Прости меня, мама. Роман

– Мой батюшка был здесь священником и грамотным человеком. У него были книги о монастыре, он их бережно хранил и мне рассказывал много историй. Я и сама умею читать, прочитала несколько книг и помогала ему в раскопках пещер. Видите церковь, что виднеется позади вас? Так вот, под ней находится крутой обрыв. Мой батюшка однажды заметил на склоне обрыва изображение креста, вырезанного в меловой горе. Странно то, что другие люди смотрели и его не видели, а он увидел и решился отправиться в Курскую епархию, чтобы рассказать об этом. Там знающие люди сообщили ему о существовании подземного монастыря, построенного киевскими монахами в незапамятные времена. И задумал он тогда найти этот монастырь. Подрезая лопатой и стуча по меловому склону, батюшка услышал долгие звуки, и ему показалось, что из-под земли его кто-то звал. Тогда он решился пригласить местных крестьян, чтобы начать раскопки. Люди спускались на верёвках с горы и, раскапывая её со стороны кручи, обвалили часть склона, раскрыв пещеру квадратной формы. Протиснувшись туда, они обнаружили монастырскую молельню, образа, написанные на двух столбах, и буквы древней славянской вязи на стенах и потолке. Позже был открыт и другой вход, у которого находились монашеские кельи с вырубленными на стенах крестами. Как потом выяснилось, молельня оказалась вырытой точно под верхней Преображенской церковью, той, которую вы сейчас видите. Посмотрите, с горы она смотрится очень красиво. Позже их соединили металлической трубой, чтобы богослужение можно было слушать одновременно в обеих церквах. У входа в пещеру построили часовенку, которую освятили высокие городские священнослужители.

Она замолчала, а потом неожиданно спросила:

– Хотите побывать в пещерах?

Все конечно согласились, а монашка, услышав единодушное согласие, указала рукой куда-то вниз.

Геологам теперь предстояло опуститься по крутой и узкой тропинке почти на двести метров вниз, где находился вход в пещеру.

Матушка первой стала спускаться с горы, геологи последовали за ней. Перед часовней она остановилась и перекрестилась, а потом впустила туда геологов. Оказавшись в небольшом зале часовни, она помолилась перед иконкой, стоявшей на подставке, затем, вручив каждому по самодельной свече, попросила зажечь их.

Стоя перед маленькой дверью, сказала:

– Дверь низкая и нужно нагнуться при входе, за ней темно, сыро и холодно. Идём молча и медленно, – и, отворив её, первой окунулась в темноту.

В пещерном коридоре свечи у геологов гасли, но они зажигали их друг у друга, идя практически наощупь.

Так было до тех пор, пока глаза не привыкли к темноте, в которой их тени, как подслеповатые огромные диковины расползались по стенкам пещеры.

Чтобы поддержать ровное горение свеч, геологи научились ходить друг за другом на одном дыхании, выдерживая некоторое расстояние.

Наконец, все остановились. Оказалось, дошли до церкви, где слабо осветились меловые белые столбы. В сумраке свечей все увидели на подставке трудно различимую икону Богоматери, возле которой матушка стала креститься и молиться.

Иван запомнил эту молитву почти полностью, а в устах матушки она была особенно певучей:

– О пречистая Богомати, Всецарице! Услыши многоболезненное воздыхание наше пред иконою твоею, посмотри на чад Твоих ко святому образу Твоему с верою припадающих.

Ивану показалось, что матушка слова не произносила, а пела тонким, чистым и трогательным голосом, пронизывая всё подземелье и глубоко затрагивая этим геологов.

– Яко птица крылом покрывает птенцов своих, тако и Ты ныне покрой нас многоцелебным Твоим омофором. Тамо, где же надежда исчезает, несомненною надеждою буди. Тамо, где же лютыя скорби превозмогают, терпением и ослабою явися. Тамо, где же мрак отчаяния в души вселися, да воссияет неизреченный свет Божества! Малодушных утеши, немощных укрепи, ожесточённым сердцам умягчение и просвещение даруй, исцели болящих людей твоих, о, всемилостивая Царица! Ум и руки, врачующие нас, благослови! Яко живой, мы молимся пред иконою Твоею, о, Владычице! Протяни руки Твои, наполненные исцелением, дай скорбящим радости и утешение. Чудотворную помощь скоро получив, прославляем Тебя и Живоначальную и Нераздельную Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа, во веки веков. Аминь.

Казалось, что её молитвенное слово отдавалось эхом, пронизывало мозг и душу стоявших рядом с ней людей. Все геологи, слушая молитву, крестились и стояли в молчании.

Закончив молитву, матушка, оставив свечу перед иконой, не говоря ни слова, зажгла новую и пошла далее.

Иван подумал:

– Сколько доброты и света было заложено в этой молитве, и какими мудрыми были эти киевские монахи, сумевшие достичь понимания того, что в подземелье молитва воспринимается с особой силой, а слух заостряется настолько, что память улавливает даже самые загадочные молитвенные слова.

Вновь пошли по тёмному длинному коридору, пока не дошли до широкой площадки, где она вновь остановилась и сказала:

– Да, монахи были святыми подвижниками. Они пребывали здесь годами, и в своих холодных кельях на выступах-лежанках отдыхали и усердно молились, вымаливая у Бога мир и спасение живущим, прощение грехов и жизнь вечную. Молились они о житейских нуждах, о том, чтобы дождь пошёл вовремя, чтобы урожай был хороший, чтобы пожара не было, молнией не убило. Просили об избавлении от междоусобной брани, от нашествия врагов, от болезней. Добрая слава о трудолюбивых монахах и иноках разносилась по всей округе.

На некоторое время она замолчала, словно проверяя геологов, воспринимают ли они её слова.

Через некоторое время она продолжила:

– Они оставались жить в монастыре, становясь настоящими подвижниками, самим Богом призванными. К настоятелю обращались и миряне с просьбами принять их в монастырь, но брал он далеко не всех. Тем же, кого брал, ставил три условия: первое – всякое дело делать пред очами Божьими, второе – развить в себе братолюбие и равную ко всем любовь, и третье – совершать послушания с отвержением воли своей. Не все и не сразу понимали назначение этих поучений, но мудрые люди разумели их.

А далее она стала рассказывать историю об искуплении грехов своих старцем Никитой, уроженцем села Холки.

Она говорила о том, что спустя столетие после закрытия монастыря, уже мало кто помнил о былых монашеских подвигах, о святости и намоленности этого места. Об этом решил напомнить своим односельчанам на шестом десятке своей жизни Никита Бычков.

Матушка говорила о своём земляке как о человеке бескорыстном и честном, нашедший свой путь к богу через аскетический образ жизни.

Похоронив в возрасте пятидесяти четырёх лет свою жену, он тяжело пережил утрату. Когда горе постепенно начало забываться, Никита все чаще стал задумываться о загробной жизни, критически оценивая прожитые годы. Эти раздумья привели его к осознанию греховности души. Чтобы искупить грех, он вырыл себе землянку, а потом от неё начал рыть ход к монастырю. Орудиями труда Никиты были лопата, кирка и ведро. Куски и крошки мела он выносил в старицу, высохшее русло речки, находившееся недалеко от входа в подземелье.

– С какими добрыми делами приду я на ответ к Богу? Как дам отчёт о полученных от Него талантах? – размышлял он.

После того, как родной сын Герасим выпроводил отца из дому, тот окончательно поселился в землянке, в которой провёл тридцать лет, питаясь подаяниями односельчан. Смерть застала его на восемьдесят четвёртом году жизни в своей землянке, – подвела итог своего рассказа матушка и повела всех коридором, выкопанным старцем Никитой, к выходу из подземелья.

Выйдя на свет, она взглянула на небо и сказала:

– Я прощаюсь с вами, утро вечера мудренее, завтра обещает быть светлым. Оставьте всё, как было, меня не ждите, спокойной ночи.

Солнце уже зашло за горизонт, стало смеркаться. Все молча потянулись наверх, к своему ночлегу.

Иван долго не мог уснуть, представляя себе все встречи этого дня. Какое-то внутреннее противоречие раздирало его сознание. Красота мыслей монаха Власия и монашки Анастасии проникли в самое сердце, там было всё чисто и бескорыстно. Их чувства были с теми подвижниками, которые давно ушли из жизни, им откликался их зов.

И всё же, было такое ощущение, что они стеснялись людей, им было неуютно с ними, что в церкви и пещере они чувствовали себя намного свободнее.

Мысли Ивана постепенно сменились сладкими сновидениями, с которыми он и вступил в новый день.

Встав раньше всех, он вышел из келий и отправился к собору, стоявшему над молельней подземного монастыря. Впереди открывалась деревня, за которой извилистой лентой вдаль уходила река.

Раннее утро навевало ему мысли о дороге, начало которой теперь исходило от этой маленькой деревни Холки, в которой жила матушка Анастасия.

Пристально вглядываясь в заречные земли, он вновь увидел орлана, взметнувшегося в небо. Там над зубчатой линией леса возвышалась старая лиственница с обломанной кроной, откуда вылетела птица. Макушку дерева увенчивало громадное гнездо. Казалось, любая буря, самый свирепый ураган бессильны были сокрушить и сбросить вниз это массивное сооружение. Далеко видимое, гнездо на фоне белёсого неба служило прекрасным ориентиром.

Были видны и несколько других гнёзд, построенных птицами рядом на соседних деревьях. Внимательно всмотревшись в очертания деревьев, на одном из них он увидел ещё одного неподвижно сидящего с царственной осанкой орлана. Его фигура отчётливо выделялась на корявой ветви дерева. Ни малейшим движением, ни криком не нарушил он торжественной тишины.

– Должно быть всю ночь, как вырезанное из дерева изваяние, просидел он на своём троне, – сказал сам себе Иван.

И вдруг эта огромная птица, а вслед за ней и другая единым взмахом рванулись и поднялись в воздух.

– Неужели у белохвостов есть своя семейная территория? – подумал Иван.

Но только он об этом подумал, как увидел захватывающее зрелище. Две огромные птицы, сцепив вытянутые навстречу друг другу лапы, с большой высоты стали падать и кувыркаться до самой земли. Эта парочка расцепила когти, как ему показалось, только в двух-трёх метрах от земли.

– Как красиво среди простора и тишины они любят друг друга, – подумал он.

Вскоре из келий стали выходить геологи, но картины любовных отношений птиц они уже не увидели.

Вышел и шофёр Василий, который завёл машину и пригласил всех забираться на свои сидения, чтобы с ранним попутным ветерком отправиться далее.

5 Всё существует настолько, насколько оно светится

Утро располагало к хорошей солнечной погоде. Небольшой ветерок прохладой пронизывал тела мужчин, сидевших на укреплённых скамейках в открытом кузове машины. Они ёжились и молчали, хотя вокруг них природа играла всеми быстро меняющимися красками наступающего дня.

До Воронежа путь был долгим, и Ивану захотелось побудить их к разговорам.

Так как рядом с ним на скамейке находился руководитель экспедиции Вадим Владимирович, наблюдавший за картинами природы, Иван вначале негромко, но так, чтобы его услышали и другие геологи, обратился к нему.

– Сегодня прекрасное солнечное утро! Какие красивые места мы проезжаем! Был я на Урале, богатую и красивую землю видел, теперь вот южные края России перед нами, не менее красивые и богатые. А какие люди здесь живут, чистые и простые. Сотни километров необыкновенной красоты гор и степей сопровождают нас в этой поездке. Кто создал эту красоту? Реальны ли эти картины? Может это только красивый бело-зелёный мираж перед нами? – сказал он.

Вадим Владимирович, словно поняв его с полуслова, повернулся к геологам и, учитывая шум, исходящий от движущейся машины, громко продолжил тему:

– Вот вы сказали – не мираж ли все эти краски перед нами? Да, мираж. Как физик по профессии скажу, что наука объясняет это законами падения света на поверхность. Почему небо голубое? Да потому, что лучи солнца, посылая поток элементарных частиц, при столкновении с поверхностями преломляются. Пучок цветных фотонов, содержащихся в луче света, имеют разную длину волны. У синего цвета они очень короткие, и, пробиваясь через атмосферу, состоящую из газов, сталкиваясь с их молекулами, преломляются, отражаются и рассеиваются в них своей голубизной. Получается небо синего цвета.

Неожиданно рукой он указал вверх и продолжил:

– Смотрите на небо, по нему плывёт облако. Почему оно белое? Да потому, что оно не поглощает, а отражает практически весь солнечный свет, падающий на него. Мел также отражает весь свет.

На некоторое время он замолчал, но, оглядев всех геологов, вновь заговорил:

– Думаю, будет интересно всем нам об этом подумать, потому что не всё так просто объясняется. Почему мы видим краски такими, а не другими? Простым и сложным одновременно должен быть ответ. Наука многого пока ещё не доказала. Мне, например, понятно, почему ночью все цвета становятся чёрными, но непонятно, почему чёрный цвет не меняется днём? Почему днём предметы, преломляя белый свет, превращают целый мир в живописную картину, повторить которую не может ни один даже самый талантливый художник? Сколько ещё теорий появится на этот счёт, мы не знаем, но пока существует много этих «почему», на которые нет ответа. Посмотрите внимательно вокруг, и вы увидите, как ежесекундно, словно звуки в огромном органе, меняются наши представления о цветах. Как здесь всё взаимосвязано: солнечный свет льётся сверху, а земля отражает его снизу, создавая единое состояние мира, в центре которого находится человек. Мне кажется, что свет проникает во все уголки нашего не только бытия, но и сознания. Это та непознаваемая сила, от которой зависит всё устройство мира.

Неожиданно, не дав Вадиму Владимировичу довести мысль до конца, в полемику вступил геолог Никифор Николаевич, высказавший свои суждения.

– Правильно Вадим Владимирович сказал, что свет есть непознаваемая сила. Наука разложила свет на составные части и пляшет от этого. Изучает, изучает, и ещё сто лет будет изучать и открывать всё новые и новые явления. На свет нужно посмотреть с разных сторон. Для монахов свет – это Бог, а для простого человека – это лампочка Ильича. Бог и человек прошлого это не то, что бог и человек сейчас. Сейчас человек отходит от бога, думая, что он есть сам бог на земле, желая вторгнуться в законы природы, а может даже и разрушить их. И в этом очень силён авторитет науки, хотя, знаем ли мы, что такое свет? Думаю, что до конца не знаем. Свет в планетарном масштабе – это одно, а свет, как физическое явление нужное человеку, – это другое. Вот в этом огромная разница понимания. Недавно, я прочёл интересную книгу академика Вернадского, где он доказывал, что свет и живое вещество в органическом мире едины, они движут все геологические и атмосферные процессы на поверхности планеты Земля. Именно свет и живые организмы участвуют в перемещении, концентрации и рассеивании химических элементов на земле, а многие горные породы целиком созданы ими. Он высказал очень важную мысль о том, что деятельность человечества наделена геологической силой, бессознательно влияющей на природу, назвав её ноосферой, становящейся новым этапом в развитии земли. Но вот вопрос, будет ли полезно нашим потомкам это преобладания человека над процессами, протекающими в биосфере?

Он посмотрел на геологов, словно желая осознать, понимают ли они то, о чём он говорил, и чтобы ещё больше прояснить свою мысль привёл конкретные доказательства этого, сказав:

– В последнее время резко усилилось вмешательство человека в окружающую природу, открылись новые источники энергии света, от воздействия которых стали биологически и химически меняться составы почв, вод и воздуха. Меняется вся биосфера земли. Мы губим недра, землю и воздух, и они обязательно отомстят нам за это. Да, человек звучит гордо, как сказал один умный человек, но, я считаю, что человек должен знать своё место в природе. Он не может быть Богом над природой. Находясь в подземном монастыре, мы все испытали чувство греховности человека и необходимости покаяния. Человеку необходим Бог и покаяния пред ним для того, чтобы у него не было соблазна разрушать мир. К этому пониманию должен стремиться каждый человек на земле, чтобы она была сохранена для будущих потомков.

Высказался и ещё один геолог. Он сказал:

– Да, мысль Никифора Николаевича о последствиях геологической силы, диктуемой человечеством, рисует мрачную перспективу нашим потомкам. Самое интересное здесь то, что её нельзя остановить. Вот мы, явились на белую землю, чтобы выполнить задание, но отказаться же мы не можем от работы, понимая, что за этим стоит важный для государства производственный процесс. Так же и другие люди науки отказаться не могут от своих исследований. Но мы понимаем, что действительно может наступить обратная зловещая реакция. Как же нам поступить в этом случае? Есть ли у кого ответ на этот вопрос? Мы ведь не знаем, чем занимаются другие учёные. Если земля будет отравлена, испещрена язвами, покроется болезнетворными микробами, то человечество исчезнет само по себе. Новые действия человека направлены против него же самого, не парадокс ли это? Они могут не оставить людям даже возможности размышлять над такими понятиями как свет и цвет. Может, лучше было бы нам жить в подземных монастырях и думать о простых заповедях любви, дружбы, красоты? Сейчас же мы вторгаемся в тайны природы, притом бесцеремонно, больше разрушаем, чем созидаем. Может надо умерить аппетит учёных и капиталистов, чтобы сохранить мир и спокойствие на земле, да и укрепить плодородие самой земли? Роль политиков в этой связи играет важнейшую роль, они, используя знания учёных, держат людей на острие опасности, в постоянном страхе быть уничтоженными?

Иван, увидев, какие бурные плоды посеяли его робкие желания сделать поездку нескучной, попытался ослабить тему дискуссии, сказав:

– Интересный разговор у нас получился. Мир так же красив, как и загадочен. Учёным очень хочется познать тайны Вселенной, но чем больше они их раскрывают, тем больше появляется загадок. Конечно, хочется узнать, почему мел белый, а чернозём чёрный? Как хотелось бы разгадать также то, отчего земля так трогает нас своей красотой и реальны ли эти картины? Мне кажется, что наука никогда не даст ответ на эти вопросы. А вот ещё одна загадка: зачем существуют эти подземные монастыри, один из которых мы посетили?

В то время, когда Иван произносил свои слова, машину резко тряхнуло. Все геологи резво соскочили со своих мест, ругая водителя. Оказалось, что тот не заметил яму посреди дороги.

Когда все успокоились, Иван сказал:

– Водитель не заметил яму на дороге? Это можно ему простить. А вот как учёные и вожди своевременно не всегда замечают опасности своих действий? Я тоже прочитал книгу академика Вернадского, который предупреждал нас о том, что учёные, изучая мир, обязаны учитывать в своих научных трудах высокую нравственную силу земли. Может, не случайно существуют эти подземные монастыри, где монахи остро чувствовали свой божественный спасительный для них свет, перед которым они постоянно совершали обряды покаяния. Я думаю, что всем людям, а особенно учёным и политикам, малым и большим руководителям, от которых зависит мир и спокойствие на земле, надо постоянно и усердно совершить обряды покаяния так, как это делают монахи в своих монастырях. Только тогда им откроется настоящий свет, зовущий к добру и красоте.

Машина, наконец, пересекла черту Воронежа, где окраинная улица, словно специально, затаила в себе слой такой пыли, который, словно взбунтовавшись, непроницаемым облаком преследовал её. Геологи вскоре ощутили это на своих лицах и одежде.

Остановились возле одноэтажного каменного здания горсовета, где предполагалось уточнить и согласовать маршрут по меловым зонам края. Предварительная договорённость об этом была заранее, но о прибытии геологов нужно было поставить в известность работников горсовета для решения с ними транспортных и других вопросов.

На небольшом совещании было уточнено место и время пребывания дальнейшей работы экспедиции: геологам надлежало в этот же день отправиться в город Лиски.

После беседы с воронежским чиновником и представления Вадима Владимировича как руководителя экспедиции Иван решил ознакомиться с воронежской землёй самостоятельно, обещая прибыть к геологам через несколько дней, чтобы проверить условия их работы.

Иван отправлялся на берега реки Дон, чтобы проверить и изучить места для дальнейших разработок его отделом новых карт меловых отложений в этих местах.

Он знал о наличии там почти пятидесяти рукотворных подземелий, некоторые из которых ранее были взорваны для добычи мела. Это невозможно было допустить теперь при разработке его отделом новых меловых карт, и он лично своими глазами хотел увидеть эти места.

Случайная встреча с монахом Власием только разожгла его желание поскорее побывать на берегах Дона и увидеть Дивы.

6 Дорога к Дивам

В этот день Иван уже ехал в кабине попутной машины в направление этих мест, суливших много необычного и интересного.

Только к вечеру он добрался до причала, желая отплыть туда пароходом. Однако последний из них уже ушёл, и нужно было решать, что делать дальше.

Иван уже хотел возвратиться к геологам, но неожиданно к нему подошёл человек, предложивший доставить его на подводе.

Извозчик так образно описал красоту дороги, что пришлось согласиться отправиться в Дивы по привольной луговой низине левой стороны реки Дона.

И вот Иван уже вдыхает в себя душистое мягкое сено, сидя на телеге.

Дорога вызвала у него чувство умиления от свежести и сочности заливных лугов и желания поскорее встретиться с дивными местами.

Конь почти бесшумно нёсся по мягкому зелёному ковру, в котором утопал грохот колёс.

Широкий простор сочного Донского низовья дышал со всех сторон прохладой. Кругом и вблизи, и вдали, куда только глаз хватал, бесчисленными островерхими грибами торчали среди тёмных чащ молодых лесков бледно-зелёные стога только что скошенного сена. Среди них паслось большое количество лошадей, которые своим то рыжим, то белым, то вороным окрасом пестрели, будто крупные цветы на этом громадном зелёном ковре. Они мордами уходили в молодую сочную траву, поедая её с сосредоточенным увлечением. На лугу у костров суетились ребятишки-табунщики.

На пути встретилось также много небольших озёр, которые, сверкая, словно зеркала, заставляли змейкой извиваться луговую дорогу.

Проехав более часа пути и приблизившись к реке, Иван попросил остановиться: сильно затекли ноги.

– Тпру-у-у, – громко остановил лошадь извозчик.

Спрыгнув с подводы, Иван медленно пошёл к высокому и почти не заросшему кустарником берегу, откуда хорошо было видно, как быстро несла свои воды река.

Высокий противоположный берег и возвышающиеся за ним горы эффектно опрокидывались в синие омуты Дона, отчего река казалась бездонно-глубокой.

Отражение глубины и высокие горы над стремниною реки невольно заставили Ивана воскликнуть:

– Синий Дон! Красота какая!

Отдыхали недолго, извозчик пояснил, что надо спешить успеть к перевозчикам, которые в тёмное время отказываются паромом перевозить людей на противоположную сторону реки.

Проехали ещё с несколько километров. Иван заметил, что берег реки, вдоль которого они ехали, стал намного ниже и почти переходил в болото. Противоположный же берег, наоборот, возвышался могучей пирамидой.

– Что за гора на той стороне? – спросил он.

– А то ж и есть самое Шатрище! Дивы Большие! Там много святостей, пещеры там нарыты аж под самый Дон, сказывают. И уж икон в тех пещерах видимо-невидимо! Старина, одно слово!

Постепенно стало темнеть, и извозчик сказал:

– Жаль, не успели, паромщики в темноте не работают. Придётся ждать до утра.

– До утра, так до утра, – сказал Иван.

На переправе извозчик выпряг лошадь и привязал её к ближайшему дереву.

– Вам постель на сене, телега нам дом родной, – сказал извозчик и указал на неё.

Иван забрался на сено, лёг на спину и долго смотрел в небо.

Извозчик тоже лёг рядом, видно было, что ему было привычно оставаться здесь, потому что он быстро уснул.

Ивану же спать совсем не хотелось, к тому же его тревожил свирепый шум воды, исходивший от реки.

Толкнув рукой дремавшего извозчика, спросил:

– Откуда такой шум раздаётся?

Тот нехотя ответил:

– Здесь впереди Дон делает поворот, быстрая вода шумит. Опасное место.

Всю ночь Иван провёл в полусне: он с открытыми глазами в тёмном небе пытался считать звёзды.

Когда рассвело, извозчик отправился на поиски паромщика:

– Братцы, перевозчики, где вы? Перевезите хороших людей! – кричал он.

Но перевозчикам по раннему утру, должно быть, хорошо спалось. Некоторое время никто не откликался. Наконец, огромный заспанный мужик со всклокоченною головою вышел из домика:

– Чего вам? На тот берег? Сейчас, – промычал он.

Минут через десять вышли уже двое мужчин. Один из них, тот, который выходил к ним, отправился к парому, а второй, потребовав от них денег, подошёл к лошади, и, взяв под уздцы, со всей силы втянул её вместе с телегой на паром.