Танец на раскаленных углях

И Ханна беззвучно заплакала.

Гизела берется за дело всерьез

Солнце припекало безжалостно, стрелка часов перевалила за полдень, песок на пляже обжигал ступни так, словно Лина шла по раскаленной плите. В общем, пора было смываться в тень. От зноя и бесконечных душевных излияний Ханны надежнее всего было укрыться в собственном номере. Почему бы и нет? В конце концов, Лина не практикующий психотерапевт. Надоело выслушивать бесконечные исповеди и «очень интересные» истории всех этих многочисленных иностранцев… Словно она села в международный поезд, а пассажиры в купе меняются на каждой станции, и каждый из них считает своим долгом исповедаться перед незнакомкой....

«А, может, ну его к лешему, это расследование? Между прочим, мне самой скоро психотерапевт требуется, – подумала Лина даже с некоторым раздражением, – точнее, психолог в облике собственного мужа. Я скоро тут с ума сойду от тоски, страха и одиночества. Вернуться в Москву досрочно? Фигушки! Не такие мы с Петром богатые, чтобы денежки на ветер швырять. Нас, российских туристов, не смутишь ни цунами, ни революциями, ни землетрясениями, ни эпидемиями – ни одно из этих событий не заставило наших людей прервать выстраданный отдых, на который копили денежки весь год. «Русская рулетка» – вот это в нашем характере, черт побери! Когда немцы и англичане удирают в аэропорт с чемоданами, наши люди, «приняв на грудь для храбрости», бодро маршируют среди повстанцев или фотографируют набегающую волну цунами с крыш отелей. В общем, удирать, когда ничто серьезное жизни не угрожает, как-то… стыдно… Сдаться и уехать, когда тут такое творится… Нет, это не для Лины! Особенно в то время, когда под боком совершаются таинственные убийства…»

Лина решила: вот прямо сейчас она позвонит любимому мужу и напрямую спросит, думал ли он о ней сегодня. Или уже нашел утешение в объятиях какой-нибудь медсестры? Ой, что за чушь в голову приходит… В общем, настало время напомнить Петру, что на курорте его ждет любящая жена… И Лина решительно двинула в номер.

Чья-то тощая лапка цепко схватила ее за обожженное солнцем плечо. От неожиданности и боли русская туристка ойкнула и обернулась.

– Тссс, я вас тут уже полчаса поджидаю. Не хотела подходить на пляже, это было бы слишком заметно. Встретимся в баре. Следуйте за мной, только умоляю: не оглядывайтесь.

Лина не выдержала и все-таки оглянулась. У входа в бар устроилось странное существо в темных очках и черной накидке с блестками, мало подходившей к яркому солнечному утру. Глаза Лины постепенно привыкли к полумраку, и она не без труда узнала в незнакомке…Гизелу.

«Интересно, что этой пожилой перечнице от меня надо? – привычно подумала русская туристка с легким раздражением. – Наверное, опять примется нести чушь несусветную про татуировки… Ой, зря я о ней так, в общем-то престарелая фрау ни в чем не виновата. Наоборот, она совершенно искренне пытается мне помочь с расследованием….», – спохватилась Лина и, устыдившись своего беспричинного гнева, сделала над собой усилие. То бишь, взглянула на пожилую немку с вежливой улыбкой и вкрадчиво произнесла:

– Такое дивное утро, а вы, между тем, выглядите огорченной, моя дорогая Гизела….

– Никаких «моя дорогая Гизела»! – прошипела дама, поправляя очки. – Хладнокровнее, детка! Мы с вами должны делать вид, что едва знакомы, – еле слышно прошептала старушенция. – Давайте-ка сейчас осторожно, по очереди сменим место дислокации, короче, переместимся в бар. Дальше план действий такой: вы сядете за столик, а я как бы случайно через пару минут присоединюсь к вам. Постарайтесь выбрать укромное местечко на веранде – например, вон там, за колонной. Если мы устроимся в дальнем углу, шум моря заглушит любой, даже громкий разговор.

– Это что еще за конспирация? – удивилась Лина. – Чем-то неуловимо напоминает встречу Штирлица с женой в фильме «Семнадцать мгновений весны».

– Помню-помню! Во времена ГДР довольно часто крутили этот ваш сериал, – оживилась старушка. – Зря иронизируете, Лина! Теперь нам необходимо соблюдать осторожность. Ступайте за столик, я сейчас приду, – уже громче проскрежетала она и затем, не глядя на собеседницу, приложила палец к губам и скрылась в дамской комнате.

– Итак? – спросила Лина «Штирлица в юбке» с нетерпением. Она отхлебнула кофе и теперь предвкушала приятное послевкусие. В этот раз Лина попросила Веселина плеснуть в бокал чуть-чуть коньяка, не без основания предположив, что старушенция тоже не ограничится чашкой пустого чая. Гизела и вправду нарисовалась у столика со стаканом, до краев наполненным виски.

– Позвольте присесть? – спросила старушка нарочито громко, так что немцы за дальним столиком обернулись в их сторону. А потом опять продолжила конспиративным шепотом:

– Деточка, в «Пальме» становится все опаснее. Можете иронизировать, моя дорогая, сколько угодно и как угодно высмеивать меня, старуху, однако это так. Мне очень не нравится все, что творится в этом проклятом отеле. К примеру, смерть этой молодой шотландки, как ее….Ну да, Адели. Я встречала эту девицу здесь уже лет пять подряд, и прежде мне казалось, что я знаю о ней почти все. Эта мисс Адель была бодрой и спортивной фройляйн. Она обожала плавать, ходила на аэробику в соседний отель, а каждый вечер отправлялась со своим дружком на дискотеку и в бар. У этой фройляйн не было ни возраста, ни болезней бедного Тони… Повторяю, мне кажется весьма странным, что она отправилась следом за рокером на небеса. А вам, Лина, так не кажется?

– Бывают же трагические совпадения? – проговорила Лина, однако в этот раз ее голос звучал не слишком уверенно. – Кстати сказать, татуировок у бедной Делли, как вы верно заметили, было полным-полно, – напомнила Лина старушке ее же слова.

– К черту татуировки, – перебила Гизела. – Сегодня на заднем дворе я случайно услышала нечто такое, что в корне меняет нашу первоначальную версию.

Старушка приподняла прозрачный капюшон, и на Лину уставились ласковые глазки гремучей змеи.

– Что вы делали, дорогая Гизела, на заднем дворе? – удивилась Лина. – В подобные «неаппетитные» места туристы редко заглядывают, да и хозяева отелей не очень-то любят их туда пускать. Туристы должны видеть лишь отремонтированный фасад и улыбчивые лица обслуги, а не слышать, как они ругаются в подсобке на грязных задворках старой гостиницы.

– Ну, я туда частенько наведываюсь. Признаться, я там подкармливаю кошек, – проскрежетала Гизела. – Еще должна вам сказать, что во всех южных странах проживают жестокие и бессердечные люди. Вы видели тощих котов в Турции? А несчастных ободранных кошек в Египте? Ужас! На южных курортах бедные животные питаются объедками со столов туристов. Потому-то они регулярно наведываются на помойку. А что им еще прикажете делать? А здесь, в «Пальме», им трудно добраться до закрытых контейнеров. В общем, в этот раз я принесла кискам сосиски....

– Ну, и? – с нетерпением перебила Лина.

– И тут я услышала, как горничные лениво выбрасывали мешки с мусором в эти самые контейнеры и сплетничали: «Что-то слишком часто к нам в отель стала приезжать «Скорая»». Представляете, Лина? Именно такие слова прошептала одна болгарка другой и добавила тихонько еще кое-что, но я услышала, потому что держала ушки на макушке. Так вот, она сказала: «Ты заметила, Снежана, что они каждый раз являются сюда ночью?».

И та самая Снежана поддакнула: «Ну да, я слышала, что кто-то из медиков даже пожаловался ночной дежурной. Мол, редкая невезуха, уже несколько ночей не удается поспать, почему-то вызов каждый раз приходится на эту бригаду».

В общем, Лина, как вам все это понравится?

Гизела уставилась на Лину в упор, сделала большой глоток виски и вдруг, издав пальцами глухой щелчок, замолчала, словно у нее выключили звук.

Лина отхлебнула кофе, медленно запила его коньяком и пожала плечами:

– Вообще-то два смертельных случая – это еще не закономерность, дорогая Гизела. Могут же быть и простые совпадения? К тому же «Скорая» на многолюдном курорте – обычное дело.

– А вам хотелось бы, чтобы, чтобы этих, с позволения сказать, «совпадений» у нас стало три? Или четыре? Или чтобы в нашем отельчике случилось целых три смерти за одну неделю? – Гизела раскраснелась от гнева, приправленного виски, и лицо ее окрасилось в такой же морковно-красный цвет, как ее волосы, воинственно торчавшие в разные стороны. Лина затихла. Она решила не волновать старушку, чтобы не накликать «третий смертельный случай».

– Будем надеяться, что до третьего не дойдет, – миролюбиво проговорила она. – Во всяком случае, дорогая Гизела. вы абсолютно правы: осторожность нам не помешает. Мы с вами стали здесь как-то очень заметны после истории с бедным Тони. А еще я настоятельно прошу вас, дорогая Гизела: не употребляйте алкоголь с утра. На побережье с каждым днем становится все жарче. Думаю, трагедия бедного Тони и смерть Адель должны послужить всем нам жестоким уроком…

– Не собираюсь отказываться ни от одного из немногих удовольствий, которые у меня остались в жизни, – проворчала Гизела и лихим гусарским глотком осушила остатки виски. Тревога сменилась в ее душе умиротворением, и старушка молча, но крепко пожала Лине руку. Так, наверное, нелегал приветствует нелегала на территории потенциального противника.

– А, может, вы и правы, моя дорогая Гизела. Надо наслаждаться жизнью, пока не поздно, – как-то довольно нелогично заявила Лина и, прикончив коньяк, простилась с боевой старушенцией.

«Гори, гори, моя звезда»

После ужина Лина и Ханна, как обычно, устроились на открытой веранде, попросив Веселина выдать им по бокальчику вина.

– А чем ты, Ханна, занимаешься в Мюнхене? – спросила Лина, изо всех сил делая вид, что не замечает отсутствия Володи.

– Работаю в маленькой фирме, монтирую там электронику. У нас что-то вроде конвейера. Работа нетрудная, только очень скучная и однообразная. Главное на рабочем месте – поменьше думать. В Чехии было лучше. Там я работала секретаршей в офисе и постоянно общалась с разными людьми.

Ханна отхлебнула вина, и глаза ее затуманились грустью.

– А почему ты уехала из дома, если там нравилось?

– Сбежала. – Ханна сделала глубокий вдох и, помолчав секунду, продолжила. – Первого мужа я любила так страстно, как можно любить только в юности. Он был такой… такой волшебный! Красивый, веселый, душа компании. Обожал модно и ярко одеваться. В общем, не парень, а человек-праздник. Мы жили в маленьком городке возле Брно. Вокруг были горы, леса, одним словом – высокие Татры. Красотища, как в кино. Вашек подвизался музыкантом в самодеятельном ансамбле, который выступал по вечерам в ресторанчике. А я была обычной провинциальной девчонкой. Правда, молодой и симпатичной, наверное, но на него, первого парня в городке, и девушки гораздо красивее меня заглядывались. Уж и не знаю, почему он меня выбрал. Наверное, за кротость.

– Еще бы ему тебя не выбрать! – перебила Лина. – Она готова была болтать любую чушь, лишь бы только тоска в глазах этой милой чешки погасла вместе с последними лучами солнца, как всегда, медленно и торжественно опускавшегося в море. – Какой дурак упустит такую раскрасавицу?

– Ладно, не выдумывай! – улыбнулась Ханна лишь уголками рта и продолжала. – Ты же знаешь, слишком хорошо никогда не бывает долго. В общем, Вашек стал меня бешено ревновать. По вечерам он играл со своей джаз-бандой на танцульках, а я сидела дома, не могла даже выйти в магазин. Муж приходил в бешенство, если кто-нибудь из мужчин начинал даже просто разговаривать со мной. Рождение дочки ничего не изменило, лишь сделало мою жизнь еще невыносимее. Однажды я взбунтовалась и нашла работу, но это ему особенно не понравилось. Муж стал заявляться ко мне в офис, устраивал там безобразные скандалы. Был случай – кинул в меня тяжелую вазу, стоявшую на конторке. В другой раз – замахнулся ножом, которым я резала колбасу для шефа. Причем, по иронии судьбы, моим шефом была женщина, и ревновать к ней было глупо. Но на сумасшедших логика не действует, он всегда находил, к чему бы придраться. В общем, если бы не моя начальница, не знаю, была бы я сейчас жива, или нет. Все остальные, в том числе и родственники, от меня только отмахивались: «Ревнует – значит любит, дело житейское. Ну, не в тюрьму же его за это сажать?» – твердили они в ответ на мои жалобы и слезы. А добрая пани-шеф сразу все-все поняла. «Въехала», так сказать, в самую сердцевину проблемы. Вначале прятала меня у себя дома, потом разрешила ночевать в офисе на диване. Это в тех случаях, когда я чувствовала, что муж становится невменяемым. Но однажды даже у нее кончилось терпение. «Ханна, тебе надо уехать отсюда, – сказала она, – Вместе с дочкой. Куда угодно, только подальше. Туда, где этот моральный урод и маньяк не сможет тебя достать. Я знаю, он не образумится, и все это может плохо для тебя закончиться».

Так пятнадцать лет назад я оказалась в Мюнхене. Одна, с маленькой Моникой на руках. И там, в чужой стране впервые за несколько лет почувствовала себя в безопасности. Словно кто-то взял и осторожно вынул из гильотины лезвие, висевшее надо мной в последние годы. Постепенно наша с Моникой жизнь наладилась. Я нашла работу, сняла квартиру, Моника окончила школу, потом колледж медсестер. Нашла отличного парня. В общем, теперь я люблю Германию и никуда оттуда не уеду. Даже в мой любимый родной городок в Высоких Татрах. Потому что только там, в Мюнхене, я чувствую себя в безопасности. Мне нравится наша маленькая квартирка, наш крошечный садик около дома, я обожаю немецкую чистоту и аккуратность, этот их немецкий порядок, над которым так смеются англичане и французы. И в особенности я люблю строгую немецкую полицию, которая сразу же приструнит любого психа и маньяка.

– А Володя? – спросила Лина с нетерпением. – История красавца-болгарина интересовала ее куда больше, чем тот ревнивый чешский псих, которого она никогда в жизни не видела.

– Ну, с Володей все просто, – тихо сказала Ханна. – Никаких страстей и минимум романтики. Суровая проза жизни. Познакомились в Мюнхене семь лет назад. Он работал инструктором в бассейне. Красивый славянский мачо, одна из «приманок» заштатного спорткомплекса на окраине города. Из-за Володи туда многие немки приходили. Не столько плавали, сколько болтали с «красавцем-болгарином» и строили ему глазки, даже «тонули» специально, чтобы он их спасал. Но Володя почему-то однажды после работы пригласил в кафе меня. Наверное, почувствовал, что я разглядела в нем не накачанного самца, а несчастного и потерянного человека. Понял, что я готова сделать все, чтобы ему помочь. Он тогда поразил меня грустными, как у всех южных славян, глазами. И еще тем, что понимал чешские слова – языки-то у нас похожи. Оказалось, у Володи заканчивается рабочая виза в Германии, а на родине в Болгарии нет ни работы, ни жилья. Он так горевал о своей нескладной жизни, совсем не знал, что ему делать… В общем, я пожалела его и предложила самый простой выход из тупика. Сказала, что если мы с ним официально распишемся, это решит все его проблемы. Можно сказать, сама предложила ему руку и сердце. А он…с радостью согласился. Наверное, потому, что другого выхода у него просто не было. Для тех немок в бассейне он был просто красивой игрушкой. Этаким «домашним любимцем».

С тех пор мы вместе. Жалею ли я о том своем порыве? Очень редко. Я размышляю о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не «женилась» на Володе, только раз в году, в отпуске. Понимаешь, в Болгарии у Володи начинается какая-то своя параллельная жизнь – встречи с друзьями, бесконечные разговоры с родными, постоянные отлучки из отеля, пьянки… В Мюнхене Володя совсем другой – спокойный и рассудительный. Как будто я живу там с другим человеком. В Германии у меня с ним вообще нет проблем. Говорит мало, думает о чем-то своем, вечерами тихо сидит за компьютером или музыку слушает. Небольшие денежки он все же зарабатывает, не бездельничает хотя бы на пособии по безработице. По воскресеньям, когда моя дочь Моника и ее бойфренд приходят к нам в гости, Володя готовит обед. Между прочим, обед у него получается очень вкусный, с «болгарским акцентом». Он запекает болгарские перцы, тушит голубцы, в жару готовит суп таратор из кефира, свежих огурцов и чеснока… Вот так и живем… Знаешь, Линочка, я иногда думаю: пусть уж лучше рядом будет Володя, чем мой первый муж… Но вообще-то… лучше жить одной, – закончила она как-то не очень логично. Женщины помолчали и выпили еще по бокалу вина.

– Твой Володя такой красивый, – негромко сказала Лина, – и молодой еще. Разве ты не любишь его?

– Любовь… для меня это не совсем точное слово, – Ханна внимательно и грустно посмотрела Лине прямо в глаза. – Первого мужа – да, его я любила. А Володя… Жизнь такая непростая, особенно в Германии. Уже давно мне совсем не до любви. Все деньги, деньги, деньги… Было трудно выжить одной, с дочкой на руках, да еще и в чужой стране. И вдруг однажды в лице Володи передо мной нарисовалась родная славянская душа. Кто упрекнет немолодую уже женщину в минутной слабости? Ну, ладно, я что-то заболталась. Давай-ка выпьем за нашу будущую встречу! Все равно, где – в Болгарии, в Москве или в Мюнхене! Знаешь, Линочка, – Ханна понизила голос и посмотрела на Лину хмельными и слегка лукавыми глазами, – если у меня родится внучка, я попрошу Монику, чтобы малышку назвали Линочкой. Обещай, что тогда ты обязательно приедешь ко мне в Мюнхен!

– Ну, конечно, тогда уже точно приеду, – легко пообещала Лина, хотя в глубине души догадывалась, что нетрезвые клятвы на курорте в чужой стране вряд ли чего-нибудь стоят.

Женщины выпили еще вина и уже готовы были по-бабьи разрыдаться, обняв друг дружку, но тут в бар ввалилась шумная толпа англичан. Вести при них грустные и слишком серьезные для летнего вечера у моря славянские беседы стало совершенно невозможным. Не поймут, даже если будут стараться.

– Ты опять одна? – строго, словно отец родной, спросил Пол Ханну. – А где твой «Ленин» шляется?

– Не знаю, – честно призналась Ханна и притворилась, что любуется вечерним морем.

– Привет, Джульетта, – наконец поприветствовала она Джулию и саркастически усмехнулась. Грузная жена Пола, к счастью, не уловила в ее нетрезвом голосе ни малейшей иронии. Она пододвинула обеим женщинам бокалы с вином, заботливо принесенные Полом.

– Как хорошо быть свободной! Пускай всего лишь на один вечер, – сказала Ханна заплетающимся языком. И повторила, распахнув навстречу морю худые руки, словно обнимая его:

– Сво-бо-да! Какое хорошее русское слово!

Лина поежилась от холодного вечернего бриза и подумала:

«Володе вряд ли понравится, что его жена опять отпустила тормоза и «зажигает» в баре. Причем в то самое время, когда он привычно тоскует по родине».

Ханна, видимо, тоже внезапно вспомнила о муже.

– Ну, мне, кажется, пора. Линочка, ты проводишь меня? – спросила она и, заметно пошатываясь, направилась к выходу.

– Почему вы уходите, девочки? – удивился Пол. – Вечер только начинается. Еще и десяти нет! Если болгарский «Ленин» где-то опять болтается, то это его проблемы. Разве Ханна не может развлечься в баре с друзьями? Ты, Лина, говорила, что «Ленин» тоскует по родине? Ради Бога, пусть он делает на отдыхе все, что хочет. Мы живем в свободном западном обществе. Но при чем тут Ханна? Она что, должна теперь сидеть взаперти и смиренно ждать его дома в парандже, как мусульманка?

– Им никогда не понять нашу славянскую душу, слышишь, Линочка,: ни-ког-да! Потому что… они не знают, что любовь – это… это жалость. Пойдем скорее отсюда, – пробормотала Ханна, и заметно качнулась. Лине пришлось крепко взять ее под руку, чтобы помочь пробраться между столиками к выходу.

Лина проводила Ханну до номера и долго еще не могла уснуть, все сидела на балконе и слушала море, громко шумевшее в ночи, и смотрела на одну особенно яркую звездочку, мерцавшую в окружении других звезд на бескрайнем и бездонном южном небе.

«Но не напрасно

На небе ясном

Горит славянская звезда!» – тихонько пропела Лина и отправилась спать.

Наутро Ханна явилась на завтрак опять одна. Она сидела за столиком тихая и еще более одинокая, чем прежде.

– Володя со мной со вчерашнего вечера не разговаривает, – призналась чешка, горько вздохнув. – Обиделся, что я в баре «развлекалась» без него. Ничего, пройдет. Я знаю Володю. В самолете он станет другим. А дома, когда наша кошка Ивушка прыгнет к нему на колени и замурлычет, муж оттает окончательно.

Поведение Володи Лине решительно не понравилось. «Похоже, Пол прав, этот «Ленин» тот еще тип. Придется принимать огонь на себя», – подумала она.

Когда Володя появился на веранде, где они с Ханной завтракали, и демонстративно сел за отдельный столик, Лина храбро шагнула к нему, словно школьница в кабинет к директору.

– Володя, прости, пожалуйста. Это я во всем виновата. Заманила Ханну в бар, предложила ей выпить, ну а потом, когда пришли англичане, мы добавили еще и, честно говоря, немножко перебрали… Но ничего же не случилось, я ведь не оставила ее без помощи, проводила до номера… Мы же в отпуске… Мы больше не будем.... Вот…

– Лина, ты совсем не умеешь врать, – Володя посмотрел на русскую строго – и впрямь, как директор школы на проштрафившуюся семиклассницу. – Это не ты, а Ханна во всем виновата. Думаешь, я не разрешал ей сидеть в баре из вредности? Ты же видела: каждый раз, когда мы ужинали вместе, она пила минералку с лимоном. Лина, должен тебя предупредить. Моя жена не сказала тебе главного: Она алкоголичка. Ей вообще нельзя употреблять алкоголь. Если уж она добирается до рюмки, то сразу же срывается с катушек и тогда уже никто и ничто не может ее остановиться. Хорошо, что этот чертов отпуск наконец заканчивается…

Лина пристыжено замолчала. И впрямь: «многие знания влекут многие печали». А также: «не судите, и не судимы будете». Похоже, она читала на пляже совсем не ту книгу…

Скалы хранят безмолвие

– Пооол! Ты где? – Лина огляделась по сторонам и снова никого не увидела. Лишь море безмятежно искрилось на солнце. Нет, правда, тупые шутки этого англичанина уже достали! Вот буквально только что, каких-нибудь пару минут назад «английский любовник» был здесь, плыл рядом, и вот опять его нет… Утонул? Абсолютно исключается, этот типчик плавает, как рыба. Интересно, где на сей раз спрятался английский шутник? Наверное, притаился вон за той черной скалой. Выжидает, хихикает и готовит очередную подростковую выходку. Псих ненормальный! Дождется, когда она окончательно потеряет терпение, и со смехом вынырнет из-за укрытия. Да еще чего доброго соленой водой в лицо брызнет или медузу за лифчик запихнет…

– Пооол! – крикнула Лина. – Хватит уже! – Прекрати валять дурака! Выходи сейчас же!

Англичанин не появился. Лине стало не по себе.

– Пол! – крикнула Лина. – Хорош притворяться, это уже не смешно. Шутка затянулась. Как хочешь, а я плыву к берегу. Джулия, наверное, уже мечтает придушить меня от ревности.

Никто не отозвался. Море по-прежнему хранило безмолвие.

– Пооол, обед в разгаре! Твои любимые стейки кончаются! – выдвинула Лина самый веский аргумент.

И вновь ни звука в ответ. Белиберда какая-то! Лина окончательно потеряла терпение, сделала глубокий вдох и широкими гребками поплыла в сторону пляжа.

На берегу ее встретила Джулия. Толстушка была явно встревожена.

– Где Пол? – спросила она Лину без тени ревности и иронии. Она была непривычно серьезна. Похоже, Джулии было уже не до пляжного флирта ее мужа и русской туристки.

– Если бы я знала! – прошептала Лина. – Мы недолго поплавали вместе, ну, знаешь, как обычно, а потом он вдруг исчез. Наверное, сейчас где-нибудь прячется. Не волнуйся, Джулия, ты же лучше меня знаешь, твой муженек плавает, как акула. И так же хорошо знаешь, что он обожает всякие прикольчики.

– У Пола иногда случаются судороги, – тихо проговорила Джулия. – Но он скорее умрет, чем признается в этом. Особенно даме. Однажды у него уже сводило ногу в море. С тех пор я запретила ему плавать дальше тех черных скал.

–А мы и не плавали дальше, – растерянно отозвалась Лина. – Он куда-то пропал еще по дороге к ним. Да не волнуйся ты так, Джулия, наверное, Пол все еще там прячется. Ты же знаешь наизусть все особенности своего муженька! Сейчас появится, как миленький! Выпрыгнет из-за кабинки для переодевания, и мы вместе посмеемся над нашими страхами…

– Нет, – решительно сказала Джулия, – у Пола не хватило бы терпения так долго прятаться. Поверь, уж я-то знаю моего муженька. В общем, жди пока тут, а я пошла искать спасателя. Все равно этот тип бездельничает целыми днями на вышке. Пусть хоть разок поднимет свою тощую задницу и поищет туриста в море.

Лина растерянно кивнула и уселась на берегу. Ждать. И надеяться, правда, непонятно на что.

Спасатель Мирко приплыл обратно минут через сорок. Вид у него был растерянный.

– Там за скалами никого нет, – пробормотал он, и загорелое лицо Джулии внезапно стало белым, как мороженое в баре. – Поглядите, дамы, что я нашел, – продолжал парень. И достал из кармана плавок ракушку, аккуратно завернутую в целлофановый пакет.