Домой

Она сбилась. Рассказывать про Николая Семеновича с женой не хотелось.

Альберг нахмурился:

– Вот как… Нина, тебе лучше к нам пойти.

– Я беспокоюсь, что папа не будет знать, где меня искать.

– Напишем ему записку, что ты у нас. Пойдем, девочка.

Прикрепив к дверям записку, они поднялась наверх. Володя выскочил навстречу отцу:

– Папа!

Увидев Нину, он смутился. Яков Моисеевич нахмурился:

– Ты бы помог гостье пальто снять. Что ты как дикий?

Володя неловко принял пальто. Вышла Софья Моисеевна:

– Ниночка?

– Соня, обедать скоро?

– Хоть сейчас, Яков, ждали тебя.

– Очень хорошо.

Нина с Володей пошли мыть руки. В ванной Володя шепотом спросил Нину:

– А ты – как с папой? Ну…

– Володя, потом расскажу, – перебила Нина, – потом, не обижайся только.

– Не буду, конечно! А где папа твой?

– Володя!

– Все, все, молчу.

За обедом было невесело. Альберг, видимо, все рассказал жене, и она, хоть и старалась быть приветливой, больше хмурилась. Нина, как обычно, держала себя спокойно-сдержанно, но внутри все кипело. После обеда Альберг сказал:

– Володя, поиграйте с Ниной.

В комнате Володи Нина села в кресло у окна. Володя растерянно подошел и встал рядом:

– Ниночка, что случилось?

Нина устало махнула рукой:

– У нас разгромили чайную. И еще…

И она рассказала Володе все, что слышала у Николая Семеновича.

– Какая негодяйка! – крикнул мальчик.

– Да… может быть, я неправильно сделала? Надо было остаться? Теперь и деньги обратно не получим.

– Хочешь, я к ним пойду и потребую деньги обратно?

Нина улыбнулась:

– Нет… папа сам разберется. Я что-то так устала, Володя… когда папа придет?

Володя сел на корточки около кресла:

– Не знаю… Нина, может быть, сбегаем туда? Посмотрим, что там?

С Нины мгновенно слетела усталость.

– Пойдем! А нас выпустят?

– А почему нет? Скажем, что пойдем погуляем. У меня немного денег есть – на трамвай.

– Пойдем!

Софья Моисеевна посмотрела на них с сомнением, но гулять отпустила:

– Только, дети, где-то рядом.

– Конечно!

Они оделись и выскочили на улицу. Им повезло – почти сразу подошел нужный трамвай. Володя улыбнулся:

– Сейчас быстро доедем и посмотрим.

Нина кивнула. Ею снова овладели сомнения – что-то не то она делает. Папа сказал – ждать, а она куда-то едет. Он придет к Николаю Семеновичу, ее там нет. Он побежит домой – и там ее нет, и у Альбергов!

Трамвайная остановка была в квартале от чайной. Дети выскочили из трамвая и побежали. Завернув за угол, они остановились.

Уютное помещение было разгромлено – разбиты витрины, около входа валялся стол, длинная скамья и кресло. На ступеньках лежали счеты. Нина глубоко вздохнула.

– Нина, постой тут? Я подойду поближе, посмотрю, там ли Арсений Васильевич? – предложил Володя.

Нина покачала головой и взяла его за руку:

– Пойдем вместе.

Они подошли ближе. Нина нерешительно поднялась по ступенькам, толкнула дверь. Она легко поддалась, и Нина вошла внутрь.

Все разбито, разгромлено. Стойка повалена, разбиты чайники, чашки – все то, что они с отцом вместе покупали… со стен сорваны картинки, с карнизом – шторы. Как тут было красиво, она сама придумывала оформление, сама выбирала посуду, и эту картинку, которая валяется на полу – вешала сама…

Володя тихо стоял рядом. Нина глубоко вздохнула, пытаясь сдержать слезы.

– Пойдем? Папы нет здесь.

Володя кивнул. Они двинулась к двери, как вдруг та приоткрылась.

На пороге появился здоровенный мужик. В чайной было полутемно, и он, прищурившись, оглядывался по сторонам. Увидев Володю с Ниной, он выхватил из-за пазухи нож. Нина вскрикнула, Володя сделал шаг вперед, закрывая ее собой.

Мужик увидел, что перед ним дети. Пожевав губами, он спрятал нож.

– Вам тут что, мелюзга? Поживиться пришли? За конфетками, за пряниками? А матка с батькой ваши где? Вот я вам сейчас покажу…

Он пьяный, поняла Нина. Пьяный, пьяный в дым, ничего не соображает, Володя схватил ее за руку и потянул назад, пытаясь закрыть собой. Мужик двинулся вперед:

– Ну-ка подойдите, сейчас я вам…

Володя оттолкнул Нину. Мужик схватил его за руку:

– Воровать? Сейчас тебя дядя Прокоп отучит…

Нина с ужасом увидела, как пьяная тварь, одной рукой держа Володю, второй замахивается и бьет его по спине. Не помня себя, она бросилась вперед и зубами вцепилась в волосатую руку.

Дядя Прокоп взвыл, отшвырнул Володю в сторону и попытался схватить Нину, но она увернулась. Мужик бросился за ней, Володя метнулся ему под ноги, и дядя Прокоп свалился, задев остатки стойки. Володя схватил Нину за руку:

– Бежим.

Они выскочили на улицу и изо всех сил помчались прочь. На Суворовском Нина остановилась, задыхаясь:

– Погоди, не могу больше…

Володя огляделся:

– Он не бежит за нами, не бойся.

Нина прислонилась к стенке дома, тяжело дыша.

– Он не задел тебя?

Нина покачала головой:

– Нет… а ты как? Больно тебе?

– Нет, совсем нет. Пройдет.

– Ты зачем меня отпихивал? Мы бы вдвоем быстрее справились, и он бы тебя не ударил.

– Что ты говоришь, Нина… я же мужчина.

Нина заплакала. Володя обнял ее за плечи:

– Ниночка, не плачь… Ну не надо…

– Мне чайную жалко, и тебя… И где папа? Может, они убили его…

Володя молча обнимал ее. Наконец Нина успокоилась:

– Пойдем… Темнеет уже. Остановка вот там.

Володя опустил голову:

– Нина, у тебя есть деньги?

– Нет. А у тебя?

– У меня только на билеты сюда были.

Нина отчаянно огляделась, потом посмотрела на часы.

– Володька, восемь часов!

– Да ты что…

– Пойдем скорее. Может быть, отсюда на Охту быстрее? У тети Лиды денег возьмем на трамвай или извозчика… а если ее дома нет? Володя, что делать?

– Пойдем домой. Если по Бассейной, а потом по Литейному и Загородному, то быстро получится.

Быстро не получилось. До дома они добрались только к девяти часам. Лавка по-прежнему была закрыта, поэтому дети поднялись к Альбергам. Володя зажмурился и позвонил, дверь открылась почти сразу же. На пороге стоял инженер.

– Вот они! – крикнул он, – Арсений Васильевич, пришли!

Арсений Васильевич выскочил в коридор.

– Нина… – прошептал он, – где же ты была, господи?

Яков Моисеевич схватил Володю за ухо:

– Где вы были?

– Мы ходили смотреть чайную, – сознался тот.

Арсений Васильевич охнул:

– Зачем? Кто позволил?

Инженер по-прежнему выкручивал Володино ухо.

– Яков Моисеевич, отпустите его! – взмолилась Нина, – это все я виновата – я упросила Володю туда пойти, я волновалась за папу…

Инженер отпустил сына.

– Это не она, это я предложил, – сказал Володя, потирая ухо.

Альберг задохнулся:

– Да что ж такое…

Нина влезла между отцом и сыном:

– Он придумывает все, это я, вы его не ругайте!

– Пойдем домой, Нина, – устало сказал Арсений Васильевич, – Яков Моисеевич, спасибо вам за все и еще раз – прошу прощения. Я сам не ожидал… простите. Нина, я думаю, потом извинится сама.

Арсений Васильевич и Нина поднялись к себе. Арсений Васильевич вошел в столовую, тяжело сел к столу. Нина села напротив:

– Папа, столько случилось…

– Погоди, Нина, – перебил ее отец.

Помолчав, он заговорил:

– Ты видишь, что творится? Так вот… я прошу, нет, я требую – веди себя разумно. Я боюсь думать, во что вы там вляпались около чайной… пожалуйста, сделай выводы.

Нина вздохнула:

– Да… прости, папа.

– Я к Николаю пришел – тебя нет. Ушла, говорят. Я к лавке побежал – нету, записку прочитал. Поднялся к Альбергам— ну, слава богу, просто гулять ушли. Пошел домой, подождал. Темнеет – нет и нет! Поднялся снова – они тоже с ума сходят. Где вы? Где вас искать? Мы с Альбергом все Семенцы обегали, всех спрашиваем, никто не видел…

– Я знаешь почему ушла от Николая?

– Нет.

Нина рассказала отцу о жене Николая. Тот усмехнулся:

– Во баба…

– Мы теперь деньги обратно не получим?

– Получим, завтра пойду и заберу.

– Все? Она говорит – ты не считал.

– Как это не считал? Нешто я не знаю, сколько у меня в кассе?

– Папа, чайную всю разгромили.

– Я видел.

– Там до сих пор грабят. Вошел мужик, страшный такой…

Нина закрыла глаза:

– Вошел, ножик выхватил… Володька меня прикрывал. А тот пьяный, увидел, что мы маленькие, говорит – грабите? Сейчас я вам покажу… Володьку ударил. А я его за руку укусила! И мы убежали, и у денег на трамвай обратно не было. Мы пешком шли, почти бежали… я так устала, папа!

– Ох, Нина. Ладно, доченька, давай спать ложиться. Иди умывайся.

– Ты посидишь со мной?

– Конечно.

Нина улеглась в кровать. Арсений Васильевич сел рядом, нагнулся, поцеловал ее:

– Люблю тебя, моя маленькая.

– Папа, он так меня защищал! Все отодвигал назад, а сам вперед, вперед… ничего не боится.

– Не боится… лучше бы не тащил тебя никуда, бестолочь!

– Это я придумала!

– Да не ври-ка хоть… прям ты. Вот я поговорю с ним еще…

– Где ты болтался, неслух, негодяй? Куда ты потащил девчонку? – кричал Альберг, тряся сына за плечи, – говори! Немедленно рассказывай!

– Яков, не трогай его! Где вы были, Володя?

– Мы ходили смотреть чайную.

– Кто тебе позволил?

– Никто. Я сам придумал.

– Что с ним делать, Соня? – крикнул инженер.

– Володя, это Нина придумала?

– Нет! Это я.

– А может, она?

– Нет, мамочка.

Он видел, как мама отрицательно качает головой, глазами показывая на отца, но упрямо продолжил:

– Это я!

Две звонкие оплеухи оглушили его, и он тихо заплакал, уткнувшись в стенку. Мама встала между ним и отцом:

– Хватит, Яков! Он жалеет, что так вышло. Пойдем, Володя.

– Жалеет? Он – жалеет? Да он вообще ни о чем не думает! Негодяй! Я возьмусь за тебя! Из дома – ни шагу! Никаких гулянок! Гимназия, дом! Все! И только посмей ослушаться – я с тобой по-другому поговорю!

Мама увела Володю в комнату:

– Немедленно спать!

Всхлипывая, мальчик разделся и забрался в кровать. Щеки горели, руки дрожали. Завернувшись в одеяло, он тут же уснул.

… Пьяный мужик шел на него с ножом. Нина стояла рядом, Володя пытался оттолкнуть ее, но она не слушала, стояла прямо перед ножом. Володя пытался закрыть ее собой, но не мог пошевелиться. И тогда он закричал.

– Тихо, тихо… успокойся.

Володя дико оглядывался вокруг. Мужик и чайная исчезли, это же его комната, он сидит на своей кровати, и отец удерживает его за плечи.

– Тихо, тихо… тебе приснилось. Успокойся.

Володя дрожащей рукой вытер пот со лба.

– Иди сюда.

Володя обхватил отца за шею и прижался. Отец обнял его:

– Что же ты творишь… ну, успокойся.

Володя не заметил, как снова уснул. Проснувшись утром, он посмотрел на часы – ничего себе, уже одиннадцать! Хорошо, что сегодня выходной. Он оделся и вышел. Мама была в гостиной. Она сурово посмотрела на сына:

– Иди к отцу.

Володя постучал в кабинет и вошел.

– Как спалось?

Володя растерянно покачал головой:

– Не знаю… хорошо.

– Больше ничего не снилось?

– Нет, кажется.

– Так кто придумал идти к чайной?

– Я.

– А твоя Нина утверждает, что это ее идея, а ты просто не отпустил ее одну. Она уже приходила.

Володя невольно улыбнулся. Отец нахмурился:

– Тебе что, смешно?

– Нет… папа, это правда я. Она меня… защищает, что ли. Но это я.

Альберг вздохнул:

– Володя, я очень недоволен. Не знаю, что там было, около этой чайной… подозреваю, что ничего хорошего. Но ты же не расскажешь. Мы едва не сошли с ума вчера!

– Папа! – перебил Володя, – я неправ, я прошу прощения. Я правда прошу прощения. Я виноват. Я больше так не буду… Пожалуйста, разреши мне сходить к Нине? Я хочу попросить прощения у Арсения Васильевича.

Инженер кивнул:

– Хорошо.

Володя выскочил в коридор и бросился одеваться. Из гостиной появилась мама:

– Куда это ты?

– Я зайду к Нине…

– Нет.

– Но…

– Будешь сидеть дома.

– Мамочка, я хочу извиниться! И папа разрешил!

– Я сказала – нет.

– Но папа…

– Сейчас же в свою комнату!

– Нет, – упрямо сказал Володя.

– Что ты сказал?

– Я не пойду в комнату. Я пойду к Нине. И папа мне разрешил!

– Яков! – крикнула мама.

Отец появился на пороге:

– Что у вас тут?

– Куда он собирается?

– Пусть сходит к Смирновым, извинится.

– Нет уж! Пусть сидит дома. И дружбу эту надо прекратить.

– Нет! – крикнул Володя.

– Ты слышишь? Ему эта девчонка дороже родителей!

– Мамочка, что ты говоришь? Папа?

Мама махнула рукой и вышла. Володя умоляюще смотрел на отца:

– Папа…

– Извинись и быстро домой.

Володя вышел на лестницу. Лучше бы папа сердился, но не мама…

Арсений Васильевич встретил его неласково. Володя только открыл рот, готовясь выговорить извинения, как лавочник набросился на него:

– Ты чем думаешь? Куда ты потащился? Вас убить могли эти уроды! Что ты делаешь? Еще что-то вытворишь – на порог не пущу!

Для измученного Володи эта угроза оказалась последней каплей. Он поднял голову и дерзко сказал, глядя лавочнику в глаза:

– Ну и пожалуйста, не пускайте! Я все равно буду с ней дружить, мы гулять будем, а к вам я не приду! Мы на улице будем гулять!

Он уже забыл, что шел извиняться, мысли путались, и, не понимая, что говорит, Володя продолжал твердить:

– Я все равно буду с ней дружить, все равно, все равно!

Арсений Васильевич, нахмурившись, смотрел на мальчишку. Больше всего хотелось вывести его из квартиры и поплотнее закрыть дверь, и Арсений Васильевич так бы и сделал, но тут из своей комнаты появилась Нина:

– Что такое?

Володя увидел ее и замолчал. Ему пришло в голову, что она и сама больше не захочет с ним дружить, и он, замолчав на полуслове, пошел к дверям. Нина бросилась за ним:

– Да что с тобой?

Володя открыл дверь, но она схватила его за руку:

– Ну успокойся, что ты… Папа, что у вас тут такое?

Арсений Васильевич махнул рукой:

– Я сказал, что если еще такое вытворит, я его на порог не пущу – а он на меня: никого слушать не буду, все равно с Ниной дружу, гулять будем по улице…

– Папа! – укоризненно сказала Нина, – ну, зачем ты так…

– А что я – по голове его должен погладить?

– И погладить! Он вчера меня защищал. Конечно, погладить!

– Ну иди, поглажу, – оторопело согласился Арсений Васильевич.

Нина засмеялась и потащила Володю за руку:

– Иди, иди сюда!

Володя упирался, но Нина была настойчива. Она подтащила Володю к отцу:

– Ну, гладь его!

Арсений Васильевич неохотно опустил руку на темные волосы мальчика. Володя поднял на него глаза, и Арсения Васильевича вдруг стукнуло в сердце – ведь защищал вчера Нинку, отодвигал, сам лез на нож этой пьяной сволочи… совсем маленький, сам напуганный, и защищал, закрывал собой! И он обнял мальчишку, прижал к себе:

– Маленький мой!

Володя недоверчиво смотрел на него. Арсений Васильевич смущенно отодвинул его:

– Все, помирились. Нина, чай ставь.

Володя покачал головой:

– Мне домой надо. Папа запретил куда-то выходить, только к вам отпустил – прощения попросить.

Арсений Васильевич улыбнулся:

– Помирились, все. Ну, беги домой.

Володя кивнул и пошел к дверям, потом обернулся:

– Арсений Васильевич!

– Что?

– Можно вас на минутку?

Тот подошел:

– Что?

Володя покусал губы.

– Я за вас волновался, – сказал он негромко.

Арсений Васильевич кивнул.

– Спасибо, сынок.

Володя вышел. Смирнов вернулся в гостиную, сел за стол.

Чайной больше нет, что будет с магазином – неизвестно, деньги у Николая, надо их забрать обратно, да и с дядей Прокопом обязательно разобраться – найти его, сволочь, да объяснить, как на детей кидаться…

А вчера за него волновался чужой, непонятный, родной мальчишка.

***

Приближалось лето. Арсений Васильевич поехал к сестре:

– Лида, вот как хочешь, а я тебя прошу – брось дела и поживи с Ниной на даче.

Лидия Васильевна растерялась:

– На какой даче, Арсений? А как же в Городищну мы?

– Нет, Лида, послушай. Что-то мне не по себе. Не хочу далеко вас от себя отпускать, будьте тут.

Сестра кивнула:

– Как скажешь, Арсений. Ты дачу снял уже?

– Нет пока. Где снимать будем?

– Я бы вот у Петергофа…

– Понял, у Петергофа.

Дача нашлась через неделю. Нина и обрадовалась, и огорчилась:

– А что же Городищна?

Отец снова объяснил, что беспокоится. Нина согласилась:

– Тогда давай там.

Володины родители сняли ту же самую дачу, где и всегда. Володя, узнав о том, где летом будет Нина, расстроился:

– Ну вот! А почему не в Оллила?

– Не знаю, тетя Лида хотела около Петергофа. А мне все равно.

Володю ее слова задели, но он ничего не сказал.

Учебный год закончился, и дети разъехались по дачам.

Володя проснулся утром от голосов. Он лениво потянулся и прислушался.

– Соня, я отговаривал, но разве они послушают, – говорил отец, – хотя… не очень-то я и отговаривал.

Володя нахмурился. О чем это папа?

Отношения с папой испортились, едва семья переехала на дачу. Началось все невинно – в один прекрасный день мама отправила Володю встретить отца со станции. Володя пошел охотно – перед папиным пригородным поездом шел поезд из Гельсингфорса в Петроград, хотелось его посмотреть.

Оказалось, папин поезд пришел раньше. Володя, думая, что сейчас придет поезд из Гельсингфорса, облокотился на решетку, отделявшую платформу, и ждал, как вдруг кто-то рванул его за шиворот. Володя едва не упал. Обернувшись, он увидел разъяренного отца:

– Что ты тут делаешь, негодяй?

От неожиданности Володя ничего не мог выговорить. На глазах выступили слезы. Отец, не обращая внимания на удивленных прохожих, поволок его за собой.

– Папа, что ты? – крикнул Володя наконец, – что случилось?

– Что случилось? Сколько раз тебе запрещали ходить на станцию?

Это было совсем несправедливо – в этом году такого запрета не было.

– Меня мама послала тебя встречать!

– Не ври мне!

Володя вырвался и бросился прочь.

Добежав до моря, он с размаху бросился на песок и закрыл лицо руками, стараясь удержать слезы.

Почему самое плохое с папой происходит тут?

Ночи еще были светлыми, солнце стояло над морем. Володя знал, что уже поздно, надо идти домой, но никак не мог себя заставить. Не пойду, думал он яростно. Возьму и сбегу из дома, пойду на фронт, буду беспризорником, устроюсь помогать в любую лавку, но домой не пойду.

Но дома волновалась мама, и надо было идти. Про себя Володя решил – если отец попробует его тронуть, он убежит, а потом напишет маме письмо.

Мама встречала его у калитки:

– Ну что же ты поздно?

Володя ничего не ответил. Мама протянула руки:

– Володя, папа не знал, что это я тебя отправила. Это я виновата.

– Нет, – угрюмо отозвался Володя, – не ты. Это он виноват.

– Не говори так про папу. В конце концов, ничего не случилось!

– Не случилось? – крикнул мальчик, – он меня за шиворот сдернул! И потом тащил!

– И что? Если он беспокоится за тебя?

– Ничего, – буркнул Володя, – ничего.

И пошел к себе.

С отцом он увиделся следующим утром в столовой, поздоровался, и отец ответил ему привычным:

– Доброе утро.

Выскочила Эля, за ней Анюта:

– Папочка, мы пойдем тебя провожать на станцию. Володя, ты идешь?

– Нет, – ответил мальчик и вышел из столовой.

Он ушел в сад и сидел там, пока отец с девочками не ушел, потом вернулся в дом. Мама была сердита:

– И долго ты будешь обижаться?

– Я не обижаюсь, – сдержанно сказал Володя.

– А почему ты не пошел провожать папу?

– Не захотел. Можно мне пойти к морю?

Мама пожала плечами:

– Иди.

Теперь Володя старался выйти из своей комнаты попозже, когда отец уже уезжал. Почему же он сегодня так долго?

Наконец папа ушел. Володя вышел, выпил молока, взял кусок хлеба и пошел к морю. Мама с девочками, наверное, уже завтракала, она не возражала, что Володя чем-то перекусывал сам, главное – явиться к обеду.

Возвращаясь с моря к обеденному времени, мальчик увидел отъезжающий экипаж. Кто это мог быть? Отец со станции всегда приходил пешком, да и рано ему. Он открыл калитку, навстречу выскочила Эля:

– Где ты болтаешься? Ты знаешь, кто приехал?

– Кто?

– Иди, смотри!

Володя поднялся по ступенькам, остановился и прислушался. Низкий мужской голос говорил:

– Ничего, Сонечка, не так уж было трудно добираться. А видеть вас хотелось.

Не может быть. Он недоверчиво улыбнулся и открыл дверь.

– Володенька! Маленький мой!

Володя бросился к бабушке. Она обняла его, прижала к себе:

– Мальчик! Маленький мой мальчик! Ты посмотри, Моисей, какой он у нас красавец! Какой большой! Мальчик мой, мальчик…

– А мне-то дай моего мальчика посмотреть…

Но бабушка не выпускала Володю из объятий, и дед обнял их обоих. Володя повернулся, одной рукой обхватил деда, другой продолжал обнимать бабушку.

– Пойдемте обедать теперь, – сказала мама, – только тебя и ждали, Володя.

– А что его ждать? – нахмурился дед, – не пришел – без обеда…

– И что ты говоришь, Моисей? – возмутилась бабушка, – пусть мальчик кушает, когда хочет.

Володя улыбнулся. Родители, переезжая в Петроград, оставили его на полгода у бабушки с дедушкой. Как его баловали! Как любили, как нежили! Дед пытался притворяться строгим, ругал, но это было как-то несерьезно, нестрашно, и Володя знал, что стоит подойти, обнять деда, как тот мгновенно размякнет, обнимет в ответ. Отец приехал за ним, и хоть Володя и скучал по маме, но так не хотелось уезжать, даже плакал на вокзале. Отец строго спросил, почему он ревет, как девчонка, но дед тут же отца одернул:

– А что ему, уже и плакать при тебе нельзя? Следи за собой, Яков!

Отец уже был в столовой. Все стали рассаживаться, бабушка поманила Володю:

– Иди со мной сядь, мальчик. Анечку с другой стороны посадим, а Элю вот к дедушке.

– Как вы доехали? – спросила мама.

– Прекрасно, Сонечка, прекрасно! Яков послал столько денег, что нам хватило на такой вагон, в каком мы и не ездили никогда…

– А какой вагон? – спросил Володя.

Отец нахмурился:

– Не перебивай.

Дед Моисей поднял тяжелый взгляд, пристально посмотрел на отца и повернулся к Володе:

– Вагон – как международный, ну вот такой, в каком вы, наверное, в Берлин ездили. Два дивана, сеточка для вещей… Я тебе потом расскажу, как там все было.

Володя кивнул.

Бабушка продолжила рассказывать про путешествие, про ресторан, в котором они обедали, про то, как она купила по игрушечке всем детям. Потом она стала выяснять цены, попутно обращаясь к детям:

– А ты что, Элечка, ешь плохо?

– Я не люблю такой суп.

Дед хотел что-то сказать, но посмотрел на сына и промолчал.

– А ты, Володенька, любишь?

– Люблю.

– Он у нас все любит – все ест, умница, – сказала мама.

– Умница, – подтвердил дед.

После обеда Володя потащил бабушку и деда к морю:

– Пожалуйста, пойдемте? Тут лодки, и такое море! Оно мелкое, конечно, не так, как в Кенигсберге, но тоже хорошее! Пойдемте?

– Бабушке и дедушке надо отдохнуть, – сказала Эля.

– Да? – огорчился Володя, – ну… тогда потом.

– Да что ты, Володенька, – тут же встала бабушка, – мы и не устали совсем – в таком вагоне ехали! Пойдем, мальчик, покажи нам что хотел, и ты, Моисей, вставай.

– Мама, может быть, все-таки отдохнете с дороги? – спросил отец.

– Нет, Яков, пойдем погуляем… Пойдем, Володенька!

Володя протащил деда с бабкой по всей Оллила – показал и море, и футбольное поле, и большой парк.

– А там – железная дорога, – показал он.

– Знаем, Володенька, мы же приехали оттуда, – сказала бабушка.

– Ты туда не бегаешь? – нахмурился дед.

Володя помрачнел:

– Нет. Пойдемте домой?

– Пойдемте, – сразу согласилась бабушка, – мы отдохнем теперь с дедом, а ты тоже устал, наверное.

Дома Володя ушел в глубину сада, сел на траву и задумался. Папа ведь тоже был ребенком. Интересно, как он был с дедом Моисеем? Тот с виду такой суровый, но Володя же знает, какой он на самом деле добрый. И папа добрый… да, конечно, но почему с ним так тяжело?

Он очнулся, когда услышал за кустами голоса.

– Я его не обижаю, папа, почему ты решил… да, с ним я строже, чем с девочками, но это же естественно – мальчик. Ну, что ты молчишь?

– А что мне говорить? Ты отец, тебе виднее. Я сказал то, что вижу.