Искривлённая история

Советская власть в 1919 г. пережила тяжелейший кризис – впрочем, всего лишь кризис, по сравнению с поражением, которое она потерпела от Четверного союза, согласно условиям Брестского мира, в предыдущем, 1918 г. В тылу неоднократно вспыхивали восстания, вырывавшие из жизни государства целые регионы, в то время как дезертирство в действующей армии составило… 1,76 млн. чел. Если учесть, что к началу 1919 г. в РККА насчитывалось 1,7 млн. бойцов и командиров, то цифра эта представляется катастрофической. Какие там 20%, согласно исследованиям армии США – более 100%! Как можно было только сохранить хотя бы название, не то что выиграть войну?! Очень просто: РККА была предельно демократичной формацией. Туда брали, кого ни попадя, причём принудительно – и неоднократно. Понеся потери, советские армии всегда пополняли свой состав за счёт мужского населения на захваченной территории, перебежчиков, дезертиров, военнопленных. Разумеется, многие из дезертиров как раз принадлежали к данным категориям – и оставляли боевые порядки при первой же удобной возможности. Впрочем, это никого не волновало: за счёт одного подобного принудительного призыва, дающего дивизии в 5 тыс. чел. 1 – 2 тыс. чел. пополнения, можно продвинуться вперёд и занять следующий район. Несмотря на потери, боевые и в результате перманентной «самодемобилизации», здесь можно будет призвать дополнительно 2 – 4 тыс. чел. Так к концу 1919 г. РККА достигла численности в 3 млн. чел.!

1919 год стал годом решительных поражений белогвардейцев на всех фронтах. Они были разбиты и отброшены – в Крым, на Дон, на Дальний Восток; Верховного правителя адмирала А. Колчака арестовали и расстреляли, а золотой запас, полагавшийся главной надеждой на кредиты и военные поставки, присвоили чехословаки, бывшие военнопленные. Более унизительный разгром представить себе трудно. В дальнейшем они будут участвовать лишь в оборонительных операциях и относительно мелких по масштабу налётах и рейдах.

Важно подчеркнуть, что Совнарком как Франции (а с ней – Великобритании и США), так и Германии, как показали действия французской военной миссии генерала М. Жанена и фрайкора «Железная дивизия» Й. Бишофа, по итогам кампании 1919 г. представлялся правительством, более дееспособным, нежели белогвардейское.

А как же Мировая социалистическая революция, планы которой вынашивал Совнарком? Как можно сосуществовать с государством, которое все остальные рассматривает исключительно как «империалистические», «белопанские» и т.д., а потому считает их законными целями для любого рода разведывательно-диверсионной (революционной) работы? Когда и подрывных действий любого сорта недостаточно, коммунисты готовы к военному вторжению – это подтверждало наличие у них тщательно продуманной теории «перманентной революции», покреплённой теорией «революции извне».

Что ж, этот вопрос является более чем корректным. Что же делать с теориями?      Ну, согласно теориям ведущих экономистов, именно советской власти предстояло стать жертвой разного рода революций, восстаний, мятежей, переворотов, вторжений – и длинного списка неурядиц, включая голод, эпидемии и застой экономики. Причиной тому были как революционный характер смены власти и права владения на средства производства, так и плановая эксплуатация последних, постоянно не поспевающая за нуждами общества, а лишь за наиболее насущными, определёнными курсом партии.

Приблизительно таким образом смотрели на Советскую Россию лидеры наиболее развитых стран мира: коммунистические теории – наиболее серьёзная проблема этого государства. И, чтобы избавиться от всех негативных эффектов, затрудняющих существование с соседями в мире и согласии, Советская Россия сама должна избавиться от наиболее беспокойных из теоретиков. В конечном итоге, тут со мной никто не станет спорить, так всё и произошло.

Глава 24. Белогвардейцы превращаются… в белоэмигрантов (кампания 1920 г.)

Рогатые черти и змеиные духи выскакивают сами. Это определяется их классовой природой, они непременно выскакивают

Мао Цзэдун

РККА начала кампанию решительным наступлением на Дон и Кубань: Кавказский фронт (М. Тухачевский) осуществил операцию (Северо-Кавказская операция) в три этапа, успешно ликвидировав очаги казачьего сопротивления. Дважды – под Белой Глиной на Кубани и под Егорлыкской на Дону – белогвардейцы бросали в бой значительные силы казачьей конницы – и оба раза потерпели сокрушительное поражение от частей 1-й Конной армии. С. Будённый, происходивший из казаков, но служивший в регулярной, драгунской кавалерии, где добился наивысших наград, этих боях показал себя талантливым полководцем, мастером манёвра, способным быстро перебрасывать силы с одного направления на другое, группировать резервы, выходить в тыл и фланг противнику – и наносить неожиданные, сокрушительные удары. в наиболее выгодный момент.

Егорлыкское сражение (25 февраля – 2 марта), в котором участвовало до 15 тыс. конницы «красных» и около 10 тыс. казаков (2-й и 4-й Донские корпуса под командованием А. Павлова) оказалось крупнейшим кавалерийским сражением за более чем 100 лет. Последний раз настолько крупные конные соединения выходили на поле боя лишь во времена наполеоновских войн, что само по себе свидетельствует о том, до какого уровня упали производительные силы в период Гражданской войны. В этом бою С. Будённый, умело сочетая пехоту и конницу, смог обрушить на противника фланкирующий артиллерийский огонь – и обратить его в бегство.

К 7 апреля 1920 г. Дон и Кубань, а также Северный Кавказ, находились в составе территорий, контролируемых ВЦИК. Белогвардейцы, чьи остатки решили отсиживаться в Крыму, избрали своим командующим барона П. Врангеля из прибалтийских немцев. Не имея более способности к активным боевым действиям, бывшее офицерство, видимо, готовилось морально к эвакуации за пределы России, предаваясь пьянству и воспоминаниям. Наиболее яркие и живые были, разумеется, связаны с Первым Кубанским («Ледяным») походом, не говоря уже о разговорах о Великом Сибирском Ледяном походе войск А. Колчака. Эта болтовня, праздная и зачастую пьяная, видимо, и стала причиной утверждения П. Врангеля в должности – тот приходился родственником знаменитому полярному исследователю, барону Ф. Врангелю, чьё имя до сих пор носит остров в Северном Ледовитом океане.

П. Врангель, тем не менее, смог навести порядок в вверенных ему частях; учитывая поражение на Дону и Кубани, лишавшее Белое движение всяких надежд на победу, он переименовал ВСЮР в Русскую армию – видимо, так её называли офицеры иностранных военных миссий, и подобная смена названий сулила значительное упрощение целого ряда хлопот, связанных с неизбежным переездом за рубеж. Чтобы не воевать самостоятельно, господа офицеры решили, пока упаковываются чемоданы, переложить эту обременительную обязанность на анархиста, каторжника и бандита Н. Махно, к которому был отправлен посланец с письмом, подписанным двумя генералами, начальником и генерал-квартирмейстером штаба. Н. Махно предлагалось выслать список всего, что ему необходимо, взамен же отдавались недвусмысленные указания: «Поэтому теперь усильте работу по борьбе с коммунистами, нападая на их тыл, разрушая транспорт и всемерно содействуя нам в окончательном разгроме войск Троцкого». Стоит ли добавлять, что Н. Махно публично казнил посланца?

Впрочем, кроме «крымского нарыва», Совнарком имел куда более насущные проблемы: Польша, вооружённая Антантой, перешла в наступление против войск Западного фронта, разбила их и 7 мая вошла в Киев. Война длилась уже более года, началась она ещё в феврале 1919 г., когда отступившие германские дивизии передали полякам фронт по линии р. Неман – Кобрин. Польские войска, ядро которых составляли добровольческие легионы, обученные ещё немцами, имели на вооружении значительное количество самолётов и танков, в помощь им была переброшена 70-тысячная армия, сформированная во Франции из польских эмигрантов.

Украинское правительство С. Петлюры, не будучи в состоянии противостоять полякам, формально поддерживало их, хотя Ю. Пилсудский ни в коей мере не собирался предоставлять своим новым союзникам право управлять захваченными территориями. Он задекларировал уважение к правам украинского народа на собственную государственность, к которому присовокупил соответствующее заявление С. Петлюры – на чём «сотрудничество» и закончилось. В дальнейшем это значительно осложнило отношения Ю. Пилсудского с Францией, так как польская восточная граница, согласно Версальскому договору, должна была пролегать по линии этнического преобладания поляков (т.н. «линия Керзона»), а не по Днепру. Ю. Пилсудский же, в свою очередь, не понимал причин, по которым он должен отвоёвывать территории для украинцев, которых презирал, ненавидел и полагал исконными врагами Польши.

Впрочем, не столько эти разногласия, и даже не нарциссирующее безделье Русской армии, которая уже не имела ни малейшего желания участвовать в новой войне, сколько значительные подкрепления, усилившие Западный фронт (последний вместо смещённого В. Гиттиса возглавил 27-летний М. Тухачевский), стали причиной, по которой польское наступление остановилось. Был также развёрнут Юго-Западный фронт (А. Егоров), в состав которого вошла 1-я Конная армия (С. Будённый).

Советско-польская война, несмотря на относительно восстановившееся снабжение войск, всё ещё несла на себе клеймо катастрофического упадка, постигшего военную промышленность: РККА выставила 1 орудие в среднем на 588 м фронта, или в 1,78 раз меньше, чем 20 августа 1914 г. под Гумбиненом в Восточной Пруссии – и более чем в 3 раза меньше, чем в среднем по армии на 1 октября 1914 г. Разница же с 1918 годом на Западном фронте достигала… 84 раз! В несколько худшем положении оказались поляки, имевшие в среднем 1 орудие на 667 м фронта.

Положение дел с пулемётами, к 1914 г. ещё считавшимися новым видом оружия и потому пребывавшими на вооружении в относительно небольшом количестве, оказалось несколько получше: РККА имела 1 пулемёт на 143 м (у поляков – 1 пулемёт на 170 м) фронта – в 2,69 раза больше, чем в 1914 г., однако в 1,69 раза меньше, чем на 1 октября 1917 г. Всё же это было почти столько же, сколько имели австро-германские войска (260 пулемётов на 35 км фронта, 1 пулемёт на 135 м) во время Горлицкого прорыва в 1915 г. Относительно быстрое возрождение пулемётных войск (в сравнении с артиллерией) объясняется дешевизной производства и ремонта пулемётов и боеприпасов к ним. Так как «живая сила», пешая и конная, являлась главной целью в ходе боёв Гражданской, пулемёт был и более востребован, что привело к насыщению этим видом оружия боевых порядков. Впрочем, за годы мировой, или империалистической, как её тогда называли, войны количество пулемётов, в том числе ручных, увеличилось в армиях ведущих держав в 20 раз, и снабжение Красной Армии этим видом оружия представлялось достаточным на фоне лишь более слабого противника.

«Валовое» превосходство над поляками, о котором якобы свидетельствуют цифры, представленные И. Кирилловым-Губецким, является достаточно надуманным, ведь пулемётное и артиллерийское вооружение РККА составляли преимущественно станковые пулемёты «максим» образца 1910 г. и 3-дм пушки образца 1902 г., в то время как поляки имели доступ к наиболее современным образцам вооружений, предоставленным им Антантой. Тем не менее, там, где польские линии снабжения были растянуты в глубину, а боевые порядки – по фронту, это превосходство действительно имело место, если советское командование могло его использовать.

Военная авиация, как и во время Гражданской войны, не сыграла значительной роли в боевых действиях на советско-польском фронте, несмотря на то, что ограниченное количество аэропланов всё же приняло в них участие. Это объясняется недостаточностью индустрии для производства, ремонта и эксплуатации этого, новейшего, типа вооружения, уже в 1918 г. ставшего грозной силой на Западном фронте47.

Советское контрнаступление, начавшееся уже 14 мая, в секторе Западного фронта, несмотря на первоначальные успехи, быстро захлебнулось и обратилось разгромом 15-й армии. Это объясняется превосходством поляков, сумевших собрать наличные силы в кулак, в выучке и тяжёлом вооружении. Впрочем, их относительно малочисленные армии не могли реализовать этот козырь в полосе Юго-Западного фронта, вследствие его значительной протяжённости. Танки и бронемашины того периода обладали весьма незначительной скоростью передвижения и малым запасом хода, а также ненадёжными двигателями, что не позволяло их эффективно использовать при операциях на значительную глубину. Гораздо более пригодны для маневренной войны были «красные» бронепоезда, действовавшие в тесной связи с конными частями – более примитивная, но в действительности более эффективная в имевших место условиях вооружённая сила.

1-я Конная армия оставила Майкоп 3 апреля, 6 мая переправилась через Днепр у Екатеринослава, разгромив банды Н. Махно, а 26 мая, собрав все силы (16,7 тыс. сабель, 48 орудий, 6 бронепоездов и 12 аэропланов) под Уманью, атаковала Казатин, важный железнодорожный узел в 150 км на юго-запад от Киева. 5 июня С. Будённый, нащупав брешь в польских порядках, смог выйти им в тыл и двинулся на Бердичев и Житомир. 3-я польская армия (Э. Рыдз-Смиглы), опасаясь окружения, уже 10 июня оставила Киев. Ожесточённые бои между войсками Л. Беребецкого и подразделениями 1-й Конной армии за город Ровно 1 – 10 июля закончились победой «красных», вместе с тем они позволили обеспечить фланг и тыл спешно отступающей 3-й армии. Возникшие предпосылки для успешного общего наступления РККА были учтены командованием Западного фронта, чьи войска уже 4 июля перешли в повторное наступление. 1-я и 4-я польские армии, оказавшись под угрозой флангового охвата кавалерийского корпуса Г. Гая, откатывались на запад: 10 июля они оставили Бобруйск, 11 июля – Минск, 14 июля – Вильна. Успехи РККА были столь значительны, что возникли надежды на установление советской власти в Польше, что позволило бы выйти на границу с Германией, где в то время сложилась сложная политическая ситуация, позволявшая, при более благоприятных обстоятельствах, рассчитывать на успех революции. 23 июля в Смоленске был даже сформирован Польревком, возглавляемый Ю. Мархлевским.

В таких обстоятельствах поляки запросили помощи у Антанты, на что им ответили напоминанием о «линии Керзона». Польский национализм смирился – Ю. Пилсудский был согласен принять предложенные ему условия, лишь бы не потерять последнее. Министр иностранных дел Великобритании лорд Дж. Керзон, вполне удовлетворённый, 11 июля отправил также ноту Совнаркому, в которой известил советское правительство: Антанта окажет Польше всё необходимое содействие, чтобы границы соответствовали начертанным его рукой контурам. Как нетрудно догадаться, Совнарком эту ноту проигнорировал.

Продвижение на запад в условиях оперативного вакуума привело к утрате целостности советского фронта, в котором возникли большие разрывы; взаимодействие между Юго-западным и Западным фронтами, ставшее главной причиной победы наступления, осуществлявшегося в мае-июле, было утрачено. Причины этого до конца неясны. Главнокомандующим вооружёнными силами Республики в тот момент был беспартийный военспец С. Каменев, в прошлом – полковник-штабист. Будучи однофамильцем знаменитого партийного деятеля Л. Каменева (Л. Розенфельда), он быстро затерялся в его тени и сейчас почти забыт. Вместе с тем нельзя недооценивать его таланты: общий замысел советского контрнаступления, давшего столь блестящие результаты, принадлежал, несомненно, ему. Очевиден и факт разработки им плана наступления Западного фронта под Варшавой: форсировать Вислу под Радзымином, как и во время подавления восстания 1831 г., охватить Варшаву с запада – и взять штурмом.

Сил для воплощения данного замысла, однако, было недостаточно – несмотря на угрожающие признаки морального надлома, с всё большей ясностью, просматривавшегося в войсках, польская армия быстро восстанавливала свои силы: осуществлялась мобилизация, формировались новые дивизии, составлялись планы контрударов, к созданию которых привлекли французских военных специалистов, в частности, генерал-майора М. Вейгана, будущего министра обороны правительства Виши.

Как известно, 15 августа поляки нанесли мощнейший контрудар, от которого Западный фронт попросту прекратил своё существование. Красная Армия побежала обратно со скоростью, едва ли не более высокой, нежели та, с которой она вышла к Варшаве. 20 августа 1920 г. М. Тухачевский, расписываясь в своём поражении, отдал приказ в стиле «спасайся, кто может». Вот цитата из него: «Солдат Красной Армии! Прикрываясь лживым стремлением к миру, польские белогвардейцы готовили нам удар на линии реки Вислы. Изнуренные героическим маршем от Полоцка до Варшавы части Красной Армии отходят под давлением превосходных сил врага. Белогвардейцы всего мира ликуют по случаю нашей временной неудачи». Не менее 25 тысяч чел., погибло в боях, ещё 45 тыс. чел. были интернированы в Германии, 60 тыс. чел. попали в польский плен, где 16 тыс. чел.48 (по максимальным оценкам, даже 32 тыс. чел.) из них умерли от голода, холода и болезней.

Кто же виноват в этой катастрофе? В. Суворов (В. Резун) обвиняет М. Тухачевского буквально во всём: тот не сумел собрать резервы для контрудара, не сумел укрепить фронт, более того – настаивал на отсутствии резервов как теоретик. Мнение бывшего офицера ГРУ: во всём виноват М. Тухачевский, а И. Сталин (И. Джугашвили), который приказал М. Тухачевского расстрелять – гений, чистый Александр Македонский.

Впрочем, офицеры среднего звена, даже ГРУ, были далеко не самыми умными людьми в Советском Союзе. Даже непосредственный начальник В. Суворова (В. Резуна), зам. резидента ГРУ в Женеве, капитан 1-го ранга В. Калинин таким не был. И резидент. И офицеры и генералы из центрального аппарата ГРУ. Даже маршалы не могли претендовать на это звание. Только Первый (Генеральный) секретарь ЦК КПСС был однозначно одарённым в умственном отношении человеком. Один из них, Н. Хрущёв, исполняя свой долг перед народом и партией, 25 февраля 1956 г. с трибуны ХХ съезда КПСС сообщил откровенно, что М. Тухачевский, как и другие «многочисленные кадры армейских командиров и политработников… истреблены были… в результате подозрительности Сталина, по клеветническим обвинениям».

Хорошо спросить самого М. Тухачевского. Он обвиняет во всём командующего 4-й армией А. Шуваева – тот растянул свои порядки, позволил противнику нанести удар во фланг и т.д. Военспец Н. Какурин, начальник отдела истории Гражданской войны при Штабе РККА, исследуя данный вопрос, проанализировал суть препирательств между командованием Юго-Западного фронта (А. Егоров, И. Сталин (И. Джугашвили) и С. Будённый) и командованием Западного фронта (М. Тухачевский, Г. Гай, А. Корк, А. Шуваев, Т. Хвесин и др.) насчёт промедления (на деле – прямого неподчинения приказу главкома С. Каменева) с передачей Западному фронту 1-й Конной и 12-й армий. По мнению Н. Какурина, несмотря на то, что обвинения в сторону А. Егорова имеют под собой основания, всё-таки директива главкома от 11 августа была выполнена из рук вон плохо по причине недостатков в работе полевых штабов Юго-Западного фронта. Таким образом, Н. Какурин говорит: сначала А. Егоров противился исполнению данной директивы прямо, а затем приказал своим штабам низших инстанций её саботировать.

Итак, в поражении Западного фронта был виноват А. Егоров и его штабисты, включая И. Сталина (И. Джугашвили)? Нет, такой ответ был бы слишком прост. На самом деле поражение Западного фронта было предрешено, хотя Ю. Пилсудский, профессиональный революционер, осуществлявший непосредственное командование польскими войсками, и не вполне понимал внутреннее содержание происходящих на фронте событий. Впрочем, планирование за него осуществляла французская военная миссия под руководством М. Вейгана.

Общее отступление польских войск началось вследствие обходящего манёвра 1-й Конной армии Юго-Западного фронта на крайнем левом фланге. Последующее продвижение Юго-Западного и Западного фронтов в значительной степени сократило разрыв между ними и даже позволило организовать оперативное взаимодействие, однако о фактической передаче 12-й и 1-й Конной армий Западному фронту едва ли можно было говорить, оставаясь полностью вменяемым. С. Каменев, не торопившийся с данной директивой и не торопивший А. Егорова с её выполнением, знал: современные армии не могут настолько легко и быстро перемещаться в глубину – или же вдоль линии фронта, как то было возможно в более ранний период, например, во времена татаро-монгольского нашествия. Зависимость от огромного количества грузов, доставляемых по железным дорогам – отличительная черта армий, начиная с второй половины XIX века. Если Западный и юго-Западный фронты поначалу достигли успеха, то только по этой причине – они создали угрозу тылам противника. К моменту выхода на Вислу логистический фактор уже работал против них. Если бы 12-я и 1-я Конная армии и присоединились бы к Западному фронту, то они лишь разделили бы и усугубили его судьбу, так как количество имевшихся в распоряжении его командования боеприпасов и продуктов питания пришлось бы разделить ещё и с ними.

Юго-Западный фронт, также находившийся в весьма истощённом состоянии, безуспешно пытался выполнить «малую» цель данной стратегической операции – взять город Львов. Несмотря на то, что командование фронта не спешило расставаться с двумя армиями, его действия на этом направлении также не дали позитивного результата.

Суммируя, можно сказать с уверенностью: сокращение линии фронта с севера на восток, а также наличие значительного количества крупных населённых пунктов с польским населением, являвшихся естественными очагами сопротивления, значительно уменьшили возможности для осуществления маневренных операций. Фронтальные же столкновения, ввиду недостаточности снабжения, показали недостаточность огневой и ударной мощи, которая не могла возрасти – но могла снизиться – вследствие манёвра живой силой.

А что же говорят советские военспецы? Будущий Маршал СССР, будущий глава Генштаба РККА Б. Шапошников в 1924 г. с неожиданной прямотой заявил, что виновна была «та «глубокая стратегия», на которую у нас не было ни сил, ни времени, а равно и материальных средств связи для управления теми способами, кои нами были приняты» ( Шапошников «На Висле. К истории кампании 1920 года» 1924 г. Стр. 168). С. Каменев ещё в 1922 г. в статье «Борьба с белой Польшей» не скрывал тех причин, по которым принял «глубокую стратегию»: «сведения по части политической суммарно сводились к тому, что нельзя затягивать испытания революционного порыва польского пролетариата, иначе он будет задушен». Эти политические вводные накладывали свой отпечаток на все военные соображения, многократно увеличивая вес каждого «возможно» и «вероятно», если речь шла о наступлении на запад.

Инструкции С. Каменеву отдавал непосредственно глава РВСР Л. Троцкий (Л. Бронштейн), во всём действовавший в контакте с В. Лениным (В. Ульяновым). Оба этих вождя Октябрьской революции, сменившие двуглавого имперского орла, требовали от своих военных: быстрее, на Запад! В. Ленин (В. Ульянов) полагал: «Разрушая польскую армию, мы разрушаем тот Версальский мир, на котором держится вся система теперешних международных отношений. Если бы Польша стала советской, Версальский мир был бы разрушен и вся международная система, которая завоевана победами над Германией, рушилась бы». Как показали будущие события, подобное мнение имело отнюдь не так много общего с реальностью – и порождено могло быть исключительно болезненными амбициями. Аналогичный взгляд на вещи, правда, диаметрально противоположный, демонстрировал и Ю. Пилсудский: «Замкнутая в пределах границ времён шестнадцатого века, отрезанная от Чёрного и Балтийского морей, лишённая земельных и ископаемых богатств Юга и Юго-Востока, Россия могла бы легко перейти в состояние второсортной державы, неспособной серьёзно угрожать новообретённой независимости Польши. Польша же, как самое большое и сильное из новых государств, могла бы легко обеспечить себе сферу влияния, которая простиралась бы от Финляндии до Кавказских гор».

Будущее показало, что революционные вожди, польские и российские, всего лишь предполагали, в то время как империалисты, чья военная помощь оказала решающее влияние на успехи и поражения поляков – располагали. Советские армии рвались в Польшу – и пришли на Вислу совершенно истощёнными, далеко оторвавшись от собственных тылов, не имея возможности пополнить потери, создать запасы артиллерийских снарядов, просто отдохнуть, наконец. Конечно, они были обречены. Поляки, пережившие буржуазную революцию, даровавшую им независимость, о которой они так долго мечтали, весьма скептично относились к Советам, победившим в России, тем более, после того, как Антанта гарантировала им помощь кредитами и оружием. Как метко выразился по этому поводу маршал К. Ворошилов: «Мы ждали от польских рабочих и крестьян восстаний и революции, а получили шовинизм и тупую ненависть к «русским».