Игрушка

Совещание растянулось на два часа. Когда оно, наконец, закончилось, генерал попросил Рухленко и Трофимова задержаться.

– А теперь главный вопрос, – сказал генерал, когда за последним сотрудником закрылась дверь. – Брать “Гостя” немедленно или продолжать слежку. Ситуация такова – по городу ходит вооруженный человек с крадеными документами. Велика вероятность диверсии. Если мы “Гостя” прошляпим, и он что-нибудь выкинет – не сносить нам головы. И вроде получается, что чем раньше мы его возьмем, тем лучше. Но, с другой стороны, мы даже отдаленно пока не представляем, зачем он прибыл в город, с кем должен встретится, какова его миссия. Ведет он себя довольно необычно.

Генерал открыл стоящую на столе резную деревянную шкатулку, достал оттуда папиросу “Герцеговина Флор”, а затем повернул шкатулку к сидящим напротив него офицерам:

– Курите.

Трофимов поблагодарил и взял папиросу, а Рухленко вежливо отказался и попросил разрешения закурить свои – он предпочитал “Казбек”.

– Первоначально я склонялся к тому, чтобы брать “Гостя” немедленно, – генерал прикурил от услужливо поднесенной Трофимовым спички. – Брать, несмотря на то, что при задержании он может самоликвидироваться, как было полгода назад с агентом по делу "Транзит". Кстати, это твои люди, Андрей Иванович, брак допустили.

– Михаил Алексеевич, – встрепенулся Трофимов. – Мы теперь ученые. Больше такого не повторится.

Генерал не обратил на реплику Трофимова никакого внимания:

– Брать, не взирая на то, что даже при удачном задержании “Гость” может замкнуться на допросах, как было с Шритманом по делу “Панацея”. И, опять же, Андрей Иванович, это твоя контора его взять поторопилась, а додавить не смогла, и пошел наш Шритман по статье за незаконное хранение оружия, хотя ясно было, что занимался он шпионажем и за измену Родине его надо расстрелять.

На это замечание Трофимов ничего не ответил, потому что приказ об аресте Шритмана исходил тогда от самого генерала. И как ни убеждал Трофимов генерала, что брать резидента пока рано, связи до конца не выяснены, зацепиться еще не за что, Славин не стал его слушать. Видно, очень хотелось генералу побыстрее отрапортовать Москве – шпион пойман! Поспешил – ну и получил вместо матерого шпиона обыкновенного уголовника. При Сталине с этим Шритманом и канителиться не стали бы – расстреляли бы в два счета. А теперь времена другие. Оттепель. Правовое государство. Презумпция невиновности, будь она не ладна.

– Но по ходу совещания мое мнение изменилось, – генерал встал и подошел к окну.

Подполковник Рухленко обреченно вздохнул. Это не укрылось от Славина:

– А ты, Николай Николаевич, не вздыхай так тяжело. Я, конечно, понимаю, что тебя и твоих ребят в первую очередь интересуют обстоятельства появления “Гостя”, а не его связи и намерения. И ты ждешь не дождешься, когда можно будет с ним потолковать. Вполне допускаю, что “Гость” действительно имеет непосредственное отношение к атмосферной аномалии, которую наблюдал в лесу полковник Косарь. Принимая во внимание необычность предметов, обнаруженных в ходе операции и учитывая странности в поведении “Гостя” мы можем сделать вывод, что в данном случаи, возможно, действительно столкнулись с чем-то из ряда вон выходящим.

“ Ну, понесло нашего генерала! Любит Славин витиеватые выражения”, – подумал про себя Рухленко, а вслух сказал:

– Опасаюсь я, Михаил Алексеевич, что упустим мы “Гостя”. Появился он непонятно откуда и может с таким же успехом непонятно куда исчезнуть.

– Смотри, накаркаешь! – в голосе генерала чувствовалась озабоченность. – Версия твоего Левашова насчет того, что американцы научились моментально переносить своих шпионов на огромные расстояния, выглядит довольно фантастично, но, учитывая факты и собранные материалы, я это вполне допускаю. Скажу больше – я даже допускаю, что миниатюрная батарейка из прибора, названного в деле “часы”, действительно изготовлена в 1995 году в Японии, как свидетельствует надпись по ее ободку.

Трофимов и Рухленко удивленно переглянулись.

– Вы хотите сказать, товарищ генерал, что наш "Гость" прибыл из будущего? – удивленно спросил Рухленко.

– Это не я хочу сказать, это говорят факты, собранные по данному делу. А факты, как известно, вещь упрямая, – говоря это, генерал отошел от окна, сел за стол и стал листать серую папку. – Смотрите, что тут Ларин пишет: "… После удаления миниатюрной батарейки, испорченной вследствие попадания влаги внутрь корпуса исследуемого прибора, и подключении к прибору внешнего источника питания, исследуемый прибор пришел в рабочее состояние…" Ну, Ларин и стилист! Нет, чтобы просто написать: " Прибор заработал". Так, ладно, дальше: "…В результате тестирования выяснено следующее: прибор представляет собой многофункциональное устройство, а именно – особо точные часы, способные показать время любого часового пояса Земли по встроенному в них изображению карты мира, три независимых секундомера, два будильника, брегет, воспроизводящий каждый час одну из шестнадцати мелодий, запоминающее устройство, способное запомнить и воспроизвести в нужный момент одно из пятидесяти сообщений, составленных из цифр и букв латинского алфавита – до двенадцати знаков в каждом сообщении… Информация выводится на прямоугольный экран неизвестной конструкции…” И все это засунуто в маленький приборчик, не больше наручных часов “Победа”. Впечатляет, не правда ли?

Подполковник Трофимов удивленно хмыкнул и покачал головой.

– Помните, что ответил Ларин на мой вопрос: "Какого габарита получится прибор, выполняющий аналогичные функции, если изготовить его в наших лабораториях, используя самую передовую технологию?" – спросил Славин.

– Он просто неопределенно развел руками, – ответил Рухленко.

– Прибор получится большой, это ясно. И прочитав следующее… – " Вся электрическая схема прибора, исключая миниатюрный кварц, размещена в бесформенной пластмассовой капле размером четыре на пять миллиметров и высотой полтора миллиметра…"– сам собой напрашивается вывод: данный прибор сегодня изготовить невозможно. Такой технологией сейчас не обладает никто – ни мы, ни американцы.

– Но прибор, тем ни менее, существует, – сказал Рухленко.

Вот именно, – генерал затушил окурок папиросы в хрустальной пепельнице. – Если бы мне в 1925 году кто-нибудь сказал, каких высот достигнет технический прогресс всего лишь за тридцать пять лет, не поверил бы ни слову. Я в 1925 году был командиром кавалерийского отряда, носился на коне по Башкирской степи и бил басмачей. И вот прошло всего лишь тридцать пять лет, и на тебе! – космические корабли, атомная бомба, телевидение!… И до чего додумаются ученые за следующие тридцать пять лет, никому пока не известно. Машина времени… Сегодня это звучит фантастично. Так же фантастично, как звучала в 1925 году фраза: "Космический корабль вывел на околоземную орбиту очередной искусственный спутник Земли".

Генерал сделал паузу, подчеркивающую значимость только что сказанного, а затем продолжил:

– Поэтому, я считаю, что нельзя отбрасывать, не проверив, ни одну, даже самую фантастическую на первый взгляд версию. И чтобы это проверить, необходимо подключить к операции агента Мангуст.

– Но Мангуст еще не полностью восстановился, – возразил подполковник Рухленко. – Он же просто выложился на деле "Скворцы". Ему еще пару недель отдыхать надо, чтобы в форму прийти.

– Он у тебя сейчас где? – спросил Славин.

– На даче, на Каменном, – в голосе Рухленко звучала обреченность.

– Отзывай и подключай.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

– И ориентируй его на то, что "Гость" действительно может оказаться из будущего.

§§§

– Ну и горазд же ты дрыхнуть, Серега! – сказал сам себе Сергей, глядя на круглые часы, висящие на фонарном столбе.

Он проспал до полудня. И спал бы дальше, если бы его не разбудила Князева-старшая, заскочившая домой в обеденный перерыв.

Ленинград начала шестидесятых… Боже, как давно это было! Лето, солнце, горячий асфальт и никаких автомобильных пробок.

Ноги сами несли Сергея на родной Васильевский остров. По Невскому, через Дворцовый мост на Стрелку, а затем по Большому проспекту на Гаванскую улицу.

Запахи детства! Может быть, кому-то эти ароматы казались неимоверной вонью, но только не Сергею. Приятные, щемящие, одурманивающие, навивающие давно забытое. Запахов на Васильевском хватало – кожевенный завод на Косой линии испускал их великое множество.

Сергей не менее часа простоял в маленьком садике, расположенном во внутреннем дворе дома. Дома, куда его, маленького и беспомощного, завернутого в ватное одеяло, принесли однажды морозным февралем. Он с нежностью смотрел в окно комнаты на первом этаже, где прожил первые восемь лет своей жизни. Сквозь неплотно задернутые занавески виднелся оранжевый абажур, подвешенный к лепнине потолка. Там, за этими занавесками жил Петр Иванович Бакетов – молодой неженатый двадцатичетырехлетний инженер. И если бы он сейчас выглянул в окно, то ни за что бы не догадался, что стоящий во дворе человек в коричневом костюме со старым рюкзаком на плече – его будущий сын.

Неприятная волна страха мурашками пробежала по спине. Сергей уже успел привыкнуть к своему новому дару и научился контролировать свои ощущения. Он больше не пугался враждебных взглядов в спину. Сергей прикрыл глаза и посмотрел назад. К тем двоим, что шли за ним от самой Лиговки, присоединился третий. Они стояли за кустами метрах в пятидесяти у Сергея за спиной. Все трое о чем-то переговаривались и кивали в сторону Сергея.

Сергею стало гадко и противно. Он еще раз взглянул на родное окно, повернулся и зашагал прочь из дворика.

Линии горизонта не существовало. Определить, где кончается море и начинается небо, было невозможно. Далеко-далеко, то ли в небе, то ли в море в бледно-голубой дали плавал остров Кронштадт. Водная гладь, подернутая легкой зыбью, казалась чуть наклоненной в сторону наблюдателя. Как на ладони, были видны игрушечные лодочки, черная широкая баржа, нагруженная песком и монотонно гудящий грейдер, углубляющий фарватер.

Гавань… Сергей стоял у самой кромки воды. Море ласково лизало его ботинки. Еще не построены гигантские выставочные павильоны, не закатана в асфальт набережная. Гостиницы “Прибалтийская” нет даже в проекте. Есть только уходящий в море старый причал с черными чугунными тумбами да светло-желтый мелкий песок под ногами, перемешанный с коричневыми кусочками сухого тростника.

Двое мальчишек лет двенадцати с мокрыми волосами, в прилипших к телу трусах пытались согреться у маленького костра. Костер больше дымил, чем горел – топливом ему служили сухие обломки тростника, вынесенные морем на берег. Глядя на гусиную кожу и посиневшие спины можно было с уверенностью сказать, что ребята провели в воде не меньше часа.

Сергей огляделся по сторонам, поднял несколько щепок, пустую папиросную коробку и подошел к костру.

– Как водичка? – спросил он вместо приветствия.

– Теплая, – стуча зубами, отозвался один из купальщиков.

– Это заметно, – усмехнулся Сергей и, присев на корточки, осторожно подложил в еле теплящийся костер щепки и пустую пачку из-под папирос. Огонь пыхнул и синей волной побежал по поверхности бумажной коробки.

«…Тот был умней, кто свой огонь сберег…» – в голове у Сергея завертелась мелодия популярной песни группы “Машина времени”. Сергей сидел на корточках и смотрел на разгорающийся огонь. «…Еще не все разрешено…» – мелодия не отставала. Один из мальчишек присел напротив Сергея и протянул открытые ладони к огню. Сергей собрался что-то спросить у сидящего напротив дрожащего существа, просто так, чтобы поддержать разговор, но тут его внимание привлек идущий вдоль берега молодой человек – лет двадцати или чуть старше, высокий, худой, белобрысый, в голубой рубашке с длинными рукавами и застегнутом наглухо вороте, жеваных коричневых брюках с вытянутыми коленками, в сандалетах на босую ногу. Походка у человека была странная, прихрамывающая. Он слегка приволакивал левую ногу, цепляя сандалем песок.

Человек, тихонько насвистывая какую-то грустную мелодию, проковылял в нескольких метрах от Сергея, не обратив никакого внимания ни на дымящий костер, ни на людей вокруг костра. Сергей проводил взглядом нескладную долговязую фигуру.

«Странный какой-то, – рассеяно подумал Сергей. – Прошел мимо и даже ни на кого не взглянул. Свистит что-то себе под нос. Свистит?..»

И тут Сергея как током ударило. Он быстро поднялся с корточек, резко цыкнул на расшалившихся мальчишек, и прислушался. Без всякого сомнения – хромой насвистывал мелодию песни «Костер»! Ту самую мелодию, что вертелась у Сергея в голове.

«Значит, этот хромоножка наш костер все-таки заметил, – мелькнула совершенно идиотская мысль. Сергей тряхнул головой: – Господи, о чем это я! Заметил, не заметил… Ведь этой мелодии пока не существует. Андрей Макаревич напишет свой «Костер» только через много лет. А может, это другая мелодия, просто очень похожая на “Костер”?»

Сергей догнал хромого паренька и схватил его за рукав рубашки. Хромой остановился и удивленно уставился на Сергея.

– Еще не жаль огня?.. – медленно, с вопросительной интонацией, проговорил Сергей, глядя в серые глаза незнакомца.

– …И Бог хранит меня, – незнакомец правильно закончил строчку припева и удивленно захлопал глазами.

– Тысяча девятьсот девяносто шестой? – осипшим голосом спросил Сергей.

Незнакомец сглотнул и утвердительно качнул головой. Похоже, от неожиданности он потерял дар речи.

Они сидели на скамейке в Василеостровском саду. Хромого звали Андреем. Как выяснилось, Андрей понятия не имеет, каким образом он оказался отброшенным на тридцать шесть лет назад во времени.

– Господи! Просто чудо, что я вас встретил! – Андрей взъерошил пальцами свои льняные волосы. – Еще немного – и я бы точно сошел с ума!

– Мы же договорились – на «ты», – напомнил Сергей.

– Да, да, конечно, – рассеяно подтвердил Андрей.

Сергею пришлось рассказать Андрею все по порядку – и про злополучную канаву, и про блуждание по “неправильному” лесу, и про удивительный серебряный луч, и о разговоре в ресторане. Новый знакомый поминутно охал, ахал, вскакивал со скамейки и в волнении всклокочивал и без того растрепанные волосы.

– Конец света! Ну надо же! – Андрей сокрушенно качал головой. – Значит, вы… э… простите, ты разговаривал с самим Господом Богом!? С ума сойти можно!

– Ну, не совсем с самим, – уточнил Сергей. – С его посланцем.

Сергей рассказал и о складе немецкого оружия, и о золоте, и о своих соглядатаях (две малиновые фигуры дефилировали по аллее за спиной на протяжении всего разговора). Умолчал он только о своем задании – сорвать космический полет. Почему он так поступил, Сергей и сам толком не понимал. Он решил отложить этот разговор на потом. Стыдно как-то было признаться практически незнакомому человеку, что собираешься помешать своей Родине стать первой в мире страной, запустившей человека в космос.

– Похоже, что и со мной у НЕГО осечка вышла, – задумчиво проговорил Андрей, когда Сергей закончил свой рассказ. – Только со мной никто не разговаривал и коньяком не поил. А луч я, наверное, проспал.

С Андреем, по его словам, приключилось следующее: в понедельник, 5 августа 1996 года Андрей в обеденный перерыв выскочил на полчасика позагорать и искупаться на пляж у Петропавловской крепости – благо пляж находился в пяти минутах ходьбы от его работы. И то ли он на солнце перегрелся, то ли съел что-то не то, но стало ему вдруг нехорошо и он не заметил, как отключился – то ли уснул, то ли сознание потерял. А когда пришел в себя, то сразу даже и не понял, что произошло. Удивился только, что провалялся на пляже до позднего вечера и что никто из загорающих даже не поинтересовался, почему человек, лежащий на полотенце, в течение многих часов ни разу не пошевелился. Но потом подумал, что и сам, наверное, не обратил бы внимания на такого загорающего – может разморило, и заснул человек. Красноватое солнце висело над самыми крышами домов. Часов у Андрея с собой не было, но и без них было ясно, что на работу идти уже поздно. Но самое противное заключалось в том, что Андрей выскочил на пляж без копейки в кармане. Пиджак, ботинки, бумажник, паспорт остались на его рабочем месте. Андрей отправился на пляж в рубашке и сменных сандалях на босу ногу. До дома надо было ехать на метро, куда, естественно, без денег не сунешься. Андрей тяжело вздохнул и потащился на работу. Он решил попытаться уговорить охранника впустить его на завод (Андрей работал инженером в конструкторском бюро) или, на худой конец, попробовать занять у охранника денег, чтоб добраться до дома. Какого же было его удивление, когда на месте шестиэтажного здания из стекла и бетона, где размещался их институтский корпус и заводоуправление, Андрей обнаружил кирпичный забор, за которым виднелись старые корпуса цехов завода. В полном смятении, отказываясь воспринимать происходящее, Андрей побежал по переулку вдоль забора к старой проходной. Проходная оказалась на месте, но надпись над воротами проходной окончательно выбила Андрея из колеи. Из надписи следовало, что за забором вовсе не его, Андрея, родной “Электроприбор”, куда он пришел два года назад по распределению, а какая-то контора под названием “Механический завод”. Не веря своим глазам и не понимая, что вокруг происходит, Андрей ввалился в проходную и стал допытываться у полусонной охранницы, почему переименовали завод и зачем снесли здание института. С точки зрения охранницы, вел он себя, как самый настоящий псих. Поэтому она пригрозила Андрею, что если он сейчас же не уберется, она вызовет милицию. Совершенно ошалевший, Андрей выскочил из проходной.

«Домой, скорее домой! У меня, наверное, временное помутнение рассудка. Конечно, это совсем не наш завод! Посплю, завтра утром встану, и все будет в порядке – вертелась в голове спасительная мысль. – На работе, конечно, шею мне намылят. Несомненно, намылят! И будут, в общем-то, абсолютно правы – исчез с обеда, никого не предупредил, пиджак на стуле висеть оставил – думай, что хочешь.»

Андрей решил прорваться в метро бесплатно. Но когда он подошел к тому месту, где с утра стояла станция метро “Выборгская”, то с удивлением обнаружил, что никакого метро нет и в помине.

«Наверное, я на пляже схлопотал солнечный удар. И в результате забыл, где метро находится, – решил Андрей. – Но, черт меня возьми, я готов поклясться чем угодно, что станция “Выборгская”, сколько себя помню, стояла именно на этом месте. Да, плохи мои дела. Если к утру голова не пройдет, пойду сдаваться врачам».

– Извините, – обратился он к проходившей мимо женщине. – Не подскажите – станция метро “Выборгская”?

– Какая станция? – не поняла женщина.

– “Выборгская”.

– Вы что-то путаете, молодой человек. Вы, наверное, приезжий, да? – высказала предположение женщина. – В Ленинграде нет станции метро с таким названием. А если вам в метро попасть надо, то ближайшая станция – на Финляндском вокзале. Вон трамвайная остановка. Сядете на любой трамвай. Остановки четыре или пять в ту сторону. В трамвае подскажут, где выходить.

«Почему Финляндский? А куда же подевалась “Выборгская”? – удивился Андрей. – Господи, что же произошло, пока я на пляже валялся. Ничего не понимаю. Просто фантастика какая-то!»

На трамвайной остановке не было ни души. Трамваев тоже пока не наблюдалось. Андрей подошел к стенду с газетами. Взгляд его рассеяно заскользил по газетным полосам. “В ЦК КПСС”… “Трудовой почин нефтяников Баку”… “На целинных просторах”… Газета “Правда”. Вторник, 2 августа.

«Странно, – подумал Андрей. – Сегодня пятое. Газета старая, от второго числа. Висит уже четвертый день. Почему-то новую не приклеили… Вторник? Но в августе еще не было ни одного вторника! Месяц начался с четверга и завтра – шестое августа, вторник. Что за ерунда!»

Андрей взглянул на газету и прочитал: “Правда”. Вторник, 2 августа, 1960 года”. Потребовалось некоторое время, пока до него дошел смысл прочитанного. Убеждая себя, что это всего лишь досадная опечатка, Андрей с замиранием сердца подошел к стенду с “Известиями” и прочитал:

“2 августа, 1960 года”.

У него закружилась голова и предательски подогнулись колени. Кое-как он дотащился до ближайшей скамейки и плюхнулся на нее.

– Какой сегодня год? – спросил он у проходившего мимо седоволосого старика.

– Простите, не расслышал, что вы говорите? – старик остановился и, слегка наклонившись, чуть повернул голову, подставив Андрею левое ухо.

– Год сейчас какой, дедушка! – почти выкрикнул Андрей.

Старик обиженно поджал губы, повернулся и пошел, бормоча себе под нос что-то на счет современной молодежи, пьянства и неуважения к старшим.

Андрей просидел на скамейке до темноты, тупо уставившись ничего не видящим взглядом куда-то в пространство и тихо бормоча себе под нос:

– Вторник… Тысяча девятьсот шестидесятый… Конечно, нет здесь никакого метро…

Редкие прохожие бросали на него удивленные взгляды.

Бессонную ночь он провел, сидя на жесткой скамейке в зале ожидания Финляндского вокзала. И к утру окончательно уверовал, что сошел с ума. Размышляя всю ночь, Андрей пришел к выводу, что вся его «настоящая» жизнь – выдумка его больного воображения. Он даже стал сомневаться, действительно ли его зовут Андреем.

«Наверное, я потерял память, – решил Андрей. – А мой мозг, чтобы заполнить пустоту, выдумал историю об инженере из 1996 года. Да как складно выдумал! Кто же я на самом деле такой? Где мой дом? Кто мои родители? «

Карманы его брюк оказались совершенно пусты – ни денег, ни документов, ни одной бумажки. Когда первые лучи солнца забрезжили сквозь пыльные окна вокзала, Андрей встал и направился к выходу.

«Все, иду сдаваться в сумасшедший дом! – решил Андрей. – Может, там знают, кто я такой».

– Если бы я тебя на берегу не встретил, вернее ты меня не остановил, остаток жизни я, скорее всего, провел бы в психлечебнице. – Андрей сокрушенно покачал головой. – Я ведь на «Пряжку» шел.

– Да, просто удивительно, что мы встретились в многомиллионном городе, – Сергей достал из кармана пиджака пачку папирос и кивком предложил Андрею.

– Я не курю, – Андрей отрицательно покачал головой.

– Тебе везет, – сказал Сергей, прикуривая от спички. – А я без курева не могу. В лесу, когда сигареты у меня промокли, я душу готов был продать за курево. Вот и сейчас – папиросы на исходе – а денег нет. Да и подкрепиться бы не плохо. Я то хоть позавтракал – спасибо добрым людям – накормили, а ты, наверное, просто с голоду помираешь.

– Да, есть, конечно, охота, – Андрей проглотил слюну.

Сергей встал со скамейки и закинул за плечи рюкзак:

– Деньги мы как-нибудь раздобудем – попробуем продать золотые монеты. Но сначала надо попытаться избавиться от “хвоста”, – и Сергей, не поворачивая головы, выразительно повел глазами.

Они шли по Малому проспекту в сторону Невы. За ними неотступно на приличном расстоянии следовали двое.

– Смотри, Андрей, сейчас вон к той остановке подъедет троллейбус, – сказал Сергей. – Те двое, что следят за нами, не догадываются, что я их давно засек. Если сейчас рвануть и прыгнуть в троллейбус, они не успеют добежать – слишком далеко они от нас держатся. Сможешь добежать?

– Смогу, – уверенно ответил Андрей. – Ты не смотри, что я хромой. Бегаю я быстро.

– Тогда на счет «три», – коротко сказал Сергей.

Когда троллейбус подошел к остановке, Сергей скомандовал: «Три!» и рванулся вперед. Андрей бежал рядом и не отставал ни на шаг. Они вскочили в троллейбус последними, двери захлопнулись, и машина медленно тронулась вперед. Сергей, переведя дух, прислонился спиной к заднему стеклу и шепнул Андрею:

– Не смотри назад. На всякий случай. Пусть думают, что мы вовсе не от них убегали, а просто решили успеть на этот троллейбус.

Народу в троллейбусе было мало.

– Во, заметались! – удовлетворенно сказал Сергей. – Не ожидали от нас такого подвоха.

– Ты их что, затылком видишь? – удивился Андрей.

– Вроде того. Потом объясню. Вот черт, они пытаются машину остановить! – Сергей с досады хлопнул кулаком по металлическому поручню.

– Ну вот, добегались, – Андрей тяжело вздохнул.

– Не торопись сдаваться, Андрюха! – Сергей легонько толкнул своего спутника локтем в бок. – Мы еще с тобой побегаем.

Андрей, стоявший спиной к заднему стеклу, вопросительно посмотрел на Сергея.

– Не остановилась машина, – объяснил Сергей.

Троллейбус повернул к Смоленскому кладбищу. Сергей не успел заметить, удалось ли их преследователям остановить следующую машину, но и так было ясно, что из троллейбуса надо сматываться как можно быстрей. Сергей подтолкнул Андрея к дверям:

– Сейчас выскакиваем и ходу в ближайший двор. Надеюсь, он проходным окажется.

– Ну, кажется, оторвались, – Сергей остановился, перевел дух и поправил сползшую лямку рюкзака. – Ты как? Нормально?