Северная корона

Спустившись в Dominikaner Stube , он увидел, что Инга и Мартин с семьей уже сидят за столом в углу зала. Мутти, уставшая от переезда, осталась в номере под опекой Офелии. Ужин им подадут в номер. Мартин был с женой и десятилетней дочкой – Ханной. Очень живая, худенькая, черноволосая девочка с большими темными глазами. Инга почему-то была недовольна ею, хотя ребенок вел себя безукоризненно, она рассказала о своей учебе в классической гимназии, какие языки изучает – греческий, французский, латынь; каким спортом занимается.. Искренне заинтересовалась тем, что Серов из России и предложила ему свою дружбу. Из беседы с Ханной он выяснил, что девочка плохо знает немецкую литературу, и даже решил было подарить ей Гауфа, купленного в Эрфурте, но потом передумал – нет, это для нас с Веркой. Позже он подыщет ей что-нибудь в местных книжных магазинах.

Заказали жареную рыбу, что водится только в Боденском озере (названия он не запомнил и не смог бы определить к какому виду она принадлежит). Инга посетовала, что рыба исчезает из Boden See и тому виной очистительные сооружения. Да,да. Оказывается, слишком чистая вода – это тоже плохо, рыбе нечем кормиться. Это уже стало большой и реальной проблемой для местного рыболовства .Жители Райхенау останутся без работы, ведь их основное занятие рыболовный промысел.

Ресторан «Dominikaner Stube” был выдержан в стиле монастырской трапезной –квадратные ячейки больших окон, тяжелая, массивная деревянная мебель, но без аскетизма. Официантка, принимавшая их заказ – прелестная полненькая блондинка в национальном швабском платье, с зычным, но все же нежным голоском, выглядела очень сексапильно, так что в голову лезли всякие фривольные фантазии, естественно бесплодные. Как он и предполагал, в зале было жарко и вскоре под предлогом покурить, вышел наружу, на воздух. Моросил едва заметный дождь. Внутренний двор отеля, как у всякого доминиканского монастыря, имел форму правильного квадрата, свободного от пышных насаждений – только травяной газон. По всему периметру квадратного двора шла арочная галерея, украшенная картинами, выполненными в технике масляной настенной живописи, на темы истории города Кonstanz и самого монастыря. Внимательное изучение этих картин он оставил на потом. Выпитое за столом вино добавило легкой дремы в усталость сегодняшнего дня, и вернувшись к компании, Серов хотел только одного – поскорее очутиться в своем номере.

Мартин, напротив, выглядел очень бодрым, впрочем, как и Инга. «Железные немцы» – подумал он – «Хорошая черта нации – выносливость, она предтеча оптимизму, чего мы, русские, большей частью лишены». Мартин сообщил, что послезавтра здесь открывается «Flohmarkt” – барахолка, блошиная ярморка. Это любопытно, и предложил Серову составить им компанию в прогулке по городу. Инга сказала, что к сожалению у нее на это время запланирована встреча с банковским агентом, и что она будет завидовать им, так как сама обожает барахолки.

Вечером, чистя зубы и сплевывая пасту в белоснежный умывальник, он вновь испуганно ощутил предстоящую разницу в комфорте между жизнью в Германии и Монголии. «Куда ты собираешься их засунуть? – думал он о своих. – Сюда бы их привезти… Зачем тебе одному вся эта роскошь сейчас?».

Он включил телевизор и открыл мини-бар. Хирурга трудно удивить ассортиментом напитков; чего-чего, а всяческих бутылок, поднесенных благодарными пациентами, за свою жизнь он повидал немало, но содержимое полированного шкафчика приятно поразило. Продолжая думать о семье и о предстоящем принятии решения, которое должно было радикально изменить жизнь, он принялся опустошать мини-бар. Он не подозревал, что за мини-бар даже в пятизвездочной гостинице нужно платить отдельно.

7

Все встретились утром за завтраком в большом ресторане на первом этаже Вход в ресторан находился напротив лифта, отделанного зеленоватым, роскошно отполированным, мрамором, и здесь же можно было выйти на открытую террасу, где стояли накрытые белыми скатертями , круглые столики под тенью белых зонтов. За балюстрадой террасы простиралось море, одаривая сидящих легким бризом, солнцем и розовевшими на горизонте Альпами.

Мутти привезли на кресле-каталке. Вид у фрау Хельги был отдохнувший. «Шведский стол», предлагаемый постояльцам – какое-то сказочное изобилие. Длинные столы, выставленные в центре зала, ломились от всевозможных закусок и блюд. «Пожалуй, даже богаче, чем на пароме Silvia Lain» – вспомнил Серов свое морское путешествие из Любека в Хельсинки, когда перегонял купленную «ауди». «Хотя тогда казалось , что большего и желать-то нельзя»». Полагалось даже Шампанское, и Инга уговаривала его выпить, если он хочет, без стеснения. но он отказался. Завтрак завершили черным кофе и фруктовым желе, трепещущим на блюдце. Миниатюра, создаваемая черным кофе в обрамлении белой фарфоровой чашки, завораживала своей законченностью, как квадрат Малевича.

На сегодня Серов был предоставлен самому себе, у Инги куча бумажных дел, но пока она предложила составить ей компанию и выгулять собак. Пока она ходила за Варягом и Вербой, он, выйдя наружу, курил и любовался видом летнего кафе на террасе, залитой солнцем. В раскрытых белых зонтах, на фоне практически морского пейзажа , в беспечно отдыхающей публике за стликами, в неге теплого морского воздуха было что-то заставляющее вспомнить эмигрантскую прозу Бунина . Появление Инги с двумя борзыми добавило подлинности в эту картину. Они решили пройтись вокруг отеля. Собак пришлось поделить – стройный Варяг рвался на цепи, не взирая на впивающийся ошейник, волок за собой, словно хотел привезти неразумную хозяйку в только ему одному известное райское местечко, располневшая же Верба еле передвигала тонкие лапы., и всем своим видом показывала, что не прочь вернуться в номер. Отель действительно располагался на островке, широкий, но мелкий ручей, заросший пухлыми водорослями окружал здание монастыря с трех сторон и впадал в озеро метрах в ста от террасы. Там на зеленой лужайке несколько постояльцев устроились загорать на шезлонгах. Белые, не тронутые загаром, тела свидетельствовали , что это их первый контакт с весенним солнцем в этом году, и люди просто решили воспользоваться погожим днем, не принося его в жертву знакомству с достопримечательностями Констанца.. День обещал быть жарким, солнце припекало, и хотелось купаться. В какой-то момент раздался и поплыл над городом колокольный звон, насыщенный и близкий, прямо над ухом. Это звучали колокола мюнстера. Сегодня же – Pfingsten – Троица.

Он все-таки не оставил идеи искупаться и когда вернулся в свой номер, не мешкая переоделся, прихватил гостиничное банное полотенце, и вернулся на место, где стояли шезлонги на берегу. В воду спускались каменные ступеньки, и только что перед ним женщина лет сорока в черном закрытом купальнике сошла по ним в озеро. Но он, решив последовать ее примеру, опустился только на две ступени и , к своему стыду, сразу же выбрался обратно – вода была ледяной. Он никак не ожидал, что в такие жаркие дни вода в озере может оставаться настолько холодной. Как тогда в Байкале, когда он на спор с Боровым искупался в Баргузинском заливе, тоже в конце мая и при свирепом северном ветре. Но это было десять лет назад и ему было сорок. Нет, сейчас не стоит лезть в прорубь, прохладный душ в номере куда приятнее. Сделав вид, что он и не собирался целиком залезать в воду, а только смочить ноги, он уселся в свободный шезлонг и с четверть часа понежился под солнцем. Дольше предаваться этому пустому занятию он не хотел, его тянуло в город.

Ему нравились старые города Германии, и за возможность побывать в них еще и еще раз он был готов отвергнуть любые другие дары судьбы. Конечно, эта любовь у него из детства. Первые осмысленные жизненные впечатления связаны с Германией, где а начале пятидесятых служил отец. Ничем другим, кроме впитанной в ранние годы атмосферы той тогдашней жизни, нельзя было объяснить этого сродства – это почти зов крови. И все последующие приезды в Германию только накапливали эту любовь.

Он всегда завидовал людям, , которые, например, описывая лес, могли поименно перечислить множество разнообразных растений, трав, цветов. Или, гуляя по городу, точно вспомнить какие-то исторические события, что произошли в том или ином месте, как, напрмер, Джойс. Что бы рассказал Джойс о Констанц, родись он тут, а не в Дублине? А что знает о Констац он сам? То, что известно всем – что в средние века здесь состоялся Вселенский Собор католической церкви, положивший конец схизме и был избран единый Папа, что по решению Собора был предан костру Ян Гус, что статуя Империи в порту изображает знаменитую в те времена куртизанку, которую вывел в своих «озорных рассказах» Бальзак, что Барбаросса останавливался здесь перед крестовым походом, что отсюда родом граф Цеппелин, создатель дирижаблей. Но все эти факты имели для него значение только, как единое целое, и только связанные с живым видом озера, с Альпами, видневшимися на другом берегу, с флагами стран Европы, трепетавшими от ветра на мосту через Рейн, с железной дорогой, уходящей в Швейцарию, с современной городской скульптурой у фонтана. где любят играть дети, с кафе и магазинами, со знанием того, что Рейн берет начало в горах Австрии и впадая в Boden See, сохраняет свое название и суть реки на протяжении всего своего невидимого пути , влившись в воды озера…

Во время прогулки пошел дождь и он решил переждать его в соборе, до которого было рукой подать, и посещение которого так и так входило в его планы. Собор реставрировали, на время вынужденно обезобразив фасад строительными лесами. Констанцский мюнстер не мог соревноваться в великолепии со Страсбургским, или Фрайбургским, или Эрфуртским соборами, но все же был внушительных размеров и впечатлял своей аскетичной архитектурой, более свойственной протестантским храмам. «Мюнстер» обозначает, что в этой церкви служит епископ. Как и снаружи, внутри преобладал светло– серый цвет – и стены, и потолок, и колонны нефа… но витражи собрали все цвета, как в калейдоскопе, правда, сейчас они были не такими яркими –солнце, скрывшееся за тучами, не подпитывало краски. Он не застал богослужения, праздничная месса закончилась до его прихода, и внутри уже не было толпы прихожан. Среди немногочисленных посетителей , большей частью это были туристы, обращала на себя внимание группа человек двадцать, расположившаяся на скамьях , к которой обращался , стоявший рядом священник. Было видно, что это не проповедь, а вполне личная беседа, кажется, они договаривались о какой-то дате. Серов сел поодаль от них, позади., разглядывая хоры и кабинки для исповеди. К этой большой группе принадлежали еще трое – женщина лет тридцати и два молодых человека, поначалу они стояли рядом со священником, но сейчас отошли от всей компании и сели на скамью за два ряда перед ним. На женщине был серый брючный костюм и широкий белый холщовый шарф, накинутый на плечи. Она была удивительно хороша. Ощущаемая, как дыхание, свежесть чуть смуглой кожи , плавные линии открытой шеи, умное лицо, ладная фигура и море осторожной, сдержанной женственности. Такой тип женской красоты можно встретить только в Старом Свете. Это была совершенно особенная, западноевропейская красота, созданная и природой, и безукоризненным умением пользоваться дорогой косметикой и ювелирными украшениями, и , конечно, образом жизни, без сомнения хорошо обеспеченной. Ничего яркого и тем более вульгарного не было в ее облике, наоборот что-то загадочно приглушенное, но она была потрясающе пленительна и желанна. Он не мог оторвать от нее взгляда. и сожалел, что ничто в мире не может соединить их, стать причиной их знакомства и хоть какого-то сближения. Риторическая обида на несовершенство мира переполняла его. Все будет, как предписано свыше, он встанет и уйдет, вместо того, чтобы не расставаться с этой женщиной всю жизнь. Таков мир. Ваши желания – ничто. Но он не смог заставить себя уйти и дождался, пока вся компания покинула собор, и она вместе со всеми…

Дождь не переставал, сделав Констанц серым и хмурым, что, пожалуй, шло городу даже больше, чем солнечная погода. Пешком добираясь до отеля. он промок и, когда очутился в своем номере, решил , что неплохо было бы сейчас погреться в бане. Еще раньше. изучая рекламные буклеты отеля, он узнал, что на втором этаже находится сауна к услугам проживающих, без дополнительной оплаты. Как раз в это время – в шестнадцать часов, она открывалась. Серов оказался первым и пока единственным посетителем, открыв дверь своим ключом-карточкой от номера. Конечно, и здесь комфорт был на высоте. Стеллажи, заполненные белыми махровыми полотенцами в неограниченном количестве, холодильный шкаф забитый минеральной «Sprudel” в литровых бутылках с винтовыми пробками, фены, бассейн , просторная комната отдыха с лежаками и две парные – сауна и турецкая . Он прошел в сауну, устроенную по принципу амфитеатра, но не стал забираться высоко, и в ожидании пока тело покроется каплями пота, вспоминал монгольскую сауну на базе отдыха в Хялганате, на Селенге, куда на один день ездили с Чаловым. и Петькой. Там тоже встречали по высшему разряду, да и как могло быть иначе – первый зам. генерального, с гостями… Копченый хариус под пиво, жареный таймень под водочку… монголка-массажистка. Бассейн там побольше, раза в три. Да, и веники! А без веника, что за баня?

Дверь из толстого полупрозрачного стекла бесшумно открылась и в сауну зашла пара – он и она, оба голые. Высокий, спортивного телосложения, мужчина был явно старше своей спутницы, красивой брюнетки лет тридцати. Ничуть не смущаясь, а собственно чего стесняться, они взобрались повыше и довольно громко заговорили по-английски. А он, помимо того, что был поражен такой вольностью нравов, устыдился своей наготы. Ведь здесь, в отеле, они вполне могут встретиться, например, за завтраком… и как он будет смотреть в лицо этой даме , у которой сейчас вынужден смотреть на ее полную грудь, полные белоснежные бедра и на черные жесткие завитушки волос лобка. Вынужден, потому что оторваться от этого созерцания было выше его сил. Он чувствовал, как голое женское колено слева от его головы, как магнитом притягивает его взгляд, заставляет коситься туда, стараясь делать это скрытно и кратко. « К черту, многовато на сегодня эротических переживаний..» Когда в сауну вошел еще один – старик, он встал и перешел в другую комнату, в турецкую парную. Здесь он оказался в одиночестве и , наверное, был невидим в клубах пара, погруженный в них, как в густой туман. Но женская нагота, неожиданно увиденная и шокировавшая его, не позволяла сразу переключить мысли на что-нибудь иное. Ему вспомнилось другое прекрасное женское тело. В прозекторской. Он пришел на вскрытие какого-то хирургического больного, а на соседнем столе, на сером мраморе, лежала молодая женщина. Вряд ли он еще когда-нибудь видел такие совершенные пропорции, идеальные формы, она была лучше Венеры. Волнистые рыжие волосы… Никаких следов смертного тления , губы полуоткрыты. .. Ее еще не вскрывали, плоть еще не была изуродована. Стендаль был прав в выборе эпиграфа к своей лучшей новелле. « А с ней что?» – спросил он патологоанатома. «Криминальный аборт» «Твою мать…Средневековье! Ведь ей не больше двадцати пяти, наверное» « Двадцать шесть». «Твою мать… Я даже не думал, что такое еще происходит в наше время»

« Ну, ты же не гинеколог, не сталкиваешься с этим, не знаешь их статистики.».

Когда он вышел из парной в коридор, то через открытый вход в комнату отдыха увидел так взволновавшую его женщину и ее мужчину. Они возлежали на топчанах, но уже завернутые в полотенца.

Вечером, направляясь на ужин в «Dominikaner Stube» , Серов наткнулся в галерее первого этажа на ту же компанию, что видел в мюнстере. И сразу узнал молодую даму в белой холщовой накидке. Остановившись перед картиной, группа оживленно обсуждала сюжет фрески. Среди них была и невеста в подвенечном платье; очевидно, они собиралась отметить свадьбу в большом ресторане отеля. Несколько мгновений он опять полюбовался своей избранницей, и хотя это должно было быть ему безразлично, но порадовался, что это не она сейчас выходит замуж.

8

Главный бульвар заполнялся толпой туристов, приехавших ради интереса побывать на Floh Markt из близлежащих городов и даже пограничных стран. Блошиные рынки пользуются большой популярностью. В Шварцвальде самая знаменитая ярмарка проходит во Freudenstadt на ратушной площади, и туда тоже съезжаются толпы народа.

Заставленный самодельными лотками, бульвар стал вдвое уже прежнего. Вдобавок, на газоне были расстелены коврики, старые скатерти, рулоны бумаги, с разложенными на них раритетами. Владельцы этих старых вещей, не были продавцами в принятом смысле слова, их целью была не материальная выгода от продажи, а скорее желание рассказать о происхождении, истории этих предметов, узнать, что эти вещи нравятся еще кому-то, кроме них самих.

Мартин пришел на ярмарку вместе с Ханной. Слившись с толпой, они неспешно передвигались по бульвару, рассматривая старинные диковинки. Судя по всему, Мартин не был любителем антиквариата, и без особого интереса проходил мимо медной утвари, потускневших сервизов, статуэток, бытовых электроприборов сорокалетней давности, картин, книг… Но погода была хорошей, светило солнце и прогуляться по городу, взбудораженному таким небудничным событием, было приятно. Ханна никак не могла выбрать, что бы ей хотелось приобрести из увиденных вещиц, и Серов на свой вкус подарил ей одну из двух фарфоровых куколок, купленных у седовласой полной женщины с удивительно приветливой улыбкой. Куклы величиной с ладонь, одеты в плотные кружева , сплетенные вручную, одна – белая, другая чернокожая африканка. Негритянку он решил оставить для Верочки.

Между тем, ему надо было спешить – утром Инга предложила прокатиться с ней в Швейцарию, неподалеку от границы жил ее старый друг, которого она пригласила на обед в отель. Он – филолог, был ее преподавателем в годы ее студенчества в Цюрихе, и с тех пор у них сохранились дружеские отношения. По пути к границе инга рассказала подробнее об этом господине. Его зовут Юлиус, сейчас ему восемьдесят четыре года. Очень интересный, широко образованный человек, дружил с Дюрренматтом, в доме висят подлинники Шагала. Холост и никогда не был женат, младший брат живет в Барселоне, до последнего времени Юлиус ездил к нему, в Испанию, на машине, сам за рулем, через всю Европу. Смешно получилось у нее, когда она сказала:

– Во время войны Юлиус дежурил на границе с пулеметом, направленным на Германию. Кстати, Вы знаете, почему Гитлер так и не напал на Швейцарию?

– Я полагаю из-за статуса банковской столицы мира.

– Нет, не это главное. Вермахт нуждался в оптике, которую поставляла Швейцария, прицелы для орудий, танков, самолетов… и оккупация нейтральной Швейцарии, помимо всего прочего, могла привести к проблемам в области вооружения.

До границы было рукой подать, город разделен на две части: немецкую – Констанц и швейцарскую – Кройцлинген. Остановившись перед погранпунктом, Инга вышла из машины и с паспортами подошла к окошечку контроля. Через несколько минут вернулась с крайне озабоченным видом.

– Как хорошо, что они обратили на это внимание! Вы можете ехать в Швейцарию, да. Но вернуться назад в Германию не можете – Ваша немецкая виза только с однократным въездом в страну. Хороши бы мы были, если бы укатили сейчас через границу… Но Вы не волнуйтесь, сейчас мы поймаем такси и Вас отвезут в отель. Или…подождите меня здесь, я думаю, что через полчаса я вернусь, дом Юлиуса совсем рядом отсюда.

Серов предпочел второй вариант, и остался ждать возвращения Инги, сидя на лавочке возле пропускного пункта. Два рослых офицера-пограничника, вышедшие наружу из помещения, дружелюбно подмигнули ему, сочувствуя его проблеме. Ждать действительно пришлось недолго, в обещанное время ингино «вольво» пересекло государственную границу в обратном направлении. Рядом с Ингой на переднем сидении сидел худощавый, чуть сгорбленный мужчина, с заостренными чертами лица, с большими залысинами на седой голове, в очках с круглой роговой оправой, впрочем, довольно изящной. С первых минут общения этот человек вызывал симпатию, свойственную очень пожилым людям с хорошо сохранившимся интеллектом.

Обед был заказан в отдельном кабинете – Bischofzimmer. на первом этаже гостиницы. , Не слишком просторную комнату почти целиком занимал большой овальный стол, светлые стены украшали старинные гравюры и канделябры. Через стеклянную стену открывался вид на озеро и террасу с белыми зонтами и пальмами в кадушках. На этот раз мутти и Офелия составили им компанию, обе были одеты в белые костюмы и в этом наряде смуглая Офелия напоминала Серову куклу , лежащую сейчас у него в кармане пиджака. На господине Юлиусе был надет синий костюм, сидевший несколько мешковато на худых старческих плечах. особенно это становилось заметно, когда, произнося тост, он горизонтально вздымал согнутую в локте правую руку с бокалом вина. Прищуренные глаза из-под очков смотрели прямо и насмешливо. Вперяясь в раскрытую книгу меню, Юлиус попросил официанта, принимавшего заказ, принести для него побольше хлеба

– Печально, но у себя дома я не имею достаточно хлеба – пожаловался он ему, разыгрывая из себя обездоленного старостью нищего.

Разговор шел на немецком. Кажется, Юлиус не одобрял намерение Инги покинуть Германию. Оба вспоминали какие-то забавные эпизоды из университетской жизни в Цюрихе, для мутти тоже было интересно услышать о похождениях своей дочери в молодости. «Завтра мы с г .Серовым .возвращаемся в Тюрингию.– сказала Инга – Надо закончить дела по продаже недвижимости и подготовить мебель к отправке. Есть еще одна проблема… Я окончательно решила лететь в Нью-Йорк из Цюриха, и нам надо будет продлить Вашу швейцарскую визу, Сергей.

– Вы из России? – спросил его Юлиус – Откуда?

– Из Петербурга.

– Никогда не был в России. Но слышал, конечно, что Петербург один из красивейших городов мира. Достоевский… Я читал его романы. «Карамазовы». «Игрок».

– У меня сложилось мнение, что на Западе из русских писателей только Достоевский вызывает интерес, об остальных наших классиках многие тут даже не слышали. Я уж не говорю о советских прозаиках, хотя многие из них по-настоящему крупные писатели.

– Не огорчайтесь. Это – мировая тенденция. Люди перестали читать, ни своих, ни чужих. Кому сейчас нужны свечи? Разве что в церкви…

Право выбора вина предоставили Инге, и она заказала белое вино местного происхождения – из Бирнау. Вино оказалось превосходным. В своем небогатом воображении Серов мысленно сравнил его с жидким хрусталем. Юлиус сказал, что в Швейцарии тоже умеют делать прекрасные вина, особенно в кантоне Валлис, откуда он сам родом. Валлис славится своими виноградниками, раскинутыми в альпийских долинах и еще … « обилием дураков». « Да,да .Это наша географическая беда. Недостаток йода в пище ведет к врожденному кретинизму. По мне, как уроженцу этих мест, это, наверное, заметно?

Я хочу рассказать вам одну историю про моих земляков…. Однажды два крестьянина, жившие в горах, решили спуститься в долину, чтоб там, в городе, выгодно продать плоды своего сельского труда. Сели на мулов, навьючив их поклажей с медом и овощами и тронулись в путь. На базаре они очень удачно продали свой товар и решили вознаградить себя за труды посещением кабака. До позднего вечера просидели в заведении, наслаждаясь хорошим валлисским вином, не в силах оторваться от кружки. Но приближалась ночь, и надо было возвращаться домой. Ноги плохо слушались их, голова тоже. Кое-как они вскарабкались на мулов, предоставив бедным животным доставить их до дому , что мулы, повинуясь своему инстинкту и выполнили. Каково же было удивление этих мужиков, когда утром каждый из них обнаружил рядом с собой в постели жену своего приятеля! Как могло произойти такое? – Юлиус сделал паузу, в надежде, что кто-нибудь даст правильный ответ, и не дождавшись, ответил сам – Пьяные, они перепутали мулов, когда вышли из кабака, а те пришли каждый в свое стойло».

Больше всех над рассказанным анекдотом потешалась мутти, Офелия, плохо знавшая немецкий, тактично улыбалась, за компанию.

Серов спросил разрешения у присутствующих сделать несколько фото на память и когда вышел курить на террасу, сфотографировал сидящих за столом через стеклянную стену Bischofzimmer. « Как в телевизионном реалити-шоу «За стеклом» – подумал он, глядя на улыбающиеся лица своих друзей, позирующих ему для снимка с поднятыми бокалами в руках.

9

Как всегда, обратная дорога казалась менее утомительной. Даже Варяг, которого Инга все-таки взяла с собой, оставив Вербу с мутти и Офелией, не докучал своим присутствием и мирно дремал на заднем сидении. В пути Инге на мобильник позвонил маклер из Америки и сообщил, что дом полностью подготовлен к их приезду.

В Blankenhein приехали ближе к вечеру. Бросались в глаза безлюдные улицы, что было уже непривычным после запруженных туристами бульваров Кonstanz, да и сама погода – какая-то серая, беспокойная, с пустым предзакатным небом как бы подготавливала встречу с опустевшим домом. Ворота в парк оказались открытыми, хотя Инга была убеждена, что запирала их. Дом встретил сумеречной пустотой, гулким звучанием их собственных голосов и шагов, и откровенной скукой. Понимая, что сегодня уже ничего к лучшему не изменишь, отправились спать.