Пером по шапкам. Книга первая

Здесь жила Мариэтта Шагинян, а я был ещё ялтинским жителем, когда знаменитая писательница приехала отдыхать и творить на берегу Чёрного моря в Дом творчества писателей. Ей захотелось посмотреть спектакль нашего народного театра. И мы актёры-любители пришли за нею, чтобы проводить знаменитость в расположенный неподалеку Дом учителя. Нас поразила эта маленькая старенькая женщина в очках из толстых стёкол, с предельно плохим слухом (нам приходилось говорить ей прямо в ухо), весело попросившая нас взять её с двух сторон под руки, так как она страшно боится попасть под машину. Мы шли по узкой извилистой ялтинской улочке, а Шагинян постоянно что-то рассказывала, но не забывала опасливо смотреть по сторонам. Постановка наша ей понравилась, и она сфотографировалась с труппой на память. Прошло много лет, но я всегда с удовольствием смотрю на снимок, в центре которого в окружении молодёжи сидит седовласая женщина, свидетель жизни ещё девятнадцатого века.

Но ещё раньше до Шагинян, когда в школьные годы мы с братом были членами драматического коллектива Дома пионеров и оба участвовали в постановке пьесы С. Я. Маршака «Двенадцать месяцев», нам посчастливилось увидеть на своём спектакле в качестве зрителя автора пьесы, а потом и сфотографироваться с ним. Фото, на котором я стою рядом с могучим детским писателем, было опубликовано в местной газете и хранится в моём архиве. Об этом я тоже вспомнил в Переделкино, где бывал С. Маршак.

Павел говорит об Андрее Вознесенском. И в моей памяти вплывает опять же картина в Ялте, где мы идём с Вознесенским по набережной, а я читаю ему свои стихи, адресованные ему же, и он снисходительно обращает внимание на одну понравившуюся ему строку. Вспоминаются и стихи самого Вознесенского, написанные, быть может, здесь в Переделкино. Почему-то в голову пришли строки из знаменитой поэмы «Лонжюмо» о В. И. Ленине:

Чтобы стала поющей силищейкорабельщиков, скрипачей…Ленин былиз породыраспиливающих,обнажающих сутьвещей.

Не знаю, написал бы он такие строки в сегодняшнее время, но тогда, в шестидесятые писал, а из песни, как говорится, слов не выкинешь. И о земле нашей писал, сравнивая её с вождём революции «Планета – как Ленин, мудра и лобаста». Тогда многие писали не так как сегодня. Переделкино тому свидетель. Многое видела эта земля и плохого и хорошего. Здесь в посёлке были арестованы в тридцатые годы Пильняк, Артём Весёлый, Иван Катаев, Исаак Бабель, Владимир Зазубрин, Владимир Киршон. К тому времени в Переделкино было построено и заселено уже пятьдесят домов писателей. Посёлок гудел противоречивыми мнениями.

Не меньше волнений и споров было и в конце пятидесятых, когда одному из жителей посёлка Борису Пастернаку за опубликованный за границей роман «Доктор Живаго» была присуждена Нобелевская премия. Об этом эпизоде нам рассказывают в музее знаменитого писателя, так и не получившего свою премию и скончавшегося через два года после её присуждения.

В Переделкино пересекались не только судьбы писателей, но вместе с ними сходились в поединке различные тенденции, направления, идеологии всей страны, ведь писатели отражали в своих произведениях то, что видели собственными глазами, то, что чувствовали. А были их мысли отнюдь не однозначны. Корней Чуковский пришёл лично поздравить своего собрата по перу Пастернака с присуждением ему премии, а на собрании писателей Москвы, состоявшемся в Доме кино 31 октября 1958 г. широко известные в стране писатели С. Смирнов, Л. Ошанин, А. Безыменский, А. Софронов, С. Антонов, С. Баруздин, Л. Мартынов, Б. Слуцкий, В. Солоухин, Б. Полевой, В. Дудинцев потребовали исключения Б. Пастернака из Союза писателей и даже говорили о лишении писателя советского гражданства. А ведь многие из них жили или бывали в Переделкино, часто встречались с поэтом, хорошо его знали. Я читал роман «Доктор Живаго», когда он был опубликован у нас в стране, и, признаюсь, не нашёл в нём ничего антисоветского. Но ведь и такой супер пропагандистский роман Николая Островского «Как закалялась сталь» тоже после публикации в журнале «Молодая Гвардия» сначала получил негативную рецензию Дайреджиева и обвинение в антисоветизме. Так что парализованному начинающему писателю, не имевшему возможность на личную встречу, пришлось писать гневную отповедь неудачному критику. Думаю, не последнюю роль в таких историях играла человеческая зависть и внутренние интриги, которыми богато писательское сообщество. Это были трудные времена, как, впрочем, нелегки они и сегодня в писательском мире.

По-другому сложилась судьба Корнея Чуковского, чей музей мы посетили в первую очередь. Этот музей уникален во многих отношениях, как уникален и сам писатель, который был и прекрасным переводчиком, и замечательным литературоведом, открывшим новые страницы биографий и творчества Некрасова, Блока, Маяковского, Чехова, Достоевского, проявил себя и тонким критиком, умевшим почти в любом произведении начинающего писателя найти ту самую изюминку, из-за которой автора можно назвать писателем, и публицистом, с чего собственно начинал свою творческую биографию, будучи журналистом, но в первую очередь Чуковский, конечно, является для большинства почитателей детским писателем, что и он доказал всей своей жизнью, не только сказками и стихами для детей, но и созданием здесь же в Переделкино детской библиотеки, организацией бесконечных встреч с детьми, весёлых костров, зажигательных мероприятий с участием самих детей. И никого не удивляет возле дома писателя-сказочника придуманное им огромное башмачное дерево с разнообразной детской обувью, свисающей со всех веток, словно эти туфельки и башмачки сами выросли и просятся на ноги. Не удивляет плакат, подготовленный к празднику «Здравствуй, лето!», на котором изображена семья крокодилов, сидящая за столом и закусывающая калошами. Разумеется, на ум сразу приходит умильное обращение Чуковского крокодила по телефону: «Мой милый, хороший, пришли мне калоши, и мне, и жене, и Тотоше… Ах, те, что ты выслал на прошлой неделе, мы давно уже съели». Здесь в музее всё кажется органичным и естественным.

Всю жизнь к Чуковскому шли и взрослые и дети. Первые за советом, вторые за радостью общения с весёлым умным писателем.

Здесь в Переделкино есть и картинная галерея Евгения Евтушенко. Когда-то я писал о его поэзии «шаг вперёд живёт в народе». Мне нравилось многое из его творений, любил «Братскую ГЭС», «Азбуку революции», и иногда цитирую своим студентам строки Евгения Евтушенко, которые он написал в далёком 1961 году в стихах «В погоне за дешёвой популярностью», а в постперестроечное время убрал из новых сборников: «Выходит, я за коммунизм борюсь в погоне за дешёвой популярностью. Выходит, я с его врагами бьюсь в погоне за дешёвой популярностью». В те годы ему ещё не было тридцати лет, он считал, что борется за коммунизм, а я выучил эти стихи наизусть.

В этот наш приезд нам не довелось посетить музей Булата Окуджавы. А мне хотелось бы это сделать. Как-то давно в Ялте мы с моей соратницей по комсомолу Аней Калицевой пришли в Дом творчества специально, чтобы пригласить отдыхавшего там Булата Окуджаву на встречу с комсомольцами Ялты. Булат Шавлович любезно встретил нас, сообщил, что, к сожалению, из-за большой занятости не сможет побывать на встрече с молодёжью, но, раз уж мы пришли, то попросил свою супругу записать наши домашние адреса, чтобы прислать по ним из Москвы свои сборники песен. Мы сначала отказывались, но потом всё же уступили настойчивой просьбе любимого барда. Книг его мы, правда, так и не получили, но любить его песни не перестали.

Убеждён, что немало желающих познакомиться в Переделкино с домами некогда шумевших в стране поэтов А. Вознесенского, Е. Евтушенко, Б. Окуджавы, Г. Поженяна, с которыми меня так или иначе сводила судьба, но чаще всего, наверное, приходили и приходят к Чуковскому. В его бывшем гараже, где теперь нет никакого автомобиля, сделали нечто вроде конференц-зала. В нём, по меньшей мере, раз в неделю собираются литераторы на свои писательские посиделки. В этот раз мы сначала уселись возле башмачного дерева у небольшого столика и начали читать друг другу свои стихи. Это входило в программу и являлось чуть ли не основной его частью. Главной оказалась завершающая встреча в гостиной гаража.

На свежем воздухе при благоприятной погоде (дождь пошёл к вечеру, когда мы очутились под крышей) писатели читали свои произведения, не соревнуясь, кто наизусть, кто по книге или заранее прихваченной с собой рукописи. Читали стихи, поэмы, пародии, юморески. Кто-то иногда брал на себя роль диспетчера, предлагая выступить тому или иному по кругу, кто-то кратко комментировал услышанное, изредка звучало нечто вроде аплодисментов. Словом, все чувствовали себя легко, свободно, раскованно, а потому стихи лились как бы сами собой.

За всю историю Переделкино, в котором творила не одна сотня писателей, подобных писательских встреч в разных домах по различным поводам бывало великое множество. Тысячи раз на этих малых или больших собраниях коллег по перу читались новые работы: поэмы, баллады, песни и романсы, главы из ещё не опубликованных книг. Мнения друзей, коллег, братьев по духу, что это как не школа творчества, из которой выходили все жители и гости литературного посёлка? Вот почему я назвал его alma mater российской литературы. Здесь все питались духовностью, вынося её на страницы публикаций, расходившихся по всему миру.

И вот, наконец, спрятавшись от наступавшего дождя, мы собрались в гостиной гаража за большим, но вполне уютным столом, за которым председательствовала чудная хозяйка, директор музея Алла Рахманина. И вот именно за этим столом выяснилось, что наступило главное событие дня. Мне кажется, никто специально это не готовил. Просто все устали и перед отъездом расселись тесной компанией расслабиться, поблагодарить организаторов за великолепную экскурсию, выпить немного вина и чашечку чая перед обратной дорогой. Но тут спонтанно за столом в общей беседе всплыла тема российской национальной идеи. И началось.

Стало ясно, что эта мысль теребила головы проходивших по тенистым улицам писателей МГО во всё время пребывания в Переделкино, когда мы вспоминали наших великих рассказчиков жизни народа и авторов эпохальных идей. Разве не о национальной идее писал Серафимович в своём «Железном потоке» или Аркадий Гайдар в «Военной тайне»? Разве не было национальной идеи в монологе Нюрки бетонщицы, подаренном Е. Евтушенко читателям в поэме «Братская ГЭС»? Не просматриваем ли мы идею национальной гордости за Россию во «Владимирских посёлках» В. Солоухина, которые он описывал, вспоминая Владимирские места, но живя в Переделкино, природа которого, может, не так и отличается от Владимирской?

В советское время национальная идея была очевидна каждому, ибо провозглашалась на каждом углу и её разъясняли в прямом смысле слова с детского сада. Шло строительство социализма с его формулой «от каждого по способностям и каждому по труду» как первой стадии последующего коммунизма с несколько иной формулой «от каждого по способностям и каждому по потребностям». Сегодня любят говорить, что это была утопическая идея. Но она была, и во имя этой идеи люди порой жертвовали не только своим временем и силами, но и жизнью. Промежуточной идеей была широко популярная фраза – «догнать и перегнать Америку». И не будем кривить душой – догоняли. Писатели в пропаганде национальной идеи и её осуществлении играли огромную роль локомотивов.

Жаркий спор, разгоревшийся за столом «гаража», говорил прежде всего о том, что сегодня относительно национальной идеи России у писателей нет однозначного представления. Но это значит, что его нет и во всей стране. Хотя в первом пункте статьи седьмой Российской конституции национальная идея будто бы заложена в словах: «Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека». Писателям такая формулировка, очевидно, не совсем понятна, как и народу, а потому в дискуссионном споре предлагалось даже убрать слово «национальная» из идеи государства, предлагалось считать идеей православие, вспоминали национальную идею Китая, где фантастически быстро и мощно подняли экономику страны, когда Ден Сяопин одной из главных задач поставил ликвидацию нищеты и безграмотности, что и вызвало энтузиазм масс, а с ним и поддержку экономической политики. Писатели отстаивали порой диаметрально противоположные концепции, но в отличие от политологов и любых учёных практически каждый из сидевших в этот вечер за столом «гаража» защищал свои мысли не просто речами, а собственными стихами. Это говорило о том, что писатели живут национальной идеей, ищут её в своих произведениях. И потому поездка в Переделкино, удачно организованная председателем МГО Союза писателей России, поэтом Владимиром Бояриновым, тоже, кстати, живущим в этом писательском посёлке, явится очередным стимулом к созданию новых вдохновенных произведений московскими писателями, что должно помочь стране в определении национальной идеи. И мы говорим «спасибо!» за то, что у нас есть Переделкино и за то, что мы туда поехали.

«Общеписательская литературная газета», сентябрь, 2012

Скаредные миллионы

Реплика писателя

В прошедшую среду по центральному телевидению в программе Андрея Малахова «Пусть говорят» была показана разрекламированная заблаговременно передача о том, как можно легко стать миллионером.

Тема, разумеется, не нова. Полки книжных магазинов ломятся от изданий, дающих советы желающим стать миллионерами. Но то, как это сделали на телевидении, имеющем многомиллионную аудиторию, не может не удручать, если не сказать больше.

Даже не хочу предполагать, где бы оказались авторы этой передачи, покажи они её в советское время. Все знают, где. И почти все бы дружно сказали: «Туда им и дорога».

В прежние времена в нашей стране любили людей. В голову приходят строки Владимира Высоцкого из «Песни о друге», где он пишет о товарище, оказавшемся рядом в горах: «А когда ты упал со скал, он стонал, но держал». Не за зарплату, заметьте, держал, а по причине дружбы. Сегодня у нас в стране полюбили – деньги.

Вспоминается наш знаменитый любимый всеми сегодня поэт Сергей Есенин. В 1922 году он оказался в Америке и писал оттуда в письме друзьям буквально следующие строки: «Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет, здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока ещё не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде Господин доллар, а на искусство начихать – самое высшее мюзик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, не смотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно». И дальше поэт добавляет: «Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод и людоедство, зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину».

Нет, мы не хотим сегодня быть нищими, как, впрочем, не хотели этого и в прежние времена. Однако мы не считали возможным и нужным ради денег поступаться своими принципами, терять достоинство, терять душу, о которой так заботился Сергей Есенин. Но что же мы видим в этой телевизионной передаче? Что там рекламирует с упоением на всю страну известный всем телеведущий Андрей Малахов? Глядя на него, казалось, что он готов встать на колени перед двадцатилетним юнцом, заработавшим миллионы, живущим теперь в Америке и небрежно дарящим бриллианты своей возлюбленной.

А через некоторое время перед телевизионной аудиторией появляется одиннадцатилетний бизнесмен. Он моет машины мокрой тряпкой, зарабатывая деньги на будущую платную учёбу. Кто-то резонно спросил, не лучше ли тратить время на учёбу с тем, чтобы потом, обретя отличные знания, поступить по конкурсу в вуз на бюджетное отделение и стать хорошим специалистом. Но вместе с этим вопросом явился и другой – нужно ли вообще учиться малышу, если он с такого возраста приобщился к бизнесу. Кто-то даже глубокомысленно пояснил эту мысль, что, зарабатывая самостоятельно деньги с такого возраста, мальчик больше узнаёт полезного для себя, прохождением хорошей школы жизни. Ах, как мудро! Это вписывается в современную концепцию выращивания безграмотных рабов, умеющих хорошо выполнять чёрную работу. А Коперники и Ломоносовы нам уже не нужны. Рабы будут обслуживать богатую элиту, которой доступно образование за деньги, которое не имеет ничего общего с настоящими знаниями и настоящей грамотностью. В перестроечное время отменили в нашей стране обязательное среднее образование. И стали объяснять, что, например, в сельской местности должны быть частные фермы, где своим родителям будут помогать дети. А то, что эта помощь будет за счёт учёбы – это как-то перестало волновать и стало само собой разумеющимся.

Как-то мне довелось побывать на рынке в поисках детали для компьютера. Увидел за прилавком рядом отца и сына подросткового возраста. Мне понравился мальчуган с живыми глазёнками, легко ориентировавшемся в своём товаре. У меня была с собой моя книга, которую я подарил двенадцатилетнему пареньку. Он так обрадовался подарку, что решил мне продать нужную мне деталь дешевле. Находившийся рядом отец тут же сделал ему замечание, а мальчик спокойно отрезал отцу: «Ничего. Вычтешь разницу из моих денег. Пусть это будет за мой счёт».

Мальчик не был скупым. Он не гнался за миллионами. Он помогал отцу в свободное от учёбы время, когда в школе были каникулы. И всё же мне было его жаль. В прежние годы дети во время каникул ходили в походы, собирали гербарии, занимались в авиамодельных и других кружках, получали дополнительные знания и были счастливы. А мы сегодня с телеэкранов, по радио и со страниц печати настырно внедряем всем в головы мысль о том, что главное в жизни – деньги.

Я понимаю американцев. История США в том и состояла, что люди бежали из Старого света в далёкие недавно открытые Колумбом места, где они захватывали каждый сам себе землю у местных индейцев, обустраивали фермы и вынуждены были жить ради самих себя, борясь с природой и местным населением за своё существование. Индивидуализм стал основой их менталитета. Отсюда и жажда к наживе. Им трудно теперь измениться. Потому Сергей Есенин не увидел в них душу, не увидел человека.

Неужели и мы докатились до такого состояния? Неужели и нам не нужна больше наша русская широкая душа, а нужны скаредные миллионы любой ценой? Куда вообще мы катимся?

«Советская Россия», 27.10.2012«Магнитогорский металл» городская газета, 03.11.2012

«Скучная история»

Этот день седьмого ноября мне довелось отметить необычно. Целый день был занят со студентами и только вечером пошел на демонстрацию левых сил по Тверскому бульвару. С грустью вспоминал, как лет сорок назад седьмого ноября ехал по набережной Ялты на велосипеде с развевающимся знаменем над головой. Торжественно, вместе с другими такими же велосипедистами во главе праздничной колонны проехали мимо трибуны, и все были в восторге. Это был праздник души и сердца.

Да, прошло время, когда практически каждый в стране готовился к этому празднику, надевал в этот день красивую одежду, покупал разноцветные шары, красные флажки и шел на улицу, кто принять участие в параде, кто посмотреть на него. В этом году, отмеченном приличным девяностопятилетним юбилеем со дня революции, мне пришлось работать со студентами. И я не преминул начать разговор с того, что поздравил молодежь с праздником.

– С каким? – удивленно спросили они меня.

Они осведомлены, что в стране праздновали что-то четвертого ноября. А тут уже седьмое. Но я не стал сразу объяснять и возмущаться их незнанием истории. Просто начал декламировать Есенина. Всю поэму, разумеется, читать не собирался. Начал с середины:

Монархия! Зловещий смрад!Веками шли пиры за пиром.И продал власть аристократПромышленникам и банкирам.Народ стонал, и в эту жутьСтрана ждала кого-нибудь…И он пришел.Он мощным словомПовел нас всех к истокам новым.Он нам сказал: «Чтоб кончить муки,Берите все в рабочьи руки.Для вас спасенья больше нет —Как ваша власть и ваш Совет»…

Студенты слушали, удивленно раскрыв глаза. Неделю назад я читал им балладу Шиллера «Перчатка», Маяковского «Стихи о советском паспорте», Есенина «Эх, вы сани», Евтушенко «Мне скоро тридцать» и попросил сопоставить содержательную часть этих произведений. Все упомянутые имена, не говоря о произведениях, были практически неизвестны моим студентам. Но то, что я вдохновенно читал наизусть, им понравилось. Теперь я читал строки, не называя автора. Мне хотелось увидеть впечатление молодых людей от самого содержания. Затем органично процитировал строки, дававшие описание вождя пролетариата несколько ранее и завершавшееся прекрасными по внутреннему накалу строками откровения деревенского поэта:

Застенчивый, простой и милый,Он вроде сфинкса предо мной.Я не пойму, какою силойСумел потрясть он шар земной?Но он потряс…Шуми и вей!Крути свирепей, непогода.Смывай с несчастного народаПозор острогов и церквей.

Студенты слушали как завороженные. После этого я перешел к пронзительным строкам Есенина, завершавшим поэму:

И вот он умер…Плач досаден.Не славят музы голос бед.Из медно лающих громадинСалют последний даден, даден.Того, кто спас нас, больше нет.Его уж нет, а те, кто вживе,А те, кого оставил он,Страну в бушующем разливеДолжны заковывать в бетон.Для них не скажешь:Ленин умер.Их смерть к тоске не привела.Еще суровей и угрюмейОни творят его дела…

Дружные аплодисменты подтвердили, что молодежи понравилось прочитанное. Понятное дело, они не знали автора, но содержание их тронуло. Я сказал несколько слов о Есенине и потом поинтересовался, что же все-таки произошло девяносто пять лет назад в России? Молчание было ответом на мой вопрос. Лишь кто-то один, видя мой изумленный взгляд человека, не верившего, что никто не знает ответа, несмело тихим голосом предположил:

– Может, какая-то революция?

– Да, – сказал я, – не какая-то, а Великая Октябрьская социалистическая революция, ставшая эпохальным событием не только для России, но и для всей земли.

– Неужели, – спрашиваю, – вам не рассказывали это по истории? – и услышал бодрый ответ красивой девушки:

– История – это скучно.

Вот, оказывается, в чем дело. Молодым людям скучно знать историю своего государства, скучно узнавать о тех, кто платил своими жизнями за то, чтобы их дети могли быть счастливы. Я говорю об этом студентам, и они соглашаются. И тут меня осенила мысль. Спрашиваю, нравится ли им то, что я рассказываю сегодня. Все дружно закивали головами. А мы занимались в этот день английским языком. И задаю молодым людям следующий вопрос:

– А нравился ли вам английский в школе?

– Нет, – отвечают, – не нравился. Его плохо преподавали.

Спрашиваю об истории. Как ее преподавали? Оказывается, ее преподавали еще неинтересней. Да возможно ли это?

А почему нет? Если в голове министра культуры главный вопрос: как вынести тело Ленина из мавзолея, а у министра образования в мыслях только ЕГ и реформа образования, в котором нет места интеллекту, грамотности, настоящей любви к Родине, которая невозможна не только без знания истории, но и уважения к ней.

Откуда же будет в России то, о чем с уверенностью писал еще Михаил Васильевич Ломоносов:

…Что может собственных ПлатоновИ быстрых разумом НьютоновРоссийская земля рождать.

Родит ли Россия великих и умных, если история будет казаться скучной?

«Советская Россия», 10.11.2012

И волки сыты и овцы целы

А и правда, может ли быть так, дорогой читатель, чтобы и волки были сыты и овцы целы? Волк ведь такой зверь, что всегда хочет есть. А овца его самая любимая еда. Сожрёт он овцу, наденет на себя овечью шкуру и лезет в стадо есть остальных глупых овечек.

Но это, братцы мои, только присказка. Сказка ещё впереди.

Недавно произошло событие не столь необычное, но и не очень ординарное – бывший крупный бизнесмен международного масштаба Михаил Прохоров вновь ударился в политику, заявив теперь, что покидает бизнес навсегда и станет всё своё время уделять работе собственной политической партии «Гражданская платформа».

Об этом можно было бы и не говорить вовсе, поскольку свежа ещё в памяти его партийная деятельность во время недавних выборов президента страны, которая быстро началась и также быстро и бесславно закончилась. Однако в этот раз финансовый магнат предложил весьма оригинальную формулировку своей новой активности, которая и заставляет обратить на себя внимание. Очерчивая перед журналистами контуры новой деятельности, он без смущения заявил: «У нас есть классическая любовь делить на «красных» и на «белых»: одни – с Кремлем, другие – с Болотной и с Координационным советом. А вот третьего мнения иметь не дано. Я хочу иметь третье мнение». И пояснил затем, что хочет работать в политике таким образом, чтобы и Кремль оставался довольным и оппозиция не обижалась. Заметь, читатель, речь не идёт о народе. Его, то есть народа, интересы вообще не рассматриваются.