Танец на раскаленных углях

– Нуууу, жизнь вообще жутковатая штука, – согласилась Лина, – однако мы у себя в России давно привыкли относиться к ней фатально и не слишком пугаться разных неприятностей. Как мы говорим, «Волков бояться – в лес не ходить».

– Ну нет, мы, англичане, воспитаны иначе. Частная жизнь. Достоинство. Независимость. Вот наши главные ценности. Наш генетический код, так сказать. А еще у нас в крови уважение к обычаям других народов и к законам других стран. Мы считаем, что вмешиваться не в свое дело неприлично. Моветон, так сказать. Если, конечно, вы не комиссар полиции, не агент Интерпола или не судебный медик.

Лина вздохнула, не нашлась что возразить и простилась с такими правильными и законопослушными англичанами, чтобы перед утренним заплывом прогуляться по набережной.

Гизела делает открытие

На набережной Лина внезапно услышала торопливые шаги, обернулась и оторопела. Гизела! Только этой дамочки Лине сейчас не хватало для полного счастья! Старушка тем временем нагнала ее и остановилась, едва не сбив с ног. Немка буквально кипела от негодования. Ее обвисшая грудь часто вздымалась, было заметно, что дама не может отдышаться. Похоже, она бежала за Линой до самых ворот. Узкое и слегка желтое прежде лицо немки теперь раскраснелось, глаза за толстыми стеклами очков возбужденно блестели, а ярко-красные волосы топорщились, как змеи на голове Медузы-Горгоны. Все ясно, иностранка уже успела вволю потусоваться в баре, и теперь жаждала новых впечатлений.

– Фрау Томашевская! Ли-на! Стоять! Хальт! – Гизела вопила так, словно от того, услышит ее Лина или нет, зависела вся ее дальнейшая жизнь.

– Извините, задумалась, от того не слышала и не видела вас, – поспешно принялась оправдываться Лина. Ей стало неловко из-за того, что заставила догонять себя пожилую и не очень здоровую женщину.

– Пустяки, не извиняйтесь. Вы, наверное, думаете, что я уже полная развалина, – старушка взглянула на Лину своими проницательными острыми глазками и хрипло расхохоталась. – Ох, если бы, моя милая, вы знали, как заблуждаетесь! Давайте-ка немножко погуляем и поговорим. Такое дивное утро!

Перспектива прогулки с полусумасшедшей старушкой не очень-то вдохновляла. Однако когда ты оказываешься зажатой между перилами на пирсе и подобной экзальтированной особой, сбежать трудновато. В итоге Лина неохотно кивнула. Гизела радостно подхватила ее под руку и принялась жарко шептать в ухо:

– Вы уже слышали? Нашей маленькой Адели больше нет с нами.

– Увы, плохие новости долетают быстро. Пол и Джулия мне только что все рассказали. Бедняжка Адель умерла ночью от алкогольного отравления.

– Вранье! – демонически расхохоталась пожилая фрау. – От ЭТОГО еще никто не умирал! Если бы я ежедневно не выпивала, то давным-давно сошла бы в могилу с моим невеселым диагнозом «рак груди»…

«Ну, я бы не сказала, что регулярно надираться в баре называется «выпивать понемножку», – подумала Лина, однако из вежливости поинтересовалась:

– А что вы сами-то думаете о смерти Адели?

– Уверена, все это не случайно, – жарко прошетала немка. – Вначале «откинулся» Тони. Ну, помните, тот старый английский хрыч, весь в татуировках. А теперь еще померла развязная английская девица – тоже вся в наколках. Я думаю, здесь орудует банда маньяков. Они выбирают жертв лишь по одному признаку – татуировкам. Маньякам здесь раздолье, потому что эта дурацкая мода – накалывать татуировки куда ни попадя – дает широкий простор для выбора. Вот что я вам скажу, дорогуша…. зачем-то им нужны эти английские трупы с татуировками…

«Сумасшедшая, – устало подумала Лина. – И как я об этом раньше не догадалась! Петр, он же все-таки врач, тут же бы «просек» диагноз, а я… Да все с ней яснее ясного! Налицо «сверхценная идея». Значит, разубеждать психически больную тетку абсолютно бесполезно. У нее, как у любой сумасшедшей, давно сложилась в голове своя «правдивая теория абсолютного бреда». Надо же такое придумать! Татуированные трупы! Абажуры, что ли, из их кожи кто-то решил делать… Чушь!

– Ну, вам-то, Гизела, нечего бояться, – ласково, как больной, улыбнулась Лина, – у вас-то на теле, как я успела заметить на пляже, нет ни одной, даже самой маленькой татуировочки…

– Тем лучше, что я им не нужна – заявила старушка и снова жарко зашептала Лине в ухо: – Я буду у банды вне подозрений и, уж будьте спокойны, докопаюсь до истины! Надеюсь, вы будете оказывать мне поддержку?

Лина, решив теперь во всем поддакивать Гизеле, рассеянно кивнула, затем дружески пожала немке руку и, сославшись на плохое самочувствие, потрусила назад, к отелю, который начинал выглядеть в ее глазах все более и более мрачно.

Уроки русского

– Меня зовут Ханна, – женщина в черном купальнике присела на корточки возле лежака Лины и протянула узкую руку. – Увидела, что вы читаете по-русски, и вот решила познакомиться. Я чешка и немного говорю по-вашему.

– Очень приятно, – пробормотала Лина, неохотно выныривая из толстого романа, которым вновь успела увлечься. Она пожала протянутую Ханной прохладную и загорелую почти до черноты кисть. Однако настроение испортилось. Все на этом чертовом пляже словно сговорились ей мешать. Словно тут как по заказу собрались какие-то беспощадные враги книг и вообще печатного слова! Даже эта чешка не догадалась помолчать, чтобы Лина наконец дочитала главу.

Лина подняла глаза на незнакомку. Женщина была миловидной, худенькой, отлично сложенной, хотя давно уже не молодой – ближе к пятидесяти. Темные глаза ее лучились добротой, а трогательная улыбка побуждала улыбнуться в ответ.

– Мы с мужем давно живем в Мюнхене, – продолжала она, – муж болгарин, он из этих мест, поэтому отпуск мы всегда проводим на Песках. Я слышала, как вы говорили на пляже по-немецки. Хотите, дам вам почитать немецкий глянец? Правда, в этих журналах нет ничего интересного для нас, простых людей. Мир звезд и принцев крови – он ведь такой далекий, такой странный и, если честно, такой скучный!..

Новая знакомая говорила по-русски не очень уверенно, подмешивая к русским чешские и немецкие слова, но в неправильности ее речи была какая-то странная и магическая притягательность. Русские слова у Ханны выходили очень напевными и ласковыми. Ей нравилась уменьшительная форма существительных: «песочек», «солнышко», «водичка»… Лину она тоже прозвала по-славянски ласково – «Линочка».

– Вот видишь, Линочка, многие вещи у нас называются одинаково, – искренне радовалась Ханна каждому новому русскому слову, произнесенному Линой.

Муж Ханны тем временем читал газету на кириллице, не обращая на болтавших женщин ни малейшего внимания. Наконец нехотя оторвался от страницы, затем довольно натянуто – одними губами, а не глазами – улыбнулся Лине, аккуратно сложил газету и пошел к воде. Он выглядел очень эффектно. Высокий, загорелый, длинноногий, с накаченным торсом и тонкой талией, этот болгарин был разительно не похож на большинство потрепанных цивилизацией и грузом прожитых лет англичан и немцев, загоравших вокруг – одутловатых, поблекших, с изрядными пивными животами… В его глубоких темных глазах угадывались и славянская тоска, и «чертики» южного темперамента, а густые черные волосы и правильные черты лица довершали облик гордого балканского мачо. Ханна смотрелась рядом с мужем неброско, словно серенькая птичка возле пернатого красавца с ярким хвостом, к тому же, в глаза бросалась разница в возрасте. На вид мужчине не было и сорока…

– Меня зовут Володя, – представился наконец болгарин. Он вышел из моря, предоставил дамам на какое-то время возможность полюбоваться своей спортивной фигурой, затем обтер рельефный торс полотенцем и лишь тогда неспешно протянул Лине руку. – Не верите? Не Владимир, а именно Володя. Могу паспорт показать.

Лина поспешно замотала головой: мол, почему же, верю, чего только на свете не бывает… Володя внимательно взглянул на нее и продолжал:

– Мне не случайно дали русское имя. Мы, болгары, ничего не забыли: Шипка, Плевна, русско-турецкая война…

Лина невольно прониклась его пафосом и запела:

«Казаки собирались у Дона

Защищать на Балканах болгар,

И казачка простая у дома

Поцелуй посылала им в дар»…

Военный марш на пляже прозвучал напыщенно и не очень уместно, но Володя впервые улыбнулся не губами, а глазами и с интересом взглянул на Лину:

– Что это? – спросил он.

Старинный марш «Прощание славянки». Вернее, один из вариантов его текста, «балканский». Этот наш знаменитый марш был написан как раз во время очередной военной кампании на Балканах – в начале прошлого века.

– Какая грустная мелодия… – вздохнула Ханна. – Почему у нас, славян, все песни печальные?

– Жизнь такая, – сказал Володя, пожав плечами. – Ну, я пошел? Ханна, слышишь, я обязательно вернусь к ужину.

Красавец быстро переоделся и покинул пляж, прихватив с собой большой черный рюкзак.

В жанре «Море слез»

– Валерий, проснись! – Чья-то сильная рука безжалостно трясла Башмачкова за плечо. Литератор застонал и неохотно открыл глаза. Солнце по-хозяйски заглянуло в просвет между плотными шторами, однако просыпаться писателю совершенно не хотелось.

– Валерий, вставай! Имей совесть, уже десять часов! – продолжал тормошить его незнакомец.

– Мигель? И ты здесь! – воскликнул беллетрист, и блаженная улыбка младенца озарила его лицо. Писатель все еще не вынырнул из глубин приятного сна и не спешил расставаться со своими героями. Особенно с Марианной, явившейся ему ночью на фоне океанских красот. Больше всего Башмачкову не хотелось прощаться с ее яркими, чувственными и дразнящими губами, то приближавшимся во сне к его лицу, то обидно отдалявшимся. Литератор промычал что-то невыразимо нежное, протянул руку, больно ударился локтем о тумбочку и наконец проснулся.

Башмачков уселся на кровати и огляделся:

– Ну надо же! Эти русские и впрямь пьют похлеще нас, болгар, – с некоторым даже восхищением проворчал Топалов. И потребовал:

– Просыпайся, братушка! Нет здесь никакого Мигеля. Валерий! Да очнись ты, наконец, это я, Любомир! Ну да, твой друг Топалов.

– А, это ты, – без особой радости узнал его наконец Башмачков. – Ты знаешь, мне тут такое, такое приснилось – и не передать словами…

Издатель хмыкнул и пристально взглянул на Башмачкова. Топалов выглядел непривычно мрачным и явно не собирался выслушивать восторги литератора.

– Пожалуй, я примерно представляю тематику твоих сновидений. Особенно хорошо я могу вообразить Марианну. Валерий, ты оставил включенным ноутбук, и я прочитал последнюю главу твоего романа.

– Ну и? – с торжеством взглянул на издателя Башмачков. – Правда, классно написано?

– Давно не читал такой мути, – холодно сообщил Топалов. Он не был дипломатом и не привык говорить экивоками. – Я понимаю, друг, ты много работал, устал, да и роман уже почти закончен. Сюжет летит к финалу. Осталось всего ничего – каких-то несколько глав… Неожиданная развязка всей этой ужасной истории. Но, согласись, это не повод так глупо издеваться надо мной. Разве я заслужил от тебя столь злую шутку? Сказал бы честно, что ты «выгорел» изнутри или что тебе здесь просто не работается. Взял бы выходной, наконец! Я бы с удовольствием помог тебе развеяться: свозил бы куда хочешь – хоть в горы, хоть в Варну, хоть в сад камней или в винные погреба Балчика. В общем, куда ты повелел бы – туда бы и повез. Даже на представление нестинаров – ну, этих чудаков, что по горячим углям запросто шастают, съездили бы. В общем, требуй, чего хочешь. Как угодливый восточный джинн все исполню. Разумеется, в разумных пределах. Только умоляю, Валера, не пиши, пожалуйста, впредь подобную чушь. Особенно затем, чтобы посмеяться надо мной.

– Посмеяться? – удивился Башмачков. – С чего ты взял?

– Это же младенцу понятно! Не верю, чтобы ты мог всерьез все это накатать.

– Видишь ли, друг мой Любомир, – задумчиво проговорил Башмачков, – я и сам не понимаю, что со мной происходит. Почему-то в последние дни я пишу совсем не то, что хотелось бы. Кстати…– Башмачкову внезапно пришла в голову фантастическая мысль, но он не сразу решился ее озвучить: – Мне порой кажется, что кто-то водит моей рукой и диктует мне тут целые страницы. Скажи, кто жил до меня на этой вилле?

– Погоди… дай вспомнить. Аааа, ну как же! До тебя тут жила моя тетя Иванка из Пловдива. Солидная пожилая дама, главный бухгалтер в небольшой фирме. Ей здесь так понравилось, что я еле упросил тетушку съехать, чтобы создать тебе условия для работы. Пришлось присочинить, будто я собираюсь открывать на вилле ночной клуб. Понимаешь, моя тетя терпеть не может громкую музыку и молодежные компании. И вообще считает все эти клубы очагами разврата и наркотиков, в чем она, надо признать, недалека от истины. Зато тетя обожает женские романы. Представляешь, притащила с собой пожить на виллу какую-то даму, тоже пожилую перечницу, вот она-то и кропала здесь день и ночь всю эту бабскую чушь… И еще имела наглость утверждать, что ее дешевые поделки отлично продаются! Мол, дамы просто сметают с прилавков книжных магазинов её «легкий антидепрессант» в мягкой обложке. Как тебе это понравится? Кажется, эту неадекватную особу с манией величия зовут Йорданка Цонева…

Башмачков побледнел:

– Все ясно, – прошептал он. – Как хочешь, Любомир, но эта дама отнюдь не бездарность. Она завладевает умами с первого абзаца, заставляет верить в ее героев и сопереживать им. Создает свой собственный мир… М-да… Похоже, эта сочинительница отлично поработала здесь на вилле. Стены дома буквально пропитались флюидами ее романов. И теперь по комнатам по-хозяйски разгуливают призраки – герои ее творений.

– Ну, и какой из всего этого вывод? – поинтересовался Топалов, с беспокойством поглядывая на Башмачкова. Похоже, рассудок писателя стал и вправду внушать ему опасения. – Ты, оказывается, настоящий «гений места». Обстановка действует на тебя, мой русский друг, самым серьезным и необратимым образом. Думаю, этому даже есть более-менее реалистическое объяснение.

– Какое же? – изумился Башмачков.

– Думаю, разнообразные мелкие предметы, оставленные на вилле мадам Цоневой, сложились в твоем бурном воображении в стройную картину и стали действовать на твою мобильную писательскую психику и твое творчество таким вот парадоксальным образом.

– Пора драть когти, – рубанул рукой воздух Башмачков. – В смысле – съезжать отсюда. Не могу работать, когда на меня давят. Я обещал тебе закончить МОЙ роман. Мой, а не Йорданки Цоневой.

– Слава Богу, одумался! Дорогой ты мой! – искренне обрадовался Топалов и по-дружески ткнул его в плечо. – Как раз это твое желание осуществить не сложно. Могу прямо сейчас договориться насчет твоего проживания в одном недорогом отельчике. Разумеется, за мой счет. Эта гостиница находится неподалеку, в старом парке. Конечно, номер люкс не обещаю, но комнатушку в мансарде с видом во двор тебе сегодня же подыщут.

– Согласен, – выдохнул с облегчением Башмачков, – готов умотать отсюда куда угодно, хоть в собачью конуру. Лишь бы в мой почти уже готовый и гармоничный роман ужасов нахально не лезли чужие розы, слезы и привидения.

– Ну, вот и договорились, – Топалов устало откинулся на спинку стула. – Собирай вещички, благо у тебя их немного, и сегодня же перебирайся в тот самый отельчик. Через неделю я жду от тебя новую главу романа, чтобы поставить ее в очередной номер журнала. Да, чуть не забыл. Пиши адрес: отель «Пальма», три звезды, находится в парке «Ротонда», на первой линии.

Башмачков записал адрес на салфетке, саркастически хмыкнул и привычным движением плеснул себе в стакан плиски.

Славянская ностальгия

Лина без устали размышляла о бедном Тони и о причинах его внезапной смерти, но ни одна из версий не выдерживала критики. То ей начинало казаться, что несчастная Анн ночью сама укокошила своего немолодого дружка, чтобы поживиться его серебряными «цацками» и остатками денег на банковской карте. То она вдруг принималась думать, что хитрая Гизела ловко расправилась с Тони из-за давней неприязни немцев к англичанам вообще и личной нелюбви старой девы к мужскому полу в частности.

Ясное дело, ни одна из этих «опереточных» версий не могла рассматриваться всерьез. Порой Лине плакать хотелось от собственной тупости и беспомощности. Время шло, а она ни на йоту не приблизилась ни к тому, чтобы поверить в естественную смерть англичанина, ни к тому, чтобы указать на какую-то иную причину его ухода в мир иной. А ведь требовалось еще предъявить «железные» улики и обезоружить фактами местных полицейских и настоящих преступников. Впрочем, кто эти настоящие? Где они? Не спустились же они, черт побери, на побережье с парашютами!

Окончательно запутавшись в своих рассуждениях, Лина даже обрадовалась, когда увидела на пляже Ханну. Женщина опять загорала одна. Она ответила на приветствие Лины грустной улыбкой. Да и как ей было веселиться, если муж по-прежнему предпочитал ей общество болгарских друзей, которых у Володи и в Варне, и на Золотых песках оказалось великое множество.

– Странный тип этот Володя, – подумала Лина, – зачем женился на этой славной женщине, если постоянно оставляет ее одну…

В итоге Ханна пригласила Лину пристроиться на лежаке рядом с ней. Лина подумала и согласилась. Внезапно ей стало -еще жальче Ханну:

«В этой хрупкой чешке скрыта страдающая славянская душа. Ханна даже сейчас поступает, как обычная русская баба, которая всем этим западным психотерапевтам и прочим модным и дорогим «примочкам» предпочитает «перетереть» личные проблемы с подружкой, пускай и случайной. Ну, в крайнем случае, выпить в баре винца и «завить горе веревочкой»».

Лина вспомнила, что пару дней назад на пляже появился странный незнакомец. Мужчина был одет просто, совсем не по-курортному: в черные длинные брюки и темную рубашку с длинными рукавами. Среди полуголых загоравших тел его наряд смотрелся довольно странно. Натруженные руки с черными полосками под ногтями выдавали в незнакомце пролетария. Мужчина вежливо, но холодно поздоровался с Ханной, дружески обнял Володю, и приятели, пихая друг друга в бока и похлопывая по спинам, как подростки, поспешили к выходу с пляжа.

– Это Володин друг юности Мирко, – пояснила тогда ей Ханна, – работает здесь на Золотых Песках сразу всем – и плотником, и электриком, и маляром. Это для него большая удача, потому что зимой он обычно бывает безработным. Сегодня у Мирко выходной. Вот опять позвал Володю посидеть с ним в какой-нибудь местной дешевой пивнушке, поболтать, вспомнить молодость. Володя вечером опять вернется грустный и (как это по-русски?) – ну да, пьяный.

– Скучает по родине? – догадалась Лина.

– Очень, – вздохнула Ханна. – Это закончится только в самолете. Так всегда бывает. Там он «отрежет» прошлое, словно канат, который тянет назад, и настроится на другую жизнь. Когда-то мы в школе после веселых каникул так же настраивались на учебу, дисциплину и так далее… В общем, мне важно перетерпеть несколько этих дней, а дальше, в Германии, все покатится по-прежнему пути. Работа, нехитрые развлечения типа бильярда в пивной и семейные обеды с моей взрослой дочкой и ее бойфрендом по воскресеньям.

А знаешь, Линочка, друзья – это не так уж и страшно. Скоро мы поедем к его родным. Вот тогда муж затоскует по-черному. Понимаешь, мой Володя очень трудно зарабатывает на хлеб. Вкалывает в Мюнхене целыми днями простым каменщиком. А ведь ему уже под сорок. Устает ужасно. А получает в два раза меньше меня. Представляешь? Для мужчины это обидно и несправедливо. А здесь, на родине, он расцветает, начинает тратить деньги направо и налево, забыв про бережливость, которую мы невольно переняли у немцев. Как все-таки много значит для нас, славян, семья, земля и Родина…

Лина заглянула Хане в глаза и, завидев в них слезы, потянула ее за руку:

– Довольно грустить! Пойдем купаться! В Черном море твое личное море слез будет не так заметно…

Ханна благодарно взглянула Лине в глаза и впервые за утро улыбнулась.

Назавтра Лина привычно поискала Ханну на пляже, но потом вспомнила про ее отъезд и уткнулась в книгу. А когда подняла глаза, заметила, что взгляд Пола тоже устремлен на пустой лежак, «закрепленный» по обычаю отеля «Пальма» за Ханной. Пол был разочарован. Англичанин, как обычно, маялся от безделья. Джулия привычно похрапывала неподалеку, веселых компаний на пляже не наблюдалось, а просто так лежать и загорать Пол терпеть не мог. Его соотечественников нигде не было видно. Словно все англичане попрятались после трагических событий по номерам или в спешном порядке укатили на экскурсии.

– Где она? – буркнул Пол.

– Кто? – не поняла Лина.

– Ну, чешка эта, Ханна? – уточнил Пол, отхлебнув кока-колы.

– Уехала с мужем в его родной город на севере Болгарии, там они собираются навестить мать и сестру Володи, – пожала плечами Лина, – больше пока ничего не знаю.

– Чью мать? – не понял Пол.

– Мужа Ханны так зовут: Во-ло-дя, – пояснила Лина.– Ну, как Ленина.

– Аааа, – кивнул Пол и заявил, – может, хоть здесь, дома, «Ленин» с женой побудет. Ханна ведь его почти не видит, бедняжка. Ничего себе – совместный отпуск! Даже вечером одна в бар ходит. У нас в Англии это считается дурным тоном. В Британии ежели поженились – то все, абзац! Вы сделали свой выбор. Отныне ходите за ручку и сидите на одной ветке, как попугаи-неразлучники. Вспомни бедняжку Адель! У них хоть и был гражданский брак, однако Кенни с нее глаз не спускал… Правда, не смог уберечь ее от самого страшного. К сожалению…

– Этот Володя вообще странный тип, – поддержала Пола Джулия. Оказалось, она не спала. Англичанка тихонько лежала с закрытыми глазами и внимательно прислушивалась к заинтересовавшему ее разговору. – Видишь ли, Линa, у нас говорят так: до свадьбы и у мужа, и у жены – свои собаки. А после свадьбы – все собаки общие. Однако у этого Володи осталась какая-то своя «собака».

Запутавшись в собаках и пробормотав, что ей вообще-то больше нравятся кошки, Лина тоже сделала вид, что дремлет. Но Пол был настроен расставить в этот раз все точки над i и молчать не собирался.

– Вот ты, Лина, – подал он голос, – хоть и отдыхаешь здесь одна, отнюдь не выглядишь одинокой. Сразу видно, что у тебя дома муженек остался. Это по твоей довольной физиономии заметно. И взгляд совсем не ищущий, не оценивающий. А Ханна… У нее все наоборот: приехала сюда с мужем, а сама выглядит такой… неприкаянной, что ли… Пожалуй, даже одинокой. Да и бедняжка Адель, я думаю, тоже была в душе очень одинокой и несчастной. Мне кажется, ее кураж и веселость – это была просто маска.

«М-да, чтобы разбираться в людях, совсем не обязательно читать книжки», – подумала Лина и впервые с уважением взглянула на Пола.

Ханна без воды и любви

На следующий день Ханна опять появилась на пляже в одиночестве.

– Ну, и как прошла поездка к родне? – поинтересовалась Лина, приподнявшись на лежаке. Просто из вежливости спросила, чтобы не молчать. Хотя и так все было ясно. Ханна выглядела неважно. Синяки под глазами, осунувшееся и еще более грустное, чем прежде, лицо, напряженный взгляд, пальцы тонких рук сжаты… И без слов было ясно: та еще поездочка получилась....

– Не буду лгать, – горько вздохнула Ханна, – наш визит к родне Володи прошел ужасно, даже хуже обычного. Я так устала за эти два дня и так много слез вылакала.

Оказалось, Володя забыл в отеле ключ от квартиры, и супругам пришлось тащиться по жаре в магазинчик, где работала его мать. Когда же они наконец вошли в крошечную квартирку, раскаленную от полуденного солнца, выяснилось, что там нет воды. Вообще никакой: ни холодной, ни горячей. Накануне произошла авария, и без воды остался целый большой район.

– Представляешь, такая жара, мы полдня ехали, а там… В общем, ни попить, ни помыться, ни в туалет…

– Бывает, – пожала Лина плечами, – в Крыму до сих пор так. Нас в России подобными неудобствами не удивишь. Ну, можно же было что-то придумать: например, воду в бутылках купить…

Ханна вздохнула:

– Видишь ли, мы в Германии отвыкли от таких ужасов. Ну, от того, чтобы целый район – и так надолго! – остался без воды. В Мюнхене все коммунальные службы работают, как швейцарские часы… Немцы есть немцы. Володя так там переживал, будто он сам эту аварию и устроил. В конце-концов мы купили большую канистру питьевой воды, кое-как помылись и вскипятили воду для кофе. Хорошо еще, что хоть привезли с собой какую-то еду. В итоге мы даже смогли перекусить. Понимаешь, Лина, они очень бедно там живут. Зарплаты и пенсии в Болгарии копеечные. Знаешь, как семья Володи обрадовалась нашим гостинцам?

«А у нас зарплату кое-где вообще не платят. Не говоря о гонорарах», – подумала Лина, но прерывать Ханну не стала. Чешка помолчала и продолжила:

– В общем, Володина старенькая мама вынуждена много и тяжело работать, как и его старшая сестра. Между прочим, сестра с двумя взрослыми сыновьями тоже ютится в крохотной квартирке… Мне стало неловко, что Володя стесняется их бедности, и я ушла спать пораньше. Ну, а они достали ракию, сливовицу и сидели семьей на кухне долго-долго. Я слышала за стенкой их голоса почти до утра. Говорили не так уж много. Понимали друг друга по каким-то словечкам, намекам – ну, как бывает у родных людей. На обратном пути Володя всю дорогу молчал. Знаешь, Линочка, наверное, сегодня муж опять придет в отель поздно и сильно напьется.