Смерть на Кикладах. Сборник детективов №3

Храм Панагия Экатонтапилиани, Парос.

– А почему «стовратная»? – спросил Алекс, остановившись и внимательно рассматривая храм.

– Считается, что у храма – а там не только церковь, но и баптистерий, даже монастырский двор с кельями – ровно девяносто девять открытых дверей. А есть одна тайная, скрытая от общего взора, – пояснил Манн. – Так вот, по легенде, сотая дверь обязательно явится православным верующим сразу же после того, как Константинополь снова станет православным. И откроет им божественные тайны, что пока скрыты. Но ты же понимаешь…

– Ясно, – кивнул Смолев. – Думаю, что это произойдет не скоро. Боюсь, «наши турецкие партнеры» – как говорят политики – не согласятся отдать Стамбул Греции за «здорово живешь» и только ради того, чтобы у храма открылась еще одна дверь. Видимо, еще тысячи полторы лет придется подождать.

– А эта церковь никуда и не спешит, – кивнул Манн, заходя в таверну и выбирая столик в тени. – Мы все уйдем, а она будет стоять, как стояла. Она-то не спешит, а вот у нас с этим делом, Саша, сроки начинают поджимать. Девочка, меню принеси нам, красавица, будь добра! И кувшинчик белого вина домашнего сразу, – обратился генерал по-гречески к официантке в таверне у самой кромки морского прибоя, когда они уже уселись на удобные плетеные стулья за стол, застеленный белоснежной скатертью.

Когда улыбчивая черноглазая гречанка принесла меню и поставила на стол запотевший глиняный кувшин с вином, Виктор Манн довольно крякнул и разлил вино по бокалам.

– Ну, Саша, будем здоровы! – он поднял свой бокал и с наслаждением его пригубил. – Уф-ф-ф, жарко… Холодное вино сейчас в самый раз! Ты давай выбирай! Я их меню наизусть знаю.

Смолев быстро пробежался взглядом по меню. Морепродуктов, пожалуй, у них больше: кальмары, каракатицы, осьминоги, лобстеры, креветки, мидии, одной рыбы девять сортов… Все есть: сибас, морской окунь, солнечник, рыба-меч, акула, барабулька, кефаль, даже треска в кляре с чесноком и стейк из тунца. Он вспомнил, что за всей этой неразберихой с найденным катером они с Петросом и Соней так и не обсудили с капитаном Василиосом, где же им найти поставщика морепродуктов на ближайшее время, пока Никос не ходит в море. Вопрос решать надо срочно, иначе уже послезавтра на кухне «Афродиты» морепродукты закончатся. Он вздохнул и отодвинул меню.

– Что вздыхаешь, выбрать не можешь? – превратно истолковал его действия генерал. – Возьми креветки, они прекрасны! Я всегда беру двойную порцию. Они уже очищены, пожарены в оливковом масле на гриле с чесноком.

– Давай креветки! – легко согласился Смолев. – Так что с найденным катером, кто им сейчас занимается?

Генерал Манн быстро сделал заказ. Улыбчивая гречанка умчалась на кухню.

– Портовая полиция Пароса, – ответил Виктор, повернувшись к другу. – И еще один полицейский чин, что прибыл сегодня утром на Парос из Афин в командировку из столичного департамента полиции. Вернее, – прибыла. Будет вести дело от лица уголовной полиции, пока наш бравый Антонидис в отпуске. Не хочется его отзывать, пусть отдыхает.

– Это «она»? Кто такая? – удивился Смолев. – Дусманис мне что-то говорил, но был уверен, что пришлют «опытного оперативника со стажем». Ты, вроде, коллег из столичного департамента не сильно жалуешь?

– А она и есть… м-м-м… «опытный оперативник», – неразборчиво произнес Манн с набитым ртом, старательно жуя, после того, как окунул ломоть свежего хлеба с хрустящей корочкой в оливковое масло в миске, что стояла перед ним, и отправил его в рот. Прожевав, он, наконец, ответил вразумительно: – Единственная персона из всего департамента, к которой я испытываю искреннее уважение без каких-либо оговорок. Даже, я бы сказал, не менее искреннюю личную приязнь… Но, поскольку человек я давно и безнадежно женатый, ограничусь уважением. Зовут Медея Иоанниди, тридцать восемь лет. Капитан полиции, заместитель начальника столичного «убойного отдела», следователь по особо важным делам. Специализируется на организованном криминале. Несколько раз я пересекался с ней по делам службы, дважды пришлось даже поработать вместе. Молодец девочка, ничего не скажешь: умная, хваткая, с характером, – в общем, профессионал! Отец и брат у нее тоже полицейские. Такая вот династия. Я вас познакомлю. О, вот и креветки!

Официантка поставила перед ними большое дымящееся блюдо с креветками, две тарелки, плошки с чистой водой, в которой плавали дольки лимона – для рук, и, пожелав им приятного аппетита, отошла к другим посетителям – супружеской паре с ребенком, только что зашедшим в таверну и расположившимся за столиком в углу.

Через полчаса блюдо с креветками опустело. Генерал Манн заказал два кофе, тщательно вымыл руки в лимонной воде, вытер их насухо и достал из внутреннего кармана пиджака несколько сложенных вдвое листов с текстом, напечатанным на лазерном принтере. Алекс успел заметить многочисленные пометки перьевой ручкой, сделанные генералом от руки.

Алекс терпеливо ждал, пока Виктор соберется с мыслями и начнет разговор по существу.

– Ну, а теперь давай разложим все по полочкам, – произнес генерал, отхлебнув кофе и устало потерев большой выпуклый лоб. – Сперва немного истории, чтобы ты понимал, откуда «ноги растут». Есть у мафии такая романтическая легенда, что жили на свете три брата, три странствующих благородных испанских рыцаря: Оccо, Мастроссо и Карканьоссо. Однажды они были вынуждены отомстить за поруганную честь сестры и убили ее обидчика, за что были заточены местным герцогом в подземелье одного из итальянских замков почти на тридцать лет. Во время заключения братья не теряли времени зря. Став, как сейчас бы сказали, «криминальными авторитетами», еще в тюрьме они основали три мафии: Оссо основал Коза Ностру – переводится как «Наше дело» – в Палермо на Сицилии; средний брат, Мастроссо – Ндрангету, что в переводе с греческого звучало как «отвага» – в Калабрии на юге Италии; а младший брат Карканьоссо – неаполитанскую Каморру. Там же, в тюрьме, братья якобы разработали и самый главный закон мафии – Омерту, «закон молчания», основу всех мафиозных кодексов. Всем ясно, что это мифология, но главное, что хотят подчеркнуть этой легендой вербовщики мафиозных кланов, – это важность такого понятия как «честь семьи», почти родственную связь всех мафий и принципиальное значение Омерты. Такие вот, понимаешь, «рыцари без страха и упрека»!

– Очень любопытно, – внимательно слушая друга, Алекс добавил в черный кофе молока, два кусочка сахара и, задумчиво помешивая кофе ложечкой, поинтересовался: – Как ты говоришь? Ндрангета? Никогда не слышал. Продолжай!

– Вот, послушай дальше! Понятно, что в реальной жизни мафия выглядит совершенно иначе, чем в сказках о благородных рыцарях, вступившихся за честь сестры. И хотя у всех трех группировок итальянские корни, они давно ведут операции по всему миру. Неизменно одно: их штаб-квартиры. У Козы Ностры – Палермо, у Ндрангеты – Реджио ди Калабрия, а у Каморры – Неаполь. Впрочем, поправлюсь, еще один фактор тоже не менялся веками: мафия всегда там, где можно заработать деньги. Любыми способами, даже самыми кровавыми и бесчеловечными. Вымогательство, рэкет, грабежи, контрабанда спиртного, махинации со строительными подрядами, проституция, – все то, с чего они начинали. В наше время прибавились наркотики, оружие, вплоть, – да, не удивляйся! – вплоть до баллистических ракет и ядерных боезарядов, торговля «живым товаром», человеческими органами в том числе. Масштабная торговля артефактами, что вывозятся потоком из таких стран как Греция, Ирак, Сирия и Египет. Борьба с мафиозными группировками ведется уже не одно столетие, но пока все без толку! – генерал Интерпола раздраженно махнул рукой и долил себе и другу в бокалы вина из кувшина.

– Почему? – удивился Смолев. – Если все знают, где их штаб-квартиры, их главарей, чем они занимаются, почему не пресечь всю их деятельность?

– Пытались неоднократно, – кивнул генерал. – Арестовывали десятками главарей, их помощников, простых исполнителей. На какое-то время деятельность кланов приостанавливается, но вскоре возобновляется с новой силой.

– Почему это происходит?

– Тут есть несколько факторов, Саша, насколько я смог понять, – генерал снова потер лоб. – Во-первых, сами мафиозные кланы структурированы настолько четко, что у каждого члена есть своя функция и задача. Своя «колокольня», выше которой он просто не видит, да и о делах «семьи» в целом ничего не знает.

– Ну да, по примеру резидентуры: знает только своего непосредственного начальника, от которого и получает инструкции, – кивнул Смолев задумчиво. – Больше не знает никого, не говоря уже о высших чинах. Так, что ли?

– Точно! – подтвердил генерал Манн. – И так на каждой ступеньке этой лестницы. Поэтому собрать доказательную базу на главных действующих лиц всегда неимоверно сложно, на это уходят часто годы, а то и десятилетия! Во-вторых, многие кланы, используя подкуп и шантаж, настолько проросли внутрь общества, как раковая опухоль, что среди членов Ндрангеты или Коза Ностры есть и адвокаты, и судьи, и прокуроры, чиновники, высшие военные чины, даже члены правительства! И эти замаскированные члены мафии делают все, чтобы замедлить, затормозить борьбу с криминалом.

– Неужели настолько сильный саботаж?

– О чем ты говоришь! Помнишь фильм «Спрут»? Детский лепет, но в правильном свете все показано. Часто дела разваливаются в суде, и мафиози выходят на свободу. И ладно бы только в самой Италии! Все гораздо хуже, Саша: Европа, Америка, даже Австралия, – эти кланы трудятся везде. Словно метастазы злокачественной опухоли, что распространяются десятками и сотнями каждый день по всему миру. Наше общество тяжело больно, и простой хирургической операцией здесь ничего не решить. Здесь нужна, как говорят врачи, «комплексная терапия». Мафия – как Лернейская гидра, отрубаешь одну голову – вырастает две. Это империи, Саша, настоящие империи! Годовой оборот неаполитанской Каморры только в самом Неаполе составляет в год более пятнадцати миллиардов евро! Это в одном городе! Ндрангеты – под семьдесят миллиардов! Тебе назвать для сравнения годовой бюджет всего Интерпола для сравнения? Обнять и плакать!

– Черт знает что! – мрачно проговорил Смолев, покачав головой и отодвигая кофейную чашку. – Хочешь сказать, генерал, что все бессмысленно?

– Я этого не говорил, – отрицательно мотнул головой Виктор Манн. – Мы делаем свою работу и будем ее делать и дальше. Но мы – криминальная полиция – лечим симптомы, внешние проявления болезни. Раскрываем конкретные преступления, кражи, убийства, задерживаем целые партии наркотиков и оружия. Это все, безусловно, наносит потери мафии, но незначительные. Даже если это миллионы долларов – любая группировка отобьет эти потери за две-три успешные махинации. Это не решение, понимаешь? А еще они давно поумнели, на них работают прекрасные экономисты и финансисты. Еще лет пятьдесят назад кланы стали вкладывать деньги и в легальный бизнес, скупая недвижимость, магазины, рестораны, заводы и фабрики, строительные компании, даже газовые месторождения! Другими словами, любые успешные коммерческие предприятия. Стремительными темпами мафия отмывает и легализует свои доходы, являясь сегодня одним из наиболее крупных и успешных инвесторов в мире. Доходы от легальных источников создают для мафии финансовую «подушку безопасности». Поэтому давно стало понятно, что бороться с мафией необходимо именно на финансовом поле, вскрывать и разоблачать все их операции, выбивая у них почву из-под ног.

– Поэтому вы и «разрабатывали» этого «бухгалтера»? – уточнил Смолев.

– Именно, – подтвердил генерал и постучал пальцем по столу. – Если нам удастся нанести удар по их финансовой стабильности, хотя бы одной из группировок, это даст больше эффекта, чем очередное задержание партии наркотиков или двух-трех мафиози. Наркотики они привезут еще, а за мафиози вступятся лучшие адвокаты, для которых деньги давно уже «не пахнут». И задержанные либо выйдут на свободу, либо неплохо устроятся в тюрьме со всеми удобствами, откуда и продолжат проворачивать свои грязные делишки. А нарушенные финансовые цепочки, которые создавались годами, так быстро восстановить не удастся.

– Я согласен, – кивнул Алекс, в свою очередь подливая вина в бокалы. – Так что с этим «бухгалтером», кто он такой, почему оказался на Паросе? Откуда он вообще взялся?

– Да, давай теперь ближе к «телу», – невесело ухмыльнулся генерал Манн. – Его зовут Жан-Гвидо Пиани. Ему тридцать пять лет. По крайней мере, так написано у него в паспорте. Кто он такой на самом деле и сколько ему лет, – черт его знает! Откуда он взялся? Самая большая загадка. Такое ощущение, что свалился с неба. На него у неаполитанской полиции ничего нет. Мы трижды запрашивали – те только руками разводят. Девственно чистый файл. Они вообще такого человека не знают. Фото им тоже ничего не сказало, по картотеке они не смогли его найти.

– Да кто же он такой? – недоуменно спросил Смолев. – А дактилоскопия?

– Отпечатки пальцев мы не смогли им предоставить, он все время носит тонкие перчатки. Несколько лет назад он появился, словно ниоткуда, и стал, якобы, «бухгалтером» «семьи Гуллотта», которая специализируется в Неаполе на продаже наркотиков. Глава «семьи» последние три года – после того, как Доменико Гуллотта погиб в междоусобной войне за раздел территорий, – его племянник Винченце Гуллотта. Полтора года назад Винченце был арестован неаполитанской полицией. Тогда прошли десятки организованных облав на каморру – это случилось после «войны кланов».

– Они еще и воюют между собой?

– Что ты! Настоящая война! Передел территорий. Такое случается регулярно, кто-то позарился на чужие «точки», они называются «пьяццы». Одна такая «пьяцца» по продаже героина дает в месяц больше миллиона евро прибыли! Бились насмерть! Только самих каморристов погибло более пяти тысяч человек за два года. А сколько пострадало людей на улицах! Все улицы залили кровью! Тогда у жителей Неаполя лопнуло терпение, начались массовые протесты. Они вышли на улицы и обратились к итальянскому правительству с требованием ввести в Неаполь войска, чтобы усмирить бандитов. Полицейские части были усилены федеральным спецназом и во время облавы арестовали несколько сотен человек. После ареста Винченце у руля клана встала его жена Четтина. Такое допускается мафиозным кодексом. Спустя полгода, то есть около года назад, через одного из наших агентов Жан-Гвидо дал нам понять, что готов с нами сотрудничать.

– Как он объяснил свое желание? – спросил Смолев.

– Да никак! – пожал плечами глава Бюро Интерпола. – Он вообще не слишком разговорчив. У меня сложилось впечатление, что он одинаково люто ненавидит и полицию, и Каморру, и Ндрангету, и мафию вообще. Отчего вдруг так – пока нет у меня ясности… Правда, слова «Каморра» он ни разу не произнес. Все время говорит «система». Впрочем, как горшок ни назови…

– Ты лично с ним встречался?

– Дважды, – кивнул Манн. – В Риме. На нашей конспиративной квартире на виа Моргутта, пятьдесят один. Досталась от американцев, еще с пятидесятых. Там их резидент жил несколько лет, некий Джо Брэдли. Выдавал себя за репортера. Так вот… Темный полуподвал, стол, два стула. Лица почти не видно. Говорит вполголоса. Сразу установил свои правила. Мол, хотите, чтобы я сдал вам операции «семьи Гуллотта», имейте терпение, сам определю наилучший момент. Каждый раз передавал нам информацию по поставкам героина и кокаина от Ндрангеты. Сейчас этот мафиозный клан стал монопольным поставщиком наркотиков из Колумбии и Мексики в Европу. Своего рода – дистрибьюторы, черти бы их драли! Мы «накрыли» несколько поставок. Но когда стали разбираться, то оказалось, что из восьми задержанных партий пять предназначались Коза Ностре и только три Каморре, да и то другим кланам, что враждуют с «семьей Гуллотта»! Такая вот, понимаешь, загогулина!

– У тебя возникли сомнения в его искренности?

– Немедленно и серьезные. Я потребовал встречи. Сказал ему, что он морочит нам голову. Если мы не получим информации о деятельности непосредственно «семьи Гуллотта», то прекращаем с ним любые контакты. Воевать за него с их конкурентами мы не станем, пусть сами друг другу глотки рвут. У меня на операции один боец погиб, трое были ранены. Сказал этому Пиани, что если я пойму, что он водил нас за нос, я лично сообщу по своим каналам и Коза Ностре, и пострадавшим кланам Каморры, кто наш информатор.

– Жестко ты с ним, – покрутил головой Смолев. – Они же его в винегрет покрошат! Его проняло?

– А надоело цацкаться, Саша! Повозись с мое со всякой мразью, огрубеешь душой, – Манн стиснул тяжелые кулаки. – Мы бойца, что на операции погиб, всего за три дня до того женили, понимаешь? На свадьбе весь состав Бюро был, невеста у него молодая такая, девочка еще совсем… Ты бы видел, какими глазами она на меня смотрела, когда я к ней пришел с этой вестью!.. В них такой ужас застыл… Всего три дня мужней женой побыла – и уже вдова, легко ли – в двадцать-то лет?

Генерал замолчал. На его лице заходили желваки, а на кулаках вздулись вены. Смолев тоже замолчал. Да и что тут можно было сказать? Он прекрасно знал, каково это: сообщать жене друга, что муж ее больше не вернется. И смотреть при этом ей прямо в глаза, в которых колышется ужас, прекрасно понимая, о чем она сейчас думает. Они все – он знал это – в этот момент думают об одном и том же: как же так, ведь ты же вернулся! Ты-то выжил, уж не за чужой ли счет? Смотрят на тебя с подозрением, страхом и даже с ненавистью… Это проходит потом, когда наваливается горе, тяжелое и давящее, которое беспощадно выжимает из человека все эмоции, выжигает нутро и на время делает его бесчувственным ко всему вокруг. Смолев давно понял, что это такой защитный механизм. Иначе человек сойдет с ума. Но в первые минуты ты всегда – враг. Поэтому, порой, чтобы прийти к вдове нужно иметь больше мужества, чем поднять роту в атаку или сходить за линию фронта.

Так они сидели и молчали, думая каждый о своем.

Волны прибоя тихо шелестели у ног, вынося на песок мелкие водоросли и прозрачную пену, быстро таявшую на солнце. Мальчик за соседним столиком бросил в воду пригоршню хлебных крошек, – и вода вокруг них забурлила: стая мальков атаковала угощение.

Прошло минут пять, прежде чем генерал продолжил.

– Проняло ли его? Не знаю. Но частичную информацию о финансовых операциях самой «семьи Гуллотта» он нам все же передал на третий день после нашего разговора. Там – банки, счета, несколько компаний, которыми они владеют через подставных лиц. Это было неделю назад. Еще через два дня этот «бухгалтер» вдруг приплывает на личной яхте на Парос, выходит с нами на связь и требует для себя вооруженную охрану. Я предупреждал министра, что его необходимо было немедленно задержать и перевести на материк, в Афины. Министр уперся рогом и ни в какую! Мол, «куда он денется с острова, вам проще будет его здесь охранять!» Доохранялись! Через три дня стартовал «морской марафон», а дальше – ты знаешь!

– Когда будет готова экспертиза по утопленнику? – спросил Алекс.

– Через несколько дней. А что толку? У нас на этого Пиани кроме фото нет ничего: ни отпечатков пальцев, ни генетического материала. Ни одного волоска! Даже особых примет нет. Так что, уже сейчас могу сказать – пальцем в небо эта экспертиза ткнет: может он, – а может, и не он! Как говорится: «Дай ответ! – Не дает ответа!» Костюм такой же, по росту и телосложению они похожи. Но уж как-то все слишком гладко!

– Вот именно, – подтвердил Смолев. – У меня полное впечатление, что нам этого утопленника кто-то услужливо подсовывает: мол, вот вам, пожалуйста, пользуйтесь. Ни рук, ни головы! Капитан «Афины» Василиос утверждает, что его никак не могло вынести течением с маршрута «морского марафона» в этот квадрат, где старый рыбак его выловил сетями, – течения не позволили бы, понимаешь? Это надо проверять, конечно, но думаю, что моряк говорит дело.

– Проверим, проверим, обязательно, – кивнул Манн, внимательно слушая друга. – Что еще он говорит?

– Что на акул не похоже, мол, будь здесь стая акул, от него не осталось бы и воспоминания. И, скорее всего, тело попало в воду уже после того, как ему отделили руки и голову. Поэтому и крови в море вылилось немного. И по скорости течения, если его выбросили у Дриониси, он часа через четыре оказался бы у Пантерониси, значит тело бросили в воду ночью, часа в три ночи. В семь Никос уже забрасывал свою сеть. Кстати, со слов Василиоса, здесь любимое место местных рыболовов. По два десятка лодок проходят за сутки между этими двумя островками. Тот, кто бросал тело в воду, об этом наверняка знал. И шансы, что его выловят или заметят, были очень высоки. Не Никос, так кто-нибудь другой. И еще кое-что…

– Что, Саша?

– В том странном катере, без опознавательных знаков, мне показалось, что в каюте на полу – кровь. Ее, вроде, даже пытались замывать, или вылили несколько ведер морской воды, но вдоль стены явно видны подтеки. Катер, я думаю, пытались затопить. Но возникает вопрос: кто? И куда они делись сами? Какие у тебя версии?

– Версии?.. Версий масса! Я допускаю, что где-то, вероятнее всего – в Министерстве, произошла «утечка», и конкурентам «семьи Гуллотта» все-таки стало известно, кто «сдал» восемь поставок героина на общую сумму в миллиард евро. Они могли его выследить, выловить во время заплыва, пытать на яхте или, чтобы не оставлять следы, на одном из островков, отрубить руки и голову и выбросить тело в море.

– Эта версия не объясняет, зачем ему отрубили и голову, и кисти рук, – покачал головой Смолев. – Утопить живьем, привязав к ногам груз, – это в стиле мафии. Перерезать глотку или застрелить из лупары – тоже. Причем, прилюдно, поскольку наказание должно быть показательным. А здесь что-то не вяжется…

– Согласен, – кивнул Виктор. – А главное, что за катер и откуда взялся? Вторая версия: допустим, что наш итальянский «друг» устроил весь этот спектакль для отвода глаз. Поэтому такой странный у нас утопленник. Ни с фото не сличить, ни отпечатков пальцев не снять.

– Тогда у него должны были быть подручные: кто-то его подобрал во время заплыва, потом они, допустим, перебрались на катере в этот район, где у них уже было спрятано тело на одном из островков, одетое точно в такой же гидрокостюм. Здесь они выбросили тело в надежде, что рыбаки его точно подберут и примут за пропавшего спортсмена. Допустим, этот катер и принадлежал самому Пиани или его помощникам.

– Почему тогда они его бросили и даже пытались затопить? В борту у него несколько отверстий ниже ватерлинии. Такое впечатление, что они стреляли по нему умышленно. И на чем тогда они уплыли сами?

– Может и стреляли, – да не они?

– Думаешь, был кто-то еще? – спросил Манн.

– Не исключено, генерал, – задумчиво ответил Алекс. – Похоже, что был кто-то еще. Или группа поддержки, или, наоборот, конкурирующая организация. Была перестрелка, в которой пострадал неопознанный катер. Если победили конкуренты, а вся эта затея с телом – лишь спектакль для отвода глаз, то твой бухгалтер, возможно, сейчас у них. А если конкуренты проиграли, то, возможно, их тела скоро обнаружат. Оба островка, особенно Дриониси, надо как следует обыскать. Василиос как-то обмолвился, что там есть пещеры. И не дает мне покоя свежая кровь на полу в кабине катера, которую пытались смыть. Что-то здесь не так.

– Эксперты все проверят, если это кровь, как ты говоришь, то сравнят с кровью убитого. Ждем, что нам скажут, пока выводы делать рано, – пожал плечами Виктор и гибко потянулся, словно сытый кот. – На острова высадятся завтра с раннего утра мои агенты, я уже распорядился. Думаю к ним присоединиться. Составишь компанию? Ну и отлично! Версий у нас с тобой много, но пока ни одна из них фактами не подтверждается… Утро вечера мудренее! Да, и знаешь что? Ну что мы с тобой все о делах да о делах! Смотри, какое море, какое небо, какой закат! А, пожалуй, давай-ка еще кувшинчик вина закажем, ты не против? У меня от всех этих служебных разговоров страшная жажда!

Часть шестая

Есть вещи, которые приходится делать

– их делаешь, но никогда о них не говоришь. Их не пытаешься оправдать. Им нет оправданий. Их делаешь и все. И забываешь.

Марио Пьюзо, «Крестный отец»

Впервые Винченце Гуллотта хладнокровно убил человека, когда ему едва исполнилось двадцать.

Сейчас, спустя восемнадцать лет, – сколько всего произошло за эти годы! – он уже не мог вспомнить ни лица того несчастного мелкого лавочника, что вздумал противиться «системе», ни его имени, ни даже названия его убогой лавки на узкой улочке Испанского квартала, торговавшей дешевой пастой для бедняков.

Лавка закрылась через неделю после гибели владельца – семья убитого посчитала за лучшее немедленно покинуть Неаполь. На том месте вскоре открылось маленькое кафе всего на два столика, где посетителям подавали лишь ристретто в маленьких белых чашечках и стакан чистой питьевой воды.