Телохранитель

Кокосов побледнел, губы его шевелились, он силился что-то сказать, но он не находил слов. Он напоминал выброшенную на берег рыбу.

После перекуса поехали дальше. На этот раз машину вел Максимов. Он сказал:

– Мужик убивается из-за телки. А я тебе вот что скажу. По большому счету все женщины сделаны одинаково. Я спал с самыми разными: и с татарочками, и с евреечками, и негритяночка однажды была – по сути одно и то же, те же реакции, такое же строение тела, различия, в общем-то, незначительны и непринципиальны. Все периодически впадают в истерику, любят поскандалить, развести на деньги, золотые побрякушки, цветы, поговорить в постели после секса и чтобы приласкали. Но на деле, увы, нужна только одна женщина – любимая. Только тогда жизнь в кайф! И если этого нет, то все – зря. Разница в сексе просто с женщиной и с любимой женщиной просто колоссальна.

И тут же по вождению:

– Все ездят по-разному, это надо учитывать и не расслабляться. Гляди, как эта тетка вообще едет: в одной руке сигарета, мизицем рулит, в другой – телефон. Трещит по нему нетрывно. Это обычный женский стиль.

В это миг большой черный автомобиль пронесся на огромной скорости, меняя полосы движения, не включая указателей поворотов.

– Это – «шашечник». Однажды он непременно вмажется, Еще и унесет за собой кого-нибудь на тот свет. А если выживет – будет кипятиться, лезть на рожон, что не виноват, что он один мастер, а вокруг никто не умеет водить. Такие психопаты будут провоцировать тебя на гонки. Никогда в этом не участвуй. Цель движения: доехать до нужного места целым. Самоутверждаться на дороге не нужно.

Какое-то время ехали молча, наблюдая за движением. Потом Максимов добавил:

– «Шашечники» в большинстве своем по жизни психопаты. Вон-вон-вон, гляди, полетелел… Херак! Бля! Вот и получил! Лед же утром на дороге, как раз у обочины. И поделом…

Сам он, впрочем, тут же сбавил скорость.

– Знакомый один, – далее рассказал Максимов, – как-то попал в спорную ситуацию типа этой, но у него была запись видеорегистратора. Он решил приберечь козырь напоследок, казалось бы – зачем? Точнее у него самого поначалу ничего не было, но кто-то заснял со всеми номерами все, как на сцене, и выложил чуть позже в Интернете на сайте «авто.ру». Знакомые увидели, позвонили: «Серега, твоя тачка!» Он довольный идет в суд, предлагает посмотреть судье, а судья говорит: я не собираюсь учитывать данные этого видео, причем их тут же и просмотрев. Вопиющее беззаконие! Знакомый подал аппеляцию уже из принципа, и снова – ничего! Нажали уже через все рычаги – откуда я про это и знаю-то, – и после этого разошлись миром: никто и никому, но в человеке рухнула вера в правосудие, ему словно плюнули в лицо. И в этот момент он стал ненавидеть Россию. Интересно, что поговори мы с судьей в нейтральной обстановке, можно было бы узнать и другую точку зрения, которая, может быть, нас и убедила. Типа интересы государства и прочая херня…

По дороге домой заехали на Хасанскую улицу в «Ленту», купили там продуктов для Максимова. Ховрин и себе взял немного фруктов и бутылку чилийского вина, которое посоветовал Максимов.

Вышли на стоянку. Там закипала драка. Максимов с Ховриным подошли посмотреть. Не понять было кто прав, кто виноват. Наверно кто-то кому-то не уступил. Положили продукты в багажник.

На парковке между тем происходила какая-то серьезная буча, склока. Максимов прямиком направился туда. Он был большим любителем скандалов и сунулся посмотреть и поучаствовать. Две группы молодежи там собирались драться из-за сущей ерунды: кто-то кого-то подрезал. Те, кого, якобы, подрезали, были помоложе и многочисленнее подрезавших: небритые, в вязаных шапках, коротких куртках и грязных джинсах. Надеть на них маски-балаклавы и можно сразу ехать грабить банки. Подержаная приземистая черная «бэха» с тонированными стеклами очень хорошо для этого подходила.

Этим ребятам Максимов почему-то сразу не понравился, но пыл их тотчас несколько угас. Все внимание нападавших внезапно переключилось на Максимова. Самый небритый и с виду самый бывалый подошел поближе, словно принюхался:

– Тебе чего, мужик? Чего ты тут гонишь?

«Рыбак рыбака видит издалека» – подумал Ховрин, слегка напрягшись. И тут увидел, что у Максимова делается терминаторское лицо. Небритый инстинктивно сделал шаг назад и зашарил рукой по бедру, пытаясь залезть в карман. И Максимов это тоже заметил. И мужик увидел, что Максимов человек опытный и готов к нападению.

Дуэль взглядов продолжалась буквально секунды. Наконец «шакалы» сели в свою БВМ и с визгом колес умчались. От них в воздухе остался запах горелой резины, как запах ада. Оставшиеся потрепевшие – с виду обычные студенты – стояли, отдыхиваясь от пережитого напряжения.

Это был один из феноменов Максимова. Ховрин вспомнил слова Данилова: «Идеально выигрывать схватку без боя».

Сели в «теану», за рулем теперь снова был Ховрин, поехали к выезду с парковки. Там образовалася небольшой затор. Из окна машины впереди высунулась волосатая, заросшая шерстью совершенно обезьянья рука, только что с окурком. Стряхнув пепел, она убралась обратно. Интересно было бы посмотреть на самого примата, но машина стремительно унеслась и затерялась где-то впереди в потоке.

Потом уже во сне Ховрин все продолжал рулить и нажимать на педали.

Утром пару раз позвонил Вике, но она не отвечала. Потом все-таки взяла, буркнула: «Я занята», – и отключилась. С ней такое бывало.

У Вики были на будущее какие-то свои грандиозные планы. И Ховрина в этих планах, судя по всему, не было.

– Погуляю еще годика три и выйду замуж за олигарха! – сказала она как-то подруге. Та с удовольствием передала эти слова Ховрину. Тот воспринял это как шутку – слишком фантастично звучало: где ты возьмешь олигарха?

Вика работала в автосалоне красивой девушкой-администратором, которая стоит у дверей и, очаровательно улыбаясь, спрашивает посетителей, куда они идут, и потом вызывает нужного менеджера, приносит клиентам чай-кофе. Там у нее тоже вроде бы был какой-то служебный роман. До Ховрина доходили только отголоски этого романа, хвосты телефонных звонков и обрывки брошенных мимоходом фраз.

Она, возможно, надеялась там подцепить кого-нибудь из богачей, но пока не получалось. Все свободные и симпатичные богачи уже купили свои «Лексусы». Приходили какие-то животные в человечьем обличии, вызывавшие лишь омерзение. Она стала подозревать, что это вряд ли то место, где даже в перспективе можно найти мужа, он же – генеральный спонсор. Имелся в поле зрения один парнишечка, у которого был богатый папаша. Выяснилось, что у того имелся дом в Монако. Поначалу его содержали как дачу и жили там лишь в сезон с апреля по ноябрь, теперь же собирались переезжать туда на постоянку, поскольку младший ребенок должен был идти в школу. Там косяками кишели «феррари» и «ламборгини», всюду слышалась русская речь. Лично для Ховрина этот мир был лишен какой-либо реальности и был чем-то вроде закудыкиных гор и сказочного Синегорья.

Настя, которая приехала в Питер из Рязани и тоже работала там же, в «Лексусе», с Викой не соглашалась:

– И здесь можно хорошо жить! Найти бы только любимого человека…

Романтичная была девушка. Огненно рыжая.

– Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Тогда ты и в Питер не переезжай – сиди в своем Свиножопинске! – отрезала ей Вика. – А мне тут зимой солнца не хватает. Я в Монако хочу! – Она почему-то запала на Монако.

Еще, кажется, в седьмом классе с ней произошла одна очень неприятная история, которая до сих пор продолжала на нее морально давить. Дело было в том, что Вика с раннего детства занималась художественной гимнастикой и имела в этом спорте серьезные перспективы. Ее даже пригласили кандидатом в сборную России. Однако с оговоркой: тренер сказала, что, мол, будете тренироваться за свой счет, все оплачивать. Денег у матери Вики на это дело не было: они и так постоянно все до этого оплачивали и еле-еле справлялись. На этом со спортивной карьерой у Вики было покончено. И они продавали через Интернет ранее с трудом обретенные и теперь ненужные уже костюмы. Вика эту ситуацию пережила очень болезненно. Она вдруг почувствовала себя бедной, входящей в другой – низший слой общества.

И еще одно, как болезнь, давно глодало ее изнутри. Школьная подруга ее, Наташа Исаева, полгода назад уехала работать в Нью-Йорк моделью, где сначала получила контракт на пятьдесят тысяч долларов за два месяца работы, а потом этот контракт ей продлили. И это еще был только гарантированный минимум. Вику это задевало чисто по-женски:

– Я что, хуже ее? – тут же пыталась полураздеться и принять позы, которые она считала модельными, но которые больше подходили уличным проституткам.

И верно: в действительности Наташа Исаева была с виду девочка невзрачная, тонкая, светловолосая, у нее даже были прыщики на подбородке. Однако Ховрин видел рекламу, где она снималась: было в ней что-то необычно притягательное, что и заметили рекламщики. А прыщики легко удалялись фотошопом или маскировались пудрой. Прошлой осенью за три дня съемок в Лос-Анджелесе она заработала целую кучу денег.

– Блин, да это моя зарплата за шесть лет! Что я – хуже ее? Скажи? – не могла успокоиться Вика.

– Не хуже! – совершенно искренне отвечал Ховрин, надеясь, что Вика сегодня даст с ней переспать.

Впрочем, Наташа совершенно не зазнавалась, но уже, как исполнилось восемнадцать лет, ездила на дорогой машине, одевалась только от известных модных домов, и Вику это тоже доставало:

– Представляешь, у нее одна только сумочка стоит две тысячи евро! – кипела она. – Она просто подиумная прошмандовка! Дает кому-то! – психовала Вика, но и сама в это не верила.

Три следующих дня Ховрин Катю Гарцеву не видел: у нее болело горло, и она сидела дома. Ховрин, соответственно, тоже отдыхал. На второй день вдруг почувствовал, что соскучился по Кате. Сосущее ощущение душевного голода не покидало его все это время. Потом, наконец, позвонил Валерий Константинович: «Приходи завтра в обычное время в школу», – началась работа. Увидев Катю, Ховрин вдруг вздрогнул – это было необычное и совсем новое ощущение, которое он попытался сохранить в себе подольше. Поездку в Торжок из-за концерта перенесли на следующие выходные.

В субботу вечером сидели у Вики, пили чай, смотрели телевизор. Шел какой-то концерт. Ховрин пытался переключить на спортивный канал, Вика же ругалась и не давала. В девять часов пришла Грушевская-Груша, вся расфуфыренная, раскрашенная, сверкающая блестками, как елочная игрушка. Она собиралась в клуб, в предвкушении подпевала и подтанцовывала. Решили идти с ней. Долго ждали Вику, которая никак не могла выбрать, что надеть, засела в ванной. Потрепались о том о сем с Грушей. Груша в самое ближайшее время собиралась заняться большим теннисом и ходить на «Губернаторские корты», что на Крестовском острове: их посещало много богатых мужчин, был реальный шанс познакомиться, но и тут ей нужен был спонсор, потому что и тренер, и корты стоили очень дорого, опять же ракетка и кроссовки – куда ж без них. И даже тут нужен был начальный капитал. Привстав на цыпочки, сунула руку на секретер. Там у Вики были спрятаны сигареты – для гостей, кому невмоготу. Сама же Вика не курила, поскольку была убеждена, что курение сильно старит кожу. Это она видела по своей родной тетке. Грушевская же баловалась тонкими ментоловыми сигаретами. Вика обычно морщилась, махала ладонью перед лицом.

С полчаса наверно прошло. Наконец появилась совершенно блистательная Вика.

В клуб добрались только в десять вечера. Там оказалась куча знакомого народа, табачный дым стоял столбом, аж глаза слезились. Потусили очень хорошо. Груша чуть не подралась с какой-то девицей, потом жестко напилась и вцепилась в какого-то парня. С ним куда-то и отвалила на такси, только махнув рукой на прощанье. Это было в ее стиле.

Домой вернулись в полчетвертого утра. До пяти покувыркались еще в постели с Викой. Потом словно разом выключились. В восемь Ховрин с трудом разлепил глаза. Со стола слышалась нудная мелодия телефона и жужжание вибрации. Посмотрел на номер, «абонент неизвестен». Это оказался Максимов:

– Можешь говорить?

– Могу! – прохрипел Ховрин, с трудом приходя в себя.

– Ты дома?

– Не совсем – у подруги! – несколько замялся Ховрин, перейдя на шепот. Вика спала рядом как всегда голой попой кверху, раскинув волосы по подушке и с полуоткрытым ртом.

– Это где? – спросил Максимов.

– На Бутлерова. – Сразу и не смог вспомнить номер дома. Аптека «Зеленый мир» там на первом этаже, а номер из головы выпал.

– Знаю я этот дом, – сказал Максимов после некоторой паузы. – Собирайся. В десять буду ждать тебя напротив аптеки.

Ховрин вышел из дома без десяти. Сверкающий черный «Ниссан теана» остановился рядом с ним ровно в десять. Опустилось стекло. Максимов из салона кивнул на пассажирское место: «Садись». Он был в машине один. Сразу резко тронул с места. Какое-то время ехали молча. Остановились на светофоре, потом Максимов, взглянув на Ховрина, спросил:

– Проснулся?

– Нормально.

– По девчонкам бегаешь? – ухмыльнулся Максимов. – Это хорошо. Так и надо.

Ховрин на это ничего не ответил.

– Сейчас заедем домой к Данилову, там типа будет планерка, потом уже сядешь за руль.

Максимов вел машину спокойно, ровно, без рывков и в то же время стремительно.

– Характер человека можно определить по манере вождения. Например, вон тот фордец рыскает туда-сюда, не включая поворотников, резко набирает скорость и тормозит, встает прямо на пешеходном переходе: водитель – явный психопат. А вот другой, который выкидывает окурки в окно, или, вон тот, который, открыв дверь, харкает на дорогу. Отхаркаться и наплевать на дорогу верный признак глубокого мудака, – прокомментировал Максимов. – Это многое говорит о человеке: поверь, он и в жизни такой. Или вон «зубило» с наклейкой на багажнике «Гера». Сразу понятно, что этот самый Гера – полный мудак…

В этот момент «теану» подрезали, Максимов догнал наглеца, посигналил, замигал фарами. Впереди идущая машина резко отстановилась, оттуда, распахнув и оставив открытой дверь, выскочил довольно высокий и плотный чернявый парень, рванул к «теане», но, увидев Максимова, вдруг побежал совсем в другую в сторону – через сквер в подворотню.

– Почему он свалил? – удивился Ховрин.

– У него уже есть опыт, – ухмыльнулся Максимов, – и он принял единственно правильное решение. – Потом после паузы добавил: – Ты не поверишь: мы уже однажды встречались.

Минут через пять ситуация повторилась уже с черным внедорожником. Оба автомобиля встали, едва не коснувшись.

Открылась дверь внедорожника, оттуда секунду спустя образовался здоровенный детина, которому очень бы подошло прозвище Кабан. Не закрывая машины, вразвалку он направился к «теане». Появилось и второе животное. У него из ворота черной кожаной курки торчала сужающаяся кверху непропорционально маленькая бритая голова, напоминающая дыню «торпеду».

Максимов глухо выругался и отстегнул ремень безопасности. Потом медленно вышел из машины, поправил куртку. На подходящих он не смотрел. Ховрин замер, не зная, выходить ли на подмогу или лучше не вылезать вовсе, оставаться на месте. Команды не было. На всякий случай он тоже отстегнул ремень и приоткрыл дверцу. Со страху у него замерзли кончики пальцев на руках и на ногах.

– Ты чего, мужик, охренел? – словно выхаркнул первый громила, примериваясь для размаха и удара.

Буквально сразу раздались чавкающие звуки, словно на кухне молотком отбивали мясо для стейков. Через миг «кабан» лежал, раскинув руки, и хрипел. Второй с головой – «торпедой» ринулся вперед, как бык на корриде, но тоже был свален чем-то тяжелым по голове, и, пошатавшись, тяжело лег тут же, но уже лицом вниз. Он напоминал подстреленного сонными пулями слона.

Максимов, слегка запыхавшись и тряся кистью правой руки, сел в машину:

– Вот, черт! Второй крепкий оказался. Кило сто десять весит наверняка. Даже больше. Руку отбил.

В это время парень с дынной головой начал медленно подниматься. Максимов опять чертыхнулся, снова вышел из машины, достав из-под сиденья маленькую резиновую дубинку. Со всего маха врезал ею парню по бритому затылку. Тот рухнул лицом вниз.

– Теперь вроде все! – Максимов сунул дубинку назад, сел в машину, пристегнулся ремнем, ткнул кнопку «Старт». «Теана», заурчав, рванула с места.

Настроение Максимова вдруг резко улучшилось.

– Даже полегчало, а то с утра был какой-то депресняк… Хорошо начался день!

Тут сзади истошно замигал фарами большой черный «Мерседес». Максимов, глядя в зеркало заднего вида, сделал некоторую паузу, потом, включив поворотник, ушел в сторону, уступив дорогу. «Мерс», однако, решил поучить «тошнота»: вильнул в его сторону, и сделал это зря, поскольку Максимов здорово разозлился. «Теана» резко набрала скорость и села на хвост «мерсу», замигала, засигналила.

– Это и называется «посылать лучи поноса»? – пролепетал Ховрин, вжимаясь в кресло.

Расстояние между машинами было всего-то метра два, а скорость под сто двадать. Страшновато. Никакие американские горки и в сравнение не идут.

Наконец, остановились на светофоре. Передние двери «мерина» распахнулись разом с обеих сторон. Вышли сразу четверо. Один из вышедших, вроде водитель, открыл багажник, достал оттуда бейсбольную биту.

«Пиздец лобовому стеклу!» – вспыхнуло в голове Ховрина.

Максимов в этот момент уже расстегнул молнию на куртке и вытащил из подмышечной кобуры пистолет. Выражение его лица было веселое, зубы оскалены. Он вышел из машины.

Они, все четверо, вдруг остановились как в игре «замри» – увидели оружие. Никаких сомнений, что мужик будет стрелять, ни у кого из них не было. Ни слова не говоря, они почти синхронно сделали по шагу назад, потом повернулись и быстро, не оборачиваясь, пошли к своей машине. Тут же и уехали.

– Жаль, – пробормотал Максимов, – я бы с удовольствием убил их всех. Я уже все просчитал: по одному выстрелу в голову. Думаешь, уложился бы в пять секунд?

Даже с некоторым сожалением он сунул пистолет обратно в кобуру.

Ховрин только промычал что-то невнятное.

– Что я сделал неправильно? – спросил Максимов Ховрина пару минут спустя, слегка запыхавшись, и нажимая кнопку «старт». Ответил сам: – Таких дебилов надо пропускать и тут же забыть. Это все придурки и психопаты, мелкие хищники – осколки девяностых. Они слов, увы, не понимают.

Потом Максимов повернул на забитый машинами проспект Д-ва. Там он лоб в лоб уперся в черный внедорожник «Лексус», который, пересекши двойную сплошную линию, обгоняя свой поток, пер по встречке. Этот автомобиль воспринимался как хищный зверь, вышедший на охоту и не признающий законов стада. Встретились с ним лоб в лоб.

Оттуда с места пассажира вышел мужчина в темном костюме, белой рубашке с галстуком, подошел, постучал в стекло:

– Убери машину!

– С чего это вдруг? Это ты на встречке. Я – на своей полосе. Хочешь – вызывай ДПС! – меланхолично ответил Максимов.

– Ты, мужик, не понимаешь ситуации, – начал мужчина.

Однако, поглядев на Максимова, он вернулся к себе в машину, и это хищное механическое животное, казалось, рыча (дизель), сдало назад, включило поворотники и втиснулась в свой поток. Не исключено, что потом он снова вылез сразу позади Максимова и продолжил свой путь по встречной полосе, плюя на всех, но этого они уже не видели.

– Что это за люди? – поинтересовался Ховрин.

– Не знаю. Может, сами они, по большому счету, и никто, но кто-то в полиции или наверху у них точно есть.

Через двор было не проехать: там растопырилась открытыми нараспашку дверями машина, рядом с ней стоял крик и гомон. Шла какая-то разборка пьяных.

– Вот они, короли мира: два гопника и две пьяные прошмандовки! – с досадой прошипел Максимов.

Действительно это были автомобильные гопники. Орала музыка, тут же они пили пиво прямо из горлышек бутылок. Один отошел помочиться к забору.

– И где же сознательные граждане? В Германии тут уже давно была бы полиция. Хочешь посмотреть на нормальную активную гражданскую позицию? Как это должно быть? – спросил Максимов.

Он вышел из машины и направился к гулякам.

– Молодой человек, будьте любезны, уберите с дороги машину. Пожалуйста! – обратился он к ближайшему пивному человеку, застегивавшему ширинку.

– Чё, блядь? Пшел нахуй!

«Я ж говорил!» – пробормотал Максимов.

– Эй, урод! Быстро убрал машину с дороги! – взорвался он несколько искусственно.

– Чё, бля? – оторопел парнище. У него было выражение быка на корриде.

От удара в лицо он улетел на капот своей же машины, разбив затылком лобовое стекло, и съехал на землю.

– Быстро! Завел – уехал! – проревел Максимов.

Тот поднялся с окровавленным подбородком и, шатаясь, двинулся на Максимова. Он напоминал раненого медведя, и в этот миг в нем не было ничего человеческого. Данилов, сделав обманное движение-замах правой рукой, ударил его левым кулаком в печень. Тот рухнул на колени, его стало рвать чем-то желтым и пенистым – вероятно тем же пивом.

– Ты не понял? – брезгливо навис над ним Максимов. – Я вернусь через пять минут, и чтобы твоей машины здесь не было!

Бычара был в сознании, плевался кровью и рвотой, пускал пузыри.

Второй в этот момент полез из машины, Максимов, почти не глядя, стукнул его дверью – «закрыл» – попало и в голову и по ногам, – классика дорожного боя. Этого было достаточно, чтобы парень ввалился назад в салон и заверещал. Потом Максимов вернулся к «теане».

– Вот это, я считаю, нормальная гражданская позиция. Они неисправимы, понимают только силу.

На задней передаче отъехали назад, запарковались в отдалении.

Минут через пять подъехал вызванный кем-то наряд полиции.

– Надо же, – удивился Максимов, – сработало: кто-то все-таки позвонил!

У гопников начали проверять документы, обхлопывать карманы и пояса. Один стал дергаться, ему надели наручники, начали запихивать в патрульную машину. Девушки, тоже нетрезвые, пытались этому помешать, но полицейские их отпихнули.

Смотреть дальше не стали. Пришлось сдавать задом, ехать в объезд.

Далее уже ехали до самого дома без приключений.

– Опоздали, – укорил их Данилов.

– Извините, – буркнул Максимов.

Но на другой день без приключений не обошлось.

Максимов на дух не переносил всяческих блатных и приблатненных типов и типчиков. И еще он люто ненавидел гопников. Он, когда издали видел гопников, как охотничий пес, вставал в стойку: как бы набить им рожу. Пытался специально их задеть, те, конечно, взвивались, и тут же получали по рогам. Положительным моментом таких стычек было то, что гопники никогда не обращаются в полицию и другие официальные учреждения, разве только в травмпункты и в больницы, а там обычно говорят, что сами упали – поэтому с ними можно делать что хочешь, понятно, только не убивать.

Тут они попали на какое-то кишение гопоты. Ховрин так рассказывал: «Примерно такое, как однажды в сарае поднял за ухо дохлую кошку, а там с другой стороны сплошь кишат опарыши. Так и тут. Пиво, что ли, там давали бесплатно?»

– «Ад пуст. Все бесы здесь!» – сглотнув, пробормотал Максимов.

– Че ты там вякаешь? – встрепенулся паренек с мутными глазками.

– Не бери себе в бошку – это Шекспир, – вяло отмахнулся Максимов.

– А? Что? Хули? – вытаращились уже все.

– Как ты меня назвал, сука? – осклабился желтыми зубами самый большой из гопников, скошенным лбом напоминающий неандертальца из учебника истории. Он придвинулся.

Ховрин нанес ему быстрый и страшный удар в голову, на который тот даже не среагировал, а просто улетел в другой конец площадки, там с грохотом упал и больше не двигался. Ховрин не успел испугаться, как вдруг сбоку ему в голову вылетела нога в тяжелом ботинке. Ховрин поймал этот ботинок в блок буквально в сантиметре от своего лица. Он даже ощутил запах обувного крема, грязи, пота и собачьего дерьма, исходящий от этого ботинка. Потом подсек опорную ногу, сунул кулаком в пах, отпихнул обмякшее тело на землю.

Почти бежали с той площадки, провожаемые проклятиями и свистом гопников. Вдогонку прилетела одна пустая пивная бутылка. С хлопком разлетелась, ударившись о дорогу.

Вошли в какую-то боковую дверь, поднялись по пыльной цементной лестнице, которая казалась недостроенной. Тут пахло краской.

– Подожди-ка здесь, – сказал Максимов и куда-то ушел.

Тут было что-то вроде закрытого паркинга. Это было закрытое для обзора место, словно специально выбранное для «стрелок», тайных переговоров и убийств. Никаких камер наблюдения видно не было. Мгновенно оказавшийся возле Ховрина человек попытался ударить его ножом в поясницу и чертыхнулся, поскольку нож проскочил мимо. Реакция у Ховрина и на этт раз сработала. Однако стоять против вооруженного ножом противника было непривычно и жутковато.

И тут возник Максимов. Он без слов сначала одним рубящим ударом выбил у нападавшего нож (Ховрин подумал, что такому надо обязательно научиться), потом коротко ударил его кулаком. Парень оказался на полу.