Лучшие пьесы

Когда по очевидным нелепостям возникала очередная обида, я замечал, что общаюсь уже не с женой, а с другим существом в ее облике, поселившимся в жене и неизвестным науке способом временно завладевшим ее сознанием. Если бы это существо проявило себя раньше, в необязательные времена нашего знакомства, я бы, конечно, и не подумал завязывать какой-то там узелок на собственной шее, однако дело было сделано. Ничего не оставалось, как считать ссоры с женой спорадическими, случайными, вызванными несколько большей, чем первоначально предполагалось, неидеальностью ее характера. Тем более что за ссорой всегда следовало примирение. Прежнее сознание – тогда я наивно полагал, что это здравый смысл и любовь, – неизменно возвращалось к жене. Мы становились счастливы опять, как некогда, хотя это составленное после скандала счастье нельзя было сравнить с прошлым, нераздельным и полноценным. Это была уже не идеальная, однако еще благополучная, вполне пристойная – да чего уж там мелочиться! – счастливая семейная жизнь.

К несчастью, демон все чаще и чаще завладевал сознанием жены, причем подобные перерождения становились раз за разом продолжительней, а последствия тяжелей. Ссоры не были нужны ни мне, ни ей, но зачем их тогда провоцировать? Вот этого я, сколько ни ломал голову, не мог объяснить как-то иначе, чем происками демона. Ни мне, ни моей жене ссоры не были нужны, но ссоры могли оказаться на руку демону как существу из темного потустороннего мира, задумавшему обратить в руины наш светлый богоданный человеческий мир. Это были явные демонические провокации, которым надлежало дать адекватный и равновесный ответ.

Такой адекватный и равновесный ответ был дан: я объявил демону, овладевшему сознанием жены, ответную войну. Я попытался приручить демона или поставить под свой контроль посредством взвешенной аргументации и ласки, главное – ласки. Я пытался объясниться с женой в минуты помутнения ее рассудка, пытался объясниться после, пытался ничего не объяснять, а вести себя как с больным человеком, которого нужно только жалеть, и ничего больше – не вышло. Через несколько лет постоянных попыток решить дело миром мне предстояло убедиться в их тщетности: это существо из альтернативной вселенной было не только злобно, но и чертовски изобретательно. Завладев сознанием жены, оно сохраняло ее память, которую беззастенчиво использовало против меня. Пользуясь понятным отцовским чувством, питаемым мной к ребенку, существо всегда выясняло отношения в присутствии ребенка, чего я панически боялся, или откровенно использовало ребенка в качестве заложника, переводя мои упреки в свой адрес в сторону ребенка. Выходило, что я в чем-то упрекаю ребенка: или не желая его достойно обеспечивать, или делая что-то ему во вред, или просто не заботясь о ребенке требуемым образом, – тогда как жена скандалит не от своего имени лично, а, так сказать, от имени ребенка, за его лучшее и светлое будущее. Никакие доводы, внятные любому нормальному человеку, на разбушевавшегося демона не действовали, а наоборот, только веселили развязную тварь, доказывая уязвимость моей аргументации, слабость моих логических и моральных бастионов. Одержав одну локальную победу, демон на ней не успокаивался, а накапливал информацию и силы, чтобы в следующий раз ужалить в больное место с еще большей наглостью и настойчивостью.

Потерпев в приручении демона фиаско, я откровенно растерялся, запаниковал, махнул рукой на семейную жизнь и лишь с любопытством беспристрастного исследователя наблюдал за перерождением, совершавшимся на моих глазах.

Странно, что со стороны все более и более частые вселения нечеловеческого существа в сознание жены не замечались никем из окружающих. Демон был настолько хитер, что с неподражаемым артистизмом притворялся перед нашими общими знакомыми и родственниками женой автора, будто ничего, ровным счетом ничего не происходит. Ну, может, муж изредка огорчает жену, но в целом – обыкновенная семья, со своими, прямо скажем, не выдающимися семейными радостями и проблемами. Лишь оставаясь со мной в одиночестве – вернее, в присутствии постоянно взрослеющего ребенка – демон начинал изгаляться над здравым смыслом, как не приведи Господи. Причем демону хватало ума изгаляться над моим здравым смыслом, но не непосредственно над ребенком, которому по причине несовершеннолетия и недопонимая всего и мной-то с трудом понимаемого и воспринимаемого цинизма превращения матери в демона, казалось, вероятно, что именно мать защищает его от бесчувственного и эгоистичного отца.

Ну ребенок, несовершеннолетний, а потом хотя бы и совершеннолетний, ладно… Меня всегда поражало, как взрослые посторонние люди могут не замечать хитростей и притворства демона, столь заметных для меня самого. Вместе с тем я понимал, что доказывание демонической сущности жены моим знакомым, хотя бы самым близким знакомым и друзьям, чревато косыми взглядами и переменой темы. Знакомым и друзьям могло показаться подозрительным, что человек ни с того ни с сего начал подозревать свою жену, с которой прожил пару десятков лет, во вселении в ее тело потусторонней сущности. Это могло закончиться неизвестно чем, поэтому я предпочитал заниматься научными исследованиями молча. Вместе с тем, наблюдая за друзьями – людьми, естественно, женатыми – не мог не заметить, что друзья тоже не прочь поделиться со мной чем-то наболевшим, сокровенным, но тоже как бы побаиваются – видимо, нечуткости в обсуждении личной темы. Последующие кропотливые наблюдения в течение… ну, десятилетия с хвостиком… привели к неопровержимому выводу: демоны овладевают подавляющим большинством особей женского пола в срок от трех до двадцати лет с начала замужества. Максимум через двадцать лет сознание женщины – до выхода замуж милого и чистосердечного существа, каким независимо от половой принадлежности рождается большинство людей – полностью растворяется, а место исчезнувшего человеческого сознания занимает сознание демона. С этого момента женщина как человек умирает. Не считая, конечно, тех законченных оторв, которые не имеют ничего человеческого задолго до первого замужества, видимо, со времен первой менструации.

Доказательства? А какие еще нужны доказательства смерти, когда человеческое тело перестает реагировать на голос рассудка? Когда оно оскорбляет близкого человека, с которым имеет общий кров и ребенка, а перед остальными людьми притворяется нормальным человеком, но главное – не перестает оскорблять, оскорблять, оскорблять мужа, жалить его каждым словом, выражать недовольство каждым взглядом и каждой позой.

В этом смысле я благодарен судьбе, даровавшей мне жену с максимальным сроком перерождения. Однако двадцать лет супружества истекают: в самое ближайшее время должно было завершиться окончательное перерождение жены в неконтролируемое разумными увещеваниями нечеловеческое существо, так что сейчас мне приходилось ничуть не легче, чем остальным мужьям, которым изначально повезло значительно меньше. Поверьте, я дорого бы заплатил за то, чтобы вернуть в тело жены ее первую обитательницу – ту урожденную милой и чистосердечной стройную, как щепка, девушку, с которой некогда так легко и непринужденно ложился в постель, – но не знал, как вернуть. Не в силах переносить так называемую семейную жизнь, а не только из-за невыносимого желания создать бессмертный литературный бестселлер, я решился на такой отчаянный шаг, как отравление.

Моя жена все равно мертва, так пусть ее отравление, чем бы оно ни закончилось – перерождением или смертью – послужит великой русской литературе, творческому процессу сочинения криминального бестселлера, достойного пера Федора Михайловича Достоевского! А может, кто знает, и шедевр удастся написать, и жену вылечить, навсегда освободив ее от потустороннего демона?

Поворачивается в сторону кухни. Теперь видно, что на кухне, спиной к Автору, находится жена, что-то хлопочущая по хозяйству.

Дорогая, как у тебя дела?

Жена (с кухни): На дурацкие вопросы не отвечаю.

Автор (отворачивается): Вот видите, на дурацкие вопросы она не отвечает. Понимаю, она занята – она варит себе картофельный супчик. Она вся, с головы до пят, сосредоточена на процессе приготовления пищи, поэтому ей недосуг лишний раз поворочать языком. Хотя знаю: окажись на моем месте любая из ее многочисленных подруг, тот же самый язык ворочался бы не переставая, никакой картофельный суп не помешал бы. Но родной муж – другое дело, с ним можно не церемониться, особенно если считать себя пострадавшей стороной.

Вот она помешивает половником в кастрюле, нахохлившаяся и оскорбленная… хотя чем я мог ее оскорбить, если мы друг с другом уже две недели не разговариваем? Не понимаю, разрази меня гром, чем я мог оскорбить ее сегодня, не произнеся за день ни единого слова, кроме единственной невинной фразы: «Дорогая, как у тебя дела?» Тем не менее наблюдаю: оскорбленная спина каждым своим изгибом выражает ту непреклонную уверенность, что ее муж – поганец. Она по ошибке посвятила жизнь поганцу – вела общее с ним хозяйство, общалась с ним, даже родила от него ребенка, – но все это делала по ошибке. Бог ты мой, какая выразительная спина и какая трагическая ошибка! Однако я сильно подозреваю, что ошибка запрограммирована самой природой: окажись на моем месте другой мужчина, жена по истечении некоторого времени посчитала бы его точно таким же поганцем, как я, с которым общалась по ошибке и от которого по ошибке родила. Я случайно оказался на месте ее мужа и страдаю из-за теории вероятности. Возможно, в случае другого мужа причина ее ненависти к сильному полу оказалась бы сформулирована иначе, но уверяю, результат получился бы тем же самым. Так подсказала бы ее женская демоническая сущность. Что же касается меня, нынешнего по теории вероятности мужа, я неповинен в ее несчастьях, в ее вечном недовольстве мной. Хорошо бы, чтобы жена это поняла и признала! Нет, заставить ее признать этот очевидный факт невозможно. А как заставишь, когда все разговоры – случающиеся, к слову, все реже и реже – все какие-то многозначительные и односторонние?

Вот, например, разговоры в эту минуту, когда она варит себе картофельный супчик. Кстати, почему только себе? Потому что я картофельный суп не употребляю и, чтобы не помереть голодной смертью, отварил яйца вкрутую. Допустим, мне требуется соль. «Дорогая, передай солонку, пожалуйста», – попрошу я и по напрягшейся спине сразу увижу, как отвратительна ей моя просьба. Отвратительна, унижает или оскорбляет – смотря по настроению. Отрицательную реакцию на любую мою самую невинную и недвусмысленную просьбу предугадать несложно, но конкретные слова – никогда. Я могу получить какой угодно ответ. Это может быть, к примеру: «А сам жопу поднять не можешь?», – с намеком на то, что она целый день у плиты, измучилась так, что сил нет, а бессердечный муж ленится поднять жопу, чтобы взять солонку. Однако она может ответить совсем другое, внезапное. Например: «Лучше бы водопроводный кран починил!» Почему починить водопроводный кран лучше, чем получить от жены солонку, я не понимаю. Может быть, и лучше, но при чем здесь водопроводный кран? И при чем здесь солонка? А может, вспыхнув от еле сдерживаемой ненависти, прошипеть: «Соль есть вредно», как будто в последние годы совместной жизни она только и делала, что заботливо изымала из моего рациона соленую пищу. Вранье, вранье! Если ей и было дело до моего здоровья, то никак не в смысле заботы о нем – скорее, наоборот. Но все мои оправдания несущественны, потому что она может сказать нечто совершенно обратное, к примеру: «Оставил бы соль ребенку, а то всего полпачки осталось. Сам-то в магазин не сходишь», – имея в виду, что сам я, скотина мерзкая, сожрал в течение полугода пачку дефицитной йодированной соли, а голодному ребенку щепотки не оставил. Или прошипеть: «Я уже солила» – и принять обиженный вид, как будто вторично посолить суп означает нанести ей новое страшное оскорбление. А может, ни слова не говоря, шваркнуть солонкой об стол с таким видом, будто я только что совершил какой-то ужасный проступок, а теперь, вместо извинений, имею наглость обращаться к насмерть обиженному существу с ерундовой просьбой. Как я посмел, в самом деле? А может ничего не сделать и ничего не ответить, лишь вздрогнуть от брезгливого отвращения, как будто к ней прикоснулись чужие липкие пальцы – никогда не угадаешь. Проверим, что на этот раз.

Поворачивается в сторону кухни.

Дорогая, принеси мне соль, пожалуйста.

Жена: Вот еще!

Тем не менее появляется из кухни, ставит на стол солонку и уходит.

Автор: Снова не угадал! Я же сказал, угадать совершенно невозможно. Что с ней такое происходит, будто и не ссорились вовсе?! Да уж, семейная жизнь сложна и непредсказуема, но все в этом бренном мире когда-нибудь заканчивается – закончится и она. А если не закончится, значит, изменится в лучшую сторону, потому как изменяться в худшую сторону уже некуда. Так мне пообещала одна уважаемая фирма, лидер на рынке фармацевтических продуктов.

В сторону кухни.

Ты не забыла поперчить супчик, дорогая?..

Сцена 5

Там же через несколько дней. Вечер – в окно светит яркая луна. Закутанный в одеяло Автор лежит на диване и завороженно на луну смотрит. Из кухни выходит жена.

Жена: Сегодня в магазин хлеб мягкий завезли, из пекарни. Попробуй, какой горячий.

Автор: Не хочу.

Жена: Да и черт с тобой… Какой-то ты сегодня не такой.

Автор: Какой не такой?

Жена: Подозрительно задумчивый.

Автор: Болею.

Жена (удовлетворенно): Ага, понятно, что болеешь… (Каким-то – экспериментальным, что ли – тоном). Хочешь… рыбу тебе пожарю?

Автор: Это ты сегодня не такая. Ты же рыбу на дух не переносишь. Обычно, если я тебя прошу приготовить рыбу, брезгливо мне отвечаешь: «Фу, какая гадость! Она же рыбой пахнет!». Твои подлинные слова.

Жена: Ну как хочешь… Мне-то, в конце концов, что за дело?

Гордо удаляется на кухню.

Автор (самому себе): В самом деле, что это с ней? Неужели порошок Папы Карло подействовал? Ай да порошок!

Хотя нет, не подействовал – не мог так быстро подействовать, поэтому на лучшее надеяться не приходится. Вероятно, обыкновенная демоническая провокация. Сначала, как водится, притворяется человеком, потом – в самый неожиданный и потому болезненный для мужа момент – выскакивает наружу: или выкрикивает какую-нибудь особую скабрезность, или делает какую-нибудь непредставимую гадость, которую особенно тяжко принимать от близкого и родного человека.

Просто демон научился притворяться еще более лицемерно, чем прежде. Спросить у мужа, не приготовить ли на ужин рыбу! Подумать только – на ностальгические чувства, что ли, эта циничная тварь рассчитывает? Может, еще прекратит повышать голос по всякому поводу и без повода? Или подушку с одеялом принесет, бережно застелет на диван и скажет, целуя мужа в натруженный лоб: «Отдохни, любимый!» Или спросит: «Любимый, мне сегодня пол пропылесосить нужно. Когда лучше, чтобы тебе не помешать?» Или пододвинется поближе со словами: «Милый, я тебя люблю. Как хорошо, что ты у меня есть». Сука, лицемерная сука! «Хочешь, я тебе рыбу пожарю, любимый?» Так издеваться над мужем, который тебе ничего плохого не сделал! Который работает как проклятый, чтобы прокормить семью! Который вынужден сносить ежедневные оскорбления, а на людях изображать легкую семейную размолвку, хотя в минуту проявления демонической сущности с удовольствием удушил бы виновную.

В комнату входит жена.

Жена: Любимый, мне сегодня пол пропылесосить нужно. Когда лучше, чтобы тебе не помешать?

Автор: Что??? Как ты меня назвала?

Жена: Любимым.

Автор в ужасе отшатывается и надувается, словно красный воздушный шарик.

Автор: Сука! Сука! Что ты делаешь? Что ты делаешь? Как ты можешь быть такой лицемерной? Что ты мне тычешь в рожу своим пылесосом, когда всю жизнь испоганила? Зачем притворяешься, думаешь, я не знаю, что ты обо мне думаешь? Мне все о тебе известно? Явилась из загробного мира и полагаешь, никто не заметит? Как ты могла на это понадеяться? Посмотри на себя, в тебе же ничего человеческого не осталось – только слепец может принять тебя за человека. Но меня-то ты не проведешь, сколько ни притворяйся! Мне известно, кто ты на самом деле: злобная нечеловеческая тварь, с которой невозможно договориться по-человечески. Ты не человек, ты другая – это о тебе сняты фильмы «Чужой», «Нечто», «Тварь из преисподней» и «Бруклинский вампир». И тебе тоже известно, что мне о тебе все известно. Спишь и видишь, как свести меня в могилу. Твоя, как и остальных женщин, заветная мечта: чтобы мужья обеспечили вас на всю вашу оставшуюся нечеловеческую жизнь, а потом сдохли. Зачем мужья нужны, когда они свидетели вашего перерождения? «Прости, дорогой муженек, я буду о тебе вспоминать, если мне недостанет завещанного тобой содержания, а в остальном покойся с миром!» Кишки ты мне совсем выела, сука, и душу вымотала.

Жена удовлетворенно смотрит на мужа и убегает на кухню. Слышно, как она набирает телефонный номер. Затем из кухни раздается ее оживленный голос.

Жена (радостно): Галя, здравствуй. (Сочувственно). Я тебя не отвлекаю, нет? Послушай, у меня тут такие дела. (Показательно рыдает в трубку). Мой-то как с цепи сорвался. Представляешь, я ему хотела ужин поставить, спросила, что лучше сделать, его любимую рыбу надумала пожарить, а он как вздыбится, как на меня набросится! Полчаса орал как ненормальный. (Пауза, во время которой боевая подруга высказывает слова одобрения и успокоения). Вот я то же самое ему сказала! «Какое хамство!» – говорю я ему. – «Какое хамство так измываться над женой!» Он что думает, я ему теперь вечно буду ужины готовить? Да сдался он мне, мужлан проклятый. Пользы от него, как от козла молока. Нашел себе домработницу, которая его и обстирывать будет, и кормить, и гавно за ним подтирать. Да пусть загибается, черт с ним.

Оглядывается в комнату и прикрывает дверь, в результате чего голос становится неразборчив. Автор, который все слышал, приподнимается с подушки и хватается за голову.

Автор: И это то самое загубленное существо, которое, как я надеялся, встанет на путь осознания и исправления? Это его я, сострадательный человек, надеялся излечить при помощи порошка за девяносто девять долларов (какие деньги напрасно потратил!)? Этого демона, который обосновался в теле жены, как в безопасном убежище, и хохочет оттуда при первом удобном случае? Это загробное существо, которое из вредности превратило мою жизнь в ад? Которое ежедневно изводит меня? повышает на меня голос? выклевывает печень? требует не бить газетой кровососущих насекомых на потолке, а засасывать пылесосом (sic!)? вытягивает из организма последние жилы? орет, как отравленная: «Не пачкай грязными ботинками половой коврик!»? усаживается мне на затылок, чтобы долбить черепную коробку? требует ставить чайник носиком от стены, а посещать универсам исключительно после обеда? больно жалит, как только ее раздвоенный язычок выскакивает изо рта, что происходит на каждом вдохе и выдохе? забирает все заработанные мной деньги и при этом еще недовольна, что мало заработал?

Нет, не может такого быть! Не поверю, чтобы я настолько низко пал, что мог пожалеть это обернутое в халат потусторонее существо. После стольких безуспешных попыток договориться о мирном существовании, вернуть семейную идиллию в прежнее русло у меня не могло остаться к этому существу ни жалости, ни ностальгических иллюзий. Просто я утомился. Почувствовал себя не в своей тарелке, отчего в больной голове все перемешалось: жены, демоны, собаки и тараканы. Жену не могло быть жалко, потому что ее захватил вездесущий демон. Демона не было жалко, потому что он заставлял некогда любимую жену лаять, как собака. Собаку не было жалко, потому что никакого особаченного соседа у меня отродясь не бывало, следовательно, и травить было некого. А вот тараканов…

Автор скатывается с дивана и, в поисках тараканов, забирается под него, не забывая при этом произносить монолог.

Несчастные, мирные животные, вы-то чем провинились? Вы незаметно бегаете по щелям, не делая ничего плохого, и лишь испуганно вздрагиваете хрупким телом, когда зловещий тапок взмывается над вашими головами. Молитесь, чтобы зловещее орудие убийства – зловещее, ибо единственное из всех орудий убийства убивает расплющиванием – задело по пути табуретку, отчего вы успели бы ускользнуть под спасительный плинтус, где спокойно перевести дух. Дрожите всем телом, боясь высунуться наружу. Но и расползаясь по щелям, тоже боитесь. Боитесь всего: того, что вас вытащат из щели за лапу и все-таки расплющат, и того, что случайно заденете оголенный электрический провод, и всего остального, что только способна изобрести ваша до смерти перепуганная фантазия, но более всего боитесь отравления. Садисты в домашних халатах изобрели массу веществ – твердых, жидких и газообразных, – вызывающих околевание и высыхание ваших по-спортивному плоских тел. Безжалостные истребители насекомых, люди разбрасывают, разливают и распыляют эти вещества всюду, куда только достают их пальцы, шланги и распылители, отчего беззащитные тараканы околевают и высыхают в самых неприспособленных для этого укромных уголках. Но и этого мало: даже вещества, не предназначенные для убийства тараканов – в частности, порошок Папы Карло – действуют на тараканов пагубным образом. Человеческие жены лишь сходят с ума, однако насекомые гибнут не понарошку. Их никто не отвозит в сумасшедший дом, чтобы лечить в условиях стационара, не подает по утрам судно, не кормит из мисочки, не прикладывает к черной спинке стетоскоп, спрашивая: «Вам лучше, больной?» Немногие экологические голоса в защиту насекомых глушатся официальной пропагандой. Более того, тараканы – по понятным причинам – не могут обратиться к адвокату, что неслыханным образом нарушает их административные права. О тараканах некому позаботиться, поэтому они самые обездоленные существа на земле. Люди, будьте гуманны! Не обижайте тараканов!

Жена выглядывает из кухни и некоторое время слушает. Потом кидается к телефону, на радостях забывая притворить дверь.

Жена: Галя, Галя, это снова я. Послушай только – мой-то совсем рехнулся! Нет, не понарошку, а взаправду. Ты догадайся, что он сейчас предложил? Догадаешься? Сказал, что убивать тараканов негуманно, потому что каждая капля тараканьего яда может быть использована на более человеколюбивые цели, ты представляешь! Если бы ты только слышала! Вообще, он последние дни сам не свой: бормочет что-то, заговаривается, на луну часами смотрит. Часами, представляешь? Вчера целый вечер смотрел не отрываясь. А с утра на меня наорал, чтобы я телевизор выключила, потому что, понимаешь ли, ему эти телевизионные рожи видеть тошно. По-моему, это рецессивной сугрессией называется. Да, вот именно, рецессивной сугрессией. Как считаешь, нормальный он после этого?

Пауза, во время которой Галя на том конце провода высказывает авторитетное суждение.

Да-да, вот и я о том же! У него и голова чаще стала болеть, раньше так никогда не болела. Может, он такой ненормальный от лекарств сделался: наглотался в детстве анальгина, а на старости лет начинает сказываться? Как думаешь, может шизофрения развиться из-за анальгина? Он же шизофреник, у него чувство реальности утеряно. И книги такие странные, одна странней другой: чем дальше, тем странней. А знала бы ты, какую ахинею он сейчас пишет, прочитаешь – не обрадуешься! Про рыбалку, представляешь? Полный бред, читать невозможно. Пыжится, пыжится сутками напролет, только куда ему до Семеновой или Донцовой. Они намного лучше него пишут. Что?.. Как ты думаешь?.. Чего опасаешься?.. Нет, с ножом на меня пока не набрасывается. Но веришь ли, Галя (здесь голос демона, получившего новый питательный повод для размышлений, становится плаксивым), я начинаю бояться. Вот те крест, боюсь, что в один прекрасный день на меня с ножом набросится. Он же псих законченный, по всему видно. Мне знакомые так и говорят: «У тебя муж какой-то ненормальный, сдала бы ты его в психушку, что ли, чтобы ненароком кого ножом не пырнул!» А я пока не сдаю, жалею. Все-таки столько лет вместе прожили, может, поправится еще… Нет, нет, Галя, не надо меня утешать. Я все выдержу: и тараканов его поганых, и луну, и телевизор выключенный. Выдержу даже, если муж в сумасшедшем доме окажется, хотя силушек моих терпеть его глупости не осталось. Все нервы, подлец, измотал. Мне бы, по-хорошему, в санаторий поехать подлечиться на месяц, да куда там…

Автор, закончивший монолог о тарканах, заглядывает на кухню. Что-то на кухне высматривает.