– Подожди, пойдем, поедим. Торопиться не надо, спешка ни к чему. Тебя, конечно, Аркадий Борисович всякими лекарствами напичкал. Но завтрак тебе они не заменят. Ты это… Прости, – сказал Петрович, указав мне на глаз после чего удалился.

Я обулся в черные простые кожаные берцы, стоявшие тут же у кровати, и вышел из комнаты. Видимо, я и был в бомбоубежище. Дверь комнаты выходила в узкую длинную кишку, здесь с трудом могли разойтись два человека. В двух концах кишки были двери на подобие корабельных с колесом, которое надо было вращать для открывания и закрывания засова. А по бокам было пять дверей без засовов, просто с ручками, две с одной стороны и три с другой. Я вышел из двери как раз с той стороны, по которой было три двери. В соседней комнате раздавались голоса. Я решил отправиться туда.

Комната была такой же небольшой, как и та, в которой я очнулся. Только здесь, вместо кровати и шкафа, находился кухонный стол, придвинутый к стенке и что-то наподобие кухонной стенки с раковиной и электрической плиткой, на которой сейчас стояла большая кастрюля, присутствовали часы такие же, что и в той комнате, где я проснулся, только тут они висели над столом.

Сейчас в комнате находилось пять человек, они с упоением трапезничали. «Лаборанта» и Петровича я узнал сразу, а остальные, видимо, были братьями по оружию Петровича. Все они не смогли уместиться за маленьким столом, поэтому расположились кто где. Один из бойцов сидел, придвинув стул к кухонной стенке, другой просто на полу, держа тарелку на весу.

– О, проснулся наш белочник! – сказал сидящий на полу боец и звонко рассмеялся. – Ну что жить будешь? Или галлюцинации слишком больно бьются?

– Да нет терпимо! – замялся я, хотя, если честно, ничего не болело, в глазу были какие-то странные ощущения, но это было скорее пульсацией, чем болью. Да определенно глаз у меня не болел.

– Молодец казак, атаманом будешь, – сказал боец и вернулся к еде.

Какое-то время все стояли молча, а я неловко топтался в дверях.

– Так господа, надеюсь все успели отобедать. Надо освободить помещение у нас разговор с человеком. – сказал Петрович, указывая своей массивной ладонью на дверь.

Все кроме Петровича и «Лаборанта» встали, молча положили тарелки в раковину и вышли. Петрович указал мне жестом на стул, я сел.

– Покормите хоть человека, – впервые подал голос «Лаборант».

– Ой! Действительно, – Петрович неторопливо отправился сервировать мне на стол.

– Итак, здравствуйте. Я Аркадий Борисович, врач городской поликлиники.

– Я Артем…

– Да-да, я знаю, Артем, – перебил меня Аркадий Борисович. – Я думаю у вас очень много вопросов. А возможно вы до сих пор не верите в происходящее. Поэтому позвольте, я просто вкратце обрисую ситуацию, пока вы едите.

– Хорошо, – в этот момент Петрович поставил передо мной тарелку чечевичной похлебки, и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

– Вы следили за последними новостями? Нет, это некорректный вопрос, простите. Какое представление о мировой обстановке вы имеете?

– Устройства Станкича в каждой голове. Люди умирают от этого. Сам Станкич покончил с собой… Вот и все наверно.

– Что ж достаточно скупо, позвольте рассказать вам поподробнее.

После того как начался бум устройств Станкича, все только радовались. Все говорили об этом как о чуде, как о великом открытии, что, как я считаю, обоснованно. Но есть один нюанс. Пока устройство было дорогим, его покупали фактически только состоятельные люди, да и клиник в мире было открыто еще не так много. Люди не стесненные в средствах ночью исполняли во снах свои необычные желания и мечты, просыпаясь, могли себе позволить исполнение любых капризов, что для рядового жителя недоступно. То есть, то, что рядовой человек видит под действием устройства, для сильных мира сего обыденность. Устройство не сильно влияло на жизнедеятельность обеспеченных людей, как показывают исследования, в основном их сновидения заключались в чем-то крайне экзотическом, как например, кто-то отращивал крылья, а кто-то путешествовал к ядру земли. Но потом наступил переломный момент. Станкич сумел значительно упростить конструкцию, снизив ее стоимость. Теперь каждый мог позволить себе устройство.

Тут и скрывается опасность. Среднестатистические жители Земли, просыпаясь, не имели возможности предаться праздности. Когда люди пробуждаются, они видят серый мир, в котором у них есть куча проблем, неинтересная работа, ненавистные люди вокруг и тому подобное. Поэтому праздности они предаются во сне. И в какой-то момент они теряют желание жить в реальном мире и перестают просыпаться для будничной деятельности. Разбудить человека невозможно. И организм обмануть нельзя, он продолжает потреблять энергию, ему так же требуется еда и вода. Люди, особенно одинокие, начали гибнуть. Станкич ограничил производство и ввел предварительную фильтрацию в виде тестов. Но, как я ранее говорил, устройство вышло весьма простым в производстве, его скопировали. И теперь люди могли обходиться и без клиник Станкича.

Было найдено временное решение. Это питательный раствор, родственники человека, который не хочет просыпаться, ставят ему капельницы, которых достаточно для жизнедеятельности.

Но эта система быстро рассыпалась. Раствор достаточно дорог, Станкич пытался раздавать его бесплатно, но деньги быстро подошли к концу. Но еще раньше разрушилась система доставки. Все больше людей, не отдавая себе отчет в том, что делают, засыпали, чтобы не проснуться. Производители, поставщики и наконец, врачи, выдававшие раствор на руки, все они потихоньку засыпали…

– Я в курсе про раствор. У меня же жена… уснула.

– Да? – сказал Аркадий, не скрывая удивления.

– Вот, а говорите все знаете.

– Минутку.

Он вышел из комнаты и быстро вернулся с папкой в руках. Очевидно, в папке хранилось моя карта из клиники Станкича. Он быстро пробежал глазами по записям, после чего положил карту на стол.

– Здесь сказано, что вы женаты. Но никакой информации о вашей жене нет.

– Она есть в ее карте. Это же логично.

– Разумеется.

– Ну… – повисла тишина.

– Я вас не понимаю Артем? Ваша жена уснула, какие у вас вопросы?

– Я хочу узнать, что с ней случилось?

– Простите?

– Я… Я… Больше не было раствора… Я не знаю, что с ней.

– Понимаю, вам тяжело говорить. Я сейчас попрошу кого-нибудь связаться с центром нашей операции и справлюсь о ней.

Он взял мою папку и вышел, я успел спокойно поесть и даже налил себе добавки, еда мне не очень нравилась, но очень хотелось есть, а выбирать не приходилось.

Я успел съесть добавку и сидел, просто глазея в одну точку, когда Аркадий Борисович, наконец, вернулся.

– Артем.

– Да?

– Дело вот в чем. Архивы всех клиник не так давно были собраны в большую картотеку в центральном филиале, где были переработаны все дела и выяснено текущее состояние всех пациентов. То есть люди в прямом смысле проходили по всем адресам и проверяли состояние пациентов. Но тут есть один существенный нюанс. Клиника, в которую вы с женой обращались, как раз накануне вывоза архива была подвержена акту вандализма. Кто-то забрался туда и фактически уничтожил все данные. В связи с этим никаких новостей о состоянии вашей жены у нас быть не может. К сожалению, мы никогда не узнаем о том, что сталось с вашей женой.

Мне сразу подступил комок к горлу, ведь именно я перевернул все вверх дном в той больнице, именно я уничтожил архив. И теперь в расплату за это я никогда не узнаю, что же случилось с моей женой. Более того, кто-то еще уже никогда не узнает о судьбе своих близких из-за моей тупости. Мне стало совсем мерзко. Неужели было мало просто убить свою жену, я умудрился еще и уничтожить надежду на ее спасение.

– Давайте я назову вам адрес, и вы навестите ее. Или я сам схожу? Где я вообще?

– Артем! Уже слишком поздно, никто туда не пойдет! Дослушайте меня до конца, и вы поймете почему. Вы сами не хуже меня понимаете, что с ней произошло. Возьмите себя в руки. – Аркадий Борисович заметно повысил голос.

– Подождите. А мое дело? Как у вас оказалось мое дело? Оно же было в том же архиве.

– Артем, – Аркадий Борисович снисходительно улыбнулся. – Надеюсь, вы понимаете, что ваш случай уникальный, людей, которые как вы не могут пройти процедуру по медицинским параметрам, единицы. Ваше дело сразу после посещения врача было включено в центральную картотеку, а экземпляры разосланы чуть ли не во все клиники для ознакомления и изучения.

– А почему дело моей жены сразу не отправили в центральный архив?

– Тогда в этом не было необходимости. Простите за грубость, но она рядовой случай и интереса для науки не представляет. Вы готовы слушать дальше?

– Да, рассказывайте что уж там, – я с досадой ударил кулаком по столу.

– Я понимаю, что вы подавлены этими известиями, и я приношу свои извинения за то, что так давлю на вас. Но у нас слишком мало времени.

– Просто… продолжайте.

– И так все больше и больше людей засыпали, вскоре ситуация стала катастрофической. Станкич всеми силами старался придумать какое-либо решение. Но, так и не выдвинув ни одного предложения, он покончил с собой. Еще через некоторое время ситуация окончательно вышла из под контроля. Инфраструктура городов развалилась. Все жизненно необходимые системы просто некому стало обслуживать.

Мир можно сказать опустел. Произошел ряд аварий, вследствие которых энергосистема фактически была уничтожена. Ученые умы уже начали паниковать, не находя решения, да и самих ученых осталось не так много. Сотрудники клиники Станкича тем временем решили создать единый архив…

– Подождите! Вы говорите, что электричества не было. Но могу биться об заклад, что… – в этот момент я чуть не сказал «в тот день, когда я был в больнице и искал раствор», но спохватился – незадолго до описанных вами событий я включал телевизор и он работал, хотя и показывал помехи, но электричество присутствовало. Я уверен.

– Это невозможно, Артем. Ваш город был полностью обесточен. Хм, хотя у меня есть объяснение, вероятно в состоянии столь тяжелого стресса ваш разум несколько помутился. Вы же кажется по образованию психолог, как вы думаете, такое возможно?

– Возможно, – язык мой все-таки, мне враг. Судя по взгляду Аркадия Борисовича, он взял себе на заметку мою реплику.

– Позвольте, продолжу. Архив был обработан в рекордно быстрое время и в ту же минуту люди Стаккича предложили решение.

Оказывается, Станкич еще задолго до этих событий все продумал, но потребовал от своих людей сохранять все в секретности до определённого момента. Этим моментом было время, когда число людей на Земле сократится до определенного количества.

– Не совсем понял, – все я на самом деле понял, но отказался поверить своим догадкам, вдруг мое сознание действительно «шалит».

– Грубо говоря, когда количество спящих людей сократиться до определенного количества, путем естественной смерти… Давайте лучше озвучу вам план, так будет понятней. Станкич предложил создать что-то вроде хранилищ. Под эти цели он предложил использовать складские здания, цеха и прочие промышленные комплексы. Видимо, он понимал, что строить что-то новое будет уже некому. Эти комплексы должны были переоборудоваться под нужды хранилища, что было успешно выполнено несколько заблаговременно. Хранилище это, грубо говоря, завод по производству раствора. Станкич сумел придумать собственный питательный раствор, который может синтезироваться самостоятельно без участия извне. Я не буду углубляться в химические процессы, вы вряд ли сможете что-то понять. Но, тем не менее, не смотря на то, что это все выглядит, как авантюра, испытания раствор прошел успешно. Далее, здесь же в этих же хранилищах будут располагаться и потребители, люди будут находиться в состоянии сна, а раствор будет поступать к ним прямо из системы синтеза. Как вы поняли, число мест в таких хранилищах ограничено объёмом этого самого хранилища и количеством синтезируемого раствора.

Поэтому дабы не усугубить мировую обстановку, Станкич завещал сообщить об этом решении только в тот момент, когда места в хранилищах уже гарантированно хватит на всех. Но он немного перестарался, когда архив был создан, выяснилось, что людей уже осталось на треть меньше, чем могут вместить в себя хранилища. С того момента людей и начали вывозить в хранилища.

– А я? Все это замечательно. Но я не могу уснуть, мне то, что от всего этого?

– Вам Артем уготована участь оператора-смотрителя. Вы будете жить здесь, смотреть за состоянием хранилища и выполнять каждые двенадцать часов одну нехитрую процедуру. Нехитрую, но чрезвычайно важную. Скажу больше, хранилища располагались специально вблизи городов, в которых проживали люди вроде вас, которые не могут уснуть, чтобы облегчить их доставку к хранилищу. Предупреждая ваш вопрос о том, где мы сейчас находимся, заранее скажу, мы сейчас находимся на территории старого асфальто-бетонного завода, который расположен в нескольких километрах от вашего родного города.

– Я понял где я, но до сих пор не понимаю зачем я здесь?

– Система в достаточной мере автоматизирована, но есть один узел, который требует вашего участия. Позже я отведу вас туда и все объясню.

– То есть пока люди будут там спать, мы с вами будем обеспечивать их раствором?

– Не совсем так. Вы один будете это делать, после того как я введу вас в курс дела, и проведу медосмотр, мы с отрядом Евгения Петровича присоединимся к спящим.

– То есть вы предлагаете мне сидеть тут безвылазно одному, пока я не умру от старости? Вам не кажется, что я пошлю вас с вашим поручением куда подальше?

– Нет, нам не кажется. Артем, подумайте. Во-первых, где вы будете брать еду? Еда в магазинах рано или поздно испортится. Кто будет ее туда подвозить? А? Артем, вы не создаете впечатление глупого человека. Человека, который достиг предела и готов ударится в панику – да, но не глупого.

Во-вторых, зима, Артем. Зиму в нашей полосе никто не отменял, даже если вы откажетесь от возложенной обязанности, вам придется с наступлением холодов вернутся сюда, где есть электричество и тепло. Как это и не мрачно звучит, но выхода, к сожалению, нет.

И наконец, в третьих, моральная сторона. Артем, вы способны убить? Вы сможете жить с осознанием того, что убили достаточно внушительное количество людей? Вы человек другого сорта. Ваша совесть не позволит вам сделать этого. Люди вроде Евгения Петровича смогли бы, но не вы. Подумайте.

«Вы ошибаетесь, я могу убить», – подумал я, но вслух этого, естественно, не мог сказать.

– Вы к каждому находите индивидуальный подход? Говорите, как по писанному.

– Разумеется, – Аркадий Борисович немного смутился. – К каждому нужен свой подход. Ситуация, когда возникает аномалия в мозгу подобной вашей, при которой невозможна установка устройства, не поддается систематизации. То есть, не выделено каких-то групп риска, которые поддержаны аномалии. С равной вероятностью таким человеком можете быть вы или Евгений Петрович или коренной житель Гренландии. Поэтому нам пришлось к каждому человеку искать индивидуальный подход. Как показывает ваш случай иногда не совсем удачный.

– И что теперь делать?

– Хотите честно?

– Пожалуйста.

– Я думаю, что вам это нужно даже больше, чем нам.

– Неужели?

– Мы уйдем в хранилище и уснем. Нам будет все равно, что творится в мире, хоть апокалипсис. То, что мы до сих пор не отошли ко сну, говорит только о том, что мы оказались чуть более ответственны, чем другие. На нас была возложена миссия доставить вас сюда и объяснить суть ваших обязанностей. К каждому хранилищу приписана такая группа, состоящая из научного работника и вооруженного отряда. Я сам слышал как по радио сообщалось, что какие-то группы не нашли свою цель. Некоторые по каким-то причинам отказались ее искать. Но мы это сделали, наша миссия завершена, и теперь мы можем уйти в мир грез, плевав на все. Но вы же не можете этого. Мы уйдем, а вы останетесь. Всем нужен смысл: смысл того, что мы до сих пор не спим, в том, что у нас есть задача доставить вас сюда. Теперь мы свободны. А какой смысл жить у вас?

– Я… Ну, я точно не вижу смысла в том, чтобы продлевать вашу жизнь.

– Это с одной стороны. С другой, в вашей жизни будет цель. Спасать жизни людей, которые подобно вашей жене, погрузились в сон. Ей вам не удалось помочь, но ведь люди в хранилище тоже чьи-то мужья, жены, сестры, братья, дети, родители. У вас есть шанс помочь им, у вашей жены не было такого шанса. А у них есть, благодаря вам.

Я смотрел на него и ужаснулся. По его суровому взгляду я догадался, он понял, что случилось с моей женой. Он все понял. Он понял, что я сделал, он понял, кто разгромил архив. И теперь использует это против меня. Хоть и без охоты, но бьет в самое больное.

– Вы очень страшный человек, Аркадий Борисович.

– Приходится, – мрачно улыбнулся он. – Давайте тогда уж прямо! Таким образом, я предлагаю вам искупить вину.

– Это логично, но очень уж больно. Как вы догадались?

– Я, так сказать, бил наугад. Вы заметно нервничали, когда разговор коснулся вашей жены и разгрома архива. Все мои доводы вы отмели, поэтому я попробовал ударить в эту больную точку, а дальше вы сами сознались.

– Очень жестоко.

– Зато действенно. И ведь, если подумать, когда мы уснем, вы останетесь один на один с самим с собой, с тем, что вы сделали. Если вы останетесь здесь, то у вас есть смысл жить так, чтобы помогать людям. Если вы уйдете, боль со временем станет нестерпимой и сведет вас с ума.

– Я, честно говоря, не знаю, может я уже сошел с ума. А вы не более, чем галлюцинация. И в данный момент я на самом деле сижу в лесу и беседую с деревом.

– Простите за грубость, но для подтверждения реальности вам не хватило удара Евгения Петровича?

– Может мой мозг так все изобразил? А на самом деле я с размаху намеренно ударился головой о какой-нибудь предмет.

– Вы переливаете из пустого в порожнее.

– Все похоже на очень странный, фантастический сон. Вот! Например, откуда здесь свет и тепло? Вы сами говорили, что энергосистема разрушена.

– Артем, – опять снисходительная улыбка. – Разумеется, в хранилище есть собственный источник энергии. Я не буду говорить вам о том, какое топливо используется в нем, поскольку это может вызвать у вас необоснованное беспокойство. Но скажу, что на сто лет его хватит при любом раскладе.

Повисло долгое молчание. Я понимал, что Аркадий в собственных интересах просто надавил мне на больное, разворотил лишь чуть затянувшуюся рану. Но по-своему он прав. Оставшись один, я очень скоро гарантированно сойду с ума. А так у меня будет хоть какое-то занятие, хоть какой-то смысл существования. Он был прав, когда сказал: «Всем нужен смысл». Мой смысл в искуплении вины.

– Вы согласны?

– У меня нет выбора. Вы предоставили мне лишь иллюзию выбора. – «Как и я, своей жене» – пролетело у меня в голове. – Я согласен.

– Хорошо. Я понимаю, что вам необходимо обдумать произошедшее. Можете вернуться в вашу комнату, пока не захотите, никто вас не будет беспокоить.

– Спасибо.

Я немедленно воспользовался его советом и вернулся в мою комнату. Надо же, это теперь мой дом. Я хотел было еще раз воспроизвести в уме нашу беседу, но меня почему-то быстро одолел сон.

Мне снилось, что я продолжаю жить, как и раньше: просыпаюсь утром, завтракаю с Линой, иду на работу. Все как в обычный день, но уже как будто из какой-то другой жизни. После работы я иду домой, где меня ждет ужин. Все в тумане, Лина мне что-то говорит, что-то спрашивает, я не могу разобрать ее слов.

Я словно нахожусь на дне колодца. Звук доходит откуда-то издалека и многократно искажается эхом, я не могу разобрать ничего из того, что говорит Лина. Гул в голове начинает нарастать. Уже ломит виски.

«Что происходит?» – кричу я Лине, пытаясь перекричать этот гул.

Она беспокойно смотрит на меня и что-то говорит, я опять же ничего не могу разобрать. Я вскакиваю со стула, голову будто сжимает в тисках, я чувствую, как боль растекается по голове. Меня шатает по комнате, Лина несколько раз споткнувшись, подбегает к аптечке и пытается что-то найти. От боли я начинаю скрежетать зубами.

Сквозь гул в голове я слышу, что Лина зовет меня по имени. Она кричит мне: «Витя, подожди, я сейчас!» – я пытаюсь понять, почему она меня так зовет, ведь я Артем. Но тут голову пронзает острый приступ боли.

«Прости меня!» – кричу я.

Лина замирает с аптечкой в руках и что-то мне говорит. Кажется, она что-то кричит. Я падаю на колени, Лина подбегает ко мне, я вижу перед собой ее бледное лицо и ее испуганные глаза. Тут меня настигает пик боли, и я просыпаюсь.

Я вскакиваю с постели, вся постель и белье, мокрые от пота. Я тяжело и часто дышу, через пару секунд боль превращается в шум в голове и вскоре совсем сходит на нет. Сердце продолжает бешено биться о ребра, но постепенно замедляется. Если мне теперь всегда будут сниться такие сны моему разуму недолго осталось. Я постепенно прихожу в себя, чувства возвращаются. Тут я понимаю, что гул в голове стих не до конца и это вовсе не гул, а сигнал тревоги.

Я прямо в белье выбегаю в коридор. В кишке у одной из крайних дверей стоит Аркадий. Он подзывает меня к себе.

– Извините, Артем, но вы спали почти десять часов. Не волнуйтесь на счет тревоги это лишь часть процедуры, о которой я вам говорил, – тут он замечает, что я весь мокрый и не совсем ровно дышу. – Артем, что с вами? Вам нездоровится?

– Тре… – я пытаюсь что-то ему сказать, но у меня пересохло в горле, кое-как, прочистив горло, я хриплю ему в ответ. – Тревожные сны. Видимо, теперь они будут меня посещать часто.

Аркадий Борисович понимающе кивает головой и меняет тему.

– Артем, это сигнал того, что вам пора выполнять свои обязанности. Сирена включается каждые двенадцать часов, на пятнадцать минут раньше срока. Это значит, что у вас есть эти пятнадцать минут для выполнения вами нехитрых манипуляций. Готовы?

– Конечно, – я хотел придать голосу уверенности, но вместо этого опять прохрипел что-то неразборчивое.

Аркадий открывает корабельную дверь. За ней нас встречает комнатка, очень маленькая, хотя, возможно, так кажется из-за того, что здесь много оборудования. В одну из стен встроен монитор. На экране очень много цифр, половина из них подсвечены зеленым, а другая половина вообще не подсвечена. Аркадий, перехватывая мой взгляд, говорит:

– Это табло показывает состояние людей в капсулах. Зеленый оповещает о том, что состояние человека нормальное, красный оповещает о том, что признаков жизни нет. И не подсвеченные – это пустые капсулы. В связи с пропажей архива мы не смогли найти довольно большое количество людей… – Аркадий несколько смутился.

Я сделал вид, что меня это абсолютно не задело, и продолжил осмотр. Кроме табло, в комнате находилось что-то на подобие трех бочек. От бочек отходила целая куча железных трубок и уходила куда-то в стену. Так же у каждой бочки имелся кран и устройство для присоединения шланга. К одной из бочек в данный момент был присоединен достаточно увесистый шланг, другой конец шланга уходил куда-то в противоположенную стену. В верхней части этих сосудов находилось по дисплею. Их показания мог считать и орангутанг. Очевидно, что это были показатели уровня жидкости в бочке, причем показания были наглядными, на дисплее была отображена эта самая бочка, рядом с ней шкала с красной зоной внизу, зеленой вверху и просто бесцветной посередине, желтым отображался уровень жидкости. У той бочки, к которой был подсоединен шланг, уровень находился в красной зоне. В двух остальных бочках показатель уровня был в зеленой зоне.

– Достаточно наглядно, не так ли?

– Да, просто интуитивно я бы сказал.

– Есть пара нюансов, для которых вы здесь и находитесь.

– В смысле.

– Минутку.

В этот момент Аркадий взглянул на часы и поторопился к бочке, которая сейчас сигнализировала о малом уровне. Он аккуратно перекрыл кран, скрутил шланг, подсоединил его к другой бочке и открыл кран. Сирена тут же перестала визжать.

– Простите, но мы с вами замешкались и не осталось времени для того, чтобы все объяснить.

– Да, – я кивнул, в принципе объяснять тут было нечего, все просто как два пальца. – Так что за нюансы?

– Как вы заметили, тут три сосуда, к которым можно подсоединить шланг. На каждом есть дисплей. Такая наглядность нужна вам, то есть их оператору. Это, можно сказать, некоторое упрощение. Эти сосуды являются расходными баками, в них раствор попадает из большого сосуда расположенного в цеху. Уровень самой жидкости набирается за считанные секунды, но в силу особенностей процесса синтезирования раствора необходимая концентрация веществ достигается уже в расходном баке, именно эта информация предоставлена вам в виде уровня жидкости. То есть ваша обязанность проста. Сирена оповестит вас об опорожнении одного из расходных баков, вы отсоединяете шланг от опустевшего бака и присоединяете его к тому баку в котором показатель находится в зеленой зоне.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

4 из 5