подкинула вверх несколько пачек, половина рассыпалась денежным дождём, часть она поймала и повисла на шее Оскара. Он приподнял её за талию и закружил… Нежный, едва уловимый запах её рассыпанных по плечам волос закружился следом, наполнил лёгкие и со скоростью света разнёсся кровью по всему организму, совершенно парализовав мозговую деятельность. Он видел, слышал, чувствовал только её. Перед глазами мелькнула пышная юбка в салатовых цветах… волнующая, женственная грудь, поддерживаемая двумя широкими атласными бретелями, завязанными на шее в пышный бант, была так близко что нельзя было удержаться от того чтобы прислониться щекой к её бархатной коже, нежно поцеловать в основание шеи и жадно в губы, а потом не отпускать, не отпускать ни на секунду. Он держал её одной рукой, второй медленно потянул длинную ленту, её пальцы зарылись в его волосах. Целуя, он нежно положил Мел на спину, на разбросные купюры, рука потянулась к банту на поясе… Эти банты невероятно раздражали его всю дорогу, он никак не мог отделаться от желания распустить их, но сейчас, когда была такая возможность, что-то вдруг его остановило, уродливая реальность прорвала дурман, он отпрянул и как-то испуганно, поспешно сел рядом.

– Прости, Мелли. Я не должен был этого делать, – она ощутила укол обиды. Сначала она тоже сомневалась и боялась, это был для неё слишком серьёзный шаг, но его поцелуи были столь красноречивы, что не оставили ей выбора. Она впервые почувствовала себя женщиной, женщиной желанной и желающей, почувствовала необходимость раствориться в любимом, стать его частью, стать целым, с единым дыханием, единым сердцебиением. И вдруг её, мягкую как теплое масло, способную только изредка отвечать на поцелуи, резко отталкивают.

– Почему? – удивлённо округлив глаза, спросила Мел, и, протянув руку, потрепала его по щеке.

– Я люблю тебя, – он поймал её запястье и с нежностью поцеловал, – Слишком люблю, обожаю. Это что-то невероятное, я не знал, что смогу так полюбить. Но… Ты мне в дочери годишься!

– Так не во внучки же! И я люблю тебя, – он притянул её за руку к себе, а она в ответ увлекла его обратно на ворох денежных купюр. Она никогда раньше об этом не задумывалась, но тут поняла совершенно отчётливо, сделав в своей жизни первое замечательное открытие: она способна соблазнять, способна сознательно вызывать желание, она самая настоящая женщина!

– Может быть, ты боишься? Это незаконно.

– Позволь заметить, это не первое моё преступление. Причём за сегодня. Рядом с тобой мне хочется совершать безумства. Ты самое дорогое, что у меня есть, – он загрёб рассыпанные купюры и высыпал их на Мел.

– Что ты делаешь?

– Купаю тебя в деньгах. Я об этом всю жизнь мечтал.

– Поваляться на портретах Франклина?

– Нет, стать самым богатым человеком. У меня есть абсолютно всё – мне больше ничего не нужно, и есть куча денег. Я не знаю, куда её деть и купаю в них самую любимую на свете женщину, самую дорогую, много дороже всех денег мира…

Вторым замечательным открытием было то, что они самая идеальная на свете пара.

…Оскар открыл глаза и увидел мирно посапывающую голову Мел у себя на груди. Она почти целиком лежала на нём, он одной рукой прижимал её обнажённые плечи. Другой рукой он загрёб несколько валявшихся рядом купюр и провёл ими по круглому белому бедру. Мел зашевелилась и сладко причмокнула губами. Ему не хотелось её будить, но удержаться он не смог и нежно поцеловал припухлые губки. Они тут же растянулись в блаженной улыбке, и, перевернувшись на спину, она едва приоткрыла глаза и тут же опустила ресницы, продолжая его целовать…

– Мелли, моя Мелли, – прошептал Оскар ей в ухо, ласково поглаживая её шелковистые волосы. Теперь она лежала рядом, и он легонько щекотал её свёрнутой в трубочку банкнотой.

– Что? – она едва приоткрыла глаза.

– Я тебя люблю. Я не знал, что я так тебя люблю.

– Что значит, не знал?

– Ещё вчера я не знал, что толкает меня делать всё то, что я делаю. Сейчас я понял. Я не уверен, что именно это называется любовью, это слово слишком часто употребляется, чтобы иметь точное определение, поэтому я не знаю, как правильней назвать то, что я к тебе испытываю. Ты нужна мне, постоянно, всегда, ежесекундно, как нужен воздух и нужна вода. Или ещё больше. Я обожаю тебя абсолютно, каждую клеточку твоего тела, каждый вздох, каждый волосок на головке. Я хочу поцеловать их все, по одному, вот так, – он отделил один волос от всех остальных и поднёс к губам, – что ты чувствуешь?

– То, что ты дёргаешь меня за волосы.

– Меня с ума сводит аромат твоего тела, твоих волос! Я теперь прекрасно понимаю Парфюмера.

– Хочешь меня убить?

– Нет, хочу оставить тебя себе. Навсегда. Не только запах, а всю целиком.

– Я и так твоя. Только твоя. Навсегда.

– Мне так хорошо с тобой, что даже не хочется никуда идти! – он прижался носом к её тёплой щеке. Воздух в амбаре за ночь совсем остыл, а они ничуть не замёрзли.

– А нам никуда и не надо, – шепнула она. Тут его взгляд зацепился за небрежно валяющийся на полу пистолет. Память о ФБР… орудие преступления… в голове мгновенно промелькнули заученные, как «отче наш», слова инструкций по поимке беглых преступников.

– Как это? – он нашарил рукой свои часы, валявшиеся где-то под деньгами и одеждой, – два часа! – мгновенно переполошился он.

– Подумаешь…

– Мелли, ты, кажется, забыла, мы в бегах! – Оскар резко сел, – Ты хоть знаешь, что такое скрываться от полиции? За тобой когда-нибудь гонялись?

– Нет.

– За мной тоже! Но я знаю, как они работают. Они уже давно могли нас вычислить! Ты думаешь много черных Бьюиков LeSabre шестьдесят третьего года? Кстати, сегодня же отвезём её в покраску.

– Не психуй! Машину никто не видел.

– Я не психую. Просто нам нельзя сейчас прохлаждаться.

– И какие у тебя планы?

– Драпать, и как можно дальше!

– Успокойся, любимый! – она тоже села, обняла его сзади за плечи и поцеловала за ухом, – А всё-таки классно мы всех уделали! Тебя жена считала неудачником, меня все называли мечтательной дурой. А попробовали бы они так! Кишка тонка, а мы счастливы.

– Мелли, для меня счастье это больше, чем просыпаться с голой девушкой в два раза младше меня в заброшенном амбаре и на куче ворованных денег!

– Так вот как ты заговорил? Я только это для тебя и значу? – она моментально от него отлепилась и схватилась за платье, – Ещё пять минут назад я была очень тебе нужна!

– Нужна. Ты даже не представляешь, как. Ты спасла мне жизнь и забрала её себе. Я слишком тебя люблю и хочу сделать твою жизнь действительно необыкновенной.

– Это просто красивые слова! Не оправдывайся. Мне и такой жизни хватит, если ты будешь меня любить.

– Не верю. Ещё пара таких ночёвок и ты меня бросишь, так что нам надо успеть добраться до какого-нибудь мотеля. Следующую ночь я собираюсь провести по-человечески, в постели. Мелли, мы можем получить всё, что ни пожелаем, у нас ведь есть целый миллион. Ты только вдумайся в это: у нас есть миллион! – произнёс он почти по слогам, как будто она могла не понимать, что такое миллион.

– Да, у нас есть миллион… у нас есть миллион… слушай, и правда, у нас есть миллион!

«Абонент временно не доступен или находится вне зоны действия сети. Попробуйте позвонить позднее…» Ванесса не могла спать. Конечно, к выходкам Мелиссы ей было не привыкать, но ещё ни разу она не ночевала вне дома. Бывало, что она возвращалась домой и в час ночи, но возвращалась! Самым пугающим было то, что Мел ничего с собой не взяла. Абсолютно ничего, даже самого необходимого, даже одежду и косметику, да что там, она оставила все свои сбережения. Ванесса в сотый, тысячный раз набрала номер дочери. Ничего не изменилось: «Абонент не доступен или находится вне зоны действия сети. Попробуйте позвонить позднее» – отвечал равнодушный механический голос в трубке. К полуночи Ванесса уже сбилась со счёта. Ещё вечером она обзвонила друзей Мел, но у неё были номера лишь Энн, Джесс и Майкла. Все трое утверждали, что Мел из школы вышла вместе со всеми. Майкл ответил весьма грубо, что его не касается, где по вечерам находится Мелисса, Джесс усмехнулась и сказала, что она не знает больше других, Энн несколько замялась, и на вопрос, что делала Мел после занятий, случайно обмолвилась, что она сразу уехала. Ванесса зацепилась за эту фразу:

– Как это уехала?

– Так… Просто уехала… – Энн уже сообразила, что сболтнула лишнего, но и молчать не считала возможным.

– Энн! Говори, как она могла уехать? Она всегда ходит пешком до дома! Она что-нибудь сказала? – Ванесса уже теряла терпение.

– Ничего, мэм. Села в машину и уехала.

– В какую машину? С кем? Энн, пожалуйста!

– Я не знаю! – крикнула Энн чуть не плача. Она прекрасно понимала, что мама Мел волнуется, но и не могла отделаться от мысли, что предаёт подругу.

– Энн, постарайся.

– Чёрная машина, большая. А кто приехал, я плохо видела. Какой-то мужчина. Я подумала, что это её отец или родственник, – Энн всё-таки решила смолчать об Оскаре и о поцелуе. Она подумала, что мама Мел может о нём и не знать, и не стоит её пугать ещё больше.

– Спасибо, – только и ответила Ванесса. Она прекрасно поняла, с кем уехала её дочь, но не поняла, успокоила ли её эта информация или нет. С одной стороны, она убедилась, что с Мел не случилось никакого несчастья, с другой – она не знала, ни есть ли это самое большое из возможных несчастий. Она решила подождать. Если до утра дочь не вернётся, то она обратится в полицию. Заснуть она так и не смогла.

Вечером следующего дня Мел и Оскар уже расположились в мотеле. По дороге они накупили множество необходимых вещей, и Оскар занимался удобным их размещением в новом чемодане, а Мел, от нечего делать взялась за свой телефон. Оказалось, что он разрядился и выключился. Включив его, она обнаружила двадцать семь звонков от мамы.

– Оскар, что мне делать? – спросила она испуганно и немного задумчиво.

– Что, Мелли?

– Мама звонила. Смотри! И даже Энн два раза.

– Их можно понять, волнуются.

– Мы же поссорились. Я думала она и не побеспокоиться.

– Мелли, мама есть мама. Она не может не побеспокоиться. Слушай, только не обижайся и не кричи сразу. Мы тогда порядочно сдурили. Если захочешь, мы сразу вернёмся.

– Поздно уже. Ничего уже не исправишь.

– Помнишь, ты говорила, что жизнь не бифштекс, но всегда найдётся какой-нибудь майонез и всё исправит?

– И что с того?

– Всё можно исправить. Всегда. Вопрос в том, хочешь ты этого или нет?

– Я-то знаю, хочу я или нет. А ты? Ты всё время спрашиваешь, чего хочу я, а чего хочешь ты?

– Быть с тобой.

– Тогда зачем спрашиваешь?

– Я боюсь, что ты этого не хочешь. Всё что с нами происходит слишком невероятно.

– Дурак. Какой же ты дурак! Как можно после всего сомневаться во мне?

– Вот такой дурак тебе достался! Так что ты решила? Решать можешь только ты.

– Я напишу ей сообщение. Надо бы позвонить, но я боюсь, что или разревусь, или наговорю лишнего.

– А ты думаешь, её удовлетворит сообщение?

– Я постараюсь написать удовлетворительно.

Она написала, затем стёрла, написала вновь, несколько раз что-то меняла. В конце концов, у неё получился такой текст: «Привет! Прости меня, и не волнуйся, если можешь. Я знаю, что кругом виновата, но прошу, не ищи меня. Так надо. Со мной всё хорошо. Я счастлива. Поверь, я очень люблю тебя!» Отправив сообщение, Мел достала из мобильника сим-карту и сломала.

– Пока так. Но лучше вовсе избавиться от телефонов.

– Ты молодец, я совсем забыл.

– Кстати, твой лучше выкинуть где-нибудь подальше. Тогда если понадобиться, мы сможем отрицать, что были вместе.

– Ты профессионально заметаешь следы!

– Хотя у меня есть идейка и получше…

– Странно, странно, – задумчиво повторял про себя агент ФБР Френк Уильямс, прохаживаясь от стола к столу.

– Ничего странного. Если ты о вчерашнем ограблении, то это обычный налёт, – пожал плечами его напарник, агент Джеймс Харпер и в очередной раз крутанулся на стуле. Эта привычка напарника всегда необыкновенно раздражала Френка, но сейчас он ни на что, кроме ограбления, не обращал внимания.

– На моей памяти ещё никто не прятал лицо под медицинской маской! – Френк, по обыкновению, эмоционально, рассуждал вслух.

– А что, дёшево и сердито. Даже можно спокойно по улице пройтись. Типа я, такой, вирусов боюсь.

– А сумка? Почему он не предусмотрел, куда складывать деньги, а взял сумку заложницы? А если бы её там не оказалось? Это случилось перед самым закрытием. Или вдруг у неё была бы маленькая сумочка?

– Он бы приказал найти какой-нибудь пакет.

– Возможно. Или это спонтанное ограбление? А возможно, что он знал, что заложница будет в банке и именно с большой сумкой.

– Ты имеешь в виду, что они были в сговоре? Да брось, и охранник и менеджер говорят, что она жутко перепугалась.

– Но возможно, что он её преследовал, или он просто знал её, или вообще ограбление это так сказать побочный эффект, а основное преступление – это похищение.