Телохранитель

– А тебя? – дрогнувшим голосом промямлил Юрик.

– А я в армию ухожу – хрен они там меня достанут! – ухмыльнулся Ховрин.

– Тебе-то хорошо, – заныл Юрик.

– Так пошли вместе.

– Тебе-то шуточки.

– Не ссы, прорвемся! – хохотнул Ховрин.

На следующий день Ховрин не удержался и рассказал Данилову про подставную аварию.

– Круто, хотя и глупо, – хмыкнул Данилов вместе ожидаемого «вот идиоты». – Это же люди другого менталитета, впрочем, будь они совсем дикие, они поступили бы проще: зарезали бы вас на месте, не думая о последствиях. Вряд ли они твоего Юрика будут караулить и убивать. Тут же починят или купят новую. Слышал от подобных такую фразу: «Нам денег не жалко – мы еще отнимем!». Так что пусть успокоится.

Ховрин в этом так уверен не был.

– А в чем там у них был конфликт? – чуть позже спросил Данилов.

– Девчонку у него этот парень увел. Причем с ходу – в один миг. Трахнул прямо в туалете в кафе. Она будто под гипнозом ушла от Юрика и знать теперь его не хочет.

Данилов вовсе не удивился:

– Так бывает. Это все феромоны – страшная вещь. Один мой знакомый так попал уже довольно давно. История тогда случилась пренеприятнейшая. Они с подругой договорились уже объявить о помолвке. Тут зашел его друг, сам же он пошел в магазин – купить шампанского и закуски – отметить. Оставил их буквально на полчаса, а они, его невеста с другом, тут же и перепихнулись – затмение сердца и мозга – их поразили феромоны. Никто не был виноват – непреодолимый инстинкт. День овуляции. Они просто наклонили друг к другу головы, и тут же непреодолимая сила притянула их друг к другу – они слиплись, как магниты. Что-то произошло – некоторое сексуальное затмение, одежда вмиг была сорвана, член вошел во влагалище сам по себе, без малейшего сопротивления, как штепсель в розетку – там уже было готово. Еще через пять минут все вокруг было обильно залито извергнутым семенем. Жених как раз тут и вошел, застал их взъерошенных, в смятой одежде, самих ошеломленных происшедшим. Еще и запах. Естественно, была небольшая драчка, немного крови, слез. На этом пара и рассталась. Она, в конечном итоге, через два года вышла замуж, родила ребенка, потом развелась и снова вышла замуж тоже за разведенного на десять лет старше себя и теперь живет с ним вполне счастливо. Второй у нее родился. А с тем парнем они расстались навсегда! Во всем виноваты феромоны. Это как стихийное бедствие личного масштаба… Так и здесь. Не повезло твоему другу. Не надо было опаздывать на ту вечеринку.

На следующий день ездили с Юриком в отдел дознания. Шли туда пешком от станции метро «Чкаловская». По дороге им встретились три очень красивые девушки – настоящие модели. Девушки проходили мимо гордые, красивые, с прямыми спинами, взглянули на парней только мельком. Они были предназначены для других парней – богатых и успешных – таких, как Артур, – которые на «мерседесах».

– Вот бы мне такую…– пискнул Юрик, провожая из взгдядом – буквально вывернув голову и чуть не врезавшись лбом в столб с дорожным знаком.

– Размечтался! – пробормотал Ховрин, который тоже был бы не против познакомиться с такими красавицами.

Ховрин не удержался, обернулся, сказав:

– Мяу!

И одна из девушек обернулась и тоже сказала:

– Мяу! – и показала язык.

А вообще-то Юрик после расставания со своей любимой Галей потихоньку начал выздоравливать – поправляться от депрессии. Он даже купил абонемент в спортклуб – подкачать мускулатуру. Про Галю уже больше не говорил. О другой девочке беспокоился. У него появилась новая симпатия: девчонка из соседнего подъезда. Звали ее Даша. Они с ней даже разок сходили в кафе, обменялись телефонами, иногда трепались о всякой ерунде типа кто какие группы слушает. Ховрину она показалась несколько шебутной, как-то очень уж поздно тусовалась во дворе в компании с какими-то парнями.

– Похоже, понравилось дружить с плохими ребятами, гулять по ночам. Это до добра не доведет. Однажды изнасилуют, пустят по кругу.

На замечание Ховрина об этой опасной для девушки тусовке Юрик сказал:

– А это у нее просто возраст такой – хочется тусоваться. Ей только-только шестнадцать исполнилось. А ведь она хорошая девчонка! Мне, например, очень нравится. Я бы с ней сам ходил, будь она постарше А эти ее нынешние друзья те еще сволочи. Постоянно ее прикалывают. Купили в ларьке кольцо с дешевым камнем, а ей сказали, что это белое золото и настоящий сапфир. Рафик, гад, подговорил друзей, чтобы каждый, кто заходил, сразу говорил: «Вот это вещь! Наверняка безумно дорогая!» Те хохочут, а она чувствует себя королевой. Тьфу!

– Согласен: сволочи, – довольно равнодушно сказал Ховрин. – А она что, полная дура?

– Неужели тебе насрать? – простонал Юрик.

– А что ты так за нее? Так уж сильно понравилась?

– Так я ж теперь одинокий, – продолжал ныть Юрик.

– Ты же сказал, ей же всего шестнадцать. Она тебя младше на два года!

– Я подожду. Она – классная. Я бы на ней женился. Ей Богу!

– Как ты ее оттуда, из этой тусовки, вытащишь, если она сама не захочет? У нее наверняка и парень есть постоянный. Может, они уже вовсю трахаются. Наши девчонки почти все в шестнадцать лет начали.

– Парня у нее пока нет, – отрезал, насупившись, Юрик.

– Откуда знаешь? – удивился Ховрин.

– Подруга ее сказала. Они с ней делятся сокровенным. Она это дело еще не пробовала.

– Ну, не знаю. В шестнадцать лет все подростки поголовно придурочные, – себя вспомни, – а девчонки тем более – гормоны бьют им в голову. Парень подрочил и полегчало. А девчонки, как ты думаешь, тоже дрочат?

– Я не знаю. Как-то не думал об этом. У них члена-то нет. Что там у них дрочить-то? – озадачился Юрик.

– Что-то ведь есть. Вика рассказывала, что у нее одна подруга дрочит чехлом от градусника – он с пупырышками.

– Вот блин… Как-то я об этом не думал…

Короче, Юрик пребывал в сомнениях. Проблема секса у него пока не была решена.

Потом он поехал в свой университет.

Встретились с Максимовым часа в три в кафе, где тот обедал. Ховрин присоединился, заказав себе суп и второе.

Кафе было из дешевых, типа шалман. Контингент средний. Мужик за столиком рядом что-то яростно доказывал своему товарищу, махал руками, матерясь через слово. Максимова это стало доставать, он повернулся к нему:

– Извини, мужик, можешь триндеть чуточку потише?

Мужик ухмыльнулся и словно рыгнул:

– Знаешь, хер, какой мой принцип? Я буду делать то, что хочу!

– Я тоже, – буркнул Максимов, делая выпад и довольно глубоко втыкая вилку ему в горло.

Это было несмертельно, но больно и страшно. Мужик слетел со стула, вилка из шеи выпала, зазвенела на полу. Мужик схватился рукой за горло, захрипел, закашлял.

– Вали нахер отсюда! – сказал ему Максимов. – Дай спокойно поесть.

Воцарилась мертвая тишина. Все застыли. Странно, что когда мужика увел его товарищ, все тут же продолжили есть, бренча вилками и ложками, будто ничего и не произошло.

– Надо съездить в Колпино, – сказал Максимов. – Туда я поведу, чтобы поскорее, обратно – ты. Не возражаешь? Данилову не будешь жаловаться?

Ховрин только пожал плечами.

Максимов был явно не в духе: насупленный, он молча вел машину. Работало радио, бормотало что-то еле слышно, перемежаясь с такой же невнятной музыкой. Максимов его явно не слушал. Машину он вел виртуозно: быстро, но без рывков, без лишнего мельтешения из ряда в ряд. Однако на подъезде к Колпино все-таки встали –образовалась пробка. Черный внедорожник, прыгая на ухабах, пронесся по обочине, брызнул грязью, попытался втиснуться в колонну ожидающих. Максимов резко рванул, засигналил. Почти ввинтившийся перед ним в очередь «лэндровер» остановился. Из него вышел бородатый мужчина злобного вида, напоминающий абрека, только что спустившегося с гор, кулаком заколотил в стекло водительской двери «теаны», завопил:

– Ти что, сука-пилять?

Максимов молча показал ему пистолет. Горец сразу же отошел, сплюнул, сел назад в свою огромную черную машину и дал по газам, все-таки ввинтившись в поток где-то впереди.

– Я бы стрельнул, но слишком много свидетелей, у многих работают видеорегистраторы, – как бы ни для кого сообщил, словно оправдываясь, Максимов. – Светиться никогда не нужно. Всегда лучше расходиться миром.

– Чем вы занимались по жизни? – спросил Ховрин. Он хотел сравнить версии Данилова и лично Максимова. Было интересно, скажет он тро тюрьму или нет.

– По молодости служил в спецназе. Вот с Данилычем. Он не говорил тебе? У Чебышева учился рукопашному бою. Он у нас был инструктором по рукопашке. Не человек – садист. Гонял нас страшно. До сих пор иногда вздрагиваю, когда его вижу. Если кто начинает волынить – тут же ставит в спарринг с собой, и это очень больно. Это сейчас он типа гнилой интеллигент, весит кило на десять меньше, сдулся, еще и очки когда надевает читать – жутко смотреть! – Максимов ухмыльнулся. – Потом, после армии, где я только не работал.

Про УИН он, впрочем, не упомянул.

– А сейчас чем занимаетесь?

– Так, подрабатываю, где придется, – неопределенно ответил Максимов.

– Что делаете?

– Людям помогаю…– напустил туману Максимов. – Тут у одной женщины хотели отнять квартиру… Я помог это дело предотвратить.

– И сколько стоят такие услуги?

– По-разному, – продолжал напускать туман Максимов.

История этого дела была такова: у одной женщины бывший муж по пьянке продал свою комнату каким-то риэлторам-жуликам, а сам благополучно тут же и помер. Как водится, эта фирма захотела отжать квартиру у вдовы полностью, переселить ее в какую-нибудь дыру на окраине, а квартиру с выгодой продать. Для этого был задействован проверенный метод: в такие квартиры поселяли скандального жильца, который превращал жизнь соседа в ад. И здесь сделали то же самое. Максимов зашел туда как племянник этой тетки и тут же избил этого жильца, выкинув его из квартиры. Полиция в таких случаях обычно держит нейтралитет, так как изначально знает, кто тут сволочь, но ничего поделать не может, поскольку вселение сделано по закону. Да и те не стали вмешивать полицию, поскольку рыло-то в пуху, да и не по понятиям. Жилец вскоре вернулся, и Максимов отлупил его еще раз. Потом еще. Тот сначала перестал из своей комнаты выходить – там и гадил в ведро, а потом вообще исчез. Пришли боевики разбираться и тут же крепко получили по мозгам. Теперь комната стоит пустая, риэлторы ее пытаются продать, но, понятно, не могут. Тетка с помощью родственников сейчас хочет выкупить ее сама.

На обратной дороге на КАДе Ховрин стал клевать носом. Снова поменялись, и Максимов, тоже позевывая, довез Ховрина до самого дома. Но тут случилось неожиданное.

Там, где дом заканчивался, был проезд во двор. Оттуда торчало хищное рыло БВМ. Ховрин остановил машину, не доезжая метров пятидесяти.

– Эти что ль? – указал Максимов подбородком в их сторону.

Ховрин до этого рассказал ему, что какие-то типы приезжали на БМВ и стояли там уже несколько дней.

– Фиг знает, – заколебался Ховрин, – номера не вижу. Так-то вроде похоже… Такая же бэха… Точно не помню.

Подъехали поближе, присмотрелись.

– Странно. Там вроде только один. Сейчас его и возьмем, – сказал Максимов.

– Жаловаться не будет?

– Кому? Это преступники, обращаться в полицию для них западло.

– А что ему надо?

– А вот мы и спросим его.

– А если не скажет?

Максимов ухмыльнулся:

– Скажет как миленький. Никто не выдержит настоящего допроса. Таких людей не существует в природе в принципе. Еще не видел человека, который бы не рассказал на допросе все, что знал. Только нам нужно не признание, а истина.

Дверь в машине была не заблокирована. Максимов в один миг вытащил парня из машины, заломил ему руки, связал, замотал рот и глаза строительным скотчем, засунул в багажник «теаны». Все заняло разве что полминуты, а то и меньше.

Приехали в какой-то гараж. Парня вывалили на бетонный пол. Максимов пнул его ногой.

– Ну, и на кого ты работаешь?

– Ты просто не знаешь, кто я! Тебе конец, ты уже труп! – вопил тот, дергаясь и пытаясь вывернуться из веревок.

– Кина насмотрелся? – удивился Максимов даже с некоторым уважением. – Еще и угрожает! Обалдеть!

Он положил на лицо связанного вонючую половую тряпку, которую нашел в ведре под раковиной, и начал лить на нее из садовой лейки воду. Тот начал кашлять, хрипеть.

– Ну, и кто ты такой и кто твой хозяин?

– Да пошел ты! – прохрипел неизвестный человек.

– Ладно, – не удивился Максимов, – тогда продолжим!

Примерно после четвертого раза парень все-таки кое-что рассказал. Максимов был доволен:

– Будешь вести себя тихо, никому ничего не скажу. А если что выкинешь, сообщу твоему хозяину, что ты-то его и сдал, и он тебя просто так уж точно не отпустит. Я слышал, он любит топить людей в дерьме, а трупы вывозит на полигон в Красный Бор и бросает в химию для полного растворения. Во время Страшного Суда даже молекул твоих будет не собрать, а, впрочем, может, это и хорошо, а то все равно гореть тебе в аду за твои подлые делишки.

Парень зыркнул исподлобья, но ничего не сказал, слюни и сопли, перемешанные с кровью, текли ему на губы и подбородок. Он постоянно шмыгал носом.

Максимов взлянул на Ховрина:

– Подожди здесь.

Потом рывком закинул тело в багажник и куда-то уехал примерно на полчаса. Ховрин немного нервничал. Наконец появилась «теана».

– Поехали! – зевнул Максимов из приоткрытого окна.

Куда Максимов девал тело, Ховрин даже не поинтересовался. И вообще старался об этом не думать. Было ощущение, что он все глубже и глубже увязает в трясине ранее незнакомой ему страшной жизни.

Какое-то время ехали молча, потом Максимов сказал:

– В старые времена основным наказанием за более или менее серьезные преступления была смерть. Сейчас же преступникам строят комфортные тюрьмы, налогоплательщики оплачивают там пребывание маньяков и убийц. Боятся возможной судебной ошибки? Или в этом есть какая-то высшая идея? Странно это как-то. Раньше народу было мало, но никто никого не жалел. Сейчас людей – тьма-тмущая – один исчезнет и никто и не заметит. И миллиона, думаю, никто не заметит. И все неймется: уже начинают оживлять зародышей… Старый больной человек уже умер, отдыхает, встречается с ангелами, а его реанимируют. Странно это…

Ховрин ничего на это сказать не смог, только неопределенно хмыкнул.

Приехали на улицу Оптиков, запарковали машину и прошли через дворы. Само здание, указанное боевиком, судя по навигатору, находилось в одном из дворов. Там оказался какой-то офис – с виду необитаемый.

И тут появились двое мужчин. Оба были в кожаных куртках, плотные, обоим было уже лет, наверно, по тридцати или даже чуть больше – солидные люди, внушающие уважение, а в определенных ситуациях, даже и страх. Чисто выбритые, в вычищенных ботинках, – в коридоре за ними тянулся шлейф дорогого парфюма. Фамилия одного из них, блондина, была Коноплев. Кликуха его тянулась из первой ходки – Конопель. Было ему тогда восемнадцать лет. Сидел он за драку, точнее за жестокое избиение. Впрочем, всего-то одна эта ходка у него и была. Потом он кучу народу избил и ничего ему за это не было. Другого парня звали просто Саха. Выглядел он впечатляюще. Это было что-то вроде местной полиции в этом микрогосударстве.

– Чистые бандосы! – прошептал Ховрин, буквально притоптывая на месте, как лошадь перед забегом. Если бы не Максимов, он уже мчался бы прочь во весь опор – хрен догонишь!

– Поглядим, – процедил Максимов, внимательно глядя на подходивших страшил. Вид у него был как у мясника, поудобнее взявшего секач и прицеливающегося, как бы половчее разрубить очередную свиную тушу. Он даже чуть голову набок наклонил.

– Какого хера вам тут надо? – строго спросил блондин. – Кто вы, блять, такие? Хули тут делаете?

Строгость эта, впрочем, не произвела на Максимова никакого эффекта.

– Спокуха, братаны! Не кипешитесь, – сказал он развязным тоном, который Коноплев определил как сигнал «свой». – Малеха заплутали. Поворот не туда.

Пришлось возвращаться.

– Конечно, наказание должно быть соразмерным совершенному проступку, – между тем продолжил Максимов. – Меня батя в детстве ремнем лупил за двойки и всякие проделки, и это считалось нормальным, а сейчас ребенка вообще бить нельзя. Говорят, так правильно, но я в этом сомневаюсь: дети и животные при послаблении тут же садятся на шею. У меня приятель тренер по футболу в детской спортивной школе говорит, что он работает со «зверями». Я как-то был у него на тренировке – действительно, настоящий зверюшник! Есть вообще дети-психопаты. Потом они подрастают. Гормоны бьют им в голову, они безбашенные, им нравятся, что все их боятся и сторонятся. Это даже уже не волчата, а молодые волки, которым нравится вкус крови. Среди них нередко бывают спортсмены–недоучки. Они могут быть очень опасны, заводятся с полуоборота… Ага, вот и они. Ладно, гляди, только сам пока не лезь!

Максимов, слегка заплетаясь ногами, немного шаткой походкой, какая бывает у пьяных, подошел к группе подростков, которые болтались неподалеку, курили и поплевывали на дорогу. Завязался короткий диалог, потом Максимов, сказав им, видимо, что-то обидное, повернулся и пошел прочь. Подростки рванули за ним. Один сходу в прыжке попытался ударить Максимов кулаком по затылку, но, понятное дело, не попал. Завязалась схватка, в которой Максимов напоминал медведя, на которого напала свора собак. Собаки, впрочем, отлетали, падали и поначалу сразу поднимались, но потом вдруг вставать перестали. Это Максимов, видимо, посчитал, что представление несколько затянулось. Тут же какой-то женский голосок провизжал: «Полиция! Детей бьют!» Тетка со свекольным лицом рыночной торговки проскрипела прокуренным голосом без особых эмоций: «Так им, сволочам, и надо! Молодец, мужик!»

Еще через минуту они снова степенно шли и разговаривали. Потом сели в машину. Теперь за рулем был Ховрин.

Остановились на светофоре. В машине, стоявшей впереди, открылась дверь, водитель высунул голову и отхаркался на дорогу.

– Точно можно сказать: это полный мудак! – заключил Максимов. – Дверью по башке ему бы вьебашить! Правда и тогда не поймет.

«Он и по жизни такой», мысленно продолжил Ховрин.

В пятницу уже после девяти вечера позвонил сам Данилов.

– Витя? Ты мне нужен. Встречаемся через полчаса. Поедешь со мной. Мне нужно прикрытие со спины. – Ховрин, похоже, уже стал признанным специалистом по прикрытию тыла.

Оказывается, отправились искать обидчиков какой-то девушки, чьей-то дочери, по притонам. Сначала зашли в один из них возле Балтийского вокзала. Там было что-то вроде заброшенной коммунальной квартиры. Позвонили. Кто-то им открыл и тут же исчез. По очень длинному и темному коридору прошли на кухню. Кухня представляла собой что-то мерзкое – филиал помойки: окурки на столе и на давно не метеном полу. Всюду какие-то горелые кастрюли, мерцал включенный газ, в нос бил резкий запах ацетона или еще какой-то другой химии. И что самое страшное – повсюду валялись шприцы. Ступать нужно было осторожно – чтобы не наколоться. На столе лежало несколько шприцов с неизвестным содержимым, набранным из флакона. Присутствующие напоминали оживших мертвецов. Один совиными глазами уставился на Данилова. Из-за бородки Данилов на полицейского похож не был. И в то же время в нем было явно что-то не так: на простого обывателя он тоже никак не походил. Совеныш полез разбираться. Данилов захватил в ладонь со стола сразу два шприца, воткнул их ему в шею и разом нажал на поршни.

– Что за нах…– захрипел наркоман, отмахиваясь. Кровь из ранок текла двумя тоненькими струйками, как после укуса змеи, но ничего с ним пока не делалось.

– Больно, бля, сука! – проскрипел он, держась рукой за место укола. Потом сел на пол, по нему прошла судорога.

– Эк его колбасит-то! – пробормотал несколько озадаченный Данилов. Такой скорой реакции он вовсе не ожидал. В этот момент изо рта наркомана реально пошла пена.

Потом Данилов сказал озадаченно:

– Их тут нет.

– Кого? – спросил Ховрин.

– Тех парней. Это дочка моих хороших друзей. Они ее подпоили и использовали, понятно как, всей компанией. Теперь она встретила хорошего парня, тот предлагает ей выйти замуж, но эти сволочи ее шантажируют. Отец ее про это не знает. Мать просила меня помочь разобраться. Хотел с ними просто поговорить. Ладно, есть еще и второй адрес. Поехали туда…

Поиски продолжились. Минут через двадцать приехали на какую-то улицу недалеко от Обводного канала. Остановились у какого-то мрачного дома. Дом был явно трущобного вида. Вошли в темный подъезд, потом зашли в довольно затхлую квартиру на втором этаже. Ободранная дверь туда была не заперта, поскольку замок был уже раньше выбит с мясом. Данилов потянул носом, поморщился:

– Средние века ругают, что там якобы все у них было засрано говном и залито мочой и помоями. Вонь, мол, стояла ужасная. Это, я так думаю, они нынешней не нюхали!

Двинулись по коридору чуть ли не на ощупь – на голоса. Вошли в комнату. Там горел яркий свет и сидели пятеро каких-то совершенно гнусных парней – чистые бесенята. Один из них был абсолютно лысый, даже без бровей.

– Кто здесь у вас главный? – спросил, поморщившись, как от зубной боли, Данилов.

Бесенята захохотали:

– Во, и баклан приперся!

– Галямов где? Знаете такого? – спросил Данилов. – Мне сказали, что он может быть здесь.

– А на хера он тебе?

– А вы хули тут здесь делаете?

– Это, – лысый обвел рукой круг, – наш мир! Мы – его хозяева. А ты – просто хуй! Мы будем ебать и тебя и твоих баб! Ты мужик – никто. Сынка твоего на иглу посадим! Дочь – выебем по очереди! – Все дружно заржали. Среди них еще был один тип с явно ненормально маленькой головой – настоящий микроцефал. Смеялся он громче всех.

Ховрин ожидал от Данилова какого-то взрыва эмоций, трясущегося багрового лица, брызгов слюны, и эти типы видно ждали того же, явно провоцировали. К их изумлению, ничего этого не произошло. Данилов смотрел спокойно.

– Сегодня у вас, говнюки, очень важный день. Может быть, самый важный в вашей ничтожной жизни, – вдруг произнес он торжественным голосом, как говорят в ЗАГСе при регистрации брака.

Все как-то разом перестали галдеть и уставились на него.

– Чё ты, мужик, совсем охренел? Какой еще важный день? Выебка баб, выдача пиздюлей? – спросил лысый, и опять все заржали.

– Сейчас вы все умрете, – произнес Данилов обыденным, но таким страшным голосом, что все присутствующие, включая Ховрина, вдруг застыли и с ужасом уставились на него. – Хватит вам уже жить! Надоели вы всем до чертиков.

Возникла немая сцена типа «к нам приехал ревизор».

– Мент родился, – после паузы проблеял кто-то из бесенят, хохотнув. И это были его последние слова.

Раздался звук, будто отбивали кусок мяса для жарки стейка, и этот бесенок пропал из поля зрения. И кто это был? Как его звали? Зачем он жил и пил пиво? Так и осталось неизвестным.

– Ты чего, дядя, ебнулся? – еле выдавил один из четырех оставшихся бесенят, по инерции попытавшись хохотнуть, но это у него не получилось – он просто квохтанул по-куриному. Другой, пивший пиво и набравший его полный рот, пытался сделать глоток, но никак не мог это сделать. Пиво полилось у него из углов рта на грудь. «Мама», – только и прошептал он. Их всех вдруг охватил ужас и паника. Внутрь в комнату неизвестно откуда стал проникать холод. Даже Ховрин его почувствовал, словно заглянул в раскрытый холодильник.

– Мужик, мы пошутили, ты извини, по пьяни чего не бывает сболтнуть, прости нас, мы сейчас уйдем…– пролепетал любитель пива, так и не вытирая подбородок, с которого капало.

– Да я…– взбодрился, однако, микроцефал, подскочив к Данилову, но, получив короткий страшный удар куда-то под ухо, тут же рухнул на пол и замер там без всяких признаков жизни. Ховрин не мог поверить, что можно так просто одним ударом убить человека. Другой рванул, было, к выходу, но проскочить не успел – Данилов ухватил его за шею, крутанул – раздался отвратительный хруст. Двое оставшихся тоже были убиты голыми руками в один миг и самым жестоким образом: одному Данилов ребром ладони просто сломал горло, другому вывернул голову лицом назад. Это было что-то похожее на особое боевое искусство, однако, напрочь лишенное какой-либо зрелищной красоты, а лишь внушавшее животный ужас. Ховрин испугался, что Данилов и его прибьет заодно как свидетеля. Однако Данилов только хмуро поинтересовался:

– Ничего тут не трогал?

Ховрин лишь покачал головой, сказать он ничего не мог: внутри его что-то заклинило. Он только мявкнул. Данилов же продолжил:

– Видал технику? Учили такому? Нет? Знаешь, чем хорош этот способ? Нет крови! Еще раз спрашиваю: ничего тут не трогал?

Ховрин говорить еще не мог, только помотал головой.

– Уверен?

– Да! – голос у Ховрина, наконец, прорезался.