Любовь и головы. Пособие для начинающих

Мы познакомились примерно в тот момент, когда Лена решила бросить карьеру дизайнера и теплое гнездо в Москве и поступить в школу Родченко. Ей было около тридцати – не то время, когда удобно и комфортно начинать жить с нуля. Иными словами, я бы сто раз подумала и вряд ли бы решилась. Но она сделала этот шаг – и за несколько лет успела стать частью большой истории фотографии.

Лена учит меня тому, что вся сила – в простоте. Чищенный на газете омуль, хорошее вино и добрый друг – вполне достаточно для счастья. Когда мы смотрим на нее, всем кажется, что мы немного недорабатываем. Если она пишет, что гордится мной, то я чувствую, что, вероятно, сделала небольшой, но важный шажок вверх.

Каждую нашу встречу я жалею о том, что мы сейчас не делаем интервью. Но так уже получается, что работу мы оставляем за кадром: остаются только по-настоящему важные человеческие диалоги, личные рассуждения и секреты. «Ты если в какой-то момент почувствуешь, что стала грубой и зазвездилась, можешь сказать мне об этом в самой грубой форме», – индульгирует меня Лена. Но как я это скажу, ведь когда мы проводим время вместе, мы не главный редактор и художник, а просто две женщины чуть-чуть за тридцать, которым приятно провести время с человеком, который в тебе не ищет никакой выгоды.

Если говорить о профессиональных секретах самой Лены – все не так и сложно. Дело в любви: к людям и тому, что она создает. Это может быть история о жизни северной деревни в Тайге, серия снимков женщин из колонии или космическая одиссея, но все это – для других и от самого сердца. Потому что настоящий художник в своей работе отдает и показывает себя.

Я иногда задаюсь вопросом о том, как у нее хватает сердца и мужества на эту работу. И знаю, что все мировые премии и приемы – это не самоцель, а цель – в другом, чтобы, глядя на ее картины, мы что-то немного больше поняли о жизни и мире, который нас окружает.

Юля

Переводчица Лилиана Лунгина в своих видеомемуарах говорит про свою мать так: «Она любила создавать праздники, будни ее не интересовали». Юля – тот человек, который даже из простого завтрака может создать событие.

«Нам надо срочно править баланс красоты в организме», – кричит в трубку она… и мы оказываемся на ужине в самом роскошном ресторане города. «Нужно больше хороших переживаний», – говорит она… и мы смотрим костюмированную сказку. Она постоянно мчится на своем красном «мерседесе» в место, где, как Мэри Поппинс, создает праздник и настроение. С Юлей в мою жизнь пришло осознание красоты и ценности каждого момента, значимости декораций для некоторых эпизодов и какое-то подобие хозяйственности ради комфорта близких людей.

Иногда друзья падают как снег на голову, когда их совсем не ждешь. Много лет назад дама с дикими синими глазами заказала мне путеводитель по Иркутску. Веселый, хипстерский и живой. Лодка проекта разбилась о быт в тот момент, когда на текст решил положить казенную лапу городской Музей истории. Так бывает, когда люди видят уплывающие от них бюджетные деньги. Я получила расчет и отправилась в путешествие по Европе, а о путеводителе забыла.

Спустя несколько лет я работала в лучшем на тот момент диджитал-агентстве города, и меня пригласили в министерство по молодежной политике, с которым, после ухода из правительственной газеты, я решила не иметь никаких дел. С другой стороны, ей не рекомендовали иметь дел со мной: реакционер, анархист и своенравная девица – вот такое сомнительное реноме я имела в мире властей.

Все та же дама с синими глазами предложила нашей команде заняться продвижением регионального молодежного форума. Я брыкалась изо всех сил, потому что после нужного опыта решила: в ту степь ни ногой больше. Мы смогли договориться и сделать лучшую пиар-кампанию форума в России. Потом было что-то еще.

Но я не могу точно вспомнить тот день, когда Юля осела в моей жизни навсегда и без объявления войны: со своими синими глазами, творческой экзальтацией и хозяйственностью. В итоге мы создали ивент-агентство «СВОИ». Как начинающим бизнесменам, которые прекрасно разбираются в творчестве и ни капли – в устройстве дел, нам еще многое предстоит пройти.

Здоровый меркантилизм и непомерная хитрость – это все про нее. Но есть и еще какой-то детский романтизм. Каждое созданное нами событие – однодневка, явление нескольких часов или дней – мало похоже на вечный нерукотворный памятник. Мы погружаемся в закулисный ад всегда радостно. Недавно на концерте Кустурицы я посмотрела на шоу со стороны зрителей и поняла, что дело все в том же – в любви. Пусть на короткое время, совсем недолгое мы создаем для других праздник и ощущение счастья. То, чего в повседневной реальности вокруг нас не так много. Это волшебство настроения и красоты вокруг – то, ради чего можно пережить семнадцать поправок в сценарии и не всегда корректное поведение клиентов. Нам стали редко говорить спасибо за работу, но когда после всего, на фотоотчетах, мы видим удивленные и восторженные глаза людей – понимаем, что наше ремесло и есть часть нашей жизни

Иногда мы сетуем друг другу на жизнь и говорим о сложных воспоминаниях детства, но чаще мы лепим пельмени или занимаемся чревоугодием в другом формате. Я до сих пор не могу найти ответ, почему эта дива шоу-бизнеса и огненная женщина решила взяться за девчонку «синий чулок» и попробовать сделать из нее светского человека. Мы иногда даже предположить не можем, какую роль в нашей жизни сможет сыграть какой-то человек, а если загадать или оглянуться назад, то можно удивиться. Она же приняла за меня одно из важных решений: изменить мою жизнь основательно и всерьез – и подарила мне на Новый год бесценное знакомство с другим человеком.

Юра

«Ты никогда не напишешь это интервью», – предупреждает Юра. Я хмыкнула и предположила, что напишу его по памяти. Но в этот раз память – короткая штука. Возможно, потому, что мой друг – шаман.

И сколько я ни пытаюсь в своей голове систематизировать наши разговоры, столько убеждаюсь, что каждый факт обрывочен и неполон: откуда, почему и как. Может, это и не так важно. Но все равно остается ощущение, что, как агент из фильма «Люди в черном», он после каждого смыслообразующего разговора чистит мою память в нужных местах.

Важно, наверное, то, как он помогает людям и сколько для них делает – ежедневно. Я каждый раз думаю о том, как он живет в череде наших хаотичных мыслей и убеждений и почему не перестает радоваться каким-то простым и земным вещам, как свой День Рождения, вкусный ужин или новый айфон.

«Вся твоя работы – это все трюки и психотерапия», – сказала я при знакомстве. «Так оно и есть», – не стал отрицать он. Я осталась на несколько лет. Если посмотреть назад, то я начала принимать вещи, которые казались возмутительными, и осмыслила суждения, которые воспринимала за парадоксальные.

После нескольких лет знакомства я стала похохатывать при встречах с психотерапевтами. Иногда наведываюсь к ним – это своего рода градусник моей личной адекватности. «Ты вообще видела хоть раз в жизни психолога, у которого все в порядке?», – подначивает меня Юра. Силюсь вспомнить: от Карнеги и Фрейда до всех знакомых мне психотерапевтов, если копнуть – травма на драме и комплексом погоняет. «Тот-то же», – и говорит: «А как можно качественно помочь другому человеку, если у тебя самого не все в порядке?». Изловчилась: «А у тебя самого-то – как дела?» – «Что за вопросы? Дочери, семья, жена, работа, дела свои – все своим чередом, чего привязалась?». Да, пожалуй, я знаю одного психолога, у которого все в порядке.

Не стоит говорить, сколько я узнала и поняла о себе за это время, но насколько мало я успела уловить про другого человека. «Почему ты со всеми нами нянькаешься?», – не устаю спрашивать я. Хотя предполагаю ответ – просто так надо. Это про любовь и принятие: да, как у добрых родителей, бабушек и настоящих друзей – все то же самое. Часто бывает, что, устраняя какие-то проблемы в жизни, мы бодро и радостно обретаем их снова и снова. И работу приходится начинать сначала. Изменить человека – идея утопическая, но ведь можно попробовать помочь ему изменить свой взгляд на мир, не так ли?

Несмотря на то, что больше половины мыслей о любви, которые здесь есть, родились в разговорах с Юрой, шаман не тот человек, к которому бежишь с расспросами о сердечных делах. Его кабинет не поликлиника больных сердец, а, скорее, комната лечения души. «Твою жизнь за тебя я прожить не смогу, я даю возможность тебе ее устроить, дальше – сама», – говорит Юра. И ты немного расстраиваешься от того, что за свое счастье нужно взять ответственность на себя, нет волшебной таблетки от всех бед и глупостей, которые сопровождают нашу жизнь. Но когда в ней есть человек, к которому можно обратиться за мудростью, советом или просто поныть, – это уже большая удача.

Написать о твоем отце

«Напиши о моем отце как-нибудь», – говорит Ксюша. По гигантским бокалам разлита не первая бутылка вина. Я в этот день по смешному стечению обстоятельств придерживаюсь безалкогольного пива и больше всего мне хочется взять Ксю на ручки и погладить по огромной кудрявой гриве. Девочка моя. Сложно представить себе более беззащитного и искреннего великана.

«Напишу», – обещаю я. Хорошая моя, я все что угодно напишу, лишь бы ты улыбалась. Только вот мои любимые привычные методы интервью тут бессильны – человека уже нет, и напоминает о нем только фотография в кухне. Бью себя по зубам мысленно: как же я могу написать хотя бы строчку про человека, которого видела только на фотографии. Я писатель, я могу и мир сказочный сочинить, только вот такой я плохой писатель, что не умею. И врать не буду.

Потому давайте это будет просто обычное утро в Листвянке.

Сиреневые кусты уже пустили зелень, но она еще мерзнет по утрам. Когда ветер с Байкала, не замерзнет только дурной или китайский турист. Эти все равно: они так проникаются величием озера, что готовы хоть по льду от МРС до Ольхона чемоданы на себе тащить, хоть, прогибаясь под стальным, бессовестным ледяным ветром, видами рассвета наслаждаться.

Сиреневая зелень жмется в комок, призрак собаки Хары тоже подмерзает. Но собаки уже нет, нет и многого, что было важно в этом доме. А рассвет вот остается неизменным – он приходит каждое утро. Нравится нам это или же не очень.

Голова отлепляется от подушки – вот он рядом, долгожданный стакан воды. Три раза моргнуть, один – зевнуть. Рука, четыре жадных глотка. Вчера было сказано и выпито чуть больше, чем оно того стоило. Укутаться в одеяло – и на балкон. Привет, китайские туристы. Сегодня будут снова врать, что видели Аллу Пугачеву на балконе того самого замка, или любовницу Льва Лещенко – неважно. Могу быть хоть Борисом Ельциным – они все равно мало понимают.

Вряд ли, конечно, «примадонна» вышла бы на балкон с таким усталым и помятым лицом. Сказалась и нервная рабочая неделя, и вчерашние излияния у камина. Ветер еще этот. Привет, старина Байкал, гудел ты ночью, а тут вот уже успокаиваешься. Ты всегда знаешь, что делать в нужный момент – хотела бы и я.

Босыми, зябкими ногами по мраморной лестнице в гостиную: заварить травяной чай и включить какой-нибудь малоосмысляемый сериал. Она собирает бокалы и тарелки – следы вчерашнего веселья. Что же там такого важного было? А, говорили о семье. Ну тут как Лев Толстой прописал: все и по-своему. И еще привирают обычно.

Чайник бурлит, а тарелки сами себя не помоют, но это позже. Огромная кружка, с чабрецом. Смахнуть пыль с камина – горел вчера знатно, но уже впору вызывать трубочиста. А может, самой в него слазить? Так быстрее и проще будет.

Хару надо покормить, кефиром. Хара. Нет ее ведь больше. Добрый, мохнатый друг. Прощай.

Диван в гостиной ловит твое движение души и превращает его в дзен. Как на той картине с кораблем. Ему не страшен байкальский шторм, он привычный к любым бурям, и даже к семейным. Почему же она висит на другом уровне? Точно, папа так придумал.

Сериал невыносимо глуп, а чай уже остыл. Только потолок имеет осмысленные очертания. Можно бы и приготовить завтрак, но Саша наверняка с утра настроится на свою фирменную похмельную шаверму, и можно ее подождать.

Наш дом – форт для тех, кто устал душой и нуждается в отдыхе тела. Почти покинутый и такой тихий, такой одинокий. Не таким он был придуман. Когда же я в последний раз зажигала свет в столовой? Чтобы вся семья собралась за одним столом, чтобы была еда коромыслом, с душой, а вино рекой, и много музыки – все, как отец любил.

Нам всем одиноко с тех пор, как его не стало. Говорят, что время должно лечить все, но почему же это с нами не работает? Мы только становимся дальше друг от друга, спорим о каких-то ерундовых мелочах и бежим изо всех сил, но в разные стороны. В эталонные семьи в глянцевых журналах мы бы явно не стали сниматься. Да и кому нужен этот лубок. Не тот проект, все по своим норкам. Да и нужен ли нам другой дом, кроме своих собственных? Тут только шум Байкала, его капризный климат да суета по коммуналке.

Туристы думают, что это самый счастливый дом в поселке, но что там считает граф Толстой, да что там все твое собрание сочинений, папа? Если тебя нет, кто будет все это читать и кто будет писать важные вещи в твоем кабинете с видом на озеро? Разве что сдавать его внаем самоуверенным романтикам, но стоит ли оно того.

Хмык взрослой женщины или хнык маленькой девочки. Мысленный обзор других комнат, которые, как кажется, застыли и ждут своего праздника. В мифологической серии Льюиса такое было – когда все замерли и заснули в ожидании Аслана, с которым придет весна и все станет на свои места. Только здесь ожидание явно затянулось, и Царь Зверей никогда не придет.

Папа, я обещаю тебе, мы научимся быть счастливыми и научимся быть семьей. Я знаю, мы все немного далеки от того, какими бы ты хотел нас видеть. Каждый наделал своих ошибок, и не на всякой из них мы чему-то научились. Наша жизнь не каждый день праздник – просто она так устроена, сам знаешь.

Веришь, я до сих пор слышу тебя в каждом уголке этого дома. Как будто снова услышу твои тяжелые шаги – и все встанет на место. И мама не будет больше грустить, и все наполнится светом. Будет много света. И мы пойдем смотреть звезды. И будем все вместе пить чай с настоящим шоколадом. И сирень распустится так живо, так ярко.

…Отвлеклась. Отвела взгляд от парусника на картине и поглубже нырнула в одеяло. Этот диван спасает от всех невзгод и дурацких проблем…

Отец, знаешь, скоро зацветет сирень. И будет весна. Ветер с Байкала будет теплым. И мы снова научимся жить. Ты знаешь, я храню все твои вещи, мне кажется – смешно, конечно, – они до сих пор пахнут тобой. Это как якорь. Это как наша с тобой личная тайна на двоих. Я слышу запах пороха и немного – тебя. Пап, ты прости мне всю эту суету и мороку, я еще не знаю, как именно, но все устроится. Здесь будет любовь – и много, и вся семья, и свет. Я еще не научилась быть тобой, но стану. И каждый мой рассвет здесь – он твой.

По лестнице идут шаги. Проснулась гостья. Пап, она все про тебя напишет, она знает.

О любви к людям

Не все люди одинаково хорошие, и даже близкие друзья могут не всегда желать тебе добра. Это ужасное откровение и, наверное, самое сложное, с которым мне приходилось сталкиваться. Люди бывают злыми, плохими и завистливыми и способными на ужасные вещи. Раньше мне казалось, что откровение философии буддизма, да и пары прочих религий, состоит в том, чтобы возлюбить своего ближнего, как самого себя. Но как быть, если «друг оказался вдруг…», а ближний – с душком? Самая большая опасность: чрезмерно очаровываться людьми – тем больнее разочарование. И в то же время отсутствие ожиданий от человека приносит свои сюрпризы, иногда они могут быть даже приятными.

Папа говорил, что когда я была маленькая, безусловно любила весь мир. Но потом по каким-то невероятным причинам мир решил дать мне сдачи. Меня учили – «вторую щеку», но вполне достаточно и первой. Драка и конфронтация, как и социология, – не выход для человека, который решил выбрать себе публичную работу. В принципе, не стоит делить людей на хороших или плохих – каждый всего лишь такой, как есть, и свободен поступать так, как того требуют от него обстоятельства. Вот это стоит брать в расчет и принимать во внимание: наличие в любом твоем плане других людей. Немало граблей нужно встретить лбом – а в иных случаях их никогда не бывает достаточно, чтобы усвоить некоторые особенности поведения других людей. Здоровый цинизм, принятие и ирония – тоже категории любви. Пусть и своеобразные, но прекрасные в своей честности.

Любовь вообще включает в себя гораздо больше, чем вздохи на скамейке, поцелуи при луне и желание всей своей кожей трогать другого человека. Любовь – это еще принятие, прощение и осознание того, что ты не вправе, да и не в силах изменить другого человека. Ты пускаешь его в сердце целиком таким, какой он есть. Вот и вся простота такой арифметики. Только проецировать все это нужно не только в отношении мужчины или партнера, но и в отношении всего мира.

И если исходить из того, что мир – проекция того, каким мы его видим, то во многих ситуациях вполне будет достаточно кантовского категорического императива: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человеку как к цели и никогда бы не относился к нему как к средству». Только стоит помнить о том, что другие люди вполне могут так не считать. Они вообще представляют чужую жизнь за пределами своей квартиры совершенно иначе. Но если ты все делаешь честно и искренне и не можешь предъявить строгие моральные или другого рода претензии к себе, то и бояться нечего: все вокруг будет как-то образовываться само собой.

«Непонятно, кто из нас больше человек, – лошадь или я»

Книга о любви не может обойтись без главы о животных. Может, потому, что в детях я совсем не разбираюсь, а вот звери учат нас любить по-настоящему, то есть без лишних слов, клятв и прочего выноса мозга. И сами тому пример, какими бескорыстными и глубокими могут быть эти чувства. Не принято считать, что животные наделены каким-то особым разумом. Но что у них есть сердце и душа, мы точно можем утверждать.

Как и наши друзья, и романтические партнеры, они учат нас многому. А может, мне просто попадались такие звери. Но в контакте с ними ты иногда понимаешь про отношения гораздо больше, чем во время вращения в свете или похода на очередную, лишенную глубокого смысла, вечеринку.

Душа с подковами: история одного жеребца

Я толком и не помню, как здесь появился. Воспоминания детства походят на тени в памяти: мать, с которой мы вместе учились ходить и бегали по полям; отец, которого я никогда не знал; стойло, в котором поздней ноябрьской ночью я впервые вдохнул воздух этой земли; первый всадник, который объяснил мне мое место в мире и на конюшне – все это было, но так давно, что я толком и не вспомню, как начиналось мое детство.

Первые четыре года своей жизни я провел на ипподроме, как и положено урожденному рысаку. Меня тренировали как лошадь для скачек и бегов, и – скажу вам – это так себе удовольствие. Хотя для нас движение – вся жизнь. Признаюсь: с бегами у меня не сложилось, но иногда, когда закрываешь одну дверь, распахивается форточка. И моим делом жизни стал конкур. Хотя все равно больше всего я люблю мчаться по полю, когда ветер в ноздри и в уши, когда впереди – простор и свобода.

Все, в чем я наверняка уверен и о чем помню каждый день, – меня зовут Тибет, и я – спортивный рысак, который живет в конноспортивном клубе «Пивоваровском» в Иркутской области. Мне одиннадцать лет, и семь из них я провел именно здесь, где научился всему, что умею, и где живут мои друзья и знакомые, где живут мои спортсмены и куда приходят все те люди, которые остерегаются лошадей, но все равно во что бы то ни стало мечтают засунуть им в рот кусочек моркови или яблока.

Что уж там, люблю, когда меня кормят, особенно когда кормят вкусно. Наш старший тренер Татьяна всегда шутит в ответ на вопросы новичков: «А лошади любят прыгать?», «А они любят гулять?», «А они любят друг друга?» – «Больше всего, – говорит она – они любят поесть». И это чистая правда. Ну вот вы отказались бы просто так от добротных двух ковшей овса с отрубями, мюсли и морковкой на завтрак, скажем? Впрочем, вероятно, вы, как и все люди, предпочитаете овсянке стейк или что-то более кровожадное. Мы, лошади, убежденные вегетарианцы, но не думайте, что это делает нас самыми уравновешенными существами на планете.

Когда мы едем на соревнования, мне на хвост вяжут красную ленточку – это не элемент декора, я, как мужчина, вообще не очень люблю украшательство. Это стоп-сигнал для дураков и всех тех, кто пренебрегает техникой безопасности. Грубо говоря, он сообщает всем о том, что я могу крепко поддать вам задними копытами, когда не в настроении.

Казалось бы, имя Тибет обязывает к тому, чтобы пребывать в состоянии дзен и спокойно воспринимать окружающий мир. Так обычно и есть, конечно. Не вижу причин переживать по мелочам. Это вот наши буденновцы умеют: утром у них душа свернулась, вечером развернулась – типичные капризные звезды, но чемпионы СФО, каких у нас двое – Панич и Заструг, могут себе такое позволить. И когда на тренировке они «дают козла», наша Татьяна Нешумова улыбается: «Подлец, – говорит. – Но какой талантище!».

Впрочем, я про настроение… Не бывало ли у вас дней, когда вы встали «не с той ноги» или встретили несимпатичного вам персонажа? И все – настроение насмарку. Я вот сразу надвигаю брови на лоб и начинаю злиться. Лошадиная мимика – не самая выразительная (зато и морщин у нас не бывает), зато вот жестикуляция у нас что надо. Кто хоть раз тесно сталкивался с копытами, вам это подтвердит.

Итак, я живу в «Пивоваровском» клубе, и за семь лет повидал тут всякого. Для начала: клуб несколько раз менял название в зависимости от ситуации, менялась и суть, и люди, и даже денники. Но рассказывать о мире я все же привык из текущей позиции, мне мало есть дела до маркетинговых ходов двуногих.

Жизнь в Иркутске – это жизнь, привязанная к сезону и температуре на улице. Кому-то повезло родиться на просторных полях Германии или в теплых Эмиратах, я же живу в Сибири. И никогда не видел Тибета, в честь которого меня назвали. У нас есть озеро Байкал, такая бездонная поилка, которой гордятся все местные жители. Я его никогда не видел, но понимаю, что его все любят. Хотя бы потому, что мои всадники постоянно то уезжают на Байкал, то возвращаются оттуда – летом загоревшие и облезлые от солнца, зимой – промерзшие и сопливые, но всегда очень довольные.

Моя география путешествий – это соседние поля и лес. У нас неподалеку есть лес с мемориалом в память о жертвах сталинских репрессий. Людей расстреливали и закапывали в братскую могилу, теперь там стоит памятник. Вы ведь любите не только стейки прожарки «медиум» или кровяную колбасу, но и склонны убивать себе подобных, что для меня, конечно, страшная дикость. Тут бы я поспорил, кто из нас более человечен, но об этом уже все сказал писатель Пришвин.

Вы только не думайте, что я такой начитанный эрудит, книг я отродясь не видал, но люди около меня постоянно о чем-то болтают, иногда мне кажется, что так они пытаются заполнить пустоту вокруг себя. Нам это все не нужно, хотя иной раз мы, конечно, можем друг на друга шикнуть или категорично выразить свое мнение. Но, право слово, не всякая тема стоит долгих обсуждений: взгляд, поворот головы, движение ушей – вполне достаточный инструмент сообщить миру то, что ты хочешь.

Так вот, поездки на мемориал – это всегда приятная лесная прогулка, но я лично летом предпочитаю сходить на речку и поскакать по цветущим и таким вкусным разнотравьям, лужайкам. Лето вот только, жаль, у нас короткое, но зато очень теплое, иногда настолько, что лучше и из денника до вечера не выходить – заработаешь еще себе удар или что-то в этом роде.

Летом мы больше всего путешествуем. Не думаю, что вы сочли бы перемещение в узком деннике на колесах комфортным, вы, скорее, выбрали бы самолет, но в нашем 500-киллограмовом мире есть с этим определенные сложности. Так что поездка «с ветерком» в соседний клуб на соревнования – вполне достаточное приключение. А когда мы выбираемся куда-то с ночевкой, тут уж вообще раздолье – и новые знакомства, и новые симпатичные кобылки, и немного спортивного азарта. Вот в нем – главное удовольствие моей жизни.

Зима-осень-весна – куда менее веселое время: ни тебе сочной травки, ни долгих прогулок – то грунт подмерз, то мороз прихватил, то метель. А когда ударят крещенские морозы – вообще тоска зеленая: стой себе, дыши, на улицу носа не кажи – так себе времечко. И морковки никто не принесет, потому что праздные домоседы все в тепле сидят. Только совсем уж увлеченные в такое время к нам выбираются, нос поморозить. Остается ждать тепла и хорошей погоды.

Всего нас в Пивоварихе – 16 голов, не так много, но и вполне достаточно, чтобы не скучать. В нашем мире не так много новостей, как в вашем радио, но и свои случаются: кто-то новый приезжает, с ним надо пообвыкнуться, в гости кто-то заедет иной раз, на постой на пару дней, всадники приходят и уходят. В общем, есть дела.