Искривлённая история

Впрочем, его тревоги по данному поводу оказались беспочвенными – СССР проявил нерешительность в ответственный момент. В тот же день, 7 апреля 1941 г., Ф. Гальдер имел телефонный разговор с начальником оперативного отдела ОКВ (OKW), формально более высокой, но часто игнорируемой сотрудниками ОКХ инстанции, А. Йодлем. А. Йодль был повешен в Нюрнберге в октябре 1946 г. за свои действия по развязыванию агрессивной войны, и едва ли разговор между ним и Ф. Гальдером мог быть посвящён каким-либо иным вопросам, кроме этой самой войны. В ходе разговора выяснилось, что «позиция России неясна». Ф. Гальдер тут же поинтересовался: «Не стоит ли ввести ускоренный график движения по железным дорогам?». Это был более чем резонный вопрос, ведь угроза внезапного удара советских войск могла поставить немецкие коммуникации в критические условия – манёвр стратегическими резервами в данных обстоятельствах, его быстрота могли решить всё.

А. Йодль тут же успокоил Ф. Гальдера: «Фюрером было принято решение не делать этого, хотя сейчас все оборонительные мероприятия можно проводить открыто». Итак, действовать можно, не тратя времени на мероприятия по стратегической маскировке, однако угроза, исходящая от СССР, ещё не требует вносить изменения в графики движения пассажирских и грузовых поездов. Переговорив с А. Йодлем, Ф. Гальдер немедленно связался с А. Хойзингером, начальником оперативного отдела ОКХ, и отдал приказ о переброске на восточную границу 20-й моторизованной дивизии. Войска же СС (очевидно, 3-я моторизованная дивизия СС «Мёртвая голова» и 4-я полицейская пехотная дивизия СС) следовало лишь перевести поближе к центральным районам Франции, где те несли оккупационную службу, с тем, чтобы их можно было при необходимости быстро погрузить в эшелоны.

Всё-таки советская сторона, несмотря на проявленную в ходе югославской кампании пассивность, которую некоторые даже могли бы назвать малодушием, особенно на фоне принятых А. Гитлером решений, всё же отнюдь не тратила время зря. Огромные массы войск продолжали движение в западные военные округа, где проходило формирование Первого и Второго стратегических эшелонов. Обладая многократным перевесом в танках, самолётах и в живой силе, особенно в период, когда немецкие войска скованы боевыми действиями на Североафриканском и Балканском театрах военных действий, советские генералы всё же не спешат переходить в наступление. Они всё ещё не уверены в собственных силах – и спешат отмобилизовать как можно больше резервистов, сформировать как можно больше новых дивизий, как будто вновь сформированные соединения могут обладать значительной боеспособностью.

15 мая 1941 г. начальник Генерального штаба РККА Г. Жуков подаёт докладную записку под названием «Соображения по плану стратегического развёртывания» – далеко не первую редакцию данного документа, являющуюся по своему содержанию, видимо, самым близким к тому, что можно назвать «планом превентивной войны против Германии». Вот цитата из этого документа: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».

Итак, здесь нет ни слова о существовании какого-либо плана – эта докладная записка и есть тот самый «план», просто он пребывает в процессе создания. Любопытно, что Г. Жукову наличные у него силы, включающие более 20 тысяч танков, кажутся недостаточными, и он хочет численно увеличить их за счёт мобилизации и широкого комплекса мероприятий по развёртыванию и сосредоточению войск, которые он ниже подробно перечисляет.

Я могу предположить, что Г. Жуков был не очень компетентен, если он не видел, что, проводя подобные мероприятия, он никогда не опередит более малочисленную, уже отмобилизованную немецкую армию, которая обладает к тому же доступом к более развитой инфраструктуре и густой дорожной сети.

Единственный способ опередить немцев – это нанести удар задолго до полной реализации всех предложенных им мер. Заметив, что противник опережает его, Г. Жуков, наоборот, должен бы был перейти к стратегической обороне, приказать войскам начать окапываться – это вообще элементарные вещи. Тем не менее, он (и его подчинённые, включая начальника Генерального штаба по оперативным и устройству тыла вопросам генерал-лейтенанта Н. Ватутина и заместителя начальника оперативного управления Генерального штаба генерал-майора А. Василевского) продолжали настаивать на выполнении этих заведомо несовместимых условий: к опережению – и одновременно к созданию численно превосходящей группировки. Последнюю, кстати, приходилось разворачивать на оккупированных территориях, в условиях, когда каждый местный житель мог оказаться вражеским агентом; отсталые в индустриальном отношении «лимитрофные» государства оставили советским властям железные дороги с узкой колеёй, нуждавшейся в «перешивке», что выступало дополнительным замедляющим фактором, и т.д.

В чём же дело? Я полагаю, что советские генералы просто составляли записку в русле общих утверждений И. Сталина (И. Джугашвили), который продолжал выполнять все положения Договора о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 г. Он просто не был готов его нарушить по каким-то причинам – моральным или каким-либо иным. И его военачальники тоже, не будучи готовыми атаковать нацистов, требовали осуществить все предложенные ими меры, прежде чем начать войну. «Соображения по плану стратегического развёртывания» от 15 мая 1941 г. не содержат требований немедленно атаковать противника или перейти к обороне, пока тот не нанёс удар, несмотря на то, что более чем определённо указывают: Германия нас опережает. Что это значит? И. Сталин (И. Джугашвили) желания начать войну как можно быстрее не высказал, и его генералы не спорят, но, осознавая гибельность подобной политики, всё же решили прикрыться бумажкой, в которой имеются слова «предотвратить» и «упредить».

Так можно ли всё-таки назвать данную докладную записку «планом войны»? Нет, конечно. Это всего лишь импровизация, пусть и осуществляемая со всей мощью тяжеловесной машины Генерального штаба, изрыгающей из своих недр тысячи приказов. На основании её осуществляется развёртывание и сосредоточение, а отнюдь не сами операции. Это правда. Но разумно ли предполагать, что развёртывание и сосредоточение проводятся РККА бесцельно, без какого-либо плана действий? Это очень правильный вопрос, и, разделённый на два отдельных вопроса, он звучит гораздо лучше. Отвечу, что совершенно бесцельных действий не бывает даже у сумасшедших, просто они не всегда продумывают их и их последствия до конца. А вот могли ли советские руководители высшего ранга двинуть войска к границе без плана операции, который пребывал всего лишь в стадии написания?..

Ну, что ж, давайте рассудим. Сам И. Сталин (И. Джугашвили) имел незаконченное высшее духовное образование; из Тифлисской духовной семинарии его исключили за неявку на экзамен. Как по-вашему, человек, который даже написание текста Конституции, не говоря уже о 13 томах собственных «Сочинений», доверил личному секретарю А. Поскрёбышеву, мог? Способен ли он был?..

Впрочем, новое знание не всегда легко прокладывает себе путь. В некоторые, даже очевидные, вещи, люди не верят – или не торопятся верить, – пока есть нечто, именуемое «истиной», и этой «истиной» легко прикрыться, как застенчивая красавица прикрывается веером от посягательств незнакомого кавалера. Если армия готовилась к войне, если были развёрнуты фронты, то план должен был быть – это любой военный скажет. Но ведь И. Сталин (И. Джугашвили), строго говоря, не военный, несмотря на то, что ему пошили мундир генералиссимуса, правда? Он никогда не проходил «курс молодого бойца», не учился в высших военных заведениях, нет даже свидетельств наличия у него табельного оружия и навыков обращения с ним. Строго говоря, ни одна медицинская комиссия в мире и не признала бы его годным к воинской службе, учитывая тяжёлую травму руки и ноги, полученную в 1885 г. в результате встречи с извозчиком. Тем не менее, и маршальские, и даже погоны генералиссимуса он носил с удовольствием. Что, по-вашему, он не мог? Ещё как мог!

И, самое главное, я вам скажу. План был. И назывался он – «Барбаросса». Согласно этому плану осуществлялось развёртывание и сосредоточение сил обеих сторон. В немецком случае – с целью проведения наступательной операции, в советском – с целью создать видимость адекватной угрозы. Правда, В. Суворов (В. Резун) убеждает нас, будто были и у советской стороны уже готовые к применению планы – свидетельством их якобы выступают многочисленные выступления советских полководцев с трибун и в печати, содержащие самые красноречивые утверждения о том, как они будут в самое ближайшее время проводить «глубокие» наступательные операции, нанося мощные удары танковыми клиньями и выбрасывая в тылу противника крупные воздушные десанты. А то, что мысли эти и тезисы лишь отражали немецкие, В. Суворов (В. Резун) никому не говорил? Не рассказывал о том, что краскомы их на объектах рейхсвера в СССР подхватили, да на курсах в Цоссене, куда ездили на стажировку?

Действительно, РККА училась у рейхсвера – однако обучение это было поверхностным, в меру способностей учеников, далеко не всегда прилежных и образованных, и в меру желания учителей делиться знаниями, накопленными в ходе почти тысячелетней вооружённой борьбы… с славянством.

Но В. Суворов (В. Резун) продолжает настаивать: планы вторжения у РККА были, просто опережающие действия немцев сделали советские их бессмысленными, а значит, все опечатанные сургучом пакеты, хранившиеся в стальных сейфах, оказались бесполезными, и их уничтожили. Хороший, убедительный аргумент. Любой прохожий поверит. Впрочем, чушь полнейшая – от начала до конца. Почему?

Потому, что плох тот план, который опередил противник. Если план есть, он учитывает возможность опережения противником и подстраивается под изменившиеся обстоятельства: либо войска переходят к обороне, либо начинают наступление ещё до полного сосредоточения. Хорошо известен подобный пример – провалившееся наступление РККА в мае 1942 г., которое планировалось осуществить под Харьковом и в Крыму. В первом случае немцы (Ф. фон Бок), вскрыв замыслы противника, лишь несколько подкорректировали планы собственного наступления, позволив войскам Юго-Западного, Южного и Брянского фронтов атаковать и вовлекли их в «мешок», а затем осуществили задуманное наступление – с приставкой «контр». РККА потеряла более 270 тысяч человек, из которых 240 тыс. чел. попало в плен, а также 1240 танков. Эта операция, названная в честь Фридриха II, осталась в истории под названием «Фредерикус».

Одновременно немецкая 11-я армия (Э. фон Манштейн) проводила операцию против Крымского фронта (Д. Козлов). Э. фон Манштейн, имевший перед собой относительно узкий участок, на котором было скучено значительное количество техники и живой силы противника, предпочёл нанести опережающий удар – в результате операции «Охота на дроф» было взято в плен 170 тыс. чел и уничтожено и захвачено 258 танков.

Но и против таких, казалось бы, неопровержимых, доводов найдутся аргументы. Да, скажет кто-то, Вермахт превосходил РККА в оперативном искусстве и в гибкости управления войсками, поэтому и был способен принимать и претворять в жизнь такие, достаточно сложные решения. РККА же в 1941 г. ещё только становилась на военные рельсы, и не успела адаптироваться к новым условиям – однако планы наступательной операции всё-таки были.

А я не верю. Более того, я могу это легко доказать. Удивлены? Я вам документ предоставлю, за подписью наркома обороны С. Тимошенко и начальника Генерального штаба Г. Жукова, который самым убедительным образом докажет, что никаких планов нападения на Германию у СССР не было. Речь идёт о директиве №1 генерального штаба РККА, датированной 21 июня. Согласно данному документу, разворачивалось 5 фронтов: Северный ЛВО), Северо-Западный (ПрибОВО), Западный (ЗапОВО), Юго-Западный (КОВО) и Южный (ОдВО). От перебежчика, немецкого фельдфебеля, поступила информация, что в течение нескольких часов, около 4 ч. утра, Вермахт атакует советские войска вдоль всей границы.

В результате заявления фельдфебеля случился полный «аврал»: нарком обороны, начальник Генерального штаба и ряд других партийных деятелей собрались на даче у И. Сталина (И. Джугашвили), где тот утвердил текст директивы. Директива №1 предписывала привести все подразделения в полную боевую готовность, рассредоточить и замаскировать их от возможных авиационных и артиллерийских ударов – и ни в коем случае не поддаваться на провокации. В 0 ч. 30 мин. 22 июня эта директива поступила в штабы военных округов. Можно, конечно, утверждать, что хоть в развёртывании фронтов советская сторона опередила немецкую, но это смехотворно. Несомненно, речь идёт о ни с чем не сравнимой готовности к войне, когда о начале наступления армии противника, насчитывающей несколько миллионов человек, вас извещает не глава ГРУ и не глава НКВД или НКГБ, а обычный перетрусивший фельдфебель.

Если Директива №1 вас не убедила, я перейду к Директиве №2, написанной ночью 22 июня Г. Жуковым собственноручно, и к 7 ч. 15 мин. утра отправленной во все военные округа. Что любопытно, фотокопия её размещена в одной из книг В. Суворова (В. Резуна) под названием «Тень победы». К этому времени войну уже объявили официально: в 3 ч. ночи в Берлине (в 5 ч. утра по московскому времени) советского посла В. Деканозова вызвали к министру иностранных дел Германии И. фон Риббентропу. Последний вручил соответствующую ноту об объявлении войны, положив тем самым начало новому периоду в отношениях между двумя странами.

Директива №2, несмотря на то, что война уже шла полным ходом, более того, была объявлена формально, отнюдь не пестрит уверенными фразами, приказывающими задействовать план такой-то. Нет и чётких указаний отдельным фронтам и армиям перейти в наступление и к исходу дня овладеть пунктом таким-то или же выйти на рубеж реки такой-то. Наоборот: неоднократно зачёркнутый (то есть создававшийся в процессе написания, а не извлечённый из «красного пакета») текст содержит следующие указания: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили Советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не пересекать». Авиации разрешалось наносить удары по объектам на вражеской территории на глубину до 150 км.

Я склонен полагать, что данная директива свидетельствует о полнейшей неготовности РККА начать наступательную операцию. Она не содержит ни одного чёткого указания тому или иному соединению или объединению, предоставляя их командованию право самим выбирать, как разбираться с нарушителями границы. В духе данной директивы звучит и приказ командующего Западным фронтом генерала армии Д. Павлова, оставшийся в истории символом безволия и бесхарактерности советского генералитета в первые часы войны: «Действовать по-боевому!».

Браво! Великолепные планы, не так ли? Я бы сказал, что речь следует вести не только об отсутствии планов (это очевидно любому), но и о неспособности сформулировать хотя бы элементарные приказы, которые бы могли их заменить. Ведь если к наступлению всё подготовлено, советским войскам ни чего не стоит его начать – противник, как войска Юго-Западного фронта в 1942 г., сам рвётся в западню, относительно которой советские ударные группировки занимают охватывающее положение. Достаточно лишь отдать соответствующие приказы – и танковые дивизии РККА, самые мощные в мире, «подсекут» немецкие ударные «клинья» у основания. Однако подобный приказ так и не поступил, да и вряд ли хоть одна советская танковая дивизия была бы способна его выполнить.

Вопрос боеспособности танковых дивизий – это отдельная тема, которой я посвящу достаточно внимания, сейчас же, на примере прославленного Г. Жукова и его главного конкурента в борьбе за место сталинского полководца №1, «советского Гудериана» Д. Павлова, легко увидеть главное: никакого плана наступательной операции действительно не было. К войне, конечно, готовились, причём достаточно серьёзно, но степень готовности весьма и весьма уступала таковой у противника.

В связи с этим возникает вопрос: что же тогда на самом деле происходило? Можете мне поверить, нечто ужасное. Что-то, связанное с беспримерной трусостью, жестокостью и подлостью одного человека, решившего назначить себя коммунистическим богом. Речь о подлинных замыслах И. Сталина (И. Джугашвили) и о причинах, их породивших – впереди.

Глава 44. Сотрудникам НКВД: получить боевые патроны!

Дружба народов Германии и Советского Союза, скреплённая кровью, имеет все основания быть долгой и прочной

И. Сталин (И. Джугашвили)

В этой главе вы, мои дорогие читатели, встретитесь с фактами воистину сенсационными – и сможете по-новому взглянуть на уже, казалось бы, хорошо известные вам со школьной скамьи страницы истории. Речь пойдёт о последствиях пакта, подписанного в Москве 23 августа 1939 г.

Пакт этот предусматривал раздел Восточной Европы между III Рейхом и СССР. Он должен был сопровождаться аннексией «лимитрофных» государств и окончательным уничтожением Версальской системы. Данная система, созданная странами Антанты, в значительной мере поддерживалась ими при помощи дипломатических, экономических и военных средств, а потому казалась незыблемой. Впрочем, ряд дипломатических уступок, сделанных СССР и III Рейху, которые позволили им вступить в Лигу Наций, существенно облегчили положение двух европейских «изгоев». Политика ослабления финансового гнета Германии, принятая с подачи США, и даже прямое кредитование – меры, осуществлявшиеся в рамках «плана Ч. Дауэса» и «плана О. Юнга» – всё это позволило немцам в самый короткий срок восстановить свой военный потенциал. Англия и особенно Франция, сами зависимые от Уолл-стрит, были вынуждены беспомощно наблюдать за возрождением той чудовищной, почти потусторонней угрозы, устранить которую совсем недавно стоило миллионов человеческих жизней.

Другой рукой финансовые круги США вооружали СССР, по крайней мере, осуществляли всё необходимое в этом плане содействие. Очевидный план – столкнуть коммунистов и нацистов, – в конце концов, нашёл понимание даже у руководства Франции, решившего отсидеться за казавшейся неприступной «линией Мажино», пока в Восточной и Центральной Европе бушует новая война. В таких обстоятельствах был подписан Мюнхенский договор 1938 г., приведший к разделу Чехословакии, и в схожих – советско-германский пакт о ненападении 1939 г., за которым последовал раздел Польши и прибалтийских государств.

Здесь начинается самое интересное. 1 сентября 1939 г. Германия атаковала Польшу; 3 сентября ей объявили войну Франция и Великобритания, в значительной мере ограничившиеся данным заявлением. В тот же день немецкое министерство иностранных дел, желая вовлечь СССР в войну, потребовало от советского руководства «присоединиться», на что 5 сентября последовал холодный отказ В. Молотова (В. Скрябина): «Мы согласны с вами, что в подходящее время нам будет совершенно необходимо начать конкретные действия. Мы считаем, однако, что это время ещё не наступило». Лишь 17 сентября, когда участь Польши была предрешена, а закулисное общение с новой Антантой позволяло рассчитывать на её благожелательное отношение, И. Сталин (И. Джугашвили) словно проснулся. Нота, врученная полякам, гласила: «Польша потеряла все свои промышленные районы и культурные центры. Варшава, как столица Польши, не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать». Не правда ли, весьма язвительно и мстительно, особенно со стороны участника катастрофического похода 1920 г.? В связи с сложившимися обстоятельствами, советское правительство брало на себя ответственность за безопасность «единокровных» украинцев и белорусов.

Опасения Совнаркома имели под собой почву: план «Ост» (нем. “Generalplan Ost”), разработанный в 1939 – 1942 годах на основе расовых теорий и концепции «жизненного пространства», предусматривал «выселение» в Сибирь 85% литовцев, 75% белорусов, 65% украинцев, 50% латышей, эстонцев и чехов. Под «выселением» подразумевалось физическое уничтожение; в отношении русских, которые были наиболее многочисленной национальностью СССР, что позволяло легко объединить оба понятия, тайн уже не делалось, так как сопротивление ожидалось упорное: до 60 % – истребить, 15% – «выселить». Термин «выселение» никого не должен дезориентировать, так как все жертвы Освенцима, Дахау, Бухенвальда, Бабьего Яра и пр. также получали «вводную информацию», будто они «переезжают». Это слово в данном случае – не более чем камуфляж; «истребление» отличается от него лишь тем, что от жертвы ожидается ожесточённое сопротивление, так как в сказки о благодатной жизни «где-то далеко» она не верит.

17 сентября свою ноту получили и немцы: им вдруг сообщили, что подразделения Вермахта должны отойти западнее линии Белосток – Брест – Львов, дабы «избежать инцидентов». Несколько удивлённые такой решимостью, нацистские дипломаты всё-таки попросили советское руководство не заострять противоречия и относиться к партнёрству спокойнее. Впрочем, советская сторона и не думала воспринимать государство, в котором уже уничтожили физически либо заключили в концлагеря всех коммунистов, включая лидера КПГ Э. Тельмана74, как «товарищей».

Вообще, попытка придать событиям тех дней исключительно характер договора о переделе Европы, более отличает действия И. фон Риббентропа и его подчинённых, пытавшихся посеять недоверие среди своих жертв и врагов путём заключения многочисленных пактов о ненападении, договоров о невмешательстве и различных секретных протоколов к ним. Версия о «советско-нацистском заговоре» также начала широко популяризироваться в 1980-е годы, в период острого политического кризиса в СССР, уже не способного противостоять пропаганде НАТО – в том числе и благодаря В. Суворову (В. Резуну). Однако в далёком 1939 г. участникам судьбоносных событий всё виделось совсем по-иному, хотите – верьте, хотите – нет.

Альянс СССР с Францией и Англией был неоформившимся, неполноценным. Тем не менее, он существовал. С А. Гитлером И. Сталин (И. Джугашвили) пошёл на сделку, но не более того. Как только захват западных областей Белоруссии и Украины завершился (причём не без ряда боёв с польской армией, несмотря на плохое вооружение последней, показавших низкую боеспособность РККА75), был осуществлён ещё один очень важный в дипломатическом отношении шаг. 26 сентября из наступающих войск БОВО и КОВО были образованы Белорусский и Украинский фронты – в ожидании неминуемого столкновения с немцами.

На сей раз спасовал А. Гитлер; сделав вид, что не замечает угрожающего жеста Совнаркома, он, вежливо улыбаясь, предложил действовать согласно подписанным договорённостям. СССР, явно не желая воевать за новую англо-французскую Антанту, которая, пребывая в состоянии войны с Германией, так и не ввела в бой те 110 дивизий, что имели против себя лишь 23 немецких, дал отбой. 29 сентября войска РККА получили приказ к 5 октября занять позиции вдоль разграничительной линии.

Итак, говоря о «пакте Молотова-Риббентропа», на самом деле мы должны говорить о ещё двух важных игроках – Франции и Великобритании, – принявших активное участие в подготовке и реализации ряда пунктов данной договорённости советской стороной. Их военные миссии, напомню, интенсивно работали в Москве в августе в 1939 г., проводя совещания с представителями советского генерального штаба. Действительно, в дипломатическом плане вторжение РККА в Польшу не имело никаких последствий для СССР.

Более того, 1 октября 1939 г. У. Черчилль, занимавший в то время должность Первого лорда Адмиралтейства – вероятно, высший военный пост в этом островном государстве, чьё положение в мире всегда зависело от военно-морского флота, – откровенно заявил: «То, что русские армии должны были встать на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против нацистской угрозы. Как бы то ни было, эта линия существует, и создан Восточный фронт, который нацистская Германия не осмелится атаковать. Когда господин Риббентроп на прошлой неделе был вызван в Москву, ему пришлось узнать и принять тот факт, что осуществление нацистских планов по отношению к прибалтийским странам и Украине должно быть окончательно остановлено». Как следует из данного текста, У. Черчилль открыто поддерживал И. Сталина (И. Джугашвили), более того – вопреки очевидному факту вторжения войск РККА в Польшу. Так выгораживают лишь добрых друзей, и дружба эта уже существовала, либо У. Черчилль хотел бы видеть советско-британские отношения в таком свете и делал всё возможное для того, чтобы они стали таковыми.