
Полная версия
Искривлённая история
Действительно, всё просто: есть карты вражеской территории с начертанными на них стрелами прорывов – быть наступлению, нет карт, значит играть, как говорится, нечем. Карт, как показал анализ, осуществлённый В. Суворовы (В. Резуном), в войсках не было. Например, командир 186-й стрелковой дивизии 62-го стрелкового корпуса 22-й армии генерал-майор Н. Бирюков выпросил единственный экземпляр карты у начальника штаба 21-го механизированного корпуса, но непосредственный начальник, командир 62-го ск, генерал-майор И. Карманов её отобрал. Сначала подметим главное: 62-м ск (И. Карманов), 186-й сд (Н. Бирюков), 21-м мк (Д. Лелюшенко) командуют генералы в одном звании – генерал-майоры. Легко заметить, что 22-я армия не очень-то отличается от 12-й: недавно набранные и кое-как обученные массы резервистов, среди которых, по мнению, В. Суворова (В. Резуна) хватало и бывших заключённых ГУЛАГа, возглавляются генерал-майорами, которые также обучены наспех и не очень понимают суть служебных обязанностей на новых должностях.
Почему я позволяю себе подобные заявления относительно людей, прошедших самые суровые в мире сталинские проверки?.. Гневные выкрики, которые слышатся отовсюду, требуют немедленного ответа. Что ж, я отвечу. Я никогда не командовал ни армией, ни корпусом, ни дивизией, даже в Академии ГРУ не учился – но я знаю, что у каждой карты есть масштаб. Карта крупного масштаба нужна в мелких подразделениях, действующих на передовой, в то время как командир армии вполне может обходиться и «километровкой» (1: 100 000, или «в 1см – 1 км»). Особо одарённые в военном искусстве партийные деятели могут пользоваться и глобусом – те у них очень дорогие и достаточно крупных размеров. Так вот, о масштабе карты по свидетельствам генерал-майора Н. Бирюкова можно лишь предполагать. Разведчик же – я об офицере из «Аквариума» сейчас говорю – даже не поинтересовался данной проблемой. Не имея достаточной информации, мы вынуждены строить догадки, были ли заготовлены карты всех масштабов, не пользовались ли военные вместо нужных им карт тем, что просто подвернулось под руку и лишь в целом удовлетворяло возникшие запросы.
Карты, однако, согласно утверждениям ряда ответственных лиц, были, причём заготовили их в совершенно колоссальных количествах. Так, генерал-лейтенант А. Лосев сообщает о 100 млн. карт, находившихся на складах, но потерянных в первые дни войны. Очень хорошо РККА готова к войне, раз она не в состоянии передать в войска даже карты, несмотря на их наличие. Это любой скажет, прочитав такое свидетельство. Но тех, кто не верит в то, что подобное было возможно, должны убедить слова более высокопоставленного и непосредственно ответственного за ситуацию с картами генерала. Схожую цифру называет и генерал-лейтенант М. Кудрявцев, возглавлявший с 1940 г. по 1968 г. (целое поколение) Военно-топографическое управление Генерального штаба РККА (потом – СА). Он говорит о 200 вагонах (по 1, 033 млн. карт в каждом), утраченных в приграничных округах в первые дни войны.
Попробуем оценить полученную цифру – около 200 миллионов карт. Их хранили в опломбированных вагонах, в ожидании некоего момента, когда поступит приказ передать в войска – грубо говоря, из расчёта один вагон на дивизию (в Первом Стратегическом эшелоне РККА находилась 171 дивизия, во Втором – 51 дивизия). Один миллион карт на дивизию – разве это мало?
Любой, кто знает что-то об армии, скажет, что это много. Возможно, даже слишком много, если учесть, что по заново утверждённым (5 апреля 1941 г.) штатам в стрелковой дивизии РККА полагалось иметь 14 483 чел. Даже с учётом наличия отдельных рот, батальонов, бригад, штабов соединений и объединений и различных служб тыла это всё равно очень много. Нужно ли каждому советскому военнослужащему иметь при себе несколько десятков листов совершенно секретных документов, которыми он в большинстве случаев абсолютно не знает, как пользоваться. По какому предназначению, спрашиваю я вас, он их использует? Истории не суждено было дать ответа на этот вопрос: с началом немецкого наступления вагоны взломали, облили их содержимое бензином и сожгли. По мнению В. Суворова (В. Резуна) это сделали потому, что на картах была изображена территория сопредельных государств, и карты эти отныне, в условиях быстрого продвижения крупных масс немецких войск на восток, стали совершенно бесполезными.
Я имею на этот счёт собственное мнение, но торопиться с его изложением не стану. Давайте сделаем вид, что верим на все сто процентов и генерал-лейтенанту А. Лосеву, и генерал-лейтенанту М. Кудрявцеву, и В. Суворову (В. Резуну). Представим себе, что каждый, кому положено получить в день «Д» (день «М» по В. Суворову (В. Резуну)) топографическую карту, её получил каждый офицер, включая политработников. В стрелковой дивизии таких командиров насчитывалось 1196, включая 160 политруков. Это почти вдвое больше, чем в немецкой пехотной дивизии (618 офицеров), несмотря на то, что её численность несколько выше и достигает 16 858 чел. Попутно оценим эти цифры. Чрезмерная бюрократизация советской сд, очевидно, обусловлена тем, что большинство её солдат (красноармейцев) ранее не проходили воинской службы и имели опыт лишь начальной военной подготовки, что требовало более жёсткого контроля за их деятельностью, не говоря уже о недостаточной квалификации подготовленных «ударными темпами» командиров, чью работу, видимо, приходилось «дублировать».
Итак, задачи на первый день боевых действий определены – и красные командиры, сокращённо краскомы, получили на руки приказы и карты. Я уже слышу ликующие голоса: да, действительно, карты просто были заготовлены впрок, на последующие дни грандиозной стратегической операции. Могу согласиться с данным предположением лишь отчасти, так как подробные топографические карты нужны далеко не в каждом случае. Например, немецкие танковые дивизии в 1941 г. проходили до 100 км в день и более. Нужны ли им были топографические карты – и успевали ли их вовремя изготавливать и подавать в войска? Вероятнее, они пользовались картами мелкого масштаба, и в крупномасштабных картах нуждались лишь в тех случаях, когда сталкивались с ожесточённым сопротивлением частей РККА, требовавшим осуществления широкого манёвра, нанесения артиллерийских и бомбовых ударов и т.д.
Советская концепция «глубокой операции» в общих чертах не отличалась от немецкой, именуемой исследователями «блицкригом», следовательно, карты в таком количестве едва ли были необходимы. Ну, хорошо, скажет кто-то, может, и не нужны бы были, а запасы сделаны. Вдруг они понадобились бы? Что ж, попробуем представить себе, что значит заготовить карты «впрок». Казалось бы, это не скоропортящиеся продукты, даже не консервы; населённые пункты, если и меняют название, зачастую остаются на своём прежнем месте в течение долгих лет, даже десятилетий. Может быть. Но этого не скажешь о линии фронта. Предсказать, какую она примет конфигурацию через день, через неделю, через месяц после начала маневренных операций весьма трудно. Количество карт, которые нужно заготовить «впрок», растёт в прогрессии, предсказать характер которой весьма трудно. Может оказаться, что удастся совершить глубокий прорыв – и, даже если карты нужного масштаба не окажется под рукой, в ней может и не возникнуть необходимости. Офицеру, командующему разведывательным батальоном, достаточно будет реквизировать атлас шоссейных дорог в ближайшем кафе или же связаться по радио с штабом дивизии, чтобы получить подробные указания о маршруте на следующий день. Нужно сказать, что Й. Дитрих, личный водитель А. Гитлера, в годы войны дослужившийся от должности командира бригады СС «Лейбштандарт» (впоследствии – 1-й танковой дивизии СС) до командования 6-й танковой армией СС, по свидетельствам немецких армейских офицеров, общавшихся с ним, вообще не умел читать карту. Тем не менее, несмотря на тяжёлые потери, его подчинённые достигли значительных успехов в 1941 г.
Или другая крайность – боевые действия начали развиваться в направлении, противоположном ожидавшемуся, и все топографические карты «сгорели», в том числе и в прямом смысле этого слова – как в этом нас пытаются убедить В. Суворов (В. Резун) и генерал-лейтенант М. Кудрявцев.
В любом случае, заготавливать карты впрок, до начала военных действий – пустая работа. Заготовишь, допустим, карту на вторую неделю операции, учитывая все варианты развития событий в предыдущие дни – то есть в нескольких десятках вариантов – получишь запрос из штаба некоей дивизии – и держите, пожалуйста, карты типа Д7В9Ю4… Всё, ничего не делаешь всю войну, только заготовленные загодя карты рассылаешь. Карта, пусть и идеально точно спрогнозированная (верите в возможность такого?), поступает в дивизию, её раздают командирам полков, батальонов и дивизионов – и оказывается, что те всё-таки заняли позиции чуть-чуть за пределами полученных листов. Вот ведь сволочь эта война, иначе не скажешь! Даже двух недель начальнику Военно-топографического управления Генерального штаба РККА нормально отдохнуть не даёт! Приходится заново проводить топосъёмку – или же пользоваться данными проведённых заранее, чтобы заново отпечатать новые карты.
Таким образом, настолько тщательное долговременное планирование боевых действий по определению не является возможным и не может сопровождаться производством топографических карт в соответствующих масштабах. А как же свидетельства генерал-лейтенанта А. Лосева и генерал-лейтенанта М. Кудрявцева о 100 млн., даже 200 млн. утраченных карт? А у меня – да и у вас, учитывая сказанное мной выше – нет основания верить им на слово. Карты, якобы ими заготовленные, в войска так и не поступили, значит, доказательств их существования нет. М. Кудрявцев – заинтересованное в том, чтобы все верили в его компетентность, лицо; он что, не соврёт ради поддержания собственного и возглавляемого им ведомства престижа? Тем не менее, В. Суворов (В. Резун) предоставляет свидетельства немецких солдат, видевших обгоревшие куски тех самых карт, включая и изображающие Галацкий проход – очень высокого качества, «как на немецких деньгах». Свидетельства эти, не подкреплённые фактически, ничего не стоят. Любой немецкий солдат сто раз поклянётся на чём угодно, что видел сверхсекретные планы нападения РККА на III Рейх, если его об этом спросить. Это тоже очень заинтересованные лица, им нельзя верить на слово.
Другое дело – сами карты. Что, если они действительно были – и немецкие солдаты действительно видели их обрывки? Как ни странно, это не исключено. Накануне войны, предвидя неминуемое вторжение сил Вермахта на советскую территорию, однако не имея эффективных способов противодействовать ему, советское руководство попыталось осуществить акцию запугивания, как то было сделано год назад в отношении Румынии, Эстонии, Литвы и Латвии, и два года назад – в отношении Финляндии. Финляндия не поддалась на угрозы и оказала решительное сопротивление, которое, в конечном итоге, позволило ей сохранить независимость и большую часть территории; страны Прибалтики и ,отчасти, Румыния избрали путь непротивления агрессии.
Предположим, что в случае с нацистской Германией, не имея уверенности в окончательном успехе, советское руководство, конкретно И. Сталин (И. Джугашвили) предпочло стать в угрожающую позицию, устрашить оппонента стальной мощью танковых войск и гулом моторов крылатой бомбардировочной армады. Как нам уже известно, эти действия только спровоцировали немцев на агрессивные действия – воинственность III Рейха была просто поразительной. Однако стратегическое развёртывание, которое подставляло под удар (весьма вероятный) собственную армию необходимо было как-то прикрыть, убедить собственных генералов в том, что их пребывание под угрозой окружения – чисто временное явление. На самом деле им внушалась мысль о том, что наступление начнут советские войска, для этого даже заготовлены топографические карты в немыслимых количествах.
Вскоре генералы, убаюканные такими выводами, оказались в окружении, и на перронах полустанков появились немецкие солдаты, играющие на губных гармошках. Они, конечно, заинтересовались содержимым обгоревших вагонов. Немедленно прибывшие на место офицеры абвера, немецкой военной спецслужбы, внимательно всё изучили и передали в вышестоящие инстанции сообщение о том, что русские отнюдь не идиоты, а наоборот, сами готовились напасть на Германию, даже заготовили карты её территории, причём совершенно потрясающего качества.
Подобные психологические трюки, имеющие целью дезориентировать противника относительно собственного тяжёлого положения, широко применялись всеми странами, участвовавшими во Второй мировой войне. Например, немецкие же подводники всегда имели на борту особый пакет с одеждой, предметами повседневного обихода, личными письмами и т.д., который, вместе с порцией дизельного топлива, образующего обширное пятно, выстреливался из торпедного аппарата. Кружившие на поверхности эсминцы противника, увидев пятно и эти предметы, нередко прекращали бомбометание, уверовав в то, что их противник уничтожен.
Вы мне скажете, что И. Сталин (И. Джугашвили) не мог быть настолько подлым человеком, чтобы поступить так с собственными генералами, офицерами (среди последних находился и его сын, Я. Джугашвили) и солдатами. И, самое главное, зачем ему было так поступать? На второй вопрос я отвечу впоследствии, он не так прост, однако на первый мне ответить очень легко. И. Сталин (И. Джугашвили) был ещё и не такая сволочь и подлец, спросите у кого угодно, поднимите любое исследование истории Великой чистки, почитайте свидетельства репрессированных, материалы судебных процессов. Для него лгать было так же естественно, как и дышать, он даже жил под чужой фамилией – псевдонимом «Сталин». И. Сталина (И. Джугашвили) более чем обоснованно подозревают в организации массового голода 1932 – 1933 годов, повлёкшего миллионы смертей. И. Сталин (И. Джугашвили) лично утверждал все расстрельные списки по наиболее громким делам; все люди, обладавшие чувством собственного достоинства и каким-либо талантом, являлись для него вызовом, даже угрозой, ведь он готовил себя на роль живого божества, в чём весьма преуспел в годы, предшествующие началу войны.
Согласитесь, И. Сталин (И. Джугашвили) мог. Кто-кто, а он мог. Он был готов на что угодно, лишь бы сохранить власть, и угрожавшее ей испытание подвинуло его на подобные меры. Я предоставлю этому доказательства, которые убедят кого угодно.
И самое главное: почему же И. Сталин (И. Джугашвили) не расстрелял М. Кудрявцева? Нужно сказать, что красить И. Сталина (И. Джугашвили) исключительно в чёрный или исключительно в белый цвет неразумно. Это был маниакально подозрительный человек, весьма похожий на восточных деспотов периода античности. Он уничтожал всех, кто имел что-то против него, не считался ни с какими жертвами – и всегда возвышал тех, кто был ему верен. Отнюдь не обязательно речь шла о лучших людях, отнюдь, что бы там ни говорил В. Суворов (В. Резун). Во всех без исключения случаях речь шла о людях, доказавших бездумную лояльность И. Сталину (И. Джугашвили) лично, независимо от их профессиональных качеств. Рассказывали историю о его личном шашлычнике, закончившем войну в генеральских погонах, и она, по-видимому, соответствует истине. Многие поплатились головой за единственную неосторожную фразу, и это также соответствует истине. Что до М. Кудрявцева, то он возглавил Военно-топографическое управление Генерального штаба РККА в 1940 г., в разгар Великой чистки и, видимо, вполне удовлетворял И. Сталина (И. Джугашвили) своим отношением к личности к вождя и к своей работе. Это был относительно молодой 39-летний мужчина; не исключено, что его жена была симпатична Л. Берии, всегда испытывавшему самый активный интерес к амурным делам. Не исключено, что этим всё и объясняется.
А как же карты? Да какая разница: 200 или 200 миллионов? Всё равно: «утрачены». Вот такое отношение.
Глава 43. Стоит ли путать подготовку с готовностью?
Я нашёл 2 000 неправильных способов – осталось найти лишь один, верный способ
Т. Эдисон
Меня легко обвинить в том, что я ошибаюсь. Это очень нетрудно сделать Можно зачитать сотни свидетельств участников тех давних событий, в которых самым подробным образом описываются процессы коллективизации и индустриализации в СССР, предназначенные для создания «базиса войны», причём войны нового типа, тотальной, как окрестил её Э. Людендорф. Можно подсчитать количество танков, пушек и боевых самолётов, произведённых в «мирном» СССР в 1930-е годы – и ужаснуться: одних только танков было изготовлено многократно больше, чем в Германии, Италии и Японии, вместе взятых, не считая их стран-сателлитов. Больше, чем во всём остальном мире, если уж на то пошло. Даже напоминание о том, что и послевоенный, достаточно мирный, период, на протяжении 45 лет, в СССР было танков больше, чем во всех остальных странах земного шара, может оказаться недостаточным.
Там ведь есть ещё тезисы о миллионе парашютистов («а у А. Гитлера – только 4 тысячи») и о 200 млн. топографических карт, и о тысячах тонн снарядов, которые были в таком избытке, что их пришлось уже выкладывать на грунт, о речных каналах, спешно прокладываемых в лесах Белоруссии с целью облегчить доступ Днепровской речной военной флотилии в Германию… Войска, разворачиваемые на западной границе, словно по мановению волшебной палочки (только в мае 1941 г. призвано 800 тысяч резервистов), заново создаваемые дивизии, корпуса и армии – всё это разве не доказательства подготовки к войне?
Это доказательства подготовки к войне, скажу я вам, даже не знаю, что тогда доказательства подготовки к войне. Но это отнюдь не доказательства готовности к войне, а тем более – к проведению стратегических наступательных операций высокой степени сложности.
Да возьмём хоть самый элементарный пример – вываленные прямо на грунт горы снарядов. По-вашему, выбросить столь ценное, к тому же взрывоопасное, имущество способна армия, готовая к войне? А ведь они просто выброшены, эти снаряды, не сложены, не размещены, даже под навесами, а выброшены. Почему? Почему я так говорю? Да очень просто: немцы увидят их с воздуха, проведут бомбардировку силами одного звена – и прощайте, тысячи тонн снарядов! Ситуация как раз свидетельствует о панических настроениях в советском руководстве и о неготовности к войне. Снаряды производятся, подвозятся на конечные станции, но доставить их в войска нет никакой возможности – автотранспорт малочисленный и работает неудовлетворительно. Да, генсек подгоняет, стращает арестами и расстрелами – но в действительности снаряды в войска не поступают, а валяются, где попало.
Глядя на фотографию, предъявленную В. Суворовым (В. Резуном) как доказательство «готовности», так и хочется спросить: а пушки где? Кто этими снарядами стрелять будет? А пушки – где надо. Приказа оборудовать огневые позиции ещё не поступало, как и топографических карт. (Это сурово так говорится, с соответствующим подозрительным взглядом, бросаемым из-под козырька фуражки с краснозвёздной кокардой). Такая вот готовность. У Франкенштейна было больше шансов ожить, чем у РККА – перейти в наступление.
Чтобы быть готовым к проведению такой операции против настолько сильного противника, каким была германская армия в 1941 г., следовало приступить к мобилизации и сколачиванию боевых подразделений, как минимум, на несколько лет раньше. РККА обладала боевым опытом, но отнюдь не наилучшим: советские войска участвовали в боях на озере Хасан в 1938 г., кстати, крайне неудачных для них, в боях на Халхин-Голе в 1939 г. (здесь, несмотря на разгром и уничтожение японской группировки, достигнутые благодаря подавляющему перевесу в численности и тяжёлом вооружении, советские потери оказались весьма значительными, а в самолётах даже превышали вражеские), в боевых действиях против Финляндии в 1939 – 1940 годах.
Последние произвели на советское военное руководство настолько удручающее впечатление, что относительно будущей войны с Германией не возникало слишком оптимистичных надежд. Всем хорошо известны из фильмов и из мемуаров жёсткие приказы «не поддаваться на провокации» с немецкой стороны, за исполнением которых бдительно следили соответствующие органы. По сравнению с предыдущими кампаниями, когда советская сторона самым бесцеремонным образом поступала с суверенитетом Польши, Финляндии, Литвы, Эстонии, Латвии и Румынии, ситуация кардинально изменилась. Это уже само по себе свидетельствует о неготовности РККА атаковать. Мы являемся свидетелями поведения, свойственного, например, собакам, особенно дворовым, когда те сталкиваются с заведомо более сильным противником, притязающим на их территорию. Они не спешат убегать – наоборот, щерят клыки, громогласно лают, припадают к земле, словно готовясь к решающему броску… и так и не осуществляют его.
Чтобы закончить, наконец, с образными сравнениями, и определиться с тем, собиралась ли советская сторона атаковать немецкую, и имела ли она заготовленные планы соответствующей операции, нужно именно так и поставить вопрос: а где же планы? Всё просто, как с топографическими картами: есть планы – значит, они нанесены на карту, нет – значит, нет. Если планы такие были, то их бы обязательно привели в действие с началом войны. Вот у немцев был план наступления – т.н. «Барбаросса»; известны также его экономическая «Ольденбург» и «германизирующая» («Ост») составляющие.
Кстати, что думали по этому поводу сами немцы? «Битые мемуаристы», оставшиеся в 1945 г. без работы, посвятили остаток жизни изданию собственных военных дневников. Документы эти представляют собой значительную историческую ценность, так как дневник командира в большинстве случаев является важным дополнением к боевому журналу вверенного ему подразделения. Что ж, давайте откроем дневник генерал-полковника Ф. Гальдера, который на должности начальника генерального штаба сухопутных войск Германии (OCH, ОКХ) осуществлял составление плана «Барбаросса», проводил подготовку его к реализации – и претворял в жизнь. 7 апреля 1941 г. Ф. Гальдер пишет следующие слова: «Развертывание русских войск дает пищу для размышлений. Даже если принимать во внимание широко пропагандируемую ими мысль о том, что русские хотят мира и не намерены нападать первыми, и то не трудно понять, что их войска расположены таким образом, чтобы обеспечить возможность быстрого перехода в наступление. Такое развитие событий было бы весьма нежелательно для нас». Что это, как не доказательство агрессивных намерений СССР?
Что ж, сейчас я расскажу, с чем на самом деле связана эта запись, и вы сами поймёте, кто агрессор, а кто – пацифист. Речь идёт о том, что Германия в период правления в ней А. Гитлера воевала практически со всем миром, и накануне этой записи, 6 апреля 1941 г., началась война с Югославией и Грецией. А. Гитлер не хотел войны с греками, и неоднократно это подчёркивал; войну на Балканах навязали ему его незадачливые итальянские союзники, потерпевшие от греков и британского экспедиционного корпуса ряд поражений.
Югославия же, в которой в ночь на 27 марта 1941 г. произошёл государственный переворот, наоборот, возбудила гнев фюрера. Заговорщики провозгласили совершеннолетним 17-летнего Петра II Карагеоргиевича, который, наверняка, не забыл об убийстве своего отца 7 лет назад подручным нацистов. Новое правительство, пришедшее к власти на волне массовых народных протестов против присоединения к Тройственному пакту Оси, сразу же попало в «чёрный список» А. Гитлера; в тот же день, 27 марта, была подписана директива Верховного командования Вермахта (ОКВ) №25, предусматривавшая вторжение в Югославию. 31 марта югославские войска приступили к стратегическому развёртыванию согласно плана “R-41”, а 5 апреля 1941 г. был подписан договор о Дружбе и ненападении с СССР.
6 апреля 1941 г. вторжение немецких войск в Грецию (уже давно готовившееся) и Югославию началось, причём югославская территория, как в 1940 г. – бельгийская и голландская, использовалась немцами для обхода сильно укреплённой «линии Метаксаса», отчаянно обороняемой греческими войсками. Впрочем, то, что поначалу выглядело удобной возможностью применить широкий манёвр, впоследствии превратилось в огромную проблему для III Рейха, насчитывавшую к 1944 г. 600 тысяч вооружённых повстанцев, сражавшихся в рядах НОАЮ под командованием И. Тито.
Так или иначе, но Балканская кампания Вермахта в 1941 г. всеми историками однозначно рассматривается как поворот вектора немецкой военной агрессии с западного (неосуществлённое вторжение в Великобританию, операция «Морской лев») на восточное (СССР) направление. Обеспечивая свой южный фланг, А. Гитлер рассчитывал добиться более тесной связи с союзниками (Италией, Венгрией, Болгарией), с Североафриканским театром военных действий – и добиться присоединения к пакту Оси Турции. Присоединение СССР к антигитлеровской коалиции в эти дни ещё не состоялось, но более чем обозначилось. Тем не менее, несмотря на благоприятный в политическом и в стратегическом отношении момент, РККА в эти дни так и не нанесла Вермахту удар в спину. Теперь вы понимаете, что именно вызывало беспокойство Ф. Гальдера 7 апреля 1941 г. – он просто опасался, получить удар, пока его руки связаны операциями на Балканах.